Мемуары рождённого в СССР. Правда, правда и ничего, кроме правды

«Дом №1» строился, вернее, заканчивал строиться в микрорайоне. Когда я попал в тот караул, осужденные завершали седьмой этаж. Дом же планировался девятиэтажным. Территория стройки ограничивалась двумя линиями заборов двухметровой высоты с колючей проволокой поверху. Осужденные работали с девяти утра до шести вечера. Всего было три поста по углам и один – при въезде на строительство.

«Зэков» везли на объект в бронированной машине с решёткой, которая закрывалась тогда, когда последний из рабочих заходил внутрь клетки. Около решётки рассаживался караул, состоявший из девяти человек. То есть, по два человека на угловые посты, «начкар», его помощник и сержант СРС (СРС – служебно-розыскная служба), ходивший с собакой порой по периметру охраняемого объекта и, естественно, осматривавший въезжающие и выезжающие автомобили. На машинах привозились материалы для строительства. В целях безопасности нужно было осматривать автомобили на предмет: мало ли что или кого могут вывезти и завезти водители автотранспорта на объект или с объекта. Аналогичная картина представлена была и на «доме №2». Разве только стройка находилась там в разгаре и дом предполагался в пять этажей.

Обязанность моя на посту заключалась следующем. Я должен был внимательно смотреть за своим участком, чтобы никто не мог подойти к забору по ту сторону зоны. Труднее всего становилось в ночное время, когда при свете фонарей осматривать свой участок приходилось неусыпно, несмотря на то, что клонит в сон. К тому же при смене часовых необходимо было всматриваться в тропу наряда и, увидев тень, движущуюся за двести метров от поста, нужно подать громкую команду: «Стой! Кто идёт?» Если ответа нет, следовал сигнал: «Стой! Стрелять буду!» Естественно, «помначкара» или сам «начкар» подавал ответный сигнал: «Начальник караула (помощник начальника караула) со сменой!» В противном случае, я имел право дать предупредительный выстрел вверх. Правда, до последнего не доходило. Ну вот, пожалуй, и всё о караульной службе.

Глава 27

Дни, между тем, шли. Подошёл второй Новый год, встречавшийся мной в армии. Этот Новый год я, в отличие от первого, провёл в казарме. Предыдущий ваш покорный слуга встречал в саду имени М. Горького, когда служил в «ментбате».

Вот чем мне запомнился второй Новый год в рядах ВВ. Незадолго до полуночи начальник штаба батальона майор Керимов построил батальон внутри казармы и, поздравив третью роту с праздником, объявил:

– Желающие посмотреть «Голубой огонёк», выйти из строя! С условием, чтобы никто не спал в ленинской комнате. Если кто заснёт, вся рота отправится спать. Подъём завтра в восемь часов.

Желающих оказалось человек двадцать и замполит роты, с разрешения майора Керимова, провёл нас в ленинскую комнату. В числе тех, кто пошёл смотреть телевизор, был и я. Через два часа заснул Мирошников Сашка, «любимец Дубяги». Дубяга любил над ним поиздеваться больше, чем над кем-нибудь другим. Естественно, замполит отправил, несмотря на наши протесты, всех нас в постель, а сам остался смотреть концерт дальше.

Перед Новым годом мне дали задание написать ряд стихов в праздничную стенгазету, что я и сделал. Мои поэтические строчки появились в тот же день, когда получил задание. Вот одно из этих стихотворений:

Вот вышка… От земли

На три метра возвышается.

На ней стоит часовой

И на ветру шатается.

В лицо упрямый снег летит,

Просвета нету никакого.

Стрелка к двенадцати бежит

На наручных часах часового.

После того, как вывесили стенгазету, около неё собрались солдаты и сержанты роты. Естественно, все узнали почерк, хотя стихи и не были подписаны.

Прошло недели две после праздника и вдруг меня вызвал майор Керимов. Я, значит, захожу к нему:

– Товарищ майор! Разрешите войти?

– Входите. Знаете, зачем я вас вызвал к себе?

– Никак нет!

– Так, я решил дать распоряжение, чтобы капитан Нефёдов перевёл вас из первого взвода в хозяйственное отделение. Вы будете стажироваться на радиостанции. Согласны, товарищ солдат, нести службу там, куда я вас направляю?

– Так точно, – сказал я, немного подумав.

– Ну, вот и ладно. Вы свободны, можете идти.

– Есть!

Я вышел от начальника штаба и тут же попал в окружение своих товарищей. Все были заинтересованы моим вызовом к Керимову, так как обычно доброго от этого никто не ждал. Тем более, это был мой первый визит к начальнику штаба. То, что я сообщил, мгновенно ошарашило всех моих друзей.

Через день я впервые очутился в радиорубке. Для меня там всё было внове. Меня ждали, в том числе и майор Керимов. Начштаба из себя представлял крепкосложенного мужчину, лет сорока, цветущего здоровьем. Он встретил меня хитрой улыбкой, которая в любой момент могла перейти в гнев и этот гнев всегда мог вернуться к прежней усмешке. Роста он был небольшого, около метра шестидесяти, но, как и все представители Кавказа был горяч не в меру, если его выводили из себя подчиненные. Майор взял с меня обещание никого не пускать на станцию, кроме тех лиц, которые имели право доступа. После чего, пожелав мне успехов в дальнейшей службе, покинул радиорубку.

Далее я познакомился поближе с начальником радиостанции и радистом-механиком, которые должны были меня стажировать на должность. Начальник радиостанции, сержант Мухаметов, башкир по национальности, был довольно щуплого телосложения и вдобавок невысок. Кличка в роте у него была «Муха», но он не обижался. Прозвище вполне подходило к его фигуре. Родом Олег Мухаметов происходил из Учалов, что рядом с посёлком Уйское, находящимся в нашей Челябинской области.

Другой радист, Сергей Большаков, был тоже щуплый, но ростом он превосходил меня почти на голову, что тоже оправдывало его фамилию. Призван Сергей на службу был из Полазны, что около Перми. В увольнение он часто ездил домой. В заключение, они оба уходили весной, а смены ещё не присылали и я должен, стало быть, у них перенять опыт работы на радиостанции.

Моя стажировка началась в первый же день. Сержант Мухаметов мне задание выучить различные коды, обозначающие населённые пункты, должности, звания и так далее. Короче, всё, что составляло секретную информацию. Мне, естественно, трудно было запомнить эти кодовые обозначения, но спустя какое-то время эта трудность преодолелась.

После этого оба «деда» стали обучать меня работе на радиостанции. Слава богу, что не надо было учить морзянку, я бы её никогда не одолел. Это обучение прошло довольно быстро, так как особых трудностей не вызывало. Вскоре я смог самостоятельно работать на станции. Дежурство моё на станции шло вместе с радистом Большаковым. График дежурства был простым. Вначале я дежурил от завтрака до обеда, потом после обеда мы с Большаковым отдыхали. Далее в ночь мы заступали после ужина. Так как я был стажёром, то спал первое время, как обычно, с ротой. Это длилось до апреля. В начале апреля Сергей ушёл на «дембель» и я стал работать поочерёдно с «Мухой».

В моё дежурство, если оно выпадало на ночь, ко мне приходили товарищи. Правда, я их пускал, когда начальник штаба и комбат уезжали домой и дежурил старшина. В роте, кроме моих земляков, из друзей были ещё несколько человек. Это, в первую очередь, «новоиспечённый дед» Остроумов Игорь из Ижевска, мои сопризывники Рябоконь Виктор из Днепропетровска и Григорян, наш повар, из Армении, а также писаря Бондарев Сергей и Лелюхов Виктор (первый был пермяк, а второй родом из Кунгура), пастух нашей роты Миша (фамилию его, к сожалению, не помню), бравый «комбатовский» шофёр Мальков Андрей. Последние два из мною перечисленных прибыли в часть из тюменских краёв. Все эти мои друзья посещали меня часто, но всё же старшина, застававший их на станции, выгонял всё это сборище антенной, которую он снимал из походной рации. Так как антенна гнулась, то Григорий Павлович использовал её в качестве кнута. Мои товарищи, увидев «пинча», мгновенно исчезали, застревая порой в дверях. Задние получали свою порцию хлыста и долго после этого не показывались у меня в рубке. С другой стороны, старшина роты любил проводить время в моей компании.

Немного о друзьях. Игорь Остроумов родился 5 июня, то есть в тот же день, что и моя мама. Он был довольно крепким парнем и умел за себя постоять, за что часто отправлялся в наряд на кухню. Так что, некоторые сержанты его уважали за смелость. На кухне Игорь обычно убирал зал и спать уходил в одно время с ротой. С ним в компании почти всегда был аварец по прозвищу «Гульбала». Кавказец этот являл из себя типичного «чмо», как мы его часто называли. На службе он почти не был, да и не любил туда ходить. Его любимым нарядом служила «дискотека». Самое замечательное в его щуплой внешности было то, что один глаз у «Гульбалы» имел белую бровь. Эта примета делала из него какого-то альбиноса. На службе всё же он успел отличиться тем, что на пост его ставили около будки с собакой. «Гульбала» умудрился заснуть или сделал такой вид и старший сержант из второго взвода, в котором аварец нёс службу, нашёл его в спящем виде и запинал тут же до полусмерти. После этого события «Гульбала» не вылезал из нарядов по кухне. В нашей роте был ещё один аварец, та у того вся голова была покрыта сплошь белыми волосами, как у старика. Хотя все остальные представители Кавказа имели тёмные, как смола, волосы.

Рябоконь Виктор, или Витёк, прибыл в роту из головной части, в которой был музыкантом. Немудрено, что до службы и после неё он работал в театре, где пел песни. Своим характером он веселил всю роту и офицерский состав, благодаря этому дару Виктор находился всегда в лучшем положении относительно многих солдат подразделения. Мы с ним ушли домой в один день, вместе с нами ушёл и мой земляк Олег Абрамович.

Григорян приехал из «учебки», где учился на повара. Впрочем, мне кажется, что это его призвание – кухня. В ночную смену я часто приходил к нему на кухню, где меня ждали жареная картошка, чай, белый хлеб и масло. Взамен этого он мог звонить от меня своим знакомым женщинам из Перми.

Писаря допускались мной по той простой причине, что они снабжали меня письмами от любимой, а также делились со мной посылками. Лелюхов жил до армии в Кунгуре и посылки он получал чуть ли не ежедневно. Бондарев Сергей вообще в увольнение уезжал домой, в Индустриальный район. И каждое воскресенье у меня на станции был пир, конечно, в отсутствие начальства. Сергей звонил от меня своей подружке Дарьяне чуть ли не каждый вечер. Правда, им в совместной жизни после армии не повезло. Они разошлись. Звонить вместе с Сергеем приходил и Витёк. Писаря уходили домой через полгода после меня, впрочем, как и пастух Миша с шофёром Мальковым, или «Мальком».

Относительно последних, так Миша снабжал вашего покорного слугу в ночь молоком, а «Малёк» возил меня в баню на своём Уазе на пару со старшиной.

Постепенно пролетели три месяца 1985 года. Вот, когда я совсем отчаялся в том факте, что мне не суждено сходить в увольнение, а тем более в отпуск, меня командир роты капитан Нефёдов отпустил в город на целый день. Началась новая эра в моей жизни, полной удач и разочарований, любви и разлуки, находок и потерь. Я встретил ту, которую, казалось мне, долго искал и не мог до сей поры найти. Чтоб судить об этом, поразмышляйте над моими успехами и ошибками, которые чередовались очень часто в моей трудной непредсказуемой судьбе. Тогда вы, может, меня поймёте правильно и не станете надо мной смеяться, увидев впервые в своей жизни такого человека, как я.

Январь-Апрель 1992 г.

Челябинск

Часть вторая

Глава 1

Однажды, 25 марта, меня вызвал утром к себе командир роты и, как вы прочитали выше, изъявил своей прихотью желание мне оказать милость. Произнеся глубоко напыщенную речь, полную красноречия, он вынес следующее резюме:

– Товарищ Бухтин! Вот тебе увольнительная до 20 часов. Сейчас семь утра, в вашем распоряжении двадцать минут привести себя в порядок. Потом подойдёте к старшине и он вас отпустит в город. Я дам ему распоряжение. Вы свободны!

– Разрешите идти?

– Идите, боец.

Я выскочил от капитана Нефёдова с таким настроением, словно выиграл по лотерейному билету миллион. После этого мой маршрут был построен в направлении умывальника, где ваш автор умылся, побрился, почистил зубы. Далее я поднялся к себе на станцию, доложил «Мухе» о приказе ротного, начистил бляху и сапоги, подшил свежий подворотничок и пошёл искать «пинча». Григорий Павлович мне встретился около поста дневального. Оглядев мой внешний вид, старшина дал «добро» и отпустил меня на «волю».

Я рысью выскочил из части и побежал к остановке. Автобус не заставил себя ждать и вскоре рядовой Бухтин ехал по Перми в переполненном рабочими автобусе. Мой путь лежал в направлении «Юбилейного», где по моему разумению проживала Лариса Мокрушина, или «Мокруша» (так её звали подружки). В каких-то сорок минут, сменив три автобуса, ваш друг доехал до желанного микрорайона. Однако, прибыв по адресу, я получил ещё один удар от судьбы. Дверь мне открыла мать Лоры и сразу объявила, что моя бывшая подруга вышла замуж за офицера и уехала с ним в Читу по направлению. Мне ничего не оставалось и я пошёл к Любе Гнездиловой. Та жила около остановки, на которой ваш покорный слуга сошёл с автобуса. Квартира её размещалась на первом этаже окнами во двор и на остановку. Семьё же у них была большая: отец, мать, брат и сестра, помимо Любы. Но сестра Светлана вышла замуж и в момент моего увольнения находилась у мужа на родине, в городке Вентспилс, что расположен на латвийском берегу Балтики. У этой четы родился сын Арнис, правда, ещё не сделавший к тому дню ни одного шага. Мужа Светы звали Эрнестом. Он приезжал на заработки в Пермскую область. Тут-то они и познакомились, полюбили друг друга и уехали в Латвию вести семейную жизнь. Правда, каждое лето, а также конец весны и начало осени Эрнест трудился в уральских краях. Любимого брата звали Данила, он заканчивал училище и уже работал на практике на заводе имени Калинина, где и его отец, Иван Данилович Гнездилов. Данила по характеру был мало разговорчив и стеснялся женского общества, несмотря на свои семнадцать с «хвостиком». Иван Данилович выглядел уставшим от постоянных трудов на заводе, где он выматывался благодаря советской системе производства, не щадящей человека, ставившей его в положение раба. Жена Ивана Даниловича, Тамара Александровна давно уже не работала, а занималась, насколько ей позволяла полнота, домашними делами и заботами. Глава же семьи страдал сердцем, которое часто давало о себе знать не только из-за тяжкого труда в горячем цехе, но и от никотина вперемежку с алкоголем. Квартира у Гнездиловых была трёхкомнатная, наполовину современной планировки, в нашем понимании этого термина.

И вот, так как мне нечего было уже делать в течение дня, я отправился в гости к Любе. И с этого дня началась моя новая жизнь, закончившаяся через каких-то пять лет крахом. Ваш автор поднялся на первый этаж, пройдя шесть ступенек, и позвонил в дверь квартиры №1. Спустя минуту выглянула мать Любы и спросила, кто я и зачем пришёл. Я попросил вызвать Любу. Ждать пришлось недолго, та появилась в своём халатике, прижимая к груди кошку. После я узнал, что эту чёрную кошку кличут Муркой и этот зверёк – любимое животное Любы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.