Озаренные целью: жажда свободы. Том 1

– Не надо мне здесь вопить, в этом районе тысяч сорок человек живут и ничего, вроде нормально существуют. – Активно махая руками, горланил Олли, пока разок чуть не сбил свечку со стола.

– Да те в дома спрятаться могут, а его идти вперед, на смерть заставят!!!

– Не придется. Всё у них там будет хорошо, я сказал! – Свирепо рычал отец, классически негодуя, что его не слушают.

Олли обнял свою жену. Като безмолвно прошёл в зал и сел на диван, откинув голову на спинку и уставившись в потолок. Они сидели в тихом полумраке, пока за окном продолжался шум надоедливых осадков. Семья будто переживала траур. Через два часа они успокоились, и трезвый рассудок вновь хозяйствовал в доме. Оллема ходил по залу взад-вперед, бесконечно гладя свежевыбритое лицо. Дождь стих, и даже начало понемногу выглядывать Солнце.

– Слушайте внимательно, Като, как значит, ты поступаешь с завтрашнего дня и впредь на этой чертовой службе. Как я уже сказал, вероятность налететь на преступника, крайне мала, но если такое все же случится, ты не бежишь на них, сломя голову, понял? – Включил лидера Олли, четко произнося речь, которую проговорил уже несколько раз в голове.

– Понял. – Тихо ответил Чешуа младший.

– Не надо казаться крутым и храбрым, смотришь по сторонам, ищешь укрытие. И сразу постарайся туда добежать незаметно для тех, кто представляет опасность, и для своих, кто может заставить лезть в бой, – объяснял тщательно Олли, присев на диван рядом с ними и обводя на листочке карандашом толстый круг.

– А камеры же меня тогда, труса, зафиксируют. – Ответил недоверчиво Като, нервно почесывая вески.

Алисия, без конца вытирая лицо платочком, внимательно слушала и следила, чтобы Каткема не смел сейчас своевольничать.

– Не думаю, что стычки будут под камерами, банды из порта не настолько тупорылые, чтобы под ними светиться. На них досье же висит, так что камеры быстро распознают.

– Звучит неплохо, Като, милый мой, ты всё понял? – Спросила Алисия.

– Да, всё понял, сколько раз повторять. – Оскалился сын.

– Сколько надо повторишь. Это тебе не шутки!

– Я сам не хочу выбегать и палкой махать на бандюганов. – Сказал терпко Каткема, но потом сильно зевнул и сбил всю свою желчь, – я устал, мне надо поспать.

– Конечно, конечно, иди спать. Завтра с утра я тебя сама разбужу, – спокойно произнесла она, вытирая потемневшими от туши пальцами заплаканные скулы.

– Постарайся хорошенько выспаться и отдохнуть, – кивая утвердительно головой, добавил Олли, сломав грифель.

Като лёг спать в полшестого вечера, что уже входило в привычку, и мгновенно вырубился, проспав до половины седьмого утра. Зато после пробуждения Каткема был очень бодрым, выспавшимся и полным сил. После сна его разум был свеж по сравнению с вчерашним днём. “Да и чего мы так себе нервы трепали, будто случится что-то”, – думал он. Но матери от вчерашних мыслей не удалось так быстро и легко отойти. Весь вечер и полночи её тревожили иллюзии о том, что плохого может случиться с Каткемой. В них он был совершенно беспомощным. Пока курсант завтракал и собирался в академию, Алисия три раз повторила отцовскую последовательность действий и наставляла, чтобы любыми путями Като сберег себя. Дошло вплоть до того, что она опять со слезами на глазах предлагала сыну остаться дома.

– Да что ты такое говоришь! Всё будет в порядке, обещаю. Ты же знаешь, мы не можем пойти против указа властей, – вспыхнул Като и обнял свою мать.

Она молча кивала головой и невольно растирала свои мокрые щеки о плечо сына. Като вышел из дома и воздушно начал спускаться по лестничной клетке, чтобы поскорее попасть на свежий воздух. Он шел по улице, полный энергии, в нем уже не было той обычной вялости, которая любила преследовать чрезмерно спящих людей. Воздух был насыщен свежестью, в которой дышалось очень легко и приятно. Каткема в считанные минуты успел к началу общего сбора в академии. Всех курсантов отправили на склад получать обмундирование: им выдавали всё те же стандартные дубинки, защиту и шлем. Только в этот раз не старье, в котором они занимались на стадионе, а новенькую, целую, окрашенную броню. Темно-синие щитки аж сверкали на свету. Помимо этого, салагам дали специальные кожаные толстые ремни с различными карманами. На поясе боец должен был зацепить палку, рацию, маленький компактный набор аптечки для оказания первой медицинской помощи, небольшой нож, тряпочку, фаер и одну дымовую шашку. Всех новоиспеченных затем выстроили в одну длинную шеренгу на стадионе, и через громкоговоритель Мюрг перечитывал распоряжения фельдштриха. Лица у ребят были замученными и несчастными, цвет кожи бледный, а под глазами отчетливо вырисовывались мешочки. Видимо на всех, как и на Като, вчера тяжело повлияли последние новости. Затем Мюрг сказал, что район разбивается на секторы, которые будут патрулироваться по тройкам, а далее принялся объявлять эти тройки вместе с прикрепленными секторами. Като определили в тройку с чокнутой Элли и Стивом.

Стив был печально известен своей болезнью “ставок”. Все деньги, которые давали ему предки, он сливал в букмекерских конторах с друзьями, с коими любил и подвыпить. Его короткие усики, бородка, отекшее лицо и висевшая бледная кожа на щеках говорили не меньше других болтливых языков о его любви к разгульному образу жизни. Ростом он доходил до двух метров, но был очень худой и на бойца совершенно не походил. Чокнутая Элли же была полностью противоположна своим видом вечно уставшему и полусонному Стиву. Энергия этой бирюзововолосой девушки лилась из всех пор. Она постоянно была, как заведенный мотор. Элли считалась одной из тех немногих девушек-курсантов, кто добровольно захотел вступить в ряды патрульных. Личико у нее было пухленькое, овальной формы, как и кончик носа; глаза серо-зеленые, кожа не ухоженная, а макияж и вовсе отсутствовал. Выглядеть красивой перед обществом было явно не в ее интересах. Такая вот парочка досталась Каткеме. “Ну, хоть с ней скучно не будет”, – думал он, глядя на дергающуюся без конца, гиперактивную Элли.

На тесном затемненном бронетранспортере их довезли до “Нокохамы”. Короткая дорога казалась мучительно долгой из-за того, что в машине было очень душно. По пути курсантам объясняли их простую, незаурядную задачу. Они должны были просто наматывать круги по выделенным секторам и следить за порядком. И если бы появились какие-то крупные правонарушения или беспорядки, то необходимо было вызвать по рации подмогу, в лице курсантов с соседних секторов. Трижды в день ребята меняли локации по специально разработанной змейке, изображенной на карте, которая висела в транспортёре.

В общем и целом, “Нокохама” был индустриальным районом с низкими многоквартирными домами, которые застраивали еще в прошлом столетии. Конечно, здесь присутствовали недорогие кафе и магазинчики самого разного толка. Выглядели постройки откровенно старыми: неокрашенные серые кирпичи выцвели, оконные рамы были деревянные, в переулках лежал кучами мусор, а стены были изрисованы граффити вкупе с грубыми фразами. Было солнечно, но облака не ушли далеко и поэтому часто спасали влажные спарившиеся головы в касках. Ослабление летнего солнца уже чувствовалось, но после вчерашнего ливня все быстро высохло, и только редкие огромные лужи лежали в низинах.

Что же можно было сказать про такую работу? Скучнее занятия и придумать было нельзя. Шел рабочий день, все жители находились на работе или на учебе. Такая скука прерывала чувство страха на раз, и Като через некоторое время пожалел о своих напарниках. Стив рта не раскрывал и даже по сторонам не смотрел, а просто вяло плелся за Элли и Като. Чокнутая же говорила без остановки. Она надоела Каткеме уже через тридцать минут своими рассказами о будущей военной карьере, как она рада, что её взяли в патруль, как она готова безмятежно и бескорыстно служить городу. Элли была из сорта людей, которые из-за своего суетливого и чрезмерно энергичного темперамента отбирали все силы у окружающих. Это и случилось с Като, который вскоре выровнился со Стивом и тоже свесил голову. Толка от них было мало. Вскоре Стив снизил свою скорость ходьбы до уровня ковыляния старых бабушек, Като же автоматом продолжал идти между ними, не давая усталости и унылости взять над ним вверх. Так, пиная под ногами листья, они проходили весь день с одним перерывом на обед, кроме Стива, который еще в самом начале патруля втихомолку быстро заглянул в ларек и купил там шаверму. “Охренеть, я на этом страшном патруле боюсь жизнь свою отставить, а этому хоть бы хны, кажется, ему вообще по барабану, лишь бы желудок набить. Какой же уровень беспечности… хотя, наверное, он себе мозги так не делает, как мы всей семьей”. – Думал тогда Като с бегающими боязливыми глазками.

– Нам не положено есть на патруле, кроме как во время обеда! – Рявкнула Элли, которая, видимо, из-за высокого уровня ответственности тоже плохо управляла своими эмоциями.

– Отвянь, я не завтракал, от меня голодного иначе толку просто не будет, – сонно промямлил тот.

– Будто от тебя может быть хоть какой-то прок…

– Ты зато смотри, какая она здесь вкусная, – Стив аппетитно нюхал шаверму и показывал ее содержимое, – хрустящая курочка, соус обалденный, свежие помидорчики, огурчики, хрустящие листья салата, лаваш тоже на вкус и аромат, мммм, объедение одним словом. А я ожидал увидеть, что здесь крыс они жрут. Вот не послали ли бы нас в Нокохаму, и мы бы не узнали о существовании этой забегаловки, которая крутит шаверму, похоже, одну из лучших во всем полисе.

– Если еще хоть слово скажешь мне о еде, я тебя дубинкой огрею! Раз купил, то жуй молча хотя бы!

– Поддерживаю Элли! – Вставил свое слово Като.

– Хорошо, хорошо, я молчок, – закончил Стив и начал на показ с превеликим аппетитом поедать фастфуд.

Элли и Каткема ушли с гордыми лицами, но местечко все же приметили на будущее.

Ближе к вечеру улицы стали оживленными, все начали приходить с работы. Обычные, добрые и отзывчивые работяги гуляли, сидели в верандах кафе, выпивали, объедались дешевой, но невероятно сытной едой, а дети резвились рядом. Складывалось ощущение, будто бы эти люди жили вблизи не самого опасного района города, а в райском саду. Глядя на них, Като вдруг осознал, насколько всё-таки изнежили его родители, насколько они сделали его жалким. Смотря на счастливые лица играющих в догонялки детей, собственная ничтожность чувствовалась особенно остро. Вдруг в Като случайно плечом врезался один играющий паренек. Курсант наблюдал, как мальчуган пытался поймать в догонялках остальных, но из-за развязавшихся шнурков постоянно падал. Мальчуган вставал, потом снова падал, и так раз за разом, пока не догадался сначала завязать кроссовки. Затем он сразу же настиг дразнящих целей. Чешуа слегка тронуло это, но через мгновение эпизод выветрился из головы.

В основном, вид полицейской формы не смущал граждан, все они были очень доброжелательными с курсантами, встречали их искренними улыбками и радостными приветствиями. Элли то и делала, что постоянно сюсюкалась с бродячими животными и давала пять ребятишкам. Като сначала мялся и брезговал, но после тоже вошел во вкус и разделял радость с обычными работягами. Даже некоторые юные красавицы, стоящие кучками у веранд, жадно сопровождали раскрепостившегося молодого копа взглядами. Только пропитые высотники-монтажники, которые побывали на том митинге, с отвращением смотрели вниз, кривив беззубые рты, и сплевывали на трех точек в полицейской форме. Но боковой ветер отводил содержащую весь гнев и отвращение макротистую слизь от доброжелательных курсантов.

Весь район, конечно, выглядел далеко не благоустроенным. Места общепита тоже ведали лучшие времена, хоть и были государственными. В укромных местах без камер бездомные разжигали костры в бочках и грелись, некоторые даже подставляли рядом всякую выброшенную мебель, садились рядом друг с другом, пели песни, бренчали на гитаре, веселились и играли в карты. Это было настолько мило и душевно, что ни у кого даже рука не поднялась разогнать их. Стив исподлобья наблюдал за картежниками, затем попросил Элли немного постоять рядом с кострами. Именно её преподаватели назначили за главную их мини-отряда. Поначалу, невежественному Каткеме крайне не нравилась такая женская власть, но затем он осознал, что среди их тройки Элли – это был, пожалуй, лучший выбор.

– Мы при исполнении не играем с гражданскими в настольные игры, не разрешаю! – Грозно ответила ему она, вглядываясь на свои неухоженные ноготки.

– Хотя бы на пять минуточек, мне их обыграть ничего не стоит. – Промычал нудно Стив, следя за игрой неумех.

Като отвлекся на подростков, играющих в регби с баскетбольным мячом. Вдруг в его сторону полетел шальной оранжевый прорезиненный шар, но курсант успел среагировать и поймать мяч. Он вернул его и начал наблюдать за игрой: один крепкий низкий паренек прорывался сквозь всех игроков, без остановки финтуя и отбегая назад. Игроки вражеской команды резко вскрикивали, чтобы напугать его, однако парень был не промах и, как локомотив, прорывался дальше, пока не забросил мяч в кольцо. Все тут же похлопали ему за хорошую игру.

И тут Чешуа неожиданно торкнуло. Возможно, второе показательное стремление к победе – это некий знак, подсказывающий ему, что он не должен был сдаваться.

– Я все сказала!

Стив больше не стал возражать. Он считался с ее мнением, так как своим лидерством Элли негласно успела подчинить завзятого игрока, а Като же был с ней согласен. Стив снова заковылял позади, сунув незаметно в ухо наушник.

– А он ведь обиделся. – Подметил Като, щура глаза от яркого заката.

– Мне плевать, ненавижу картежников. – Огрызлась Элли, широко шагая вперед, как бывалый вояка. Некоторые прохожие даже сторонились ее.

– У меня похожая история с полицейскими… – сказал колко Каткема, спрятав под шуткой истину.

Элли сделала вид, будто этого не услышала, и знак был им понят.

– Почему же так недоброжелательно?

– Они только и умеют, что всаживать заработанные деньги. Потом лезут в долги, начинают пьянствовать и прожигать жизни. – Весьма сурово говорила она, заправляя длинные косы.

Ее покрашенные в бирюзовый цвет волосы были заплетены в две косички, засунутые за воротник, чтобы противник не смог потянуть за них при случае.

– Не все же так критично. Это, конечно, очередная форма зависимости, соглашусь, но многие, например, на ставках, только приумножают свои богатства.

– Нихрена они не преумножают, это не выгодно букмекерским конторам. – Очень внушительно промычала капитан тройки, не смывая с себя хмурых красок.

– Хм, ладно… – Замолк Чешуа, так как понял, что у нее была какая-то сильная личная неприязнь к этому дело, очень субъективная неприязнь, с которой спорить себе дороже.

Элли презирала ставки не только из-за практической стороны вопроса. По ее мнению, навеянному строгим отцом, такие интересы приучали человека к привычке – давать другим вершить свою судьбу, перекладывать ответственность.

Они продолжали патрулировать, и Като поражала обстановка вокруг. У людей ни гроша в кармане, старая одежда, убогие дома, но на улицах ощущалось полное довольство жизнью. Самый бедный дистрикт полиса играл самыми живыми красками. “Наверное, для счастья многого и не нужно. Вот чего нельзя сказать о нас богатеньких толстосумах, боящихся впасть в депрессию из-за всякой ерунды. Хотел бы я научиться радоваться жизни и наслаждаться ею, как эти работяги”, – раздумывал с белой завистью Като. Вероятнее всего, Каткема снова был слишком строг к себе, и ему бы следовало стать более простодушным, стать как жители этого славного района. Сейчас Чешуа смотрел на ослепляющий закат, освещающий его желтыми тепленькими лучами, и чувствовал благоговение, полное воодушевления.

Так спокойно и размеренно прошёл первый день. А за ним так же второй и третий. Даже сама Алисия начала успокаиваться и понимать, что зря нервничала.

Глава 8. Первое столкновение

Шёл четвёртый день патрулирования. Наступили вечерние сумерки. Фонари еще не загорелись. Все люди зашли по домам. Последние магазинчики и кафе закрывались. Стояло абсолютное затишье, кроме грохота в мусоре, где сцеплялись в жестоких битвах кошки.

Кудрявый, невысокий, плотный, с множеством родинок на лице Гарам заканчивал патрулировать свой сектор. Он служил в полном соответствии со словами, которые тогда были донесены Власу. Даже сейчас, когда силы и внимание были на исходе, он оставался бдительным, продолжал повторять себе “возвращайся к работе”. В паре с ним шли непутевые друзья Зверя, которые неделю назад на китайской ярмарке грубо подшутили над Анной и которые впоследствии испугались угрозы от Каткемы. В общем и целом, Гарам был от них тоже не в восторге. Патрулировали оболтусы, спустя рукава, болтали постоянно о всяких отвлеченных делах и обсуждали жителей района, клеймя их бедняками и нищими. После того, как и Гараму пришлось наехать на них пару раз, оболтусы остепенились. Смена уже заканчивалась, они проходили маршрут в последний раз и уже хотели направиться к точке сбора, как вдруг, в небольшом магазине вниз по улице, где продавали цифровую технику, раздался грохот – звук битого стекла и вопль девушки.

– Там что-то стряслось! – Осекся Гарам, мгновенно обернувшись на шум.

– Чувак, ты чего, у нас вот-вот конец дня, мы уже можем спокойно уйти, не стоит туда лезть, – промычал один из напарников, возмущенно размахивая руками и оглядываясь, не взбаламутились ли жильцы, не высовывались ли они из окон.

– Говноеды вы! Там же люди в опасности! Я пошел на помощь, а вы как хотите. – Злостно ответил Гарам, вызвал по рации подкрепление и один побежал к тому магазинчику.

Вдоль улицы недавно прошла поливочная машина, и вся правая полоса была залита грязью, левая же блистала чистотой. Два труса двинулись вниз до переулка по левой полосе, опасно проскальзывая и замазывая всю обувь. Гарам же выбрал путь по правой стороне, чистый и гладкий. Как ему говорил отец: “Если убежишь однажды, то будешь убегать всю жизнь, а такие люди занимают последние места в этой жизненной игре”. Гарам привык рисковать, привык геройствовать, и если даже он терпел поражение, то не считал себя проигравшим. “Проигрывает человек лишь тогда, когда не встает после поражения; если продолжать бороться, то сожаления не будет. Сожаление появится, если поддашься страху и опустишь руки”, – проговаривал он про себя заученные фразы, пока несся к месту.

– Отец, я не подведу тебя! – сказал он напоследок.

Когда Гарам молниеносно преодолел стометровку и подбежал поближе, то увидел разбитую витрину и входную переднюю дверь. Изнутри до него долетала негромкая речь. Повсюду лежали осколки стекла, а рядом валялись два кирпича. Он с неимоверной силой отворил дверь, отчего послышался громкий хлопок и стекло на двери лопнуло. Внутри всё также было разгромлено: валялись табуретки, телефоны, ноутбуки, стопки бумаг и стеллажи. Некоторые лампы у потолка тоже были раздроблены, другие же мрачно моргали. Телевизор, висящий в углу помещения с огромным отверстием посередине экрана, шипел и сверкал разноцветными полосами. Стена у входа была забрызгана кровью, и рядом на полу лежала женщина в белом деловом костюме. Она интенсивно истекала кровью – на шее виднелись глубокие кривые раны. Кожа на глазах бледнела, а дыхание прекращалось. Крови вокруг нее было так много, что вся входная площадка покрылась алой лужей. Задели артерию. Гараму сразу стало не по себе, глаза заслезились, а в горле пересохло. Время замедлилось. Он не слышал ничего вокруг и даже криков пожилого продавца за кассой.

За главной стойкой стоял плотный человек ростом с метр девяносто, в порванных джинсах, кожаной жилетке, с наколками на руках и банданой синего цвета. Густая щетина и торчащее толстое брюхо подчеркивали имидж байкера. Преступник, который был заляпан свежей кровью, держал в одной руке разбитую бутылку из-под пива, а в другой горло испуганного пожилого продавца. Заложник судорожно, хрипло просил не убивать его и взять все деньги из кассы.

– Стоять на месте! – Басом приказал Гарам, взяв в руки дубинку. – Не двигать…

Не успел Гарам закончить предупреждение, как преступник вонзил “розочку” прямо в живот кассиру.

– Стой! – Закричал пронзительно курсант.

Продавец начал стонать и кашлять, а изо рта плевками выходила кровь. Высокий громила тут же отпустил жертву, которая в предсмертных воплях скатилась по стенке на пол. Байкер сразу же вынул покрасневшие желтоватые лезвия и ловко перепрыгнул через стойку, сбив ногами канцелярию. На столе остался лишь органайзер в форме человеческой кисти с вытянутыми указательным и средним пальцем.

– Ублюдок! Я тебя урою! – Почти ревел Гарам, изо всех сил сжимая дубинку двумя руками и скрипя зубами.

– Попробуй, щенок, – с ухмылкой прорычал бандит, оттягивая спину назад.

Гарам окончательно озверел и без секунды сомнения побежал вперед, раздавливая дорогущую технику. Он замахнулся дубинкой над собой и хотел настигнуть врага точно в голову. Тот в последний момент отпрыгнул и увернулся от удара, окончательно разбив шипами на жилетке телевизор. Курсант в порыве ярости действовал слишком прямолинейно и очевидно. Юный коп откинул мешающуюся под ногами табуретку, а байкер тут же, режущим боковым ударом замахнулся на него. Гарам успел вовремя среагировать, отскочил назад и миновал холодное оружие. Курсант слишком часто и не аккуратно перебирал ногами, не следил за движениями, эмоции захлестнули его с головой, а блики света сбивали с толку. Убийца заметил это, резким рывком двинулся вперед и ударом снизу попытался проткнуть его живот. Но капритоновая пластина сделала своё дело, спасла владельца, задержав зубья в себе. Одновременно с этим байкер начал толкать всем своим весом копа к стенке, чтобы пробить защиту. Однако это оказалось не так уж и просто. Пластины судорожно скрипели, стекло под ногами трещало, и они понемногу двигались к выходу. Гарам зверски покраснел, рычал, как зверь, пока вдруг не ощутил, что наступил на лужу крови. Здесь испуг и стресс трехкратно усилил его мотивацию к действию. Пока верзила замешкался, пытаясь, наконец, преодолеть сопротивление брони, курсант зарядил ему с локтя прямо в левый висок. Получилось так сильно, что раздался щелчок. Завывающий от боли разбойник отскочил назад, закрыв свободной рукой рассечение и высунув губительное стекло из непробиваемой пластины. Из-за собственной поспешности Гарам пожалел о том, что ударил не в челюсть, в таком случае он мог бы на раз свалить амбала.

Страха в них с начала схватки совсем не осталось, присутствовало лишь зверское желание порвать друг друга в клочья. Паренек, по инерции, сразу же подскочил и, не теряя момент, нанес по голове три дюжих удара дубинкой. Первый боковой удар разбил злому товарищу нос, а последующие два пришлись уже прямо по макушке и по челюсти. Хруст. Тупой стук. Неровное хрипение. Байкер выплюнул окровавленный зуб и проматерился. Убийца, на удивление, выдержал все удары и незамедлительно пошел в атаку, поймав самоуверенного курсанта в момент ослабления защиты. Он ударил Гарама апперкотом по голове, да с такой силой, что если бы не шлем, то курсант сразу бы свалился без чувств. Экран поплыл, юный правозащитник попятился назад, потерявшись в пространстве и пытаясь ухватиться за что-нибудь. Он споткнулся об ту табуретку, и громила, воспользовавшись моментом, вонзил “розочку” в его незащищенную область плеча. Гарам почувствовал резкую колющую боль и жжение; не успел он опомниться, как его проходом в корпус сбили с ног. Байкер оказался сверху и мощными ударами пытался пробить защиту. Своими огромными ручищами, он, словно молотами, крушил полицейского, прижимая его к битому стеклу и валявшемуся авто-журналу. Попытки пробить визор были безнадежными, хотя Гарам все же ощущал удары, ощущал ссадины и синяки. Неожиданно преступник додумался разнообразить свои атаки и принялся душить курсанта, схватившись двумя руками за его худую шею. Байкер знал, что не должен был доводить дело до конца, но не мог остановиться. Ярость поглотила его целиком и полностью, ярость от обиды за то, что людям по эту сторону стены так комфортно жилось, что им не приходилось каждый день бороться за свою жизнь, защищать ребенка, родных, близких от всяческих опасностей. Ярость от явной несправедливости мира была не усмирима.

Дела лежащего были плохи, на него наваливались всем весом сто двадцать килограмм. Курсант пытался оторвать противника, взяв дубинку в две руки и отталкивая его от себя. У разбойника из разбитого носа и глаза медленно скатывалась кровь, растекалась по всему лицу, цеплялась за густую черную щетину и оттуда капала на Гарама, изо всех сил старающегося не умереть. Курсант не мог давать сильный отпор из-за торчащего в плече битья. С каждой новой каплей крови байкера на визоре, к Гараму приближалась смерть. Плечо невероятно жгло, было тяжело дышать, глаза наполнялись краснотой, взгляд мутнел, а яркий свет от ламп угасал. Казалось, все пропало, но вдруг он, наконец, обратил внимание на треск под собой. Все это время вокруг него лежало множество мелких стекляшек. Гарам тут же схватил горсть и разбил ее о тот же глаз врага. Вновь схватившись за кровоточащую рану, байкер отпустил Гарама и завопил от боли. Курсант еле-еле отползал назад, пытаясь отдышаться и откашляться после удушения. Он хотел бы дать отпор, но все силы покинули его.