Рок

Четвёртый дом справа от Риты Бор оказывается ровно такого же типажа, как и все остальные. Та же штуковина над дверью, та же небольшая веранда с видом на улицу. Прямо возле дома с левой стороны стоит одинокая пальма. Почему-то её не стали вырубать, когда занимались постройкой. И от этого весь облик жилья Кэтти приобретает некий сказочный шарм. Витает атмосфера чего-то родного. Крыша и впрямь зелёная, но только не из-за того, что её покрасили. Огромные пальмовые листья, связанные между собой, застилают всю поверхность, немного свисая с краёв. Скорее всего, под ними всё то же металлическое основание. Мелькает мысль, что он не удивится, если узнает, что сама Кэтти придумала таким образом украсить свою обитель. А возможно, это было сделано из более практичных побуждений: чтобы жара не так сильно проникала внутрь.

«Интересно, как часто их приходится менять? Неужели, сама лезет наверх? Или… кто-то помогает…»

Мысли неприятные, непрошенные. Мэтью старается отогнать их.

Он стоит у входной двери. Руки дрожат. Такое бывает, когда ты чего-то очень сильно ждёшь, и вот сейчас уже получишь то самое, желанное, и останавливаешься на секунду, чтобы подготовиться. Мэт делает несколько шагов, вплотную приблизившись к двери. Три коротких стука. По ту сторону слышатся быстрые шаги. Дверь открывается внутрь. Случилось. Они, наконец, встретились.

Кэтти заметно похудела. Её от природы смуглая кожа приобрела глубокий ровный бронзовый загар и стала ещё темнее. Косметикой она пользовалась редко даже в условиях цивилизации, потому всегда выглядела настоящей, впрочем, как и сейчас. Длинные волосы выгорели и приобрели цвет какао. Они распущены и аккуратно лежат на плечах. Природа явно потрудилась над созданием глаз, она превратила их в два драгоценных сверкающих камня, смешав карий и изумрудный цвета. На лице играет изящная улыбка, обнажая белоснежные зубы и образуя в уголках полных губ еле заметные морщинки. Дыхание спокойное, она совершенно не нервничает в отличие от своего гостя.

– Кэт…

Мэтью кажется, будто он в каком-то фильме, потому что чувствует, как сердце проваливается вниз, на самое дно. Руки так и трясутся.

А она молчит и улыбается. Для неё эта встреча кажется такой естественной, словно на самом деле она ждала его всё это время, а он, дурак такой, не мог понять, где искать. Будто этот самый остров является той самой землёй обетованной, где все ищущие обязательно приходят к своей цели, а страждущие утоляют жажду.

Он не ощущает жары, которая успевает подняться от песка. Для него нет уродливых домов вокруг, что портят своим существованием пейзаж. Весь мир сужается до лица, светящегося, словно блик солнца на морской волне. Кажется, что нет даже ветра, а прядь её волос колышется сама по себе. И ни единая птица не смеет потревожить момент своим голосом, пусть и прекрасным от природы.

Всю бесконечную тоску и боль потери Мэт осознаёт только теперь, по прошествии невыносимо долгих трёх лет. Он просто физически не может сдвинуться с места.

– Входи, не стой на солнце, – произносит она негромко.

Голос такой родной для него, что парню кажется, будто он слышал его только вчера. Именно её слова выводят Мэтью из ступора. Он входит, осознавая, как дрожат колени.

Убранство сильно отличается от жилища Риты Бор. Всё выглядит гораздо аккуратнее и опрятнее. Здесь всем телом ощущаешь, что ты именно дома. Уют создают картинки и вырезки из журналов, развешанные на стенах. Они яркие и пёстрые, да и сами стены внутри имеют мягкий персиковый цвет. Помещение разделяется на две комнаты – большой зал и спальню. В зале два кресла и маленький плетёный столик. Всё застелено бархатными покрывалами тёмно-коричневого цвета. Здесь также стоит электроплитка, только идеально белая и чистая, в отличие от агрегата Риты. Немного посуды в шкафчике в углу. Зеркало в тяжёлой раме.

В спальне же он успевает заметить не очень большую кровать, также застеленную пледом, крохотный комод (по крайней мере, нечто на него похожее) и ещё один шкаф.

А затем Кэтти крепко обнимает его, и Мэт понимает, что больше никогда в жизни не отпустит её.

– Я всё время ждала тебя.

– А я всё время искал тебя.

На самом деле подобные банальные слова даже не нужны. Кэтти говорит так, чтобы окончательно поверить – это не сон. Она тоже не знала, доведётся ли им встретиться вновь. Не знала, но надеялась; верила и каждый вечер перечитывала его книги, добытые с таким трудом в свой первый год здесь.

Не размыкая объятий, Кэтти тянется к его губам. Мэт не сопротивляется, отвечает на поцелуй. И именно в этот миг он знает, что такое вечность.

Кресла в большой комнате оказываются очень удобными. Они пьют чай всё с теми же ягодами асаи. Только спустя неопределённое время, когда проходит восторг от долгожданной встречи, он расспрашивает её обо всём, что случилось. Ему не терпится задать самый главный вопрос.

– Кей, почему ты ушла?

Он называет её по первой букве имени, как когда-то в далёком прошлом.

«Также я звал Эмму. Эм»

– Так было нужно.

Естественно, подобный ответ никак не может удовлетворить его. Он скрипит зубами.

– Как? Это не ответ!

Она не опускает голову, смотрит прямо в глаза.

– Меня позвали, Мэт. Я должна была ехать.

– Не понимаю. Это чушь! Бросить всё, сорваться и уехать на край света, на остров, где даже связи нет!

– А нам здесь и не нужна связь. Есть всё, что нужно. Внешний мир – грязное место. А тут просто рай. Особенно для тех, кто устал.

Он качает головой.

– Значит, ты устала от меня?

Его щёки вспыхивают.

– Нет, что ты! Я устала от мира, от всего ужаса, что творят люди. – Она трогает руку любимого. – Помнишь того бельчонка?

– Ты решила, что человечество – это, эм, зараза на теле земли из-за одной сумасшедшей?

– Да она просто взяла и наступила на него! Сломала малышу хребет одним ударом! – вскрикивает Кей, но тут же пытается справиться с голосом. – Нет, не только из-за неё я поверила в ущербность людей. Просто никто вокруг даже не пошевелился, чтобы хоть что-то сделать. Никто не обратил внимания.

Мэтью сжимает виски́.

– Но это ведь всего лишь бельчонок. Жалко, не спорю. И охрану парка мы с тобой вызвали тогда, а другие люди не стали даже подходить. Всё верно. Но как это могло повлиять на тебя? Да ещё так, чтобы бросить…

– Не думай, что я решила уехать из-за зверька. Конечно, нет. Просто это один яркий пример. А сколько человечество творит зла в принципе?

– Ты изменилась, Кэт. – Он опять качает головой.

И действительно, если раньше она могла смеяться в голос, не стесняясь прохожих, то теперь лишь мягко улыбалась, будто понимала Мэта лучше него самого. Прямо святая с иконы.

– Я нашла свой путь. Наша община здесь, на острове, хочет, чтобы мир стал хоть чуточку лучше.

– Каким образом?! Тем, что вы сами уходите от общества и не вносите свой мизерный вклад в разрушение планеты?

– Хотя бы и так. Почему нет? Может, в один прекрасный день, посмотрев на нас, остальные, наконец, поймут, сколько зла приносят одним своим бездумным существованием. И тогда всё изменится.

– Ты закрылась в мире фантазий. Вы все тут какие-то… замкнутые сами на себе. Это похоже на…

– На секту? Ты это хочешь сказать?

Кэтти отстраняется. Отсаживается. Отдаляется.

– Надеюсь, не на секту.

– Мы всего лишь община, Мэт. Мы просто пытаемся жить без суеты и грязи, которую порождают техногенные блага. Как писатель, ты должен понимать, что цивилизация зашла в тупик. Зачастую, технологии в узких областях замораживают, потому что от нефти, например, некоторым отдельным людям больше выгоды, чем от какого-нибудь бесплатного источника энергии. Если все будут равны, то они потеряют свою власть. А власть, сам знаешь, тот ещё наркотик.

«Как же тебе запудрили мозги. Твари!»

– Я всё равно не вижу вашего вклада в спасение мира. – Майерс старается говорить спокойно и негромко, чтобы его слова звучали максимально правдиво. Чем тише говоришь, тем больше собеседник верит. – Вы же просто отшельники. И что тебе мешает заниматься этим в городских реалиях?

С ужасом он понимает, что неосознанно старается говорить с ней, как с сумасшедшей.

– Да. Отшельники. Дауншифтеры. И этим лучше других. Мы не делаем зла. Можешь увидеть сам, здесь все очень доброжелательны.

– Угу, я заметил. Такие отзывчивые…

– Ну, нужно ведь сначала доказать, что ты не чужак. Что свой. Что не принёс хаос.

– И что же надо сделать? Вот ты, Кэтрин Суон, что сделала, чтобы доказать этим «не-сектантам», что достойна быть с ними?

Нет, Мэт не злится. Он искренне недоумевает, как она, его Кей, попала сюда и отрешилась от остального мира? Что случилось в её жизни такого жуткого, чтобы решиться на подобное? Конечно, он знал её очень долгое время, помнил все тяготы, которые им пришлось вместе перебороть. Все ужасы прошлого и старые демоны – они победили их вместе и начали новую жизнь. Всё было отлично! «Ну, нормально, а не отлично». И чем девушку привлекла такая странная религия, если её можно так назвать?

Кей улыбается и разливает ещё чай.

– Здесь не нужны никакие обряды посвящения, молитвы и оргии. Мы просто тихие отшельники, живущие в своё удовольствие.

Она кривит душой, парень уверен. Слишком многое не договаривает Кэтти. Но он не давит. Пока что.

Мэт тоже старается улыбаться:

– Знаешь, вот последнее радует. Я не знаю, что бы со мной случилось, скажи ты, что вы все собираетесь на площади и…

– Фу, остановись!

Кажется, она даже немного веселится. Легко толкает его в плечо. Он по глазам видит, как рада девушка встрече. Хочется верить, что и Кэтти не находила себе места все эти годы. Но один вопрос его так и гложет.

– Ты не сказала, почему ушла.

Мэтью вдруг вспоминает Эмму из далёкого детства, из маленького городка на другом краю света. Та девочка была независимой, имела своё мнение и всегда твёрдо, а главное честно, говорила всё, что думала. В любой ситуации.

Ладонь Кей совсем легонько вздрагивает. Она делает большой глоток чая, аккуратно ставит кокосовую чашку, разглаживает юбку, поправляет прядь волос. Негромко говорит, не поднимая взгляда:

– Извини, но пока я не могу тебе рассказать. Знаю, что ты не отстанешь. Сейчас я скажу лишь одно. Я кое-что узнала… Э-э, кое-что из ряда вон выходящее. Тогда мне стало настолько страшно, что я… Я была просто обязана проверить. – Пауза. – И я оказалась права. Но в действительности всё не так уж и страшно! Ох, извини, я не могу сказать больше. А то запутаю и тебя, и себя. – Она поднимает руку, будто отгораживаясь. – Но скоро ты сам всё узнаешь, обещаю! Прошу, потерпи немного.

– Кей, я…

– Я знаю, что тебе нелегко, и ты нуждаешься в ответах. Доверься мне. – Её мягкий голос звучит настолько убедительно и открыто, что Мэтью просто физически не может возражать и настаивать.

Его Кэтти снова рядом. Это теперь самое главное. Он кивает:

– Ладно, Кей, давай не будем об этом.

Остатки протеста внутри таят с каждой секундой. Тепло её тела рядом растапливает ледяную корку отчуждённости и недоверия, появившуюся за последние годы в одиночестве.

Мэт берёт её тонкую ладошку, целует, и девушка расслабляется.

– Расскажи, как вы тут живёте? Вдали от нормальных туалетов и душа?

– А с чего ты взял, что мы не моемся?

И правда, от неё пахнет чем-то пряным вперемешку с цветочным запахом. Она, конечно, следит за собой. И ногти ухожены, и волосы чистые, и зубы. На самом деле, даже пожилая Рита не выглядит неопрятной.

«Всё же они не дикари и не безумные бродяги-отшельники. Просто современные люди в необычных условиях»

– За домом есть летний душ. Ну, увидишь. Только воду сама ношу. Тут всегда тепло. То, что нет горячей воды, не страшно. Продукты выращиваем сами. Есть общая земля, работаем все вместе и делим урожай поровну.

– Да, это я уже слышал, – усмехается он. – А как же всякие мелочи? Зубная паста или туалетная бумага? Прокладки, в конце концов.

– Ну-у, иногда приезжает катер. Либо привозит нам что-то, что просили заранее. Из деревни на материке. Ты оттуда и должен был приехать. А туалетную бумагу неплохо заменяют местные растения с большими листьями. – Она машет руками. – Да нет же, не думай, что это дикость! Вот попробуешь сам, удивишься. Считай, местное изобретение. Дар природы.

– Да понял-понял. Вы не сумасшедшие, не эльфы-друиды, не сатанисты, а просто люди, которые живут в своё удовольствие, стараясь поменьше пользоваться достижениями цивилизации. Ну, а электроплитка?

– С чем-то приходится мириться, – говорит она, вздохнув. – Мы не пещерные люди, что бы всё на огне делать. И сразу отвечу на вопрос: да, у нас местная, ну, электростанция, вроде того. Оттуда и плитки работают, и фонари используем. А ещё у меня радио есть! Но слушаю я его только ночью.

Она немного хмурится, но развивать тему не стремится.

– Знаешь, когда я вошёл, Рита спрятала плитку под простыню. Зачем?

– Такое поверье. Чужим нельзя показывать нашу слабость. То, что мы ещё не так совершенны, как хотим быть. Но главное – стремиться к идеалу! – И вновь она переводит тему. В этот раз Мэт хорошо видит такой момент. – Может, давай прогуляемся, я тебе покажу всё?

– Конечно, с удовольствием! – Писатель сразу же поднимается: что угодно, лишь бы вместе с любимой! – Остальные не будут против меня?

– Ну, ты же со мной. – Тёплая улыбка не покидает девичьих губ.

– Знаешь, я бы сначала принял душ. Честно говоря, с непривычки такое ощущение, будто я не мылся уже неделю.

– Значит, все серьёзные вопросы вечером! – Она осторожно касается его груди. – Давай так. Сейчас иди за своими вещами, будешь жить у меня. А потом в душ.

Она выходит на улицу. Мэт несколько секунд оторопело смотрит в точку. Его голова просто разрывается от мыслей. Столько вопросов, которые не дают покоя. Но вместе с тем, Кэтти… Её глаза, голос, обольстительные нотки которого зовут остаться с ней рядом навсегда, не произнося лишних слов. Всё это перекрывает остатки логики.

Он трясёт головой, пытаясь собрать мысли в кучу. Главное, что они снова вместе. Сейчас его больше ничто не заботит.

Глава 3

Мэт влетает в дом старой Риты, которая в этот самый момент готовит. Она испугано оборачивается, явно не ожидая его так быстро. Её губы что-то шепчут, но он не слышит.

– Прости, не хотел напугать, – кричит Мэтью, понимая, что с его стороны некрасиво вот так врываться в дом, хозяйка которого единственная, кто любезно предоставила ночлег.

Он торопливо и сбивчиво объясняет ей, что Кэтти предложила жить у неё, потому пришёл за рюкзаком.

– Замечательно! Значит, всё идёт так, как должно быть, – очень спокойно и по-доброму отвечает женщина.

Писатель быстро оглядывается, не забыл ли чего, и уже в дверях оборачивается:

– А, Рита, насчёт оплаты.

– Решим вечером, не волнуйся.

– О, спасибо огромное! – И скрывается за дверью.

– Надеюсь, и дальше всё будет идти, как задумано, – в одиночестве произносит старая Рита Бор.

Мэтью радуется, как маленький ребёнок рождественскому подарку. Мурлычет под нос весёлую песенку. Входит в дом, где теперь будет жить вместе с любимой женщиной ближайшее время.

«А может, и дольше», мелькает мысль, но окрашена она почему-то в неприятный мрачно-серый цвет.

– Ты можешь бросить вещи в спальне.

Парень послушно оставляет рюкзак возле одного из шкафов. Полотенце решает не брать – оно здесь в принципе и не нужно. Жара стоит такая, что можно обсохнуть за пару минут.

Выходит на задний двор. Ночью не особо хорошо рассмотрел, как всё было в этом месте у старой Риты, однако уверен, что не так аккуратно. Уличный туалет выглядит более свежим сооружением, а сама кабинка не покосившаяся, и это уже радует. Душ представляет собой странное сооружение из трёх железных труб, вертикально врытых в землю треугольником на очень маленьком расстоянии. Два человека тут явно не поместятся. Сверху закреплена большая синяя пластиковая бочка. Скорее всего, в дождь крышку сверху снимают, чтобы набралась вода. Снизу приспособлен маленький кран. И это вся конструкция – нет ни стен, ни занавески.

Мэт смотрит по сторонам. Забор у Кэтти достаточно высокий, хотя это и забором назвать сложно: плотно связанные прутья и палки, которые обросли лианообразным сорняком. Соцветия приятного сиреневого цвета.

Старается отогнать непрошеные мысли о том, кто мог пялиться на его женщину, когда она смывала с себя пыль и грязь после работы, или просто освежалась в особо жаркие дни. Воинственным он никогда не был. Однако сейчас вдруг чувствует себя вполне способным ввязаться в драку. Последние три года достаточно сильно изменили его мягкий от природы характер.

Но думать про всё, что было когда-то в прошлом, Мэт совершенно не хочет.

Он принимает душ. Вода не сильно холодная, не сильно горячая – прямо то, что надо. Вспоминает, как в условиях цивилизации, чтобы отрегулировать до идеала температуру, приходилось убить несколько минут, играясь с двумя кранами по очереди. Тут природа сама выставляет все настройки и делает это превосходно.

Закончив водные процедуры, Мэт стоит какое-то время абсолютно голый. Лёгкий ветерок на влажной коже ощущается гораздо сильнее, что очень освежает. Писатель поднимает глаза и видит Кэтти. Она стоит в дверном проёме, опираясь плечом о косяк и скрестив руки на груди.

– Что это за растение на заборе? – выдаёт Мэт первое, что приходит в голову.

– Это Пуэрария.

– У неё красивые цветы.

– Я даже не буду пытаться рассказать тебе обо всех целебных свойствах этого плюща, – улыбается девушка. – Обед скоро будет.

Отворачивается.

Кэтти готовит салат из тунца, а Мэтью, сидя за столом, наблюдает за происходящим. Пытается вспомнить, когда в последний раз она готовила для него обед.

Наверное, в этом и заключается суть счастья – пища из рук любимой женщины. Казалось бы, обыденная мелочь, которая проходит мимо сознания многих людей каждый день. Но сколько она таит за своим фасадом. Какие сложности зачастую таятся за кулисами семейного ужина! Мужчины, не ценящие жён, не достойны звания мужей. Женщина может мучиться от боли в особые дни, или испытывать нужду в деньгах, но когда она любит супруга, то всё равно сделает так, чтобы тот был сыт. Обязательно придумает что-то, если есть возможность, или же приготовит нечто незамысловатое. Не важно, что это будет. Главное, она ждёт его. И он знает, что его ждут. У Мэта подобная мысль вызывает больше эмоций, чем первый в жизни взгляд на океан.

Они с Кэтти болтают о мелочах, смеются, обедают и выходят на прогулку.

Солнце покидает зенит, а значит ещё чуть-чуть, и убийственная жара спадёт. Мэтью даже не представляет, что интересного можно увидеть на таком небольшом острове. Тут нет ни удивительной архитектуры, ни высоких водопадов, ни внушительных достопримечательностей. Все дома выглядят почти идентично. С другой стороны, его взгляд, как личности творческой, ловит неприметные детали пейзажа, общий вид оплетённого растениями отдельного строения, например. Он спрашивает, кто там живёт, получает ответ и короткую историю о человеке в придачу. Ведь сколько интересного может произойти за один день даже здесь, на крохотном пятачке суши.

Они идут рука об руку, словно на прогулке в центральном парке. Однако не успевают дойти до окраины посёлка, как намеревались.

– Эй, привет, мистер! – звучит сзади тонкий детский голос.

Мэтью оборачивается. Мальчишка выходит из-за угла какой-то халупы и машет им.

– Здравствуй, Бёрд, – отвечает Кэтти.

– Привет, парень! – Писатель тянет руку, чтобы поздороваться.

«Кажется, сейчас это будет уместно»

Паренёк не сходит с места. Говорит с расстояния метра в три, словно бы не замечая приветственный жест. Девушка тоже замирает.

– А вы уже успели познакомиться, – констатирует она.

– Да! Считай, я помог ему найти тебя, – важно произносит Бёрд.

– Ну-у, пусть будет так, – смеётся Мэт, чтобы сделать ребёнку приятно.

– А вы знаете, что Говард собирает всех?

– Собрание? – хмурится Кэтти.

– Какой-то праздник? – удивляется Мэт.

– Да не, просто общий ужин. Есть хороший повод.

– Мэтти, пойдём скорее! Ты не представляешь, что там увидишь! Пойдём!

Она тянет его, и тот послушно идёт. А обернувшись, видит, что мальчик уже исчез. Ещё какая-то неясная мыслишка свербит в мозгу. Только что произошло нечто странное, но он никак не может понять, что именно.

Писатель надеется увидеть главную площадь посёлка. Ему кажется, что там уже сейчас бушует большой костёр, музыка, веселье, радость. Они проходят в обратную сторону по главной улице. «Бардандос», вспоминает Мэт. Сворачивают на параллельную улочку, минуют ещё несколько домов и выходят к нужному месту.

Ничего ещё нет. Да и площади, как таковой, тоже не существует. Это просто свободное пространство в стороне от центральной улицы.

Люди – и мужчины, и женщины – таскают увесистые брёвна и ветки для костра. Детишки носятся вокруг, крича и смеясь. Общих столов нет, и кажется, никто не собирается их ставить. В стороне несколько женщин в возрасте нарезают овощи, чистят рыбу, маринуют, добавляя разные специи. Тут же он видит и того самого не очень вежливого рыбака. Возле него бо́льшая часть общего улова.

Со стороны подготовка выглядит настолько обыденно и привычно, но вместе с тем, по-доброму и по-домашнему. Весь процесс похож именно на приготовление ужина в большой семье. Скорее всего, это всё люди. Они сами по себе такие. У них нет тревог, а только любовь и радость в отношении друг друга.

Нет какой-то определённой иерархии, чтобы каждый занимался своим делом. Все взаимозаменяемы. Мэтью видит, как несколько мужчин отвлекаются от костра и идут помогать кухаркам. Дородная женщина, что несёт воду, ставит вёдра и начинает прикрикивать в свою очередь на юношей с ветками.

Кто-то приносит покрывала и пледы. Очевидно, кушать собираются, сидя на земле. Постепенно всё превращается в большой пикник. Не хватает только стереотипных плетёных корзин. И они появляются! Только выглядят немного нестандартно. В них приносят бутылки и какие-то мелочи – посуду и приборы.

Писатель удивлённо озирается. Вся обстановка навевает некие воспоминания из детства, когда они всей семьёй отправлялись в городской парк. Когда отец ещё был жив, а сестра не свалила куда подальше. С тех времён у него остались только отголоски красок и эмоций – неизменно яркие беззаботные и очень тёплые, как парное молоко.

Кэтти подводит его к одной группе людей, к другой. Все здороваются, знакомятся. Да, пока что не все отвечают улыбкой на улыбку, далеко не все. Но Мэт чувствует, как стена отчуждённости даёт трещину. Видимо, его положение приглашённого и спутника одной из них постепенно меняет отношение к нему.

Кэтрин покидает парня на некоторое время, отправляясь к тем, кто чистит фрукты. Однако компанию ему составляет старая Рита Бор. Технически, они виделись утром, но сейчас Мэт ощущает себя так, будто в суете и передвижении человеческих фигур уже прошло много времени.

Она сначала указывает ему на некоторых и называет имена. В общем гомоне он слышит имя Уве – рослый африканец говорит с сильным акцентом, но достаточно грамотно. Тот рассказывает что-то о своей родной деревне. Мэт, сквозь специфический говор, не может разобрать название: «Огоссагу? Огасага? Асаги?».

Слишком много новых лиц. Кажется, будто собираются все жители. Навскидку, здесь уже наберётся пара-тройка сотен. Наверное, сколько всего жителей вмещает остров, знают только сами местные. Лица, лица, лица. Сёстры-близняшки Шэбо помогают разделывать рыбу. Блондинка Милла Боун собирает и раскладывает очищенные фрукты на большое блюдо. Она улыбается Мэту и игриво подмигивает.

Затем Рита болтает о своей молодости, пересказывает какие-то старые истории. И его это совершенно не напрягает. Если раньше он мог вполне циничным образом оборвать собеседника посреди пространной и скучнейшей байки, то сейчас писатель просто слушает, потому что ему нравится. Его захватывает общая эйфория от скопления людей, все эмоции которых направлены лишь на радость близким и окружающим людям.

И вот, когда у Мэта уже кружится голова, суета постепенно начинает сходить на нет. Последние приготовления завершаются, люди собираются плотнее. Стихают последние громкие разговоры.

Он замечает с одной стороны пока ещё не разведённого костра внушительных размеров нечто похожее на небольшой помост.

Голоса стихают окончательно. Все смотрят в одну точку.

– Мои родные!

Мэтью слегка подскакивает на месте – он каким-то образом пропускает момент, когда на импровизированной сцене появляется фигура. Звучный голос раздаётся в полной тишине. Мэта поражает его сила с первых слов.