A&B

Попасть обратно оказалось сложнее, чем он предполагал. Сколько бы он ни звонил в домофон, на том конце трубку не снимали. Далеко не сразу в его голову пришла мысль позвонить ей на телефон, но и на него она не спешила отвечать. Он так долго мялся около двери, что мокрые после душа волосы заледенели и превратились в сосульки. Когда, наконец, он дозвонился, от нее он не услышал ни извинений, ни оправданий, только слегка удивленное : «Ты разве звонил?». Она открыла дверь, он словно ошпаренный залетел в тепло квартиры. Вопреки всем его ожиданиям, она стала обуваться.

– Ты куда?

– Домой. – Она говорила иначе, чем когда только вошла, это Араки сразу приметил. Голос ее был какой-то грустный, утомленный.

– Почему? Ты разве не хотела со мной встретиться?

– Будет не хорошо, если он проснется. – Она даже не взглянула на него.

– Что-то случилось?

«Ну что он пристал? Какое ему дело?!» – раздраженно думала она. Не станет же она ему объяснять, насколько она чувствует себя жалкой, беспомощной, ненужной из-за своих чувств, из-за того что не способна их контролировать. Она не может перестать думать о нем, мечтать о близости с ним, представлять их совместную жизнь, где они муж и жена с тремя прекрасными белокурыми детьми; и при этом всем в его присутствии она терялась, краснела, с трудом выдавливала из себя каждое слово. Да о какой семье может идти речь, если она даже с ним поговорить не может нормально? О чем она только что думала? О том, что сможет стоять с ним рядом, лечь с ним в постель, стать для него желанной? Несмешная шутка. С множества фотографий, расставленных на каждом шагу, взирает его единственная любовь. Она что, правда, рассчитывала когда-нибудь стоять на ее месте?

– Пожалуйста, останься. Если ты сейчас уйдешь, я здесь со скуки помру. – Араки все не отставал.

– Не умрешь. Мне вообще не стоило приходить. – Она мельком взглянула на него и увидела его молящий жалобный взгляд. Он слегка ее рассмешил, стерев все раздражение, что она чувствовала к нему. С виду такой огромный и неотесанный чурбан, а смотрит, будто беспомощное дитя. Кто бы знал почему, но она сравнила его с пандой. Такой же неуклюжий, но пушистый и милый.

– Ты же даже чаю не выпила. Всего одну чашку, пожалуйста.

– Ладно. Одну.

С нескрываемой радостью он побежал ставить чайник, а она сняла сапожки, что успела застегнуть. «Ну и кто скажет, почему я согласилась?» Она села за стеклянный кухонный стол, подперев голову ладонью, и уставилась в окно. Почти ничего не разглядеть, но это и неважно: будь перед ней хоть бетонная стена, она бы и в нее смотрела так же. Ее занимали мысли в ее голове, а не то, что творилось на улице. Он поставил чашку горячего чая рядом и придвинул тарелку с печеньем, но она не отреагировала.

– О чем думаешь? – Он предпринял попытку вытащить ее из дум, но она не торопилась отвечать.

– Хиро, вот как ты считаешь,– начала она медленно, растягивая каждое слово.– Может ли человек за свою жизнь по-настоящему полюбить дважды? Я имею в виду любовь между парнем и девушкой. Или ощутить эти чувства можно лишь раз, а все, что потом, лишь поиск чего-то похожего?

– Нашла, кого спросить. – Он отхлебнул из кружки. – Я в этом разбираюсь не больше, чем в ракетостроении.

– Ты влюблялся когда-нибудь?

– Не знаю. Может быть. Были девочки, которые мне нравились, но в лучшем случае они сбегали, когда я пытался поговорить.

– А в худшем?

– Переводились в другие школы, лишь бы меня не видеть.

Она хохотнула.

– Да быть такого не может. Ты же сама безобидность.

– Ну они, похоже, так не считали.

– Какие пугливые,– сказала она, оторвав взгляд от стекла. – Хиро, ты совсем не страшный, даже наоборот. Они просто слишком слабые.

Повисло молчание, она какое-то время разглядывала его, но потом принялась-таки за чай. Со скоростью хомяка она уплетала печенье за печеньем, что Араки только удивляться и успевал. Прикончив все печенье на тарелке, она успокоилась и опять отвернулась к окну.

– Почему ты хотела встретиться?

– Я хотела извиниться за то, что тебе наговорила. Уверена, все совсем не так.

– Не так что?

– Ты для него не игрушка. Я тебе позавидовала, вот и сказала гадость, чтобы тебя задеть, но я совсем так не считаю.

– Я уже понял. Забыли.

– Спасибо. – Она улыбнулась.

– Слушай, это, наверно, ужасная наглость, и все же я хочу кое о чем попросить.

– О чем?

– Ты не могла бы рассказать о нем? Что у него не спроси, он ни на что не отвечает. Я нахожусь в его квартире, готовлю ему еду, но ничерта о нем не знаю.

– Я не думаю, что он хотел бы этого.

– Я уверен, что и сильно против он не будет. Ну, пожалуйста. Мне некого больше об этом попросить.

– Что именно ты хочешь узнать?

– Да все, о чем знаешь ты.

– Ладно, но только в качестве извинений. С чего начать?

– С самого начала.

– Это надолго.

– Как видишь, времени у меня сейчас завались.

– Бабушка никогда толком не говорила, как она познакомилась с его матерью. Знаю только то, что его мама очень хотела убить моего папу, но по какой-то причине пощадила и подчинила нашу семью.

– Подчинила?

– А. Да. Я порой забываю, что ты в мире Альф новичок. Видишь ли, у Альф есть иерархия. Она везде есть. Стычки между Альфами происходят постоянно. Обычно они заканчиваются смертью одного, но редко происходит так, что победитель не убивает проигравшего, а делает своим слугой.

– Как-то это… жестоко.

– Угу. Особенно, если учесть, что проигравший и его дети в будущем обязаны подчиняться победителю во всем и его детям, и детям его детей, ну и так далее. Обычно это ужасно. Альфы очень жестоки, они издеваются над своими вассалами, заставляя их делать немыслимые вещи, всячески унижают. Но она никогда ничего подобного по отношению к нам себе не позволяла. Все, что ей было нужно, чтобы наша семья не работала против нее. Она нас уважала, поэтому между наши семьями установились теплые отношения. Она сблизилась и с моим отцом, и с моей мамой, но особенно была близка с бабушкой. Бабушка даже называла ее своей дочерью. Кто его отец, наверно, теперь не знает ни одна живая душа. Замужем она точно никогда не была, да и не рассказывала о своей жизни почти ничего.

– Видимо, это наследственное.

– Возможно. – Легкая улыбка скользнула по ее лицу и тут же пропала. – Она однажды просто пропала на год, не отвечала на звонки и нигде не появлялась, а потом объявилась с ним на руках. Не могу сказать, что мы выросли вместе, но в те редкие визиты, когда она приезжала в город погостить, мы проводили время вдвоем.

– А они разве не здесь жили?

– Нет, тогда ни они, ни мы даже не жили в этом городе. Тогда все было совершенно иначе, и виделись мы не часто, раз в полгода-год. Но знаешь… Я всегда им восхищалась, даже маленькая. То, что давалось мне с огромным трудом, он делал играючи. Легко решал сложные задачи, всегда находил выход из любой ситуации и никогда ничего не боялся, будто так и должно быть. Хотя бабушка всегда говорила, что дается ему это далеко не просто, за все приходится платить свою цену, я все равно мечтала стать такой же. В сущности, я очень мало знаю, как они тогда жили. Виделись мы редко, почти не общались, что его, что его маму болтливыми назвать нельзя, поэтому это все жалкие крохи того, что было на самом деле. Например, я совершенно не представляю, откуда взялась Хикари. Когда мне было 8, им по 7, они всей семьей пришли к нам на ужин вместе с ней.

– Погоди-погоди, сколько тебе лет?

– 21. Что, моложе выгляжу, да? – Он лишь ошарашено кивнул. – Это у меня в бабушку. Ей даже в 30 давали не больше 16. Так вот, о чем это я… Ужин. Конечно, ее появление вызвало интерес у всей нашей семьи, но как бы мы не приставали с расспросами, мы ничего не узнали. Ни кто она, ни кто родители, ни почему она живет с ними, ни даже ее фамилии нам и сейчас неизвестно. Но меня, по правде говоря, интересовало всегда не это. Ты слышал о таких птичках как неразлучники?

– Нет.

– Это птицы, которые постоянно держатся вдвоем, никогда не удаляясь от партнера дальше пределов слышимости голоса. Точь-в-точь они – почти никогда друг от друга не отходили, постоянно о чем-то перешептывались, жили в своем собственном тесном мире, рассчитанным только на них двоих. Казалось, разлучи их, они обязательно оба зачахнут от тоски. Но при всем этом вела она себя хуже некуда. Она всегда была неуправляемой, до крайности агрессивной, и с ним не была особенно мягкой. Чуть что ей не нравилось, она кидалась на него и била, а он не сопротивлялся, ходя в синяках, порезах и ушибах.

– Его мать ничего с этим не делала?

– Нет. Их семья, как бы сказать… Особенная. Его мать никогда не вмешивалась, что бы ни происходило, считая, что он сам должен с этим справиться. Я даже подумала, что ему это нравится, и поэтому-то он проводит с ней больше времени, чем со мной. И по глупости решила себя вести так же.

– И?

– И она сломала мне за это руку. Было больно, а произошло все так быстро, что никто из взрослых не успел среагировать. После этого бабушка поставила ультиматум, чтобы она ко мне никогда больше не приближалась. Они приняли это, и она действительно больше не появлялась нигде рядом, но и он тоже. Я очень за это разозлилась на бабушку, ведь я считала, что он теперь даже не посмотрит в мою сторону. Поэтому, когда я получила приглашение на его девятый день рожденье, я была на седьмом небе от счастья. Я помню, как долго мы с бабушкой выбирали платье, в котором я пойду, и как несколько недель подряд не могла спокойно из-за этого уснуть. Каждый третий день рожденья по обычаям их семьи был особенным. И праздновали его с особым размахом – приглашали всех друзей, знакомых семьи, закатывали огромный прием, накрывая немыслимых размеров стол, совсем не скупясь. И вот надо было так случиться, что за пару дней до него я сильно заболела. Я тогда была в прямом смысле слова в отчаянии, я с температурой за сорок пыталась натянуть на себя это платье, периодически падая в обморок и требуя, чтобы меня отвезли к нему немедленно. Конечно, меня никто не послушал, и насильно уложили в кровать. Как оказалось, это спасло мне жизнь. На праздник была приглашена вся наша семья, и отказаться было бы дурным тоном, поэтому мама с папой поехали вдвоем, а бабушка осталась приглядывать за мной. Торжество проходило в их особняке, совсем не чета этой убогой квартирке. Его мать любила уединение, поэтому дом был вдалеке от всех поселений и городов, глубоко в лесу, но со всеми удобствами. Боюсь представить, сколько она угрохала на него денег. Он был нереально огромный, заблудиться в нем можно было с легкостью, и далеко не факт, что тебя найдут в тот же день. И при всех его размерах они жили там втроем: она, он и Хики. Она никогда не держала прислуги. Столько пустого пространства, одиноких комнат, где никто никогда не жил и звенящая тишина, которую нельзя было нарушать. Бабушка говорила, что она не выносила шума, поэтому у них не было ни телевизора, ни радио, ни каких других проигрывателей. В этом доме никогда не звучала музыка. Странное ощущение. При входе появлялось впечатление, что весь мир пропал, время застыло, а эти трое – лишь призраки бывших хозяев. Но в тот день она, похоже, решила отойти от своих привычек. Было невероятно много народу, не знаю, сколько точно, но, наверно, за сотню. И в самый разгар вечера, когда все гости уже собрались, дом обрушился.

– Несчастный случай?

– Вряд ли. – Она покачала головой. – Все здание было спроектировано с особой тщательностью и заботой о безопасности. Над ним работали лучшие умы, при постройке использовали только самые лучшие материалы, все было просчитано до миллиметра, до миллиграмма. Не мог такой дом в один момент ни с того ни с сего сложиться подобно карточному домику. – Она посмотрела в свою чашку, Араки сразу понял намек и налил еще чая. – Единственный способ так быстро разрушить его – заложить взрывчатку под всеми несущими опорами дома и подорвать ее одновременно. Но пробраться в их дом без приглашения было невозможно, если только ты не умеешь проходить сквозь стены. Мы с бабушкой долго размышляли на этот счет и пришли к выводу, что сделать это мог только тот, кто пришел в этот дом под видом гостя, кто-то, кого знали ее близкие, кому она доверяла. Кто конкретно это сделал, мы не знаем и сейчас. В один миг мы потеряли все. Все погибли: мои мама и папа, друзья, знакомые, самые близкие и, как мы тогда думали, Себастьян и его мама. Благодаря авторитету его матери мы могли жить относительно безмятежной жизнью. Большинство Альф боялись ее, и мало кто рисковал посягнуть на что-то, что принадлежало ей, в том числе и на подчиненных, поэтому нас не трогали. Мы были привилегированны, неприкасаемы. И лишившись ее защиты, мы стали похожи на сочный кусок мяса среди голодных волков. У нас было богатство, слава, да одни наши головы могли бы служить отличным трофеем, которым можно было бы хвастаться до конца жизни. Нас должны были убить.

– И как вы справились?

– Мы притворились мертвыми, сделали вид, что тоже были на этом вечере. От большинства нашего состояния пришлось отказаться. Мы раздали его на благотворительность, а себе оставили ровно столько, сколько нужно, чтобы не умереть с голоду. Честно говоря, я до сих пор не могу к этому привыкнуть, а тогда для меня это был абсолютный шок. Оказывается, завтрак не готовится сам, а наличие дворецкого – роскошь, что место, где ты живешь, не само по себе чистое, его нужно убирать, что за едой нужно ходить в магазин, а если оторвалась пуговица на рубашке, ее нужно пришить, а не покупать новую.

– Какой ужас, – Араки не смог удержаться от саркастичного комментария.

– Для нас было тяжело привыкнуть к новой жизни, особенно для бабушки. Она все это богатство своим горбом зарабатывала, и сколько ради него ей пришлось пережить, а тут нужно его отдать. Немыслимо, но выбора у нас не было. Тут вопрос стоял не о том, как жить, а жить ли вообще. И вот спустя почти год после трагедии он заявился к нам, прокрался незамеченным в квартиру и ждал нашего прихода. Войдя, мы его не увидели, пока он с нами сам не заговорил. – Она сделала глоток.

– И что потом?

– После того как мы отошли от обморока, мы узнали, что каким-то чудом им с Хики удалось выжить, и сейчас им нужно, чтобы кто-то взял их под опеку. Бабушка была счастлива взять его, но не ее. Она прекрасно помнила, как она себя вела, да и к тому же зачем ей заботится о безымянной безродной девчонке, представляющей прямую угрозу ее родной внучке? Но он поставил два условия: во-первых, либо она берет под опеку их обоих, либо никого, и, во-вторых, жить они будут вместе. И никак по-другому. Бабушка не хотела этого, но он был непреклонен, поэтому она вынуждена была согласиться. Я и она под одной крышей жить не могли, поэтому они поселились отдельно в этой квартире. Бабушка поначалу часто заходила, следила за ними, как полагается опекуну, но вскоре забросила это дело. Они сами справлялись со всеми домашними обязанностями и вполне могли жить самостоятельно. Девять лет они прожили здесь. За это время мы открыли магазин, повзрослели и освоились с новой жизнью. Мне казалось, что и он и мы с бабушкой были счастливы. Мы никогда с Хики не пересекались, но он часто к нам заходил один. Как только мы ни проводили время вместе; обычно это уютные вечера за чаем и разговорами, но мы и на лыжах катались втроем, а летом ездили купаться на природу, и в океанариум ходили. Ни про себя ни про нее он почти ничего не говорил, предпочитая слушать нас. Не знаю, какие между ним и Хикари были отношения, но, судя по фото, они были очень близки. Я завидовала ей. И вот два года назад он перестал выходить на связь, не отвечал на наши звонки, сообщения, сам не заходил долго, и мы начали переживать. – Она замялась, раздумывая, стоит ли ему говорить об этом.

То, что она хотела сказать дальше, было тем, что изо всех сил она старалась забыть, неустанно делая вид, что этого не было, это приснилось, это неправда. Но как бы она не старалась похоронить это в своей памяти, раз за разом оно всплывало, заставляя ее ненавидеть себя все больше и больше. Может, если рассказать кому-нибудь об этом, станет легче? В смятении она начала ковырять ногти – вредная детская привычка, но она успокаивала ее, давала какой-то странный покой, несравнимый ни с чем другим. Наблюдая, как она резко изменилась, опустила глаза, сжалась и будто как-то сгорбилась в один момент, он почувствовал острое желание ее подбодрить. Взгляд был такой невыразимо грустный и виноватый, что казалось, она вот-вот разрыдается.

– Если ты не хочешь, можем не продолжать. Ничего страшного.

– Нет. Если уж начала, то нужно и закончить. – Она мысленно собралась, положила руки на стол и, переплетя пальцы, робко продолжила. – Я… Мне очень за это стыдно перед ним. В тот вечер я набралась смелости, наконец, впервые прийти к нему в гости. Бабушка была против, но меня это не останавливало, я должна была знать, что случилось, почему его так долго нет. Может, он заболел, или еще что-то серьезное случилось. И… Я пришла. Он открыл мне дверь, но я его не узнала. Это был какой-то смертельно больной человек: весь исхудавший, с ввалившимися веками и покрасневшими глазами, не привычный стойкий опрятный Себастьян. Я только и смогла спросить, что случилось, а он сказал всего два слова: «Она умерла». Я растерялась и… и…– Она всхлипнула. – И обрадовалась. Ее больше нет, значит, у меня есть шанс, вот теперь он точно будет моим. Черствая скотина. Ну как я могла?! Всего секунды хватило, чтобы он все понял. Понял, о чем я думала и что из себя представляю. Он захлопнул дверь перед моим носом и больше не открывал. Я ужасна, да?

– Ничего ты не ужасна. – Он совсем не ожидал таких откровений и в попытке успокоить неосознанно взял ее за руку. Сперва она дернулась, думая вытащить руку, но после передумала.

– Я радовалась, Хиро! Радовалась его горю!

– Я, конечно, в этом не эксперт, но, по-моему, стыдно должно быть за то, что ты делаешь, а не о чем думаешь, разве нет?

– Ему, наверное, противно меня видеть.

– Не думаю. Он заботится о тебе, по-своему, да, и все же заботится. Ты ему дорога. Да и зная его, не стал он о тебе думать хуже.

– Спасибо, Хиро. – Она мягко вытянула свою ладонь из-под его лапищи.

– Не за что. – Он улыбнулся. – А дальше что?

– А дальше два года полной пустоты. Мы перестали ему звонить, я больше не приходила, и он не заходил. Ничего не происходило, просто один день сменялся другим. И вот недавно вдруг вы пришли к нам вдвоем. С тех пор, как в его жизни появился ты, он ожил. Не знаю, что ты с ним сделал, но таким он не был уже давно.

– Я тут не причем. По-моему, ты притягиваешь это за уши.

– А, по-моему, это ты не замечаешь очевидного. Ты нужен ему куда больше, чем он тебе.

Раздался странный звон, она посмотрела на наручные часы.

– Будильник,– объяснила она. – Прости, но мне пора.

– Ничего, ты и так задержалась на целых две чашки.

– И правда.

Он проводил ее до двери и смотрел, как она торопливо обувается.

– Надо будет как-нибудь еще встретиться.

– Я буду рада, Хиро.

Она вышла, а он по-хозяйски закрыл за ней дверь. «Ну вот опять тишина» – подумал он с грустью. Что ж, сегодняшний день по крайней мере назвать бессмысленным нельзя – он столько всего сегодня узнал, а еще ему удалось близко с ней пообщаться. Никогда и ни с кем, за исключением отца, он не общался так тесно, даже с Себом. В отличие от него, она была с ним откровенна, и из нее не приходилось вытягивать все усилием. От этого ему было тепло и приятно на душе. Хотя, если подумать, история, что она рассказала, была по большей части грустной. А ведь это его и ее жизнь. Ему хотелось узнать больше: откуда взялась в его жизни Хики, почему они были так близки, что у них были за отношения и, главное, как она умерла. Да и не только это, еще столько предстояло узнать. Но сегодня он смог собрать пару деталей этого огромного пазла, а это уже кое-что. «Ты нужен ему куда больше, чем он тебе» – он не знал почему, но эти слова вызывали у него радость.

«27»

Открыв глаза, он сразу заключил, что лучше, чем сейчас, он не чувствовал себя никогда. Обрадованный этим он подскочил на ноги и сразу в этом разубедился. Ноги все еще держали его плохо, а тело было настолько слабым и немощным, что, казалось, прыгни ему на грудь кошка, тут же переломает ему все ребра. Но ни тошноты, ни температуры не было, что не могло не радовать. Он бросил взгляд на улицу: на алее горели фонари, а небо было густо-черным без единой звезды. Ночь. Медленно он спустился вниз и застал Хиро, игравшего в приставку. Свет был выключен, единственное, что освещало всю квартиру, был экран ТВ. Он играл в его любимую стратегию, где нужно было выстраивать и развивать государство, воевать с соседями и все такое. И судя по всему, он безнадежно в ней продувал. Застыв на секунду позади дивана, Себ пошаркал дальше на кухню. Там выпил пару стаканов воды и просто стоял, думая, чего ему хочется сильнее покушать или сходить в туалет. Тут Араки издал звук, похожий на рык медведя – он явно был вне себя от того, что проигрывает. После воя, ворча, он прошел к холодильнику, совсем не смущаясь, его открыл, и потерев ногу об ногу, продолжил ворчать. Себ остался в темноте незамеченным.

– Когда эта скотина уже проснется,– бурчал он, смотря в холодильник.– Достал уже. Спит он там, а я тут со скуки подыхаю. Вон до чего докатился, в эту ересь играю…

Конечно, стоило подумать, прежде чем сделать это, но Себ просто не мог простить ему того, как он отозвался о его любимой игре.

– Доброе утро! – максимально громким басом крикнул он, подкравшись к нему со спины.

Они оба не ожидали того, что произойдет после. Араки не хотел этого делать, но получилось все как-то само собой; рефлексы, выработанные эволюцией, так просто не отбросишь. Он ударил его по лицу, попав прямо в нос. Себастьян ни увернуться , ни отпрыгнуть не успел – тело слишком ослабло от долгой болезни, да и произошло все слишком быстро. Из носа хлынула кровь. Себ ухватился одной рукой за тумбу, чтобы устоять после сильного удара, от которого резко начала кружится голова, а другой рукой взялся за нос.

– Прости! Я не хотел! Ты как?

– Прекрасно, Араки. Просто замечательно,– съязвил он. – Полотенце дай.

Молча, он дал ему кухонное полотенце, которым Себ прикрыл свой нос и направился в туалет. Араки вернулся в комнату и сел на диван. Спустя пару минут вернулся и Себ. Из его носа торчала вата.

– Прости, пожалуйста. Я не спец…

– Забей уже. Еда есть?

– Ага. В холодильнике – суп, в духовке – запеченный лосось.

Себ ушел на кухню, откуда тут же начало раздаваться побрякивание посуды, звук открытия, закрытия холодильника и духовки. Араки вернул свое внимание на игру, желая закончить партию, и не заметил, как с тарелкой полной еды рядом сел Себастьян. Неторопливо съедая лосось, он наблюдал, как Араки играет, и еле сдерживал раздражение от того, сколько глупых ошибок тот уже наделал за несколько минут.

– Ты думаешь, что цель этой игры проиграть как можно скорее?

– Я делаю все, что могу.

– Что-то не заметно. Вот, например, почему ты во флот вкладываешь больше, чем в провизию?

– А если на меня нападут? Не батонами же защищаться?

– Но таким темпом зимой защищать уже будет некого, у тебя все население от голода подохнет. Если, конечно, тебя как никчемного правителя раньше не четвертуют. Ты видел, какой у тебя уровень жизни, вообще? Они вот-вот восстание поднимут.

– Стоп. Они могут восстание поднять?!

– Да, могут. Эта игра сложная, но самое главное реалистичная. Если народ недоволен, он поднимает бунт. Это ж естественно. – Еда на тарелке постепенно заканчивалась.

– И что мне делать?

– Тебе нужны деньги, чтобы развивать промышленность – поднимай налоги. Но не резко, люди уже негодуют. Устрой праздник. Траты небольшие, а лояльность повысится. Пока они празднуют, постепенно повышай налоги.

– Это не сработает.

– Сработает.

– Нет.

– Да.

– Говорю, что нет.

– А я говорю, сработает.

Какое-то время они припирались, и в конце концов Араки согласился сделать, как сказал Себастьян, но не потому что он его убедил, а чтобы доказать, что он ошибается. В результате оказалось, что Себ был прав, но партию они все равно продули. Второй раз играть Араки наотрез отказался и предложил лучше что-то посмотреть. Хиро был готов смотреть почти что угодно, за исключением криминала и мелодрам, а вот белобрысый долго и нудно выбирал фильм; то актер ему не нравится, слишком смазливый; то книгу, по которой снят фильм, он уже прочел, а «книга-то явно лучше фильма будет»; то сценарист – торчок, ибо нормальному человеку такой сюжет в голову не придет. После долгих поисков, наконец, выбор был сделан. Это оказался странный психологический триллер, о котором Хиро никогда не слышал и, наверно, не услышал бы никогда, потому что даже по краткому описанию вот совершенно не понятно о чем он. Все, что он смог узнать, что фильм про психически больного человека, страдающего галлюцинациями. Но Себу он почему-то понравился, а Хиро был рад, что он таки определился. Но радовался он рано, потому что предстояла еще подготовка к просмотру: белобрысый приготовил попкорн, приволок газировку, стаканы, два одеяла и подушки со второго этажа, потом, усевшись в кресло, обложился подушками, укрылся одеялом – словом, создал себе максимально комфортные условия. Араки в отличие от него не мудрствовал – лег на диван, положил подушку под голову. Готово.