Озаренные целью: жажда свободы. Том 1

– В тебе я никогда не сомневался. – С одобрением ответил холодный гигант, отведя единственный за день теплый взгляд на своего друга.

Он все время держал руки, согнутые в локтях за спиной, и стоял гордо, вытянувшись по линеечке, создавая вид непоколебимой скалы. А тем временем курсанты уже были готовы. Исполняющие роль бунтовщиков стали набегать на вытянувшуюся стеклянно-капритоновую змею.

– На днях Роберт звонил, три часа трещали, столько ностальгии хапнул… даже глаза на мокром месте были. – Очень дружественным тоном говорил Януш.

– Я тоже скучаю по парням.

– Что-нибудь помнишь со службы-то? – Уже не наблюдая за курсантами, спросил восторженно Януш.

За стеной стояло два когтиста. Им было диковинно видеть, как фельдштрих общался с неухоженным мужиком, с потертой от старости одеждой, грязными волосами и почерневшими манжетами.

– Разумеется. Вот только на днях вспомнил случай, когда на сельских угодьях службу проходили. Тогда еще с нами Билл служил.

– Ах да, точно, точно, юркий малый был, шельма проклятая. В задницу без мыла мог залезть, всегда терся с командирами и отлынивал от работы. – Откинув голову назад и желчно улыбнувшись, вспомнил Януш.

– Даже памятствую, как он один единственный вызвался плитку в ванной класть у одного офицера, ответственного за деревню. Помнишь, нет?

– Что-то не совсем…

– В общем и целом, тогда из строя он один вызвался на вызов, кто умел плитку класть. Начал Билл там работать, понравился офицеру, и тот оставил его у себя на участке служить. Билл клювом не щелкал, заприметил молодую холостую дочурку старшего по званию. И пошло поехало. В итоге, через полгода поженились, а через год его по блату тоже произвели в офицеры. Так и остался в том селе жить. – С белой завистью вспоминал Крамер, очередной раз протерев стекло.

Половину испытания он пропустил. Но проверка навыков была лишь предлогом для разговора со старым другом, а также он хотел дать Янушу возможность похвастаться своими наставническими успехами. Атмосфера ностальгии прогревала людские сердца даже в такую дождливую и промозглую погоду. Теплые воспоминания всплывали редко, но метко, освещая все самыми яркими цветами. Именно из-за таких моментов Крамер и Януш сейчас стояли и понимали, что их жизнь все же имела свою светлую сторону, о чем они неосознанно активно забывали. От этого смешки и улыбки двух заядлых служивых не могли долго задерживаться на лицах, уголки рта будто сразу тянулись вниз тяжелыми гирями. Крамер замечал это, и про себя с приятным чувством иронизировал, какими же они на самом деле были идиотами.

– Таким людям, как Билл, много не надо. Надраться, да жене присунуть. Толку от такого поста никакого. Хорошо для спокойствия, но не для развития. – Ожесточился Януш, поджимая губу и озлобленно морщась. Он пристально следил за курсантами и надеялся, что они не подкачают.

– Эх друг, не сказал бы. Сейчас я готов окунуться в такую сладкую беззаботность…

Янушу его слова не понравились, он с обыденным строгим лицом продолжал смотреть в дождливую мглу. Крамер понял, что его ответ пришелся другу не по вкусу.

– Я всегда был уверен в твоем опыте, компетентности и профессионализме. Конечно, район “Нокохама” не самый безопасный, да тем более с учетом недавних событий… Отбросам надоело сидеть в своей поганой дыре со шлюхами, болезнями, грязью и наркотиками. Они ищут пути вырваться наружу, вполне возможно, скоро найдут слабые места или уже нашли…

Тем временем их взгляды приковались к реставрации битвы. Молодняк понял, что нужно выложиться на полную перед фельдштрихом. Нападающие с разбега набрасывались всем телом на скутумы, долбили их дубинками и закидывали пластиковыми бытовыми предметами, пытаясь пробить оборону. А длинная шеренга отступала, шлепая ногами по мокрой траве, и изредка контратаковала нападавших, отчего те, падая в лужи, награждались коричневыми пятнами грязи и глины на броне. Кто-то смекнул и даже начал бросаться землей, залепляя щиты и визоры обороняющихся. Курсанты итак плохо видели ситуацию, так как экраны мгновенно запотевали, а теперь их положение осложнялось еще больше.

Помимо них на стадионе было ни души. Персонал тщательно наблюдал за воспитанниками, толпясь кучами у окон. Элизабет же следила через камеру видеонаблюдения, экран которой чудом не заливало водой.

– У меня есть внутренняя уверенность за твоих бойцов, поэтому я думаю, что с ними ничего страшного не случится в “Нокохаме”, а опыта наберутся с лихвой. Отчетливо вижу, что за такой короткий срок ты уже успел научить их твердо стоять на ногах и сдержанно вести себя в бою. – Продолжал Крамер, внимательно наблюдая за испытанием, однако придираться не имел желания.

– Но ты же солгал ей, что людей не хватает. Мог же послать служивых к порту, а первокурсники бы патрулировали, где безопаснее. Хоть мне и лестно слышать от тебя похвалу по отношению к моим методам тренировок, но, поверь, при малейшей опасности перваши дадут деру.

– Чтож, все-таки выпытал из меня… ты же знаешь, что сейчас застроился новый район на холме. Он очень огромный, мягко говоря. Туда послали спецназ, а полиции для отправки было недостаточно. Тогда у короля и у всего штаба встал очередной вопрос ребром. Изучив статистику расширения города, мы обнаружили, что правозащитников категорически не хватает для будущих проектов, именно поэтому закон-то и приняли в этом году…

– Да-да, до нас тогда первым делом соизволили донести, что всех выпускников придется осиливать. – Желчно буркнул Януш, недовольно скрестив руки и вспоминая, как он негодовал, когда узнал, что число курсантов пятикратно увеличится.

– Пойми, копы-старички идеально справятся и на границе, и в “Нокохаме”, но нам позарез нужны профессионалы, и как можно скорее. Варвары день ото дня становятся все наглее и стали нападать намного чаще. Ну еще бы, мы их леса гектарами вырубаем. – Объяснялся Крамер, без конца проводя пальцами вдоль своего шрама.

– Повышаете и объем, и производительность, хочешь сказать?

Крамер одобрительно закивал головой, но обошелся без слов, так как не хотел сравнивать курсантов с какой-то продукцией. Громкие слова долетали со стадиона, когда главные в строю приказывали не сбавлять темп.

– Все курсанты, начиная со второго курса, будут патрулировать вместе с опытными копами окраины полиса. Первокурсников же распределили внутри города, и так как твоей академии я доверяю больше всего, то закрепил за вами самый неблагополучный район. Есть негласная уверенность в твоих воспитанниках. – Сказал Крамер, наконец, взглянув на поле. – Начало всем распоряжением дал тот холм, где застраивался район. Его высота над уровнем моря в самой верхней точке равна четыреста метров, поэтому приказ назвали “Высота – 400”.

– Ты прав, такой опыт пойдет им на пользу. Но, конечно, им еще многому нужно научиться. – Ответил Януш, с гордостью наблюдая, как жалкие курсанты страдали под ливнем.

Эта толкучка в грязи продолжалась. Обороняющиеся уже под завязку запачкались в бурых пятнах, отступали, но брешей в колонне не было. Затем несколько бойцов выстрелили дымовыми снарядами, которые навесом приземлились за “бунтовщиками” и взорвались большими песчаными завесами. В этот едкий дым попадать никто не хотел, многим итак хватало грязи и воды до ушей. По команде щитоносцы организованно пошли вперед, отодвигая тех назад. Им нужно было торопиться, иначе из-за ливня дым быстро рассеивался.

– Я надеюсь, что практика на улицах будет им по плечу.

– Я хочу извиниться за нашу директрису. – Начал жестко надсмотрщик, а его глаза запылали гневом, – она даже не соизволила повысить голос и пререкаться. Если прикажешь, то ее можно без затруднений сдвинуть с поста… мне ее методы обучения уже осточертели. Она совершенно не понимает, что может ждать бойцов, и от этого вся ее образовательная программа состоит из говна и палок. Элизабет, скорее всего, считает меня монстром, но я стараюсь готовить курсантов к реальным полевым условиям, чтобы большинство из них смогли там выжить. Поэтому немного жесткости им никак не должно навредить.

– Не стоит, это лишнее. Она ангел. По одним глазам только видно, что чистая душа. Таких лидеров нужно ценить. – Обрезал его змеиный пыл фельдштрих, вытянувшись вперед и поглядев на небо.

– Откуда в моём старом свирепом друге появилось столько милости к людям? Не раскис ли, браток? – Недоверчиво засмеялся Януш.

– Все может быть… тяжело, будучи канцелярским рабом, сохранять хватку.

Оттеснив нападавших в облако пыли, те потеряли ориентацию и начали биться друг об друга, снова и снова падая в грязь. Тут же вся длинная линия яростно понеслась на них. Осталось только добить. Облако пыли уже рассеивалось, а хаотично движущаяся толпа была сбита с ног и забита палками. Сторона сил “добра” победила. От радости победы и от разочарования поражения курсанты уже не замечали ливня.

– Не просто было детишек туда отправлять. Итак стараюсь сохранять человечность на своем посту. Не желаю превратиться в тирана, чего моя должность несомненно требует. – С грустью проговорил Крамер, сильно сглатывая накопившиеся колкие слюни.

В углу навеса за ночь паучок сплел новую паутину. Его восемь глаз смотрели на фельдштриха, стоявшего прямо под прозрачной тонкой сеточкой, где томилась одна привязанная муха. Януш же не угодил в поле зрения ловушки.

Гигант сжимал кулаки, прикусил губу и сморщил глаза от обиды, от безысходности своего положения. Он тоже когда-то был солдатом, и очень хорошим, поэтому мог без особых усилий брать себя под контроль и не давать воли эмоциям. Крамер сожалел, что сейчас являлся фельдштрихом, сожалел, что не мог позволить себе выплеснуть чувства. Пару лет назад он принял присягу, не зная, какая чудовищная ответственность его ждала. Хоть ему и принадлежала большая власть, ощущал себя гигант не на своем месте. А так как пост фельдштриха мог передаваться только посмертно, Крамер был пожизненным заложником своей профессии. Неопределенность в поисках себя в молодости дрейфовала его корабль жизни слишком долго, и в итоге он намертво сел на мель.

Януш молчал и про себя, жалел друга. Но с другой стороны, он не хотел болеть сердцем за него, потому что считал, что ради службы своему государству солдат должен стать кем угодно, даже тираном. У фельдштриха в душе не должно было быть сожаления и слабости.

– Мне понравилось, как твои ребята сегодня справились. Я в тебе не сомневался. Готовь их к выходу на улицы. Мне пора, рад был повидаться. – Уже уходя, сказал Крамер, легонько похлопав Януша по спине, и быстро удалился.

– Будет исполнено.

Тот быстро вышел из здания вместе со своей свитой и сел в броневик. Озлобленные, уже простуженные охранники открыли ворота, и кортеж уехал.

Глава 7. У страха глаза велики

Все ребята после испытаний сразу же пошли под горячий душ, отмываться от грязи, пыли, пота, да и просто согреться после ливня. Радость от облегчения накрыла каждого курсанта. Помещение быстро наполнялось паром, освещенным ярким белым светом люминесцентных ламп. Некоторые тарабанили по дверцам и кричали, чтобы моющиеся пошевеливались; пара парней с экстравагантным юмором шутили, что иначе присоединятся к помывке. Другие же приходили в чувства, просто сидя на скамьях и выравнивая дыхание. Ланс бесцеремонно плевал под себя, целясь между прорезиненных ковриков. Курсанты скорее снимали униформу, яростно закидывая ее в личные корзины. В раздевалке было относительно тихо, все лишились сил. Пар проник повсюду, становилось очень жарко и душно. Один парень, у которого закружилась голова, открыл форточку, откуда сразу же подул промозглый ветер с каплями дождя. Его тут же обругали и заставили закрыть.

Вдруг в раздевалку ворвался радостный Мюрг и, чуть не спотыкаясь об порог, сообщил ребятам, что тех похвалил сам фельдштрих. Он подходил и обнимал каждого попавшегося ему под руку. Вся раздевалка сразу воодушевилась, товарищи давали друг другу пять, смеялись, радовались, а некоторые даже начали подтанцовывать.

Однако Каткеме радостно не было, вспоминая вчерашние события, его позитивный настрой в миг испарялся. Зная, к чему их готовят, радоваться было нечему. Он прикрылся дверцей шкафчика и продолжал угрюмо переодеваться.

Перед показательной битвой, в раздевалке между Като и Артедом произошел неприятной разговор. Низкий крепыш устроил нагоняй на Чешуа, из-за того, что тот подставил его с подарком. Каткема не дал себя в обиду, держался уверенно, взгляда не отводил. На повышенный обвинительный тон Чешуа отвечал спокойно и даже добросердечно, он объяснил, что вчера на митинге была невыносимая давка и что подарок было невозможно сохранить целым. Артед не поверил, так как все фото и видео с митинга были изъяты из сети в считанные минуты хакерами “СБТ”. Город по большей части думал, что митинг прошел мирно. Низкорослый продолжал закидывать Като упреками, что он подвел его, испортил подарок, и даже не соизволил потом перезвонить. Вдруг Чешуа в один прекрасный момент осознал, что Арти даже ни разу не спросил, подвергся ли Като опасности и мог ли пострадать в толпе. Бывший друг интересовался лишь цветами, лишь своими проблемами и заботами. Като перестал спорить, выдержал паузу и заявил, что жизнь сама рассудит, кто прав, кто виноват. Широколобый что-то буркнул себе под нос, отмахнулся и гневный пошел прочь. На их дружбе точно был поставлен крест.

Сейчас же Арти воодушевленно подскакивал со Зверем, затем к ним подтянулся Рифэль и ещё пару ребят, образовав кучу-малу. Смех и улыбки не пропадали с лиц. Невероятная суматоха и неразбериха царила в раздевалке, крик и дикий гомон резонансом звенел в ушах.

Вдруг в раздевалку вошёл удовлетворенный, с мирным выражением лица старший надсмотрщик. Все тут же притихли и успокоились. Като стоял и не изменял презрительного, недовольного взора, медленно складывая вещи в портфель.

– Сегодня вы показали хороший уровень подготовки. Ребята, спасибо вам за это. Смотря на вас, я понял, что наши тренировки не прошли даром и принесли свои плоды. Вы не опозорили меня перед самим фельдштрихом! – После нескольких терпких шмыганий громко заявил Януш, подло облизывая уголки губ и издевательски ухмыляясь.

На лицах курсантов стояла гордость. Хоть курсантов и было сейчас, как всегда, очень много, они не ощущали той повседневной давки среди двухэтажных шкафчиков, которые своими дверцами бесконечно набивали ребятам шишки.

– Вот бы батя сейчас был здесь. – Прошептал Власу парнишка, по имени Гарам.

Они были друзьями еще до академии.

– Гордился бы? – Спросил заинтересованно Влас, отрывисто чихнув.

– Чего?

– Гордился бы тобой отец? – Повторил свой вопрос Влас, краснея и собираясь чихнуть вновь.

– Несомненно, он всю жизнь хотел вырастить из меня военного. – Гордо шепнул Гарам, приподняв подбородок.

Они шушукались, но взгляда от Януша, который нахваливал себя и курсантов за проделанную работу, не отрывали.

– Неисполненные мечты? – Предугадал блондин.

Мюрг, будучи почти на две головы ниже Януша, сейчас казался еще меньше. Он стоял в полуприседе, держась за живот. Бедолаге в этой духовке стало слишком тяжело дышать, и чтобы его не вырвало перед всем потоком, он принял мудрое решение удалиться.

– Ага, по росту не проходил, и еще сердечник он у меня. – С досадой ответил Гарам, опустив свою голову с короткими кудрявыми волосами.

– Наверное, офисный рабочий сейчас?

– Нет, он не из робкого десятка. Батек отработал сорок лет сварщиком на заводе. – С улыбкой продолжал Гарам, а его голубые глаза загорелись ностальгической любовью.

– Из тех, кто привык полагаться на мускулы?

– Из тех, кто привык сталкиваться с трудностями лицом к лицу.

Влас одобрительно закивал, косясь на Каткему, который за целой толпищей народу продолжал очень аккуратно сворачивать вещи и заталкивать их в портфель. Он был единственным, кто не смотрел и, казалось, не слушал треп седовласого лысеющего преподавателя.

Но тут Януш с сухими равнодушными глазами и едва дрожащими потрескавшимися губами продолжил:

– Я бы хотел поблагодарить вас за старательность, стойкость, усердие и доблесть. Теперь хочу с гордостью заявить, что именно таких воинов ищет Толлосус, и отныне вы будете проходить практику на улицах нашего родного и любимого города.

– Ураа!!! – Заорали хором все, от тройки засранцев до компании Власа.

– А в каком районе, господин Януш? – Полный энтузиазма и смелости спросил смышленый Рифэль.

– Нокохама, – угрюмо проговорил седовласый, пристально смотря на мигающие лампы и морща складчатый старый лоб. – И если еще раз обратишься ко мне не по должности, то в порт отправлю с отбросами жить, понял меня?!

– Ттт… Так точно!

– На этом у меня все, копите силы на завтра, – быстро проговорил Януш, желая скорее уйти от паникующих курсантов, – и почему до сих пор не доложили на вахту, что здесь света, хоть глаз выколи? Слепыми вы итак стать успеете.

Януш захохотал карикатурным злодейским смехом и пошел прочь. Выступая на сто человек, жалобно смотрящих на него, он не испытывал и капли стыда. Улыбки с лиц парней тут же пропали. “Как? Сразу в Нокохаму? Так там же теперь опасно!”, – шептались с ужасом ребята, потрясенные услышанным. Все переглядывались в надежде, что их кто-то успокоит. Хотелось сбежать, да некуда. У многих в мыслях начали прорисовываться возможные события на патрулях: как их заманивали те бандиты из-за стены в тупик, затем жестоко расправлялись или же убивали в прямом столкновении. В этих сценариях никто не ощущал своей хорошей сноровки, которую они нарабатывали всё учебное время. В воображаемых битвах свои удары казались невероятно ватными, медленными, неуклюжими и слабыми. Чувствовалась некая беспомощность, чего нельзя было сказать о коварном устрашающем враге, действующим четко и решительно.

– Урод старый! – С чистой ненавистью воскликнул Келлепо, ударив по шкафчику и оставив вмятину, – на мясо нас решили отправить, суки…

Южанин, скрипя зубами и чуть ли не плача сел рядом с потерянным Лансом, который был не в силах произнести и слова. Из их голов сразу исчезла планируемая месть над Като. Ми-фенга не было, так как он был единственный, кто угодил из-за травм в госпиталь.

– Мой же отец совершенно равнодушен к моей службе, – начал говорить гордо Влас, озлобленный на слова Януша, – он из тех, кто не любит потакать системе, готовящей из нас рабов. Папа всегда давал мне возможность, самому выбирать свою судьбу, потому что понимал, что дети не обязаны следовать по пути родителей.

Гарам ощутимо возмутился, широко раздув ноздри, но быстро остыл, так как отвлекся на парней, орущих, что все пропало. Кудрявому типу было тошно от своих будущих соратников. После одной атаки из-за стен, ко всем пригвоздился страх, что это вновь может повториться.

Гарам и его друзья были практически единственными из этой вопиющей толпы, кто держал себя под контролем, был спокоен и сдержан. Компания Мусалима же имела немного иной вид. Муса, несмотря на весь свой мужественный и воинственный вид, сильно вспотел и смотрел в одну точку, пытаясь собраться с мыслями. Арти и Зверь тоже истерично лепетали. Их охватывала то и дело тряска, а многие слова дробились на части из-за дрожи.

Ликующая раздевалка наполнилась ужасом и трепетом. От резкого стоявшего запаха пота в ней, к которому курсанты давно привыкли, вдруг становилось тошно.

Каткема самым первым, молча, незаметно вышел из раздевалки и тоже подвергся наплыву сильного ужаса. Сердце колотилось, как бешеное. Чешуа больше досаждало даже то, что на работе, которую он никогда не хотел, ему так рано придется рисковать жизнью. За эти пару дней у него крепко настоялось отвращение ко всем силовикам и даже к академии. Их наглым образом дурили и готовили к работе помощников дьявола. Но, конечно, об этом мало кто подозревал, потому что новости представляли копов исключительно в хорошем свете.

Като сразу начал придумывать план, как избегать прямых столкновений с противником, как оставаться в стороне и не лезть на рожон. Он знал, что банды из порта никогда не выползали, но страх делал свою работу и откладывал в разуме семена сомнения. Эти семена разрастались до гигантских размеров и активно распространялись. Теперь Като уже был точно уверен, что столкнётся с врагом и что те его непременно убьют. От коварных мыслей было невозможно укрыться в чертогах разума, их нужно было отгонять, отвлечься на что-то другое. Но стало слишком поздно. Он совершенно смурной дошёл к выходу, ничего не слыша и никого не замечая никого. По микрофону в главном коридоре объявляли, что уже завтра будет первое патрулирование и что сегодня занятия окончены. Чешуа сопровождали взгляды уборщиц и охранников, которым было безмерно жаль молодых, невинных курсантов. Наверное, каждый понимал, что приказ фельдштриха был жестоким и несправедливым.

Дождь второй день подряд продолжал создавать моральное давление на людей. Като сейчас шёл в одежде, которую наспех нарыл с утра: в тёмных широких джинсах и бурой худи с очень большим капюшоном. Его руки спрятались от внешнего мира в карманах накидки, а голова в капюшоне свисала вниз, бездумно исследуя мокрый асфальт и неровную брусчатку тротуара. На плече у него висел черный портфель, который успел промокнуть до основания со всем содержимым. Вся одежда тоже промокла в считанные секунды, и влага добралась до волос с кожей, забирая все тепло.

Каткема шёл, как сумасшедший, с потерянным взглядом, даже не замечая пробегающую мимо стаю собак, пытающуюся найти поскорее укрытия. Порывы ветра врезались прямо в лицо Чешуа, снимая капюшон и обливая его каплями луж. Он же даже не укрывался под деревьями, настолько, видимо, смирился с безысходностью. Вокруг отчетливо слышался шелест качающихся и теряющих листву деревьев. Под ногами крутились и ползали омерзительные дождевые черви, закручиваясь в желтые опавшие листочки. Некоторые дубы, клены и березы начинали постепенно обращаться в желтые и красные тона, а некоторые уже были полуголыми.

Курсант в очередной раз, превозмогая боль в мышцах ног, поднялся по горке к своему дому. В подъезде, как часто бывало, пахло жареной курицей, Каткема тихо открыл дверь. В квартире стоял шум телевизора и кипящей воды, сына не услышали.

– Олли, ты уже помылся? – Голосила Алисия, пытаясь перекричать свистящий чайник.

– А то! И твоим любимым одеколоном даже побрызгался! – Уныло, но также громко ответил ей муж.

– Прикрой, пожалуйста, форточку в зале, мне дует! – Сразу закричала она, почувствовав легкую щекотку в спине.

Оллема закатил глаза, превозмог лень и исполнил просьбу.

– Резинки приго… – не успела спросить Алисия, как Като опередил ее намеренным шумным захлопыванием двери.

Мать что-то наготавливала, а отец смотрел новости. Все приготовления и романтика вмиг нарушились.

– Ты что сегодня так рано? – Спросил сонно Оллема, переключая каналы и надеясь, что сын ничего не услышал, – до шести же должен был учиться.

– Да посмотри на него, он же опять весь до нитки промок. Сынок, что случилось?

Она была в домашних теплых хлопковых штанах, а сверху надела вязаный свитер с высоким горлом. У Алисии был насморк, глаза слезились, и сама часто чихала. Она была уверена, что заразилась от Каткемы. Занятно, учитывая тот факт, что сам Като остался здоров.

– Нас отправляют патрулировать район “Нокохама” с завтрашнего дня. – Горько и тихо сказал Като, пытаясь найти ложку для обуви.

– Что??? Как??? Не может быть! Что ты такое говоришь?! – Тут же воскликнула мать, упершись мокрыми руками в бока.

– Врать буду что ли.

– В этом районе живут же самые малоимущие, так он же рядом с портом… там же может быть опасно… они не могут вас туда послать! – Очень быстро и громко вопила Алисия, помогая Като снять мокрую кофту и будто успокаивая саму себя.

– Я сам сейчас в шоке. – Тихо ответил сын, не выражая никаких эмоций. Алисия скорее понесла сушиться его кроссовки и худи.

– Да не могут они тебя туда послать, вы же еще только первокурсники, – сказал преспокойно Олема, вставая из-за большого бежевого дивана, стоящего на весь зал.

На самом деле отец был очень огорчен, что потенциально приятное продолжение обеда оборвалось. Перед ним стоял большой двадцати дюймовый плазменный телевизор, где был включен главный городской канал с сонными ведущими, которые старались сохранять бодрый настрой. Вдруг Оллема быстро обернулся, услышав срочный выпуск новостей. Они были еще из поколения, которое следило за миром только через телевидение и охотно верило во всю информацию, вещаемую из ящика. Там сообщали, что по указу фельдштриха курсанты полицейских академий города Толлосус будут обучаться по новой программе, и теперь все курсы будут патрулировать улицы и окраины полиса.

Алисия и Оллема не могли поверить своим ушам. “Не может быть!”, – снова завопила мать, садясь медленно на стул и хватаясь за лоб. Но отец сразу принялся успокаивать ее, подбежав к столу.