Полная версия
Про то, как враг народов войну выигрывал
И если те настоящие люди говорили о том, что надо держаться и не дать врагу пройти вперед, то подлые трусы так и, заходясь в приступе чудовищной истерии, требовали и требовали от своих войск более чем незамедлительно разом вытеснить подлого врага за все пределы своего единоличного владычества.
Они были именно теми отвратительно мерзкими холуями, которым и впрямь вполне вот и довелось на редкость как-никак тогда раздобреть от фимиамов, что партия большевиков так и воздавала сама уж себе без тени стеснения до самой последней же нитки при этом фактически обирая свой и без того совершенно нищий советский народ.
Их главной целью было процветание своего всех и вся победившего класса, а остальных они считали за одних только рабов задача, которых строить и строить новые египетские пирамиды…
И для них как оно и понятно воля фараона была чисто так во всем до конца уж явно превыше всего.
И главное, сколь расторопно, они, никак не мешкая, так и старались истинно вприпрыжку, как можно побыстрее на тот еще самый верх в единый миг доложить о весьма безупречном, да и ясное дело, что ни на есть безропотном выполнении всех самодурских своих требований и всевластных командных распоряжений…
Поскольку для них самих в том и было заключено одно лишь предельно простое, как и на редкость, прилежное старание, причем еще и под их без тени сомнения за все и вся до чего и впрямь ответственно наимудрейшем верховном руководстве.
Но при этом опять же, беспардонное очернение ныне будто бы полностью минувшего прошлого ни в какие в планы автора нисколько не входит.
Нет, ему вот разве что хочется показать саму суть той войны, как и чудовищно недостойные средства, при помощи которых была вырвана с мясом, а не здравым умом завоевана – вся эта апофеозно-официальная победа.
9
Говоря про то грубо и на самую прямоту, весь официально признанный подход к войне – это одна кроваво красная самореклама членов военных советов, всегда добропорядочно державшихся от линии фронта на некотором отдалении (не ближе 5 километров), по свидетельству Виктора Некрасова в его повести «По обе стороны стены».
Вот они его слова.
«У тов. Брежнева очень убедительно об этом сказано. И о том, что они, политработники, всегда на два шага впереди нас были, рядовых офицеров. А я, дурак, думал, что километров за пять от передовой… Виноват. Каюсь. Было бы время, переписал бы „«В окопах Сталинграда“. ». А может, еще и успею».
10
И ведь при всем том вовсе не было в речах «борзописцев дорогого и всеми ими до чего еще искренне всем пылким сердцем, так и превозносимого генсека» ничего такого, собственно, нового.
Французские историки некогда и впрямь как-никак, а значительно ранее тоже уж всецело проявили самый максимум смекалки, как и здравого околонаучного смысла, дабы задолго до всех тех «златоглавых академиков Анфиловых» буквально в той же благочинной манере безупречно и восторженно обелить однобоко великий военный гений огненосца стратега Наполеона.
Современным услужливым переиначивателям всемогуще светлого прошлого было с кого себе брать весьма достойный пример для самого уж заискивающе бравого подражания, раз их сознание и впрямь-таки было на редкость явно ослеплено чьим-либо исключительно неземным величием.
Вот как доподлинно и здраво описывает всемирно известный писатель граф Лев Николаевич Толстой все эти их потуги натянуть бы «парчу исторической правды» на сколь, несомненно, злой гений Наполеона в его романе «Война и мир»:
«И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам, историками, как что-то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание. Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик».
11
Важные и на редкость стоически верно в своей науке подкованные мужи во все времена до чего премудро бряцали восторженными словесами, тем лишь только и всего, что совсем так запальчиво вполне ведь оправдывая весь свой спецпаек, а также и все прочие крайне необходимые для написания «шедевров их мысли» благие удобства…
А впрочем, не им ли наскоро же громыхать чужою алой кровью добытою славой, так и пыжась при всем том своим абсолютно вот всесильным и до чего, как есть люто безбожным и безбрежным всезнанием.
Причем сами они исключительно так скромно подчас стояли именно что в тени всех тех ярчайше пышных лавров, что были ими, получены в дар из рук иногда более чем весьма и весьма до чего более чем гостеприимной и на широкую руку щедрой политической власти.
А уж она как-никак безо всякой в том тени сомнения, всех их восторженно и прилюдно до чего радостно всячески одаривала, да еще не иначе, а именно в качестве платы за весь тот сколь еще усердный и вовсе незаурядный эпистолярный их труд…
Причем как раз подобным образом оно буквально-то всегда, собственно, и было, всласть обласканные властью деятели гусиного пера с самых незапамятных времен переписывали историю во вполне подходящих для каких-либо теперешних правителей рамках.
И все это только поскольку те в ответ их явно одаривали всяческими и всевозможными земными благами, да и окружали их истинно неземным почетом.
12
И то, кстати, никак не ново во всей той совсем незамысловато мутной и грязной политической истории, в которой попросту еще изначально как раз подобным образом и было принято всячески обделывать все те до чего крайне так ныне более чем насущные дела.
И уж кого-то почти искренне при этом было принято никак при том, вовсе не утруждаясь какими-либо объективными реалиями века, до чего еще благочинно как-никак, а беспричинно всячески возвышать.
Ну а кого другого совершенно же немедля, и близко ведь невзирая на лица, и впрямь-то как-никак, а вполне полагалось стирать буквально в порошок, раз теперича у нас этакая общая линия.
ВОТ, НАПРИМЕР, тот словно гром, среди ясного неба до чего незамедлительно так сходу после смерти великого полководца разом-то и грянувший развал блистательно великой империи Александра Македонского…
У талантливого завоевателя нисколько и близко затем явно не оказалось того одного же достойного приемника, а как раз потому фактически сразу после его кончины его империя была исключительно так спешно затем и разделена на части его весьма и весьма более чем ревностными в соискании славы и доблести диадохами.
Однако этакая правда была вовсе-то кое-кому истинно уж принципиально до чего еще отвратительно тогда неудобна, а дегероизация и в те времена была и близко совсем никак не в почете.
То есть на лицо самое явное перекрашивание истории на некий нужный лад только не сегодняшнее, а той еще двухтысячелетней давности.
И то истинно общеизвестный факт, что сколь немалым числом древних подхалимов-историков тот до чего на редкость спешный раздел бестрепетно и исторически лживо тогда вполне еще именовался, самым что ни на есть чисто же преднамеренным разделом своего царства великим вождем в сущем предчувствии более чем неизбежно скорого своего конца.
Современников, быть может, подобная трактовка до чего безупречно и вправду во всем вероятно, устраивала, да только нынешняя история – наука предельно точная, и она всегда со временем уж не мытьем так катаньем явно еще всячески все-таки докопаться до святой и кем-либо некогда исключительно ведь безыскусно и преднамеренно затаенной истины.
Вот в точности эдак недавно был полностью обелен Ричард III, оболганный современниками и впрямь-то, как есть, вознесенный великим Шекспиром на жертвенник вековой исторической кривды…
Горба у него точно никакого не было.
И да, конечно, в поисках сколь основательно затерянной или тем паче кем-либо злонамеренно утаенной правды надо бы проявлять довольно-таки большую щепетильность, поскольку никому и никак нисколько нельзя бросать даже и малую тень на всех тех зачастую безымянных защитников нашей не столь и давно бескрайне широкой, единой родины.
Раз именно их светлой памяти мы все как один и обязаны – своим до чего только обыденно простым физическим существованием.
13
Однако будет вовсе-то и невозможно именно как раз того фактически сходу буквально разом так совсем не признать…
Более чем, несомненно, что будет, куда только намного получше вполне вот узнать горькую истину, нежели чем всю свою жизнь без конца и края так и пережевывать, да пережевывать басни старой и близко не в меру подслащенной советской лжи.
На тех же немцев никто в Европе искоса ныне не глядит и никто в них пальцем не тычет, как на диких и заклятых вандалов, причем только-то потому, что некогда их отцам и дедам и впрямь-то довелось жестоко развязать кровавую бойню, – зверски изничтожив при этом миллионы и миллионы гражданских людей.
В свое время всем тем никак не в меру самонадеянно спесивым представителям той сколь делово и незамысловато саму ведь себя крайне преступно провозгласившей таковой высшей расы столь доподлинно верно был как-никак, а разом преподан на редкость достойный и весьма славный урок.
Им было в свое время очень даже хорошо, да и весьма доходчиво разом разъяснено, а именно как и куда им соваться, и близко-то совсем не следовало.
И их идеология явно так несла в себе, те самые чисто сатанинские нотки для нее была характерна лютая ненависть ко всему, что не мы и донельзя так грубое самообожание…
Ну а если наших общих предков до чего бесстыдно и подло некогда именно что попросту обманули, наобещали им сладкую жизнь, добро и свет…
И разве то и близко никому и никак явно уж оно непонятно, что дело то не в едином своем глазу вовсе ни в чем совершенно несхоже с тем напыщенно и весьма ведь эгоистически беззастенчивым возвеличиванием всего своего собственного, как есть самого наилучшего из всех существующих на этом свете народов…
В России звериный национализм в массах никак не мог бы прижиться.
Но при этом внешне заявленное единство и братство народов было единством рабства, да и более наглядно прослеживалось до чего только последовательное уничтожение всяческой самобытности…
Ложь коммунистическая была, куда так коварнее лжи значительно вот более откровенной нацистской кривды.
Вывернутая наизнанку чистая правда всегда хуже подлого вранья переполненного ненависти и страха перед всем чужим и будто бы на редкость совсем инородным.
СССР действительно защищался от вражеской агрессии, но при этом сталинская клика попросту не сумела нанести удар первой, а это никак не подразумевает отсутствие всякой ее тяжкой вины за всю ее отчаянную ретивость в развязывании Второй Мировой Войны.
Но признание этого факта никак не преуменьшает заслуги народов СССР в планомерном удушении проклятого фашистского монстра.
И вот если на одну ту короткую минуту и вправду допустить, что Советская Россия и вправду по-братски мечтала искренне обнять в медвежьих объятьях социализма весь необъятно широкий западный мир, то это всего-то лишь разом бросает некую дополнительную тень на извне завезенную проказу большевизма.
Однако вот никак так оно и близко совсем не подразумевает чего-либо хоть сколько-то большего.
И если подобного рода факт будет всецело признан полностью официально, то чем это все те никак не вчерашние грехи промозгло серого умом коммунистического тоталитарного режима хоть сколько-то на деле еще сумеют вовсе уж неистово взбаламутить мутную воду не столь и далекого прошлого?
14
И разве можно то хоть сколько-то и далее скрывать?
Между всеми теми до чего будничными действиями истых приверженцев коммунизма и нацизма было чрезвычайно ведь много действительно общего, кроме разве что чего-то именно всецело так одного.
И это именно те самые два десятилетия интернационального социализма и создали все условия для возникновения во время войны всего того непомерно так огромного количества предателей, запросто готовых обагрить и замарать руки кровью мирных граждан и своих же соотечественников, находясь при этом на службе у Третьего рейха.
А то уж между тем и был именно тот истинно так заклятый во всех тех грядущих веках режим, безжалостнее и продуктивнее которого во всякого рода убийстве попросту никогда доселе и не знавала вся вот, как она есть человеческая история.
Причем его отношение к гражданам советской России вообще вот и в принципе не имело ровным счетом ничего общего к какому-либо даже и совсем этак негуманному отношению к людям же вообще.
Да и сами те условия дьявольски скотского содержания наших военнопленных, как нечто ведь иное всецело-то затем весьма поспособствовало всему тому до чего бурному развитию в самых так обычных людях донельзя свирепых инстинктов сущей бесчеловечности.
И это при том, что все те напрочь обезвоживающие саму душу людскую жесточайшие обстоятельства исключительно же тягостного пребывания советских военнопленных в том самом непомерно суровом немецком плену могли бы оказаться на редкость вот корне иными, подпиши СССР те и впрямь до чего всецело надлежащие к их подписанию международные соглашения…
И вот тогда наши солдаты жили бы в несколько иных условиях и впрямь, как по накладной, бесперебойно получая посылки Красного креста, и с ними немцы никак вот при данном раскладе и близко не отважились бы тогда обращаться чисто как с животными.
Поскольку, ясное дело, что тогда как-никак, а вполне бы существовал, в том числе и некоторый международный надзор над всем тем, так или иначе происходящим в лагерях советских военнопленных.
Причем эти-то лагеря медленной и мучительной смерти почти ведь с самого начала войны были вовсе-то совсем никак так нисколько несчетны, причем как есть, пожалуй, словно бы звезды на небе.
И наиболее тут главное оно именно то, что, те самые пленные никак при этом совершенно уж не считались охранявшими их оккупантами хоть сколько-то вообще за настоящих людей…
Ну, а если бы положение военнопленных советских солдат и близко так не было столь ужасающе донельзя плачевно, то, как бы это тогда еще удалось всем тем нацистским агитаторам до чего основательно так поставить под ружье настолько большие солдатские массы под почти все тем же красным знаменем лютого нацизма?
Медленная и мучительная смерть или служба на благо врагу, уж кто это вообще был в том виноват, что советскому воину попросту жизненно вот было необходимо принимать решение и, кстати, непременно затем еще отдавать самое определенное предпочтение до чего и впрямь-то почти подневольно и поспешно сделанному им выбору?
А между тем тот самый никак недосужий выбор буквально-то для каждого человека, жизнь или верная смерть, до чего еще частенько более чем невольно совершается именно в пользу продолжения жизни, и с этим ничего вот никак совсем не поделаешь.
15
Так что и близко уж нечего столь откровенно ведь поражаться всем тем на редкость невероятным масштабам всего того массового предательства среди принимавших присягу на верность родине красноармейцев.
Родина сама предала их еще всякого начала всяких военных действий, не присоединившись к Женевской конвенции.
И дело не только в обращении или вот обязанностей накладываемых конвенцией, даже если страна ее подписавшая воюет со страной, которая ее не подписала.
Подпись под Женевской конференцией гарантировала хоть какую-то возможность инспекций санитарных условий в лагерях военнопленных и посылки Красного креста…
Но для Сталина и близко не было пленных солдат, они все до одного были для него грязные подонки предавшие его личную персону и уж, как и понятно мать родину вместе с ней.
Он возвышался над всем и все не только своими статуями, но и крайне завышенным самомнением, а потому все кто вышел из-под его опеки и оказался в стане врага до чего еще автоматически ставился им на одну доску с неприятелем.
И это было вовсе так неважно, полностью добровольно он там оказался или его взяли силой, когда у него более так совсем не оставалось не единого патрона.
Люди, оказавшиеся в плену, в совершенно так нечеловеческих условиях подчас теряли всякий свой прежний моральный облик, а потому и цеплялись они за службу немцам как за единственную возможность вырваться из цепких рук костлявой с косой.
Да и сама идея, которой им отныне предстояло служить вовсе вот не была такой и впрямь донельзя так по всей своей сути отличной от всего того к чему они уже давно ведь поневоле привыкли.
Причем, конечно, автор никак не рвется оправдывать тех, кто пошел служить немцам, но были люди, сломавшиеся легко, а были и те, кто сделали выбор, в сторону жизни находясь на самой грани голодной смерти.
И главное всегда есть те, кто смотрит на войну совсем вот издалека и они крайне гадко осуждают всех, кто поднял руки, хотя сами бы они это сделали бы гораздо уж раньше.
И среди этих людей есть те, кто подчас вот находится на достаточно высокой должности и они, сидя в своих высокопоставленных креслах, командуют парадом, отдавая войскам нелепо же убийственные приказания.
И это именно где-то глубоко внутри политически злокачественных опухолей на теле всего этого мира, Третьем Рейхе и СССР, явно имелись чиновники, безыскусно державшиеся от линии фронта, как можно только подалее, зато бесцеремонно и навязчиво смевшие лезть с советами к тем, у кого над головой все время рвались и рвались снаряды.
16
В суровых реалиях СССР (учитывая только лишь ему и свойственную государственную действительность) все это явно вот выглядело значительно хуже, чем оно было в Германии, и именно в связи с тем гитлеровцы и прошагали своим бравым, и до чего вовсе неробким шагом от весьма неблизких окраин почти до самой Белокаменной.
Причем нечто подобное никак этак не было единственной причиной столь еще на редкость стремительного продвижения гитлеровских войск прямиком этак вглубь страны.
Раз уж та только лишь в одном разве что единственно верном смысле ретивая командно-административная система попросту вот гнала и гнала свой народ строго вперед и на запад.
Ну, а враг беспрестанно крошил все эти солдатские массы полностью уж в мелкую труху, причем зачастую безо всяких больших своих людских потерь.
17
А между тем, какая бы мощная силища на нас сколь внезапно бы не поперла, впрямь-таки сходу скомкав все наши войска, а все равно свои полуобескровленные части можно было бы и несколько так рассеять, спешно создав в тылу у безудержно прущего вперед противника чувствительно разящие врага столь многочисленные партизанские отряды.
У всякой армии обоз – это и есть его наиболее слабое место.
Да и вообще, гнать и гнать вперед и только вперед современные войска в случае внезапного вражеского нападения могла одна лишь та пресловуто же всенародная политическая система, что своих от чужих, если и была хоть как-либо способна различить, то только на ощупь и где-то до чего еще непосредственно рядом с собой.
Поскольку буквально все ей были вполне одинаково и близко так никак ведь явно уж совсем не свои…
Она весьма и весьма до чего всеобъемлюще и безоглядно стремилась к одному разве что истинно беспримерному расширению всех своих и без того попросту необъятно широких границ, как и самому же беззастенчивому перерождению всего этого мира под флагом именно что чисто своей до чего старательно перемалывающей людские кости штампованно аляповатой идеологии.
Ну, а с умом и честью защищать свои собственные государственные границы она попросту никак и не умела, да и вообще, никак того явно и не могла.
И было то так, а не иначе, разве что поскольку в ней еще изначально был слишком глубоко заложен хищнический инстинкт.
Ну а как раз потому и атаковать было единственно верным, с ее точки зрения, средством защиты от подлого агрессора, как есть посмевшего посягнуть на вотчину единственно верного по всем своим «светлым» идеям марксизма.
18
А может, все-таки как-никак, а было бы исключительно же предостаточно всего-то навсего разом так сходу несколько ниточек магистралей, совсем ведь не мешкая попросту перерезать, мосты вовремя подорвать, и все – конец блицкригу?
Да только вот чего-либо подобное было бы явно вовсе-то нисколько никак не по-советски.
Тут, понимаешь ли, даешь незамедлительное контрнаступление – и баста!
А между тем любые выступления войск куда-либо вперед и только вперед надо было осуществлять со всем тем достаточно же зрелым, светлым умом и безо всяческой и впрямь до чего напрочь остекленевшей в глазах панической истерии.
Раз уж, и вправду, делать подобного рода вещи следовало до чего исключительно на редкость более чем вдумчиво и рассудительно, а никак ведь нисколько не безумствующе до чего только во всем безрассудно.
А еще и надо бы истинно вовремя более чем стояще призадумываться о той никак неимоверно злосчастной судьбе всех тех войск, что были безо всякой пользы загублены в результате попросту никем этак явно необдуманного до чего только дальнего прорыва обороны отнюдь и близко неглупого противника!
В 1942 году именно при подобных трагических обстоятельствах и попал в плен генерал Власов.
Причем, несмотря на то, что был он вполне искренне верным долгу сталинским выдвиженцем, да только все равно было бы как есть вот несказанно лучше, кабы он так и продолжил службу своей родине на единственно верной ей стороне – его самые бесспорные полководческие таланты могли принести стране весьма значительную пользу.
Причем надо бы и то совсем этак непосредственно уж разом сходу учесть, что довольно-то многие другие сталинские соколы были по всем своим явным задаткам разве что, на редкость значительно хуже его, и весь тот вред, причиненный ими своей стране, был до чего еще более чем несоизмеримо крупней и всецело весомей.
Их мысли черным дегтем мазали всякое подчас жизненно необходимое отступление, как и полностью до конца планомерно продуманное создание весьма четкой линии должной обороны, а между тем на всякой современной войне это и есть то самое наивысшее преступление супротив всех своих бравых защитников.
Полное незнание истинных батальных реалий, пребывание в своем собственном мире идеологически верно выверенного угара…
Все это и создавало крайне настороженно удушливую атмосферу более чем беспрестанного сивушно перегара всяческих до чего вот отчаянных наступлений на пятки врага, который тем временем улепетывать восвояси вовсе-то и близко никак явно не собирался.
19
Да только уж между прочим, даже и перед тем, как той одной самой отдельной полностью ведь укомплектованной личным составом дивизии этакий суровый приказ наспех рубя с плеча отдавать…
Вот и впрямь, перед тем как куда-либо довольно-то далеко вперед на новые позиции более чем спешно всеми силами выдвигаться, разве уж никак не нужно было, совсем не скупясь при этом на время, буквально-то все четко и взвешенно до чего еще досконально со всех тех или иных сторон всецело обдумать?
Мысленно взвесить все препятствия и преимущества, сопоставить топографию местности с расстановкой сил, причем как своих, да так и противника, а иначе из всего этого могло выйти разве что одно так пустое и почти бессмысленное разбазаривание, как техники, а впрочем, в том числе и, действительно вполне храбрых духом людей.
И вот они, те как-никак разве что вовсе недавно сколь на редкость более чем милостиво разрешенные к их опубликованию меткие и хлесткие, а как раз потому и праведные слова великого белорусского писателя Василя Быкова.
Его повесть «Карьер» более чем наглядно повествует о наиболее главной задаче всех тех до самой невозможности безразмерно разбухших штабов – порождать одни лишь сущие горы в дальнейшем (в стратегическом плане) полностью так бесполезной бумаги.
Василь Быков, «Карьер».
«– Да ну их, этих щелкоперов! – снова повысил голос Желудков. – Терпеть не могу. И на войне не терпел. За что их уважать?
Бывало, если какая операция намечается, сроки ведь ужатые, так эти штабы на бумаги все время и угробят. Месяц с бумажками возятся, графики чертят, перечерчивают, утверждают и согласовывают. Потом ниже спускают, опять чертят и согласовывают и так далее. А придет, наконец, к исполнителю, в полк или батальон, времени и не остается. Комбату некогда на местность взглянуть, где наступать будут, до атаки час светлого времени остается».
20
Причем это как раз из-за подобного рода невозмутимо заоблачных планов самое начало той войны великая страна и встретила во всеоружии до чего изначально уж как-никак, а исключительно так бесплодной попытки и впрямь-то нахрапом вытеснить подлого врага именно туда, откуда он к нам до чего внезапно и безрассудно разом пожаловал.
