Приграничное сражение 1941. Первая битва Великой Отечественной

В ЖБД 291-й пехотной дивизии флегматично указывается: «3 Ю-88 бомбили северную батарею в составе 5 орудий. Батарея выведена с прибрежных позиций. Запрос, стало ли легче войскам. Ответ – легче не стало, поскольку попаданий в батареи достигнуто не было»[93].

Поддержка береговой артиллерии позволила Дедаеву предпринять вылазку и контратаковать штурмующих. Ситуация благоприятствовала такой атаке – на подступах к городу был всего один усиленный немецкий пехотный полк. Советская вылазка оказалась достаточно результативной. В одном из донесений 291-й пехотной дивизии относительно действий морского ударного батальона отмечалось: «Из-за недостаточной выучки и нехватки шанцевого инструмента батальон, который изначально наступал под командованием капитан-лейтенанта фон Диета с большим моральным подъемом, понес существенные потери. Когда вскоре погиб командир и основная масса офицеров, в части началась настоящая паника, она обратилась в бегство, и остановить ее удалось только далеко в тылу»[94].

Совместными усилиями частей 67-й стрелковой дивизии и 28-го мотострелкового полка первый штурм Лиепаи был сорван. Как отмечается в истории 291-й пехотной дивизии, «быстро стало ясно, что стремительной атакой победы не достичь. Четыре последующих дня тяжелых боев отчетливо показали, что русские являются упорными бойцами»[95].

В разгар боев на подступах к межозерному дефиле немцами была предпринята попытка захватить город кавалерийским наскоком. В захваченный в Приекульне поезд посадили саперов, и он отправился для захвата вокзала Лиепаи. В Лиепаю о непрошеных гостях сообщил дежурный по станции Гавиз. Ответ был простым, но эффективным. Навстречу эшелону был направлен паровоз без машиниста. Произошло столкновение, локомотивы сошли с рельсов, вагоны были сильно повреждены. Немецкие пехотинцы продолжили путь пешком. Попытка взять советскую военно-морскую базу кавалерийским наскоком провалилась. Обычно этот эпизод относят к 23 июня, однако в ЖБД 291-й пехотной дивизии он датируется 24 июня.

Немецкое командование спешило быстрее расправиться с Лиепаей. Штурм города вновь было решено продолжить ночью. Первоначально предполагалось перейти в наступление в 17.00 24 июня, но задержка с доставкой боеприпасов заставила вновь понадеяться на свет «белой ночи». Планировалось атаковать город после авиаудара. Налет в итоге не состоялся, но это не сочли серьезным препятствием. По-прежнему задача ворваться в Лиепае возлагалась на 505-й полк дивизии Герцога, 506-й полк стоял в обороне на случай возобновления атаки советских мотострелков с северо-востока. Наступление началось в 1.30 ночи (берлинского времени) 25 июня. Атакующих вновь встретил шквальный огонь крепостной артиллерии. Окончательно немецкая атака остановилась на линии старых фортов морской крепости в дефиле между двумя озерами. В утреннем докладе 291-й дивизии в штаб 18-й армии констатировалось, что ночной штурм потерпел неудачу: «Из-за проблем с артиллерийскими боеприпасами наступление в настоящий момент захлебнулось. Мощная крепостная артиллерия противника сковывает все передвижения»[96]. В ЖБД группы армий «Север» 25 июня появляется запись: «Наступление 291-й пд в районе Либавы приостановлено ввиду сильного сопротивления противника, поддерживаемого мощным огнем стационарных батарей, и намечено на 26.б»[97].

Провал первой попытки штурма заставил немцев со всей тщательностью подготовиться к штурму Лиепаи. Теперь советскую военно-морскую базу предполагалось атаковать как с востока, так и с севера. 506-й пехотный полк 291-й дивизии должен был выйти к побережью севернее Лиепаи и наступать на город по прибрежной дороге с севера. 505-й полк – повторить наступление в межозерном дефиле. Дивизии Герцога был целиком передан 637-й дивизион 210-мм мортир, а также обещана поддержка авиации. Предполагалось использовать зажигательные бомбы для выжигания маскирующего советские позиции кустарника и тяжелые фугасные авиабомбы. О силе запланированного авиаудара говорит то, что пехотинцев предполагалось перед налетом бомбардировщиков отвести на 2000 метров назад. Первоначально намеченный срок 26 июня был вскоре изменен. Начало нового наступления запланировали на 28 июня – требовались накопленные боеприпасы.

Нет никаких сомнений, что новый немецкий штурм стал бы роковым для защитников Лиепае. Силы защитников под ударами немецкой артиллерии неуклонно таяли. Во время рекогносцировки был тяжело ранен и вскоре умер генерал-майор Н. А. Дедаев. К вечеру 25 июня потенциал обороны Лиепаи был практически исчерпан. Истощение запасов боеприпасов в Лиепае не позволяло уже повторить успех отражения первого штурма 24–25 июня. У береговых батарей оставалось всего по 10 снарядов на пушку. Надежды на деблокирование также не оправдывались: мотострелковый полк и курсанты, посланные из Риги, к Лиепае так и не пробились. Удачная позиция за двумя озерами грозила стать мышеловкой. Однако в судьбу Лиепаи вновь вмешался случай.

В 15.45 26 июня из штаба 27-й армии 67-я стрелковая дивизия получила приказ, идущий вразрез со всеми предыдущими распоряжениями. Он гласил: «Не ожидая соединения с поддержкой, немедленным прорывом оставить Либаву и, подчинив себе моторизованный полк, батальоны Рижского училища и 114-й стрелковый полк, отойти на рубеж р. Лиелупе»[98]. Почему Берзарин вдруг решил отказаться от удержания Лиепаи, очевидно – захват немцами утром 26 июня Двинска (Даугавпилса) резко изменил обстановку на фронте. Войска получили приказ на отход на рубеж Западной Двины. Чем дальше бы отошел фронт, тем труднее было бы к нему пробиться. Сложилась парадоксальная ситуация: армейцы стали готовиться к прорыву, а командование военно-морской базы никаких указаний о ее эвакуации не получало. Клевенский стал лихорадочно запрашивать командование флота – что делать? Комфлота Трибуц связался с наркомом ВМФ Кузнецовым и получил «добро» на эвакуацию. Приказ был «все, что нельзя вывезти, нужно уничтожить».

В число уничтожаемых попала лодка-«малютка» М-83. Она вернулась с позиции под Лиепаей ввиду поломки перископа и повреждения глушителя дизеля, из-за которого вода начала поступать в двигательный отсек. Поскольку база была фактически разгромлена во время паники в ночь с 23 на 24 июня, отремонтировать лодку было некому и нечем. Командир бригады Египко в написанном по горячим следам событий докладе сетовал, что командир М-83 фактически проигнорировал его приказ следовать в Усть-Двинск. Реально приказ был получен на лодке уже после рокового возвращения в Лиепае. К слову сказать, остальные лодки дозора (Л-3, М-79, М-81) благополучно избежали гибели. В итоге в 2.30 27 июня М-83 была затоплена экипажем в морском канале Лиепае.

Раненых, которых насчитывалось уже более тысячи человек, решили вывезти морем. Морем же эвакуировалось командование базы во главе с Клевенским. Госпитальное судно «Виениба» вышло из Лиепае в 5.00 утра 27 июня в сопровождении трех торпедных катеров. Около 6.00 оно было атаковано немецкими самолетами и вскоре потоплено. Вместе с ним был потоплен один катер. С «Виенибы» спаслись только 15 моряков. Еще один катер был поврежден «шнелльботами», с него сняли экипаж и катер бросили. Остальные вышедшие из базы корабли относительно благополучно добрались до Риги. Тем не менее судьба «Виенебы», С-3 и М-78 говорит о том, что прорыв «Ленина» и неисправных лодок вовсе не был гарантирован. М-83 тоже получила повреждения после срочного погружения под атакой «шнелльботов». Встреча с противником была весьма вероятной. Поэтому в прорыве из Лиепае легко могли поставить точку торпеды «шнелльботов», подводных лодок или бомбы самолетов Люфтваффе.

В 10.00 27 июня после 10—15-минутной артподготовки начался прорыв из Лиепае сухопутных частей. Прорывались они двумя колоннами по разным направлениям. Одна пробивалась вдоль побережья на север, вторая – вдоль шоссе и железной дороги на восток. Прорыв в северном направлении по шкедской дороге застал 506-й полк дивизии Герцога врасплох. В ЖБД 291-й пехотной дивизии констатировалось: «Западнее озера Тазу артиллерия, ПТО и зенитки полностью разгромлены»[99]. Один из батальонов 506-го полка даже оказался окружен. По признанию немцев, закрыть «окно» прорыва им удалось с большим трудом.

Генерал-майор Н. А. Дедаев, командир 67-й стрелковой дивизии

Проскочившие на север отряды позднее соединились с главными силами Северо-Западного фронта в районе Риги и Крустпилса. Всего из Лиепае удалось выйти 2 тыс. человек.

Второй колонне повезло меньше. На Гробиньском шоссе 505-й полк поддерживал 10-й пулеметный батальон. Прорывающиеся советские части встретил шквал огня станковых пулеметов. Командир курсантской роты В. А. Орлов позднее вспоминал: «Выбор направления вдоль железной дороги и Гробиньского шоссе был неудачным… прорваться здесь из кольца окружения не удалось»[100]. Следует, однако, заметить, что прорыв по Гробиньскому шоссе обеспечивался деблокирующим ударом мотострелков на внешнем фронте окружения. По немецким данным, попытки деблокирования были достаточно энергичными, в них был задействован бронепоезд, пробивавший дорогу эшелону с войсками (скорее всего, рижским курсантам).

На допросе в немецком плену генерал-майор Благовещенский описывал происходившее на Гробиньском шоссе: «Средняя дорога была забита бронемашинами, орудиями, грузовиками и обозом. Снаряд угодил в один из передних танков, взорвался и поджег еще несколько. Возник жуткий хаос, когда начал рваться боекомплект. Движущиеся части делали разрозненные попытки вырваться из сумятицы»[101]. Вместе с тем допрашивающие отметили, что, по мнению Благовещенского, «большинству прорыв удался, однако в полном беспорядке».

Те части, которые не смогли прорваться, отступили в город и продолжили сражение на его улицах. 28 июня последовала еще одна попытка прорыва, частично удавшаяся. На этот раз защитники города прорывались на юг. Им удалось не только вырваться из кольца, но и дойти до Скуодаса. В ЖБД 291-й пехотной дивизии отмечалось: «30 русских грузовиков, очевидно, прорвавшихся из Либау на юго-запад, нарушают порядок на коммуникациях. Атакованы Ленкимай и особенно Скуодас, где убит комендант»[102]. Причем именно в это время через Скуодас должен был пройти эшелон с боеприпасами для 291-й дивизии, для его защиты немцам пришлось срочно выдвигать бронепоезд.

Уличные бои в Лиепае продолжались до 29 июня. По состоянию на утро этого дня южная часть города (к югу от канала торгового порта) еще оставалась в руках советских войск, хотя 505-м полком Ломейера уже были захвачены плацдармы на южном берегу канала. Сопротивление защитников удалось сломить только во второй половине дня. Однако на этом история обороны Лиепае не закончилась. В городе еще оставались отдельные очаги сопротивления из числа тех, кто не смог прорваться. В частности, это были доты на побережье у верфи. В ЖБД морского командования за 29 июня отмечалось:

«…удается захватить дот, после того как в его амбразуры заливается и поджигается бензин. Но даже после этого выбежавший из горящего дота противник перешел в атаку и нанес нам потери. Это – свидетельство исключительного упорства большевиков в бою».

В июле 1941 г. было проведено расследование обстоятельств оставления базы и уничтожения ее имущества и боевых кораблей. Первым виноватым стал командир эсминца «Ленин» Афанасьев. Он был приговорен к высшей мере наказания – расстрелу. Однако на этом разбирательство не закончилось. Уже 28 июля военная прокуратура КБФ санкционировала арест капитана 1-го ранга М. С. Клевенского. 12 августа он был осужден на 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Впрочем, вскоре он был амнистирован и направлен в действующую армию.

После войны, в период оборонческой истерии в СССР, Лиепая стала примером успешной «прочной обороны». Людей подводили к мысли: «Вот если бы все действовали, как Дедаев…» Не умаляя заслуг генерала Дедаева, следует подчеркнуть, что относительно долгое сопротивление Лиепае было предопределено несколькими факторами. Во-первых, сами условия местности с озерными дефиле благоприятствовали обороне базы. Во-вторых, успеху обороны Лиепаи в значительной степени способствовали результативные действия 28-го мотострелкового полка и рижских курсантов. Нажим со стороны Айзпуте заставлял немцев выделять часть сил для обороны фронтом на восток. Немцы же были вынуждены часть сил держать фронтом на восток и северо-восток, уменьшая численность штурмующей Лиепаю группировки.

С другой стороны, оказывается, что оборона Лиепае является недооцененным ныне локальным успехом Красной Армии. Советская книга об обороне Лиепаи «Крепость без фортов» 1966 г. перегружена политической трескотней, и не выбивается из общего ряда пропагандистских работ того периода. Многие из тех легенд давно осыпались как карточные домики. Казалось бы, за ними должна была последовать «крепость без фортов». Особенно в связи с тем, что «форты» (долговременные фортификационные сооружения) как раз в ней были.

Однако под Лиепаей противнику действительно были нанесены чувствительные потери при умеренных своих. Достаточно сказать, что немецкими трофеями в Лиепае стали всего 659 винтовок всех типов и 98 станковых и ручных пулеметов[103]. Эти цифры позволяют примерно оценить число убитых и взятых в плен защитников города. Потери же немецкой 291-й пехотной дивизии составили 1413 человек, в том числе 445 человек убитыми и 106 пропавшими без вести[104]. Наиболее тяжелые потери понес 505-й пехотный полк дивизии – 178 человек убитыми и 32 пропавшими без вести. Это, впрочем, не помешало полковнику Ломайеру получить по итогам штурма Лиепае Рыцарский Крест. Морской ударный батальон и батальон Биглера добавили к этой величине еще 196 человек, в том числе 53 человека убитыми и пропавшими без вести[105]. Для сравнения: потери

45-й пехотной дивизии в ходе штурма Брестской крепости составили 364 человека убитыми и 272 пропавшими без вести. Этот результат, заметим, оказался достигнут ценой уничтожения гарнизона крепости, он практически полностью был уничтожен или взят в плен. Гарнизон Лиепае не только нанес противнику чувствительные потери, но и сумел вырваться из кольца.

Картина лишь в некоторой степени оказывается смазанной провальными действиями военно-морских сил. Тем не менее советскую легенду об обороне Лиепае можно считать в целом подтвержденной. Также эта страница войны показывает, что, будучи искусственно выведенными из обычных для лета 1941 г. условий (оборона на широком фронте) и оказавшись на равных с противником, советские части продемонстрировали неплохие бойцовские качества.

Глава 4

От Таураге к Расейняю

С наступлением ночи с 22 на 23 июня были уже, казалось, все предпосылки к постепенному затиханию боев. Обе стороны пережили долгий и трудный день, бои гремели с раннего утра. Солдатам был нужен отдых. Однако покой им только снился. В полночь вновь атаковали позиции 125-й стрелковой дивизии и заставили ее отступить дальше на Скаудвиле. Вслед за этим последовал удар «под дых». Ночью на штаб 125-й стрелковой дивизии было произведено внезапное нападение противника. Были убиты или пропали без вести ряд командиров штаба. Неясно, кем была совершена эта вылазка. Не исключено, что штаб атаковали специально обученные диверсанты. В истории войны есть подтвержденные эпизоды применения немцами так называемых абвергрупп для дезорганизации управления советскими частями и соединениями. На направлении главного удара использование таких спецподразделений представляется вполне вероятным и объяснимым. Возможно, это была просто одна из вырвавшихся вперед немецких частей. Полного разгрома советского штаба, впрочем, не произошло. Больше всего пострадало имущество батальона связи дивизии. Были уничтожены и разбиты почти все средства связи соединения. Это означало потерю управления отходящими полками. Более того, по данным на утро 23 июня, были убиты командир 466-го полка 125-й дивизии и его заместитель по политической части. Полк был фактически обезглавлен.

По счастью, на подступах к Шяуляю еще до начала войны заняла позиции 202-я моторизованная дивизия 12-го мехкорпуса. Для разбитых на границе частей это был спасительный заслон, за которым можно было привести себя в порядок. За линию обороны мотострелков комкор Шумилов отводил потрепанные части 125-й и 48-й стрелковых дивизий. Однако даже к полудню 23 июня Шумилов писал о двух полках 125-й дивизии: «Сведений о 749 и 657 СП не имею». Так примерно за сутки немцами была полностью взломана оборона советской стрелковой дивизии, оказавшейся на направлении главного удара. Она была неплохо вооружена и еще до войны заняла усиленные отдельными дотами позиции. Однако под ударами немецких танков и артиллерии ее разбросанная на широком фронте оборона рассыпалась.

Оборона не просто пошатнулась, она именно дрогнула и рассыпалась. Утратившие связь с командованием части 125-й дивизии стали отходить неорганизованно, без четко определенных задач. Тылы и наименее стойкие подразделения самовольно ускорили отход в направлении Шяуляй, не оказав даже должной поддержки и не организовав прикрытия отходящей артиллерии 51-го корпусного артполка. Собственно, именно артиллеристы не позволили противнику разгромить отступающие части. Немцы с уважением писали об этом: «Движущийся в авангарде батальон у Ивангисная вновь сталкивается с сопротивлением артиллерии и ПТО противника. При поддержке танков противника удается отбросить и здесь». Отстреливаясь прямой наводкой от наседавшей пехоты и танков врага, подвергаясь беспрерывному воздействию немецкой авиации, артиллеристы отходили в район Кельме.

Перед рассветом 23 июня боевая группа Крюгера 1-й танковой дивизии уже готовилась атаковать Скаудвиле. В истории дивизии указывалось, что он был атакован бронегруппой: «Сопротивление противника при Скаудвиле сломили идущие вместе в голове колонны бронетранспортеры 1-й роты 113-го стрелкового полка и танки I батальона 1-го танкового полка». В 5.08 немцам удается пройти город насквозь. Здесь ими были захвачены четыре «21-см мортиры», т. е. советские 203-мм гаубицы Б-4 образца 1931 г. Вероятно, орудия принадлежали 402-му артполку большой мощности. Так на второй день войны был открыт мрачный счет потерянных в 1941 г. советских тяжелых гаубиц.

Бомбардировщик СБ-2 ранних серий выпуска на аэродроме Митава-Платоне

Боевые группы 1-й танковой дивизии уверенно двинулись дальше вдоль шоссе на Шяуляй. Здесь их, словно охотник «на номере», ждала на позициях 9-я противотанковая артиллерийская бригада. Однако в 10.30 на командном пункте дивизии появляется сам командир XXXXI корпуса генерал Рейнгардт. Он сообщил о своем намерении сконцентрировать 6-ю и 1-ю танковые дивизии как можно теснее в направлении на Шадов (Шедуву). Причиной для такого решения стало донесение воздушной разведки. Летчики сообщили о подходе к Кедайняю с юго-востока советской танковой дивизии. Это была, как нетрудно догадаться, 2-я танковая дивизия генерала Солянкина. Она должна была сначала столкнуться с 6-й танковой дивизией XXXXI корпуса, но само ее появление заставило насторожиться. Рейнгардт хотел встретить резерв противника плотным «кулаком». На практике это означало поворот с шоссе на Шяуляй, 1-я танковая дивизия разворачивалась на восток. Наступать на Шяуляй теперь следовало только при благоприятных обстоятельствах, чтобы там быстрым ударом захватить необходимый Люфтваффе аэродром. В качестве заслона от возможных контрударов под Скаудвиле были оставлены разведбат и мотоциклетный батальон дивизии, которым был придан 616-й батальон истребителей танков на самоходках Panzerjaeger I. Для легких танков 12-го мехкорпуса это был очень серьезный противник.

Тем не менее, по советским данным, атака немецких танков на позиции 202-й моторизованой дивизии и 9-й противотанковой бригады все же состоялась. Около полудня 23 июня немецкие танки вышли на позиции 3-го дивизиона 636-го полка 9-й ПТАБР. Силы немцев были оценены советской стороной в 50 танков. Сначала в прицеле артиллеристов полковника Полянского появились бронеавтомобили. Они с легкостью поражались на дистанции до 1500 м. Следующим блюдом были танки, идентифицированные как «легкие». Их снаряды советских пушек на дистанции 1000 м уже не поражали. Попадания осколочных и фугасных гранат делали лишь вмятины на броне. Танки противника удавалось выводить из строя только попаданиями в ходовую часть. Однако на дистанциях 600–800 м броня «легких танков» уже свободно пробивалась.

Может возникнуть вопрос: «Почему же у вооруженной мощными 76-мм и 85-мм пушками бригады возникли сложности с уничтожением немецких легких танков?» Ответ обнаруживается в июльском донесении штаба бригады, в котором было прямо сказано: «Бронебойных снарядов для 76-мм пушек образца 1936 г. за все время действий не было»[106]. Комментарии, как говорится, излишни. Палочкой-выручалочкой были 85-мм зенитки 52-К. «85-мм дистанционная граната пробивает немецкие танки всех размеров» – так о ней отзывались даже в конце 1942 г. под Сталинградом.

Генерал-майор Франц Ландграф обсуждает обстановку с командиром 6-й мотострелковой бригады полковником Эрхардом Раусом

Однако в ЖБД 1-й танковой дивизии и XXXXI корпуса факт столкновения с противотанковой бригадой 23 июня никакого отражения не нашел. Причиной отказа от продвижения на Шяуляй вдоль шоссе было появление на горизонте советских танковых резервов. Проба на прочность советской обороны на шяуляйском направлении если все же имела место, то носила характер случайного столкновения перед поворотом на восток. Оценка противника командованием 1-й танковой дивизии на тот момент была достаточно оптимистичной: «Перед фронтом боевой группы Крюгера отступает вражеская стрелковая дивизия, частично оставляя свою тяжелую артиллерию. Перед боевой группой Вестховена противник, оставляя часть своей артиллерии, также отходит на Дубиссу»[107].

Следующей целью дивизии Кирхнера стал железнодорожный мост через Дубиссу. Его захват должен был обеспечить переправу танков и уверенное снабжение всей группы армий в ходе дальнейшего наступления к Ленинграду. В приказе корпусу Рейнгардта от 20 июня 1941 г. по использованию «учебного полка 800», т. е. «Бранденбурга», особо подчеркивалось: «В начале операции в полосе танковой группы в качестве важного для высшего руководства объекта обозначен железнодорожный мост Людавенай, поскольку его захват в неповрежденном состоянии важен для позднейшей организации снабжения по железной дороге»[108].

Этот мост действительно был впечатляющим инженерным сооружением, около 45 м высотой и 270 м длиной. Если бы его успели взорвать, то восстанавливать такой высокий мост было бы непростой задачей. Однако разведывательных данных у немцев для гарантированного захвата важного объекта было явно недостаточно. В истории 1-й танковой дивизии отмечается: «О железнодорожной переправе имелся лишь один плохой аэрофотоснимок. Он показывал наличие с обеих сторон моста укрепленных полевых позиций». Впрочем, внезапной атаке благоприятствовал подступавший к мосту лес. Вопреки традициям, когда диверсанты маскировались под отступающие части, «бранденбургеры» форсировали реку в стороне от моста и подошли к нему с тыла. Это не было импровизацией, в вышеупомянутом приказе оговаривалась возможность использования диверсантов «как с запада, так и – в случае удачной переправы севернее или южнее этого железнодорожного моста – с востока». С фронта «бранденбургеров» должны были поддержать две бронемашины и четыре БТРа с мотопехотой из 1-й танковой дивизии. Вылазка диверсантов и атака мотопехоты последовали одновременно, в 18.10. Стратегически важный железнодорожный мост удалось захватить неповрежденным.

Танк Pz.IV 6-й танковой дивизии во время боев под Расейняем

А где же были в это время механизированные соединения, еще 22 июня нацеленные на фланг наступающих через Таураге немцев? 28-я танковая дивизия полковника И. Д. Черняховского, совершив 50-километровый марш, к 10.00 утра 23 июня заняла исходное положение для наступления. Однако прожорливые БТ-7 соединения остались без горючего и не могли выполнять поставленную задачу. Для их заправки требовалось не менее 60–70 тонн бензина, а его на месте не было. Дивизионные склады все еще оставались в районе постоянной дислокации, в Риге, в 190 км от района сосредоточения дивизии. Начальник тыла корпуса полковник В. Я. Гринберг и начальник снабжения дивизии интендант 1-го ранга Д. И. Дергачев делали все, чтобы своевременно обеспечить части горючим. Усугублялась ситуация постоянными атаками с воздуха на высланные в Ригу колонны автоцистерн. В аналогичной ситуации немцы практиковали доставку горючего по воздуху. То же самое иногда делалось в Красной Армии во второй половине войны. Однако в реалиях 1941 г. это было практически невозможно.