Эра падающих звёзд

Героин раскрашивал мрачные будни ядерного апокалипсиса. Однако возникли трудности с едой. Небольшой запас мясных консервов и хлеба быстро закончился и рацион выживальцев полностью заняла рыба. А нормальный человек… это не какой-то там баклан. В общем, вылезла проблема со специфическим душком и жидкой консистенции. Из-за того, что парням было реально страшно, они всё ближе и ближе к палаткам справляли большую нужду. В один из вечеров, выбежав из палатки отлить, Стив подорвался на мине человеко-рыбьего происхождения.

Выкрикивая подходящие к случаю выражения, он немедленно объявил сходку. Сходка, на которой ботинками Роксби атмосфера была испорчена похлеще, чем ракетно-ядерной перестрелкой великих держав, «остатки» человечества приняли три исторических решения: первое – переселиться подальше от спонтанно возникшего минного поля, второе – гадить в специально отведённом и достаточно отдалённом месте, третье – пока под воздействием радиации на затылке не отросла дополнительная пара глаз, брать на справление нужды товарища (чтобы не так страшно было).

Интимности в отношениях парней прибавилось, но жизнь наладилась ненадолго. Одна за другой подкатывали проблемы широкого плана. Во-первых, становилось всё холоднее, и ночами доходило чуть ли не до заморозков. Сейчас это обычное сезонное похолодание воспринималось как наступление «ядерной» зимы. Во-вторых, разрядились батарейки в фонариках и ожидалось, что вот-вот закончится газ для плит. С хворостом для костра дело тоже обстояло не просто. В-третьих, кончилось ширево, и когда делили последнюю дозу, в воздухе запахло завистью, злобой и даже умышленным убийством по корыстным мотивам.

Последние несколько дней затворничества были самые мрачные. Подул северный ветер, небо затянули тяжёлые тучи, опускавшиеся чуть ли не до вершин елей. Пережив апокалипсис, парни теперь смотрели на тучи и ждали кары Страшного суда в виде радиоактивных осадков. Наконец хлынул нескончаемый дождь.

При обилии воды парни, однако, страдали от жажды. Казалось, каждая капля несёт в себе радиоактивную частицу. При этом по способам защиты от радиации у парней было очень мало знаний. Впрочем, некоторую информацию они успели почерпнуть из текстовых инструкций, присланных на мобильники в первые сутки-двое после нападения русских. Аккумуляторы мобильников давно разрядились, и им не только неоткуда было получить информацию, но они даже не могли прочитать инструкции. Будь парни посмекалистей, то отключили бы два аппарата и пользовались одним, тоже включая время от времени, пока не израсходовался бы его заряд.

Добавляла своих эффектов и начинающаяся ломка.

Эван, как и его товарищи, почти не помнил её первые два дня. Но очухавшись (это было ранним утром), он вылез из палатки, взглянул на едва видимое сквозь туман солнце, спустился к воде – и стал пить, черпая ладонями. Какая-то граница внутреннего мира была пройдена в тот день всей троицей. Страх не ушёл совсем, но перестал сковывать.

И парни начали обсуждать, куда двинуться, потому что просто надоело сидеть на одном месте. Они всё ещё опасались попадания в плен к русским, если выйдут на дорогу, и боялись радиоактивных следов, оставленных облаками взрывов, но желание увидеть изменившийся мир и необходимость разнообразить пищу толкали их к перемене места. Решили идти к мотелю.

Однако ночью раздался двойной раскатистый грохот, вода в озере покрылась рябью так, что отражение луны превратилось в белое размытое пятно, а спустя некоторое время вдалеке на западе показалось слабое зарево. Это был ядерный взрыв, как поняли парни. Насколько далеко он произошёл, они не знали.

Уснули нескоро. А утром были разбужены звуком реактивного истребителя, пролетевшего в нескольких милях к северу. Сошлись во мнении, что это русский самолёт, и решили пока повременить с уходом, хотя стало понятно: они не единственные выжившие.

Но спустя несколько часов случилось событие, в корне поменявшее настрой бывших любителей рыбалки. Примерно в полдень послышался гул, который был для Эвана и Стива как родной. Они выбежали из палаток. Их лица озаряло радостное ожидание, азарт! Через несколько мгновений они начали с возгласами указывать друг другу на юго-восток, откуда, усиливаясь, доносились хлопающие звуки и рокот. А затем над деревьями показались два «Оспри7»! За ними ещё два, ещё и ещё – восемь машин! Они пролетели над озером, ближе к перешейку, отделявшему его от соседнего. Вслед за конвертопланами летели «Чинуки8» – шестнадцать штук!

Парни носились по берегу, забегая по колено в холодную воду, прыгали, махали винтокрылым машинам и орали. После этого они просто не могли оставаться на опостылевшем берегу ни минуты!

Глава третья

За шесть лет шесть месяцев до дня А (часть первая).

В публичном расписании президента Брандта это мероприятие значилось как «Посещение объекта Вооружённых сил Соединённых Штатов». Самому же президенту месяц назад был предложен перечень из восьми объектов – он выбрал Командный центр стратегических сил, расположенный близ города Омаха в штате Небраска. И вот сегодня примерно в восемь тридцать утра глава государства прибыл на аэродром Стратегического командования, а ещё через двадцать минут находился уже у административных корпусов и казарм, невдалеке от главного контрольно-пропускного пункта. После короткого приветственного ритуала с участием караульной роты и сотни зевак в военной форме он скрылся в недрах трёхэтажного здания, отделанного тёмно-синими толстыми стеклянными листами.

В сопровождении группы военных (девять человек) Брандт вышел из лифта с наклонной шахтой на глубине шестьсот футов9. Потом делегация прошла по коридору длинной в полсотни ярдов10, который разделялся шлюзом с керамическими створом толщиной с полтора десятка дюймов11. В стенах и потолке через каждые пять-шесть шагов имелись вогнутые овалы, высотой с человеческий рост, окрашенные в бледно-оранжевый цвет: президент принял их за декоративные элементы. Однако начальник Командного центра генерал Мендоз пояснил на ходу:

– Этот шлюз имеет многослойный створ. Он не деформируется, а разрушается от цента – там у него самая тонкая часть, поэтому не заблокирует проход намертво. А в стенах и потолке, господин президент, вы видите мембраны, за которыми расположены полости: они в случае прорыва ударной воздушной волны на этот уровень примут избыточное давление в себя. Так же устроена и шахта лифта, только её полости расположены вокруг ствола. Спустя тридцать минут после объявления тревоги или раньше, если будет особое распоряжение, шахта блокируется, кабина спускается ниже и смещается в специальную шлюзованную камеру, чтобы предотвратить её повреждение.

Генерал был не старше тридцати восьми лет. У него был немного клокочущий голос и особенная запоминающаяся интонация в заключительных словах. Военная форма сидела на нём безупречно. Бронзовое лицо и тонкие усики Мендоза навевали ассоциации с мексиканскими баронами из гангстерских кинобоевиков середины прошлого века.

– А если шахта будет разрушена? – спросил Брандт.

– Она имеет повышенную прочность. Уклон и ступенчатое устройство нижней части затрудняет её осыпание, а грунт и остатки конструкций должны принять в себя нижние полости – они специально сделаны больших размеров и разделены на отсеки. Кабину, в случае частичного обрушения шахты, можно поднять на поверхность с помощью передвижной лебёдочной платформы или строительного крана.

Коридор закончился ещё одним шлюзом. Здесь было помещение с толстой металлической дверью в металлических же воротах. Через неё, и мимо караульного поста, оборудованного разными сканерами, вышли в сводчатый туннель высотой футов в тридцать с лишним и шириной достаточной, чтобы разъехались три грузовика. Справа туннель заканчивался в сотне ярдов, а слева – уходил вдаль. Возле ворот стояло несколько электромобилей. Один из них представлял собой автопоезд из двух вагонов.

– Как в метро, – сказал Брандт.

– Два электробуса курсируют круглосуточно, с десятиминутной стоянкой в конечных точках; есть обязательные остановки и несколько пунктов по требованию. Длина этого туннеля около полутора миль и он имеет двадцать четыре ответвления, некоторые – вертикальные, уходящие к поверхности. Сейчас мы на этом электробусе отправимся к мозгу Командного центра – залу управления, вернее к залам – их два, совершенно идентичных.

Президент приветственно поднял руку нескольким военным, остановившимся и смотревшим на него со стороны. В салоне также находилось несколько человек и Брандт, проходя мимо двух младших чинов, поздоровался с ними за руку.

Заняв сиденье, он сказал министру обороны генералу Ситтему и командующему Стратегическими силами генералу Хеллроуту, присевшим напротив через проход:

– Непривычно, что никто не хочет сфотографироваться.

– Да, и репортёров нет с их камерами, – согласился Ситтем.

Электробус тронулся. Брандт сказал:

– Нет, я имею в виду, что люди всегда вокруг начинают снимать на мобильники. А мы как будто в другом времени, – и, обращаясь к Мендозу, поинтересовался: – Сюда же запрещено заносить мобильные телефоны?

– Так точно, господин президент, – ответил генерал, боком сидевший на переднем сиденье. – Запрещены любые личные электронные устройства, способные принимать и передавать информацию. Служащие оставляют телефоны, часы, планшеты и прочие приборы на поверхности.

– А чем вы здесь пользуетесь? Рациями? – Брандт указал на устройство, напоминающее небольшой мобильник, укреплённый на кителе генерала.

– Вайфонами.

Мендоз отцепил устройство, чтобы показать президенту. На кителе обнаружилась вертикальная планка, один конец которой был загнут, и на нём виднелся цилиндрик со стеклянной линзой.

– Вот, возьмите в руку, скажите что-нибудь.

Беря вайфон, Брандт спросил:

– В него?

– Нет. Просто держите в руках и скажите, что-нибудь.

Президент наигранно откашлялся:

– Кхе-кхе. Даже не знаю, с чего начать…

И через секунду вайфон издал звук зуммера, на торце замигал яркий индикатор, а экран, до этого представлявший собой чёрную глянцевую поверхность, запульсировал белой надписью на красном фоне: «Внимание! Ваша личность не идентифицирована».

– Что это?

– Мой вайфон определил, что находится в чужих руках, – Мендоз подставил ладонь. – Возвратите его мне, пожалуйста, господин президент.

Он забрал прибор.

– Сейчас со мной свяжется оператор локальной сети.

– Хотите выставить меня вором? – снова пошутил Брандт. – У меня есть высокопоставленные свидетели и высокооплачиваемые адвокаты.

Он с улыбкой оглянулся на министра обороны. Несколько человек отметились учтивыми смешками, а Мендоз, сдержанно улыбнувшись, продолжил:

– Это, по сути, обычный мобильный телефон, но с привязкой к мерам безопасности и работающий только в подземном секторе Командного центра. Если попытаться вынести его на поверхность, то он заблокируется, а на пульте оператора связи загорится тревожный сигнал. Мы их оставляем вон там – он показал рукой, – в специальном помещении. Там же хранится одежда и некоторые личные вещи в индивидуальных ячейках. Для связи используется радиосеть на принципах вай-фай – отсюда и название. Тут у нас пятизначные номера, где первая цифра обозначает ещё и степень допуска, так как не все помещения на объекте равнозначны по секретности: есть технические помещения, есть – складские, есть – из разряда жизнеобеспечения, есть – чисто военные, особой важности. Вот, кстати, меня вызывает оператор, позвольте я отвечу ему.

В нескольких словах генерал объяснил ситуацию и извинился перед оператором. После этого продолжил рассказывать. Между тем, президент, как и прочие гости, с интересом смотрел по сторонам.

– Всюду видеокамеры, в том числе и в транспорте… вон и вон… поэтому оператор видел нас, но всё равно он обязан выйти на контакт с номером. Кстати, через вайфон он также видит нас. У него есть возможность видеть картинку с любого аппарата, при том, что абонент не может воспользоваться камерой. Одна камера тут, – Мендоз показал на планку, – две другие – в самом аппарате.

Кто-то из делегации хмыкнул, а Брандт весело спросил:

– А как же если в сортир пойти? – он обменялся взглядом с генералом Ситтемом. – И там оператор будет следить за процессом?

– Вообще говоря, в помещениях определённой категории аудиовизуальная информация недоступна для операторов, хотя она записывается и некоторое время хранится на специальных серверах под шифром. Конечно, в первую очередь речь идёт о помещениях, где соблюдается особая секретность – там остаётся только тревожный режим. А в туалетах устроена обязательная прихожая, где есть ячейки, чтобы можно было оставить вайфон. Когда вы будете его забирать, то он засветится, обозначая себя, а если забудете и пройдёте мимо – подаст звуковой сигнал. Незапланированной утечки информации можно не опасаться.

– После ваших слов я получил некоторое облегчение. А как он определяет владельца?

– Ну, в нашем случае вайфон среагировал на отдаление от опорной планки. Источник речи находился ближе её. Планка тоже содержит электронную начинку.

Генерал расстегнул пуговицу и отвернул борт кителя. Стало видно, что на планку навинчен небольшой диск.

– Ещё есть опорные поясные элементы, карманные и даже укрепляемые в головном уборе. Каждый использует то, что ему удобно. Вайфон так же определяет голос, картинку сетчатки, отпечаток пальца, может отслеживать температуру у владельца, его давление… Многое может – это весьма продвинутое изделие.

Так, слушая генерала Мендоза, доехали до нужного ответвления туннеля. Опять ворота, за ними – контрольный пост и коридор со шлюзом и декомпрессионными клапанами. Снова лифт в наклонной шахте. Спустились ещё на пятьсот футов.

Вышли в обширном двуярусном холле, отделанном пластиком под дерево и хромированными элементами ограждений. Лифт ожидало человек пятнадцать и примерно столько же собралось, чтобы взглянуть на президента. Тут было два коридора буквой Т – пошли по длинному (ярдов семьдесят). По обе стороны – десяток дверей с фосфоресцирующими табличками, на бежевых стенах – репродукции; мягкое приглушённое освещение и несколько искусственных лиан. Впечатляло зрелище в конце коридора. Вместо торцевой стены там было нечто объёмное, вроде голограммы, от которой лился свет, а картина, открывавшаяся взору, представляла собой солнечную улицу небольшого американского городка: аккуратные домики с лужайками, цветники, деревья, качели, люди и животные… Всё – как настоящее.

Перед голографической стеной – тумба со знаменем полка. А возле стены, лицом к знамени – часовой, который взял на караул, когда гости приблизились.

Полюбовавшись иллюзионным чудом, повернулись и направились к одной из широких двухстворчатых дверей. Генерал Мендоз заметил, ведя за собой гостей:

– Между прочим, сооружение, в котором мы сейчас находимся, расположено в подземном озере. Огромный резервуар с минералкой, образовавшийся сотни миллионов лет назад. Строители, постепенно откачивая её, создали железобетонный кокон, а потом, – генерал, подняв взгляд, показал руками, – и всё это. Оставшаяся забортная вода используется нами, как для бытовых нужд, так и для охлаждения аппаратуры.

И вот зал управления в виде полукруглого амфитеатра. Над невысоким подиумом – два больших экрана и по бокам от них несколько – поменьше. Полукружьями, в несколько ступеней, – столы с мониторами, пультами и клавиатурами, за ними – около сотни человек. Многие служащие в наушниках, с микрофонами. Слышны какие-то команды. Здесь довольно шумно: человеческая речь сливается с гудением аппаратуры, всевозможными писками, жужжанием, клацаньем… Пахнет электропроводкой… но запах приятный.

Фон на одном из больших экранов – чёрный (и очертания всех материков), на другом – тёмно-синий (и контуры Северного полушария). На обоих – пунктирные линии, простые геометрические фигуры нескольких цветов; к ним – подписи с буквенными индексами и цифрами. Люди за мониторами продолжают выполнять свои обязанности, тем не менее почти все поглядывают то и дело на президента и его свиту. А гости столпились возле дверей, глядя на зал сверху.

– Мозг стратегического командования! – объявил Мендоз.

Но подал голос командующий:

– Спасибо, Мендоз, но дальше знакомить президента с нашим объектом продолжу я.

Он опустился на следующую ступень и встал перед Брандтом, немного сбоку, а Мендоз отшагнул за его спину.

Хеллроут был высок, подтянут, лет – далеко за сорок. Плоское лицо с высоким лбом, светлые волосы, мясистые уши с длиннющими мочками, загорелая чистая гладкая кожа, которая подошла бы и женщине.

– Это одно из моих рабочих мест, господин президент. Когда в мой вашингтонский офис звоните вы или министр, и секретарь говорит: «Его нет», а позже читаете в прессе, мол, Хеллроута видели удящим рыбу на яхте, то, скорее всего, я тут – отрабатываю на тренажёре глобальные молниеносные удары.

– Вот почему к каждому такому сообщению прилагается одна и та же фотография, где вы хвалитесь четырёхфутовой чавычой, – ответил Брандт в тон генералу, но сразу же серьёзно поинтересовался: – А что обозначают те треугольники… синие, красные?

– Позвольте сначала заметить, сэр: на синем экране – наземные объекты, на чёрном – космические. Треугольники есть на обоих, но означают они разное.

Министр обороны Ситтем тоже шагнул на нижнюю ступень и встал напротив Хеллроута. А тот продолжал:

– То, на что показали вы, – космический аппарат. Принадлежность орбитальных объектов отмечена цветом: синие – наши, то есть американские и наших союзников по НАТО; зелёные – стран, не входящих в Североатлантический альянс, но зависящих от Соединённых Штатов и частично интегрированных в нашу стратегическую систему… например, Япония, Израиль, Саудовская Аравия; красные – российские; жёлтые – китайские; белые – прочие, к примеру – индийские, бразильские… Сейчас не включена опция трёхбуквенного обозначения принадлежности аппарата конкретной стране, межгосударственному объединению или организации, но она есть и используется по необходимости. Операторы на местах могут включать опции на своих мониторах как им удобно.

– А вон, я вижу, один кружок замигал, – указал Брандт пальцем. – Что это значит?

– Аппарат искусственно меняет орбиту. Если бы под кружком появилась черта, то мы бы знали – объект снижается. Видите? Слева от него появились цифры. Значит – вектор его движения смещается влево. Цифры показывают угол отклонения от прежнего вектора, высоту над уровнем моря, скорость; плюс и минус обозначают смещение по высоте или направление к Северному и Южному полюсам. Опять же, операторы могут выводить подробную информацию по любому объекту на свой монитор.

– Понятно, – президент кивнул.

Вся делегация по-прежнему стояла возле дверей, на ступенях прохода.

– А что означает каждая фигура на космическом экране?

– Звёздочки… Ну, я вижу сейчас только одну звёздочку… Да, вон – синяя. Это орбитальный аппарат с оружием на борту: лучевым, пучковым или реактивным. В основном, это наши космические огневые точки. Всего их тридцать одна, на сегодняшний день. У китайцев – пять. У русских – две, но в рабочем состоянии, скорее всего, – одна. Данные о вооружении поставляет, в основном ЦРУ.

– Но здесь не так уж много аппаратов, и только один, обозначенный звездой, – заметил Брандт.

– А вон те цифры, господин президент, в левом верхнем углу… Сто и сто десять. Это высота в милях. Сейчас на экране только те космические объекты, которые находятся в данных пределах. Большинство аппаратов имеет эллиптические орбиты и, соответственно, они то приближаются к земле, то отдаляются. Дежурный по залу может со своего пульта переключать отображаемые высоты. По умолчанию они идут ступенями в десять миль, но можно от руки выставлять любые значения с точностью до ярда.

– Ах вот оно что.

– Да. Так вот… Треугольники с широким основанием – военные спутники, перевёрнутые треугольники – частично выполняющие функции военного значения. Те и другие несут на борту аппаратуру наблюдения: инфракрасную, фотосъёмочную, транслирующую, радиоперехватывающую и прочую. За этими объектами – особый контроль. Как правило, значительное изменение орбиты таких аппаратов говорит о том, что готовятся или уже происходят какие-то серьёзные события. Мы следим за противниками, они следят за нами. Сначала двигается активная сторона, затем подтягиваются наблюдатели. Здесь играется своя шахматная партия. У нас с союзниками аппаратов больше. Если назначается где-то секретная операция, то мы выбираем отдалённый квадрат и склоняем к нему орбиты нескольких наших спутников. Русские и китайцы (они действуют разрозненно) замечают движение и начинают корректировать орбиты своих разведывательных аппаратов, тоже подтягивая их к отдалённому квадрату. Так мы зачастую отводим их от места, где чужое внимание нам совершенно не нужно. Тем более, что корректировка орбиты – дело не одной-двух минут и она влечёт уменьшение жизненного ресурса аппарата. А мы выбираем варианты, которые максимально истощают наших противников. До недавнего времени мы водили их за нос, но они разгадали трюк и теперь сами пытаются нас запутать.

– Занятно… Но ведь у нас в запасе есть другие сюрпризы неприятелям, – полувопросительно сказал Брандт и на мгновение оглянулся на стоящих чуть позади него генералов.

Хеллроут ответил:

– О, безусловно. Мы уже отрабатываем новые трюки. Враги Америки всегда на шаг позади.

– Отлично, генерал. Отлично, – Брандт покивал, выставив подбородок. – Только, может, пройдём дальше?

– Конечно.

Они стали медленно спускаться ниже, к большим экранам. Командующий стратегическими силами продолжал:

– Кружками обозначены метеорологические и научные спутники. Квадратами – ретрансляторы. Полукругом с прямым основанием – аппараты, обеспечивающие работу глобальной системы позиционирования. Они сейчас не отображаются, так как на этих высотах бывают только в первые минуты после запуска и ещё ускоряются… или на этапе утилизации. Вертикальные прямоугольники – объекты гражданского назначения, с которыми потеряна связь…

Глава четвёртая

Задание Рахматуллин получил вечером, вернувшись с задержания.

– Отправляйся в Ярково, – несколько утомлённым голосом произнёс капитан Сильвиоков, когда Ильяс вошёл к нему в кабинет. – Вблизи Шиловского полигона были замечены две подозрительные личности, успели уйти. Прочёсывание ничего не дало. Есть вариант, что они укрываются в селе, а это уже наша зона ответственности. Вчера там убили участкового уполномоченного. Это всё, что мне известно из радиограммы, – он подвинул к Рахматуллину листок с текстом. – Вот, возьми. Здесь адрес и к кому обратиться по прибытии. В секретном отделе получи список информаторов среди местных. Я оформлю твоему отделению командировку на двое суток, чтобы туда-сюда вам не мотаться. Там, вроде бы разместили дивизион «тополей» и соответствующее противовоздушное прикрытие. Но это так – предположение. Но ты поторапливайся. И помалкивай об этом.

Совет поторапливаться означал, что если военные спугнули разведчиков, а те зафиксировали межконтинентальные ракеты и успеют в ближайшее время передать информацию командованию, то возможен удар по квадрату базирования установок, не исключено – ядерный или бактериологический.

Район села Ярково Рахматуллин знал. Не раз приходилось выполнять задания поблизости, а кроме того из лагеря временного пребывания его отправили на ускоренные курсы полевой контрразведки как раз в подразделение, дислоцированное возле села. Там находится полигон и несколько учебных рот разведки, ракетчиков, связистов и мотопехоты. Прежде на том месте стоял батальон материального обеспечения танковой бригады, но теперь личный состав и техника были переброшены ближе к границам, на линию фронта. Только дивизионы ПВО дислоцировались на постоянной основе, для защиты учебки от воздушных налётов, да ещё рота материального обеспечения и усиленный взвод, несущие караульную службу вместе с курсантами.

Село Ярково с начала боевых действий было эвакуировано. В первый день войны сразу несколько ядерных взрывов произошли недалеко от него. Удар пришёлся по районам вблизи водохранилища, а радиоактивные облака ветер нёс на Новосибирск. Хотя центральные области следов легли мимо, довольно значительные осадки всё же накрыли и село. Людей переселили. Весной, после того как сошёл снег (и талые воды увлекли за собой значительную часть ещё не расщепившихся радионуклидов), была произведена дезактивация и жители стали возвращаться. Однако низинные места до сих пор оставались зоной радиоактивного заражения.

Рахматуллина занимал вопрос: в самом деле в районе полигона размещены «тополя», или слухи о них распространяются намеренно? Если диверсанты обнаружили комплексы, то успели ли удостовериться, что они – настоящие? Просто увидеть издали тягачи с «трубой» под маскировочной сеткой и часовых вокруг – не значит зафиксировать наличие МБР. Это может быть имитация, а настоящие ракеты – километрах в десяти от квадрата наблюдения. Поэтому разведчики должны удостовериться. Это несколько суток радиоперехвата и наблюдений, в течение которых можно заметить несуразности, если противник подставляет вместо «тополя» «липу». Впрочем, иногда хватает нескольких часов, а то и первого осмотра, если имитацией занимаются халатно раздолбаи в военной форме.