Диорхинийская сага. Начало пути

Все было закончено. В амбаре находились три бездыханных тела и убитый волк. Картина эта напоминала настоящую мясорубку. Финли не заметил сразу, как его лицо и руки оказались в крови, так как во время жесточайшей схватки с безумными Ценешем и Лумпитой было вовсе не до этого. Придя в себя от мощнейшего стресса, после первой в его жизни настоящей схватки, он сразу же подбежал к пленникам. Мужчина на канатах был весь в крови. Финли проверил его пульс – он не определялся. Волк не оставил шансов бедняге, умертвив его свои клыками буквально сразу. Далее, он подошел к пожилой женщине, которая выглядела не важно и была обессилена и бледна.

– Сейчас я вас сниму, обхватите меня, – произнес он. – Вот так, давайте.

Финли перерубил канат и женщина освободилась. Она была истощена пытками, но, тем не менее, поползла из последних сил на коленках к мертвому мужчине и, прикоснувшись к его телу, зарыдала со словами: «Найрел, дорогой, не умирай!» Финли же в это время снял с канатов последнюю пленницу, молодую женщину, которая находилась в более лучшем состоянии и сразу же после освобождения направилась к мертвому мужчине и пожилой женщине.

– Мама, мама – он мертв! – сказала она пожилой женщине, рыдающей над мужем

– Я не верю! – произнесла та в ответ – Кто эти изверги? За что нам все это?

Финли не мог им сказать ничего, так как ему было мерзко на душе, а в горле стоял ком. Ночь у него выдалась кошмарная, ведь он не ожидал, что такое безумие могло приключиться с ним спустя десять часов от начала пути. Он не мог объяснить, кем были Ценаш и Лумпита, и в каких богов они верили. Что-то злое и дьявольское было во всем этом кровавом действе.

Глава 2

Погода стояла жаркая, было ощущение, что ветер забыл направление к обширным степям и черноземам Этарда. Посевы ржи и пшеницы, пышно колосящиеся на плодородных землях, изнемогали от засухи – дождя не было уже четыре дня. Редко какой зверек выглядывализ норы, редко какая змея проползала по земле, пугая лошадей путников, тянущихся по Королевскому тракту к славному городу Этарду. Животные были не глупы и пережидали жару у главной водной артерии этих мест – реки Нифлен и её притоков, питавших землю живительной влагой. Без Нифлена не было бы хваленого этардского зерна, ведь без воды не было бы жизни, а без хлеба не было бы сытно нигде в Нижнем царстве. Жители плодородного графства, столицей которого и был Этард, не обременяли себя сложными названиями своих земель, а именовали их не иначе, как Хлебной кладовой. Гордость местных крестьян и их феодалов подчас зашкаливала от переизбытка собственной важности для государства, как главных хлебопашцев империи. Сотни и сотни повозок ежедневно тянулись от Этарда к Друалю, дабы его королевские амбары и подземные хранилища не пустели, и всегда были полны отменной мукой и зерном.

Финли был в пути уже третий день и, в конце концов, пересек долгожданный Нифлен через «Мучной мост», который соединял два берега реки и был воротами из земель подконтрольных Друалю в Хлебную Кладовую. Мост был каменным и арочным, и при одном его виде появлялось чувство гордости и восхищения, ведь Нифлен был широк и достаточно глубок. Перейдя мост, Финли решил полюбоваться рекой и устроить небольшой привал у её побережья. Он обосновался чуть поодаль от Королевского тракта, от которого тащило пылью и сухостью. Поля в этих местах были настолько обширными, что умудрялись налезать на пространство побережья. Деревьев по близости не росло, все прибрежные лиственные посадки остались на северном берегу реку. В сторону Этарда Финли созерцал красивые низкие холмы, также покрытые колосящимися посевами. Королевский тракт красиво проходил меж самых высоких холмов, а уже за ними дорогу было не видно, так как они закрывали собою обзор. На западе уже намного четче виднелись Храмовые горы и их зеленая древесная растительность. Финли подобные пейзажи очень нравились – такой красоты он прежде еще не видел. Природа радовала и удивляла его, и лишь жара со зноем изматывали.

Еды у него осталось лишь на один раз. Он достал из узелка пару последних пирожков да немного вяленого мяса. От мяса уже несло запахом начавшегося гниения, и Финли решил развести костер, чтобы поджарить его, дабы не отравиться. Через некоторое время он уже коптил мясо на огне, нанизав его на свой меч. Яблочко тоже хотел есть, и Финли, не жадничая, поделился с ним пирожком, после чего сам поел мясо и сводил коня на водопой. Покончив с едой и кормлением коня, Финли присел, чтобы немного отдохнуть. В качестве стула он выбрал выброшенный течением реки кусок ствола дерева, сохнувшего на берегу.

В его голове крутились мысли о последних событиях, где ему впервые в жизни пришлось убить человека. Он не хотел насилия и противился ему, но какой-то скрытый внутренний зов заставил его в момент опасности безжалостно покончить с сомнениями во имя спасения себя и тех, кому нужна была его помощь. Он вспоминал, как в ту ужасную ночь он помогал хоронить беднягу Найрела, которому волк перегрыз шею. Он выяснил у выживших пленниц, которые оказались мамой и дочкой, что Лумпита и Ценеш явились к ним за неделю до трагических событий, прикинувшись скитальцами, и попросили переночевать. А позже, воспользовавшись тем, что хозяева спали, они связали их и сделали пленниками амбара. Женщины рассказали Финли про то, что эти двое ненормальных притащили откуда-то волка и постоянно твердили им про некого Сарвара, по все видимости, какое-то чернокнижное божество, которому поклонялись. По словам несчастных женщин, Ценеш и Лумпита грозились накормить волка их телами, а потом съесть мозги зверя, дабы получить какую-то таинственную силу. Этот кошмарный культ был не понятен Финли, и он с отвращением представлял себе подобное действо.

Нифлен тек завораживающе размеренно, а местами по реке проплывали ветки растений, иногда можно было заметить какое-нибудь гнилое бревно или старый башмак, которые несло по течению в сторону далекого и опасного Мятежного полуострова. Финли готов был просидеть так славно, наблюдая за магнетизирующим к себе течением, целый день, но дорога звала вперед, на Этард! Финли начал собираться, закинув узелок за спину, немного почистив Яблочко от прилипших репейников и другой сорной травы, и тронулся в путь. Час за часом он продвигался вглубь Хлебной кладовой, объезжая временами телеги, кареты и других всадников на своем пути. Несмотря на жару, Яблочко после привала был в отличном тонусе и желал быстрой скачки, и Финли был этому только рад! По пути постоянно встречались крестьяне, трудившиеся на полях, да мельницы, которых в этих краях было несметное количество. Время летело незаметно, и примерно через пять часов быстрой езды Финли увидел впереди, где-то в двух километрах, дома с хозяйствами и решил направиться к ним. Дело шло к вечеру, и Финли не рискнул объезжать повстречавшееся ему селение мимо, дабы не остаться в ночи без крыши над головой.

Когда он наконец-то доехал, оказалось, что село это было достаточно большим: при беглом обзоре Финли насчитал в нем домов пятнадцать не меньше. Дома располагались двумя линиями, и при каждом из них имелся небольшой амбар и дворик, где разгуливали куры и свиньи. По всей видимости, крестьяне тут жили вполне зажиточно, поскольку жилища их были не деревянными или глиняными, а каменными. Однако треугольные крыши домов были настланы поверх прочего соломой, что немного обедняло их общий вид. В селе, ко всему прочему, имелась и центральная мощеная улочка, что придавало ему особую роскошь. Финли неторопливо поехал по этой улочке и вскоре набрел на общественное место, напоминавшее городской кабак и представлявшее собой обыкновенный дом, который по площади был немного больше остальных. Над входом в него висела деревянная табличка, гласившая: «Трактир у Ангиса». Из маленьких оконец кабака доносились живые звуки разговоров, чья-то пьяная несусветица и даже ругань какого-то мужчины, наверно владельца. Финли не стал заходить сразу и еще раз осмотрелся вокруг, в поисках лучшего места для отдыха, чем этот сомнительный трактир. Убедившись, что такого места в этом селе нет, он решил, что начнет отсюда поиск нормального ночлега. Сойдя с коня, он привязал его к забору во дворе и поднялся по небольшой лестнице с пятью-шестью ступеньками к дубовой входной двери кабака.

Финли уверенной поступью вошел вовнутрь, где все оказалось не так плохо, как он предполагал в начале: деревянные полы были чистыми, имелось пять-шесть столов, а атмосфера заведения не отталкивала своей непредсказуемостью.

Сам хозяин, полный усач в разукрашенной красной вышивкой белой рубахе, стоял за стойкой в правом от Финли торце помещения, где у него имелись бочки с напитками. Он и был, по всей видимости, тем самым Ангисом, которому принадлежал трактир. Хозяин сразу же обратил внимание на вошедшего гостя, но не стал ничего говорить, а только внимательно посмотрел на незнакомца.

За ближним к вошедшему Финли столиком сидели трое крепких крестьян средних лет, распивавших что-то из больших кружек. Они были уже прилично пьяны и о чем-то громко разговаривали, матерясь и навлекая на себя недовольные взгляды Ангиса, ругавшегося на них пару минут назад с целью заставить их вести себя поскромнее. Крестьяне небрежно ели вареные яйца, прикусывая их свежими побегами зеленого лука, а на их столе было грязно от сыпавшихся мелкими кусочками яичных желтков и крошек хлеба.

За столом в левом от Финли торце помещения, в дальнем углу, располагались еще двое. Эти, скорее всего, были заезжими, причем знатного происхождения. Они были куда занимательнее крестьян. Финли обратил внимание, что один из них был блондином лет двадцати восьми со стрижкой до уровня плеч. У него была крепкая гармоничная фигура и наряд благородного покроя. Знатность выдавало котарди бордового цвета с великолепными серебряными пуговицами, которое было украшено сетчатым узором, выполненным золотыми нитями. Котарди на поясе прекрасно сочеталось с черным ремнем, украшенным серебряными вставками. Из-под котарди блондина выглядывала черная котта, бывшая чуть длиннее, почти до нижней трети бедра. На нем были коричневые сапоги и черные шоссы. Его взгляд был надменно игривым, зеленые глаза смотрели исподлобья, то на людей в зале, то на собеседника напротив. Он пил что-то из такой же кружки, что и крестьяне, но из его еды Финли обратил внимание на жареного кролика, аккуратно украшенного зеленью и помидорами, который красовался в сковороде напротив блондина. Его собеседник сидел напротив, поэтому Финли не видел его лица, а только крепкие плечи в темном котарди и густую прядь черных, как мгла, волос.

Осмотревшись, Финли решил занять место за столом сбоку от крестьян, присев спиною к двум знатным незнакомцам, чей столик оставался позади него. Скинув узелок на скамью, он стряхнул с себя налеты уличной пыли и приготовился к разговору с усачом, который уже направлялся к нему. Хозяин приближался немного лениво, но при этом уверенно, а его губы периодически делали различные замысловатые движения, приводившие его славные усы в разные положения, выражавшие то скепсис, то некую настороженность. На его голове была шерстяная шапка с красным бубоном, кои любили носить в этих краях. Хотя жара стояла изнурительная, подобные утепленные головные уборы были скорее неким культом, чем средством защитить голову от холода. Кстати, на крестьянах, распивавших за столиком сбоку от Финли, были такие же шапки.

– У нас имеется пиво и шнагель. Что желает господарь? – спросил трактирщик, подойдя к Финли. Говорил он на этардском диалекте, который незначительно, но все же отличался от друальского присутствием сельских словечек, подобно этому «господарь» вместо «господин».

– Вы не могли бы принести мне кролика, как у того знатного господина, что сидит за мной? – учтиво спросил Финли. Его действительно заинтересовала еда, которую ел блондин – уж больно аппетитно она выглядела!

– Можно. С вас двадцать лангетонов. Пить что будете? Может морс? – произнес трактирщик сухим и неприветливым голосом.

– Вполне сойдет, – ответил Финли.

Усач отправился на кухню, а Финли решил приготовить деньги, чтобы расплатиться за еду. Порывшись в сумке, он вынул оттуда один империк. «Снова империк. Может, хоть здесь-то его разменяют?», подумал он, вспомнив ситуацию с Лумпитой, у которой таких денег с роду не водилось.

Пока хозяин трактира возился с кроликом, Финли решил отдохнуть после долгой дороги. За его спиной блондин вел активную беседу со своим собеседником в черном. Финли старался придерживаться манер и не подслушивать чужие разговоры, но уши так и тянуло узнать немного больше о неизвестных рыцарях.

– Оден, повсюду несут чепуху про Северное предание и про другие всякие предания. Крестьяне мечутся на фоне слухов – некоторые из них вместо работы уходят в леса и придаются различным еретическим верованиям. Говорят, уже есть и Черное предание, где вообще полнейшая чертовщина написана. Развелось всяких жрецов и предсказателей – ходят по всем царствам и мутят воду, – говорил блондин.

– Да, нас это тоже коснулось. В шахтах под Айронвилем пять-шесть семей предались какому-то животному культу и ушли в ближайшие леса. Лорд Аланей приказал поймать всех. Я лично рубил голову их предводителю! – с неким хвастовством говорил тот, другой, в черном, по всей видимости, Оден.

– Отец приказывает ловить всех, кто привержен тому или иному чернокнижному божеству и сжигать на кострах! Есть лишь Турис и Аспаис, и в них мы должны верить, – продолжал блондин. – Знаешь, все это дерьмо идет от нашего безвольного короля Роберта. Он постоянно поддерживает подобные бредни. Говорят, он со своим дядей, лордом Бенеитом, совсем потерял рассудок и чуть не каждый месяц принимает все новых и новых жрецов и проходимцев, даёт им кров над головой, кормит, выделяет деньги на какие-то обряды и опыты.

– Наш болван Леит не лучше вашего – тоже самое творит. Но я тебе скажу, друг, когда будет подписана уния, все станет намного хуже, поверь мне, – говорил Оден.

– Соглашусь с тобой: все станет совсем мерзко. А унию подпишут совсем скоро, ведь через неделю состоится встреча наших королей. Влияние Северного предания растет и, скорее всего, нам не избежать союза царств. А ты слышал про Северный легион?

– Конечно, слышал: если его организуют, то придется отправлять туда много людей и припасов – это разорит нас. Нужно с этим кончать! – негодующе произнес Оден.

– Подожди, осталось недолго. Мой отец уже имеет неплохой план. Я думаю, что и твой покровитель вскоре нас поддержит? С двумя безвольными королями нужно кончать. Но будь осторожнее и не говори кому попало, ведь если кто-то пронюхает планы моего отца – всему конец.

– Мой покровитель ненавидит все, что начало творится после Второй войны царств. Он уже давно точит ножи на Каппарисов! – злорадно произнес рыцарь в черном.

Финли внимательно слушал то, о чем говорили незнакомцы, но мало что из этого понимал. А вот имя Бенеит показалось ему знакомым. «Случаем, не тот ли это Бенеит, который отправил Бобри в Фарет шестнадцать лет назад?», – подумал Финли. Он внезапно захотел обернуться и спросить блондина, кто такой Бенеит и где его можно найти, но решил этого не делать, так как подобное могло обернуться большими неприятностями – рыцари могли вызвать его на поединок за подслушивание их разговоров. К тому же, было отвратительно слышать из уст двух знатных незнакомцев омерзительно крамольные вещи, которые они позволяли себе говорить про королей Нижнего и Верхнего царств. Финли отвлекся от подслушивания, так как усач трактирщик вернулся с крольчатиной в сковороде, украшенной зеленью и помидорами.

– Господарь, вот ваш крол – давайте деньгу, – произнес он. «Деньгой» у него наверняка именовались «деньги», а «кролом» – кролик.

Финли поблагодарил хозяина и расплатился. Трактирщик смог дать ему сдачу от империка, что очень порадовало Финли, и он с двойным аппетитом приступил к трапезе. От сковороды несло приятным ароматом запеченного мяса! Отрезав себе небольшой кусочек, он с предвкушением приятных ощущение положил его себе в рот и методично прожевал, съев попутно дольку помидора и огурца. Кролик был изумительно нежным, а его мясо прекрасно сочеталось с овощами. Финли был жутко голоден, поэтому четверти крола не стало уже через десять минут. На какое-то время он отвлекся от беседы рыцарей за его спиной, но вскоре опять услышал интересные вещи.

– Он думает, что унижает мою семью, отправляя меня на переговоры к Йону! – говорил блондин. – Он ненавидит нас, но это ему дорого обойдется.

– Что думаешь делать? – спросил рыцарь в черном.

– Он хочет, чтобы я принудил дядю сдать оружие и принять власть короны, – ответил блондин.

– Но ты ведь не так глуп, чтобы предлагать подобное человеку собственной крови?! – спросил Оден.

– Конечно, нет! Кредо Карлайнов – «своя кровь лучше чужой», – с гордостью произнес блондин.

– Эуон, я очень тоскую в этих краях по игре! – внезапно сменил тему разговора Оден. Эуном он назвал своего собеседника. Финли теперь знал, как зовут блондина.

– А мне не хватает женщин, поэтому я тебя понимаю! – шутливо произнес блондин. – Разве можно в «Хлебной кладовке» чем-то заниматься, кроме как пахать землю и быть по самые ноздри в навозе!?

– Я бы бросил кости с первым возжелавшим игры, но, похоже, подобных людей в этой «Хлебной кладовке» не найти, – произнес Оден, заменив, как и Эуон, словом «кладовка» слово «кладовая», что придавало выражению издевательский манер.

– Потерпи немного! Доедем до Этарда, а там, я полагаю, найдется хоть какое-то достойное развлечение! – подбодрил Эуон.

На этом их диалог завершился, и уже через минуту они покинули кабак. Финли ощутил опустение в трактире после ухода из него двух занимательных рыцарей. Их разговоры, пусть и непонятные ему до конца, давали некоторое представление о сложных хитросплетениях, имевших место в обоих царствах. «Значит, крестьяне сходят с ума и веруют в нечто дьявольское, неподвластное богам плодородия и войны – Турису и Аспаису», – подумал Финли. Он начал понимать теперь, что Лумпита и Ценеш хотели скормить невинных крестьян волку отнюдь не из-за помутнения рассудка – это был ритуал, который преследовал какие-то конкретные цели. «Кто же стоит за всем этим? Может, есть таинственные ордена, верующие в новых богов, неизвестных обычным людям? Почему высшее сословие не удовлетворено своими королями, хотя те даровали крестьянам свободу, а в царствах сейчас мир и процветание?», – терзал себя вопросами Финли. Ответы на них он не находил, как бы далеко мысли не уводили его в дебри размышлений. Тем временем трое пьянчуг за столом сбоку от Финли продолжали свой пир. Они ему были безынтересны и наводили на него тоску своим видом. Единственное, что от них хотел Финли, так это, чтобы они перестали материться и вели себя потише.

Кролик в его сковороде уже уменьшился ровно вдвое, а желудок Финли наполнился до отвалу и есть больше не хотелось. Глотнув морса, который оказался приятным на вкус и освежающе кисленьким, и решив немного посидеть после сытного ужина, Финли откинулся на спинку скамьи и ощутил прилив расслабления и сонливости, которое обыкновенно наступает после того, как кровь от головы направляется к желудку, наполненному едой. Просидев так минут пять, он услышал звук отворившейся двери: судя по шагам, вошедший был великаном. Обернувшись, Финли увидел воистину громадного мужчину, который возрастом был еще не стар, но и юношество из него выветрилось уже давно. Ростом он был под метр девяносто; плечи его были широки настолько, что с трудом протиснулись в створ трактирной двери; ладони были здоровенными; на исполине красовалось коричневое кожаное котарди, выполненное немного грубо, по-сельски, со шнуровкой на груди; на животе висел громадный пояс с массивной бронзовой бляхой, на которой красовался герб с рельефным быком. Незнакомец имел короткие светлые волосы, лицо, чьи эмоции выражали сельскую прямолинейность, и угрюмый, недовольный чем-то взгляд. Одним словом, он наводил трепет на окружающих своим внешним видом. Однако, при внимательном изучении, можно было заметить душевную открытость сельского господина, коим этот здоровяк непременно являлся.

Более впечатляющим, чем сам исполин был лишь его огромный меч, висевший в ножнах на спине. Спинные ножны не часто можно было встретить, поскольку подобный метод ношения оружия устарел уже со времен Первой войны царств. Меч исполина представлял собой не что иное, как редкий экземпляр «головосноса». «Головосносом» именовали меч, использовавшийся, как двуручный, с помощью которого отрубали две и более головы во время боя. Мастерством правильного обращения этим мечом обладали очень редкие воины, о чьих похождениях обычно складывали легенды. Пока Финли внимательно изучал незнакомца, испытывая при этом сложные эмоции удивления и восхищения мощью его тела, исполин уже успел решительно подойти к трактирщику, словно должен был в тот момент сказать ему что-то гневное, но в итоге вполне добродушным голосом произнес:

– Ангис, желаю здраве тебе! Утомился я сегодня в поле, гоняя своих наемных бездарей. Принеси мне поросенка молочного да кружек шесть пива налей!

– И тебе здраве, господарь, коль не шутишь! – ответил трактирщик, которого явно порадовал визит завсегдатая, коим исполин наверняка являлся. – Поросенка могу зажарить, но придется подождать. А пока присядь где-нибудь – я принесу пива тебе через минуту.

– Пиво – это хорошо! Твое пиво самое славное! – бодро произнес исполин.

– Шутишь наверно, Гривлин?! – рассмеялся трактирщик. – Кроме моего, нет никакого другого! Видимо, ты совсем утомился на жаре! Я один его варю на всю округу – или ты в Этард за пивом мотаешься?!

– А может быть, и мотаюсь, – обиженно произнес здоровяк. – Вот всегда ты так, Ангис, найдешь к чему прицепиться! Как только я тебя не запорол до смерти за твой острый язык, когда ты в холопах у меня ходил?! Ну, пил я пиво еще и у Орсэта – он тоже его варить пытается. Он мне теперь точно спасибо не скажет, если узнает, что я проговорился тебе.

– А-а-а, вот значит, что за дела творятся – поганец Орсэт начал варить пиво в обход наших договоренностей! – с негодованием произнес Ангис. – Скорняк должен заниматься шкурами, а трактирщик – едой и выпивкой! И куда только лезет эта морда! Он ведь занимается шкурами – так вот и занимался бы ими и дальше!

– Ну ладно тебе, Ангис, успокойся. Вы купцы вообще не умеете договариваться, смотрю я.

– Договориться можно с человеком, а не с мошенником, который на той неделе клялся мне, что пиво остается за мной, а шкуры за ним! – продолжал гневаться трактирщик.

Весь этот забавный диалог отчетливо слышал Финли, которому местами очень хотелось рассмеяться, но он решил не шутить со здоровьем и попридержал свои эмоции. Здоровяк вскоре закончил беседовать с Ангисом и развернулся лицом в зал. Немного порыскав глазами, видимо, в поисках подходящего места, он направился в сторону троих пьянчуг, сидевших поблизости от Финли, сбоку от его столика. Пол опять заскрипел и с каждым метром приближения исполина скрипел все сильнее и сильнее, а Финли хотелось в это время провалиться сквозь землю, ведь взгляд здоровяка выражал серьезное недовольство чем-то, и Финли не понимал, что от него можно было ожидать.

– Ах, вот вы чем тут занимаетесь! – грозно произнес исполин, когда приблизился к столику, за которым сидели крестьяне, совсем близко и уставил на них свой тяжелый взгляд. Пьянчуги сразу пришли в себя и виновато посмотрели на Гривлина снизу вверх. Они были прилично пьяны, но угроза, нависшая над ними в виде здоровяка, на некоторое время выветрила шнагель и пиво из их голов.

– А что мы сделали такого, господарь? – спросил один из крестьян, который осмелился взять инициативу на себя и начал оправдываться. – Мы теперь свободные землепашцы! У нас королевские свободники на руках.

– Будь проклят тот день, когда наш светлейший господарь Нижнего царства, Храмовых гор и Кабнара подписал эдикт о свободе свиней, коими вы являетесь! Не смейте себя называть хлебопашцами – вы понятия не имеете, что это значит! – сквозь злобу процедил исполин.

– Сделал, а значит, надо было – короли эдиктов по пустякам не подписывают! – игриво пролепетал другой крестьянин. Видимо, этого мужика забавляла происходившая ситуация, и он решил пошутить подобным замечанием.

– Сучий ты сын, как ты смеешь говорить с господарем Гривлином Остисом в таком тоне?! – прокричал здоровяк, который окончательно вышел из себя от неаккуратного замечания крестьянина.

Пьянчуги почувствовали, что атмосфера накаляется и их взгляды стали напуганными. Тот, что позволил себе шутку особенно насторожился и сделал правильно, ведь уже в скором времени он был выдернут из-за стола крепкими ручищами исполина Гривлина, который затем с шумом выкинул его на пол. Крестьяне тоже были вполне крепкими, но ни статус, ни происхождение не позволяли им сопротивляться, ведь это могло закончиться плохо.

– Убирайтесь отсюда, сучьи сыны! – прокричал Гривлин, указывая пальцем двум оставшимся за столом пьянчугам на выход. – Были бы вы до сих пор моими холопами – пахали бы в поле все лето. А отказались бы – застегал бы вас кнутами!