Урочище смерти

Разгибаясь, встретился взглядом с псом.

Неожиданно…

Собака была крупная, даже очень, и самой, что называется, «дворянской» породы, но среди предков явно числила лайку. Масть странная, необычная, словно бурая шерсть густо поседела. Левое ухо изуродовано, висит лохмотьями, – след давней жестокой схватки.

Оба стояли молча и неподвижно. Олег изучал пса. Пес изучал Олега, агрессии никак не проявлял. Дружелюбия, впрочем, тоже – не вилял хвостом, не демонстрировал мимикой, что явился всего лишь попросить вкусненького.

Ошейника не видно… Значит, не охотничья (деревенские охотники часто охотятся с полукровками, и даже утверждают, что иные из них в работе лучше чистопородных). Бродячей же собаке здесь делать решительно нечего, четвероногие бомжи жмутся к жилью, к помойкам и прочим источникам пищи. И внешний вид для бродячих не характерен… ни следа понурой обреченности, спокойно держится, уверенно.

Значит, псина одичавшая или даже вообще дикая, появившаяся на свет уже здесь, в лесу, – и приспособившаяся к жизни вольного хищника. А этот образ жизни, среди прочего, включает привычку защищать от вторжений чужаков свою территорию, свой охотничий участок.

Олега сделанный вывод не напугал. Заряженный ствол в руках, дистанция больше десяти метров. Хватит времени, что прицелиться и жестко пресечь любые агрессивные порывы. Хотя странно… С дикими собаками ему приходилось сталкиваться, с огнестрельным оружием те хорошо знакомы, и не с лучшей стороны, – охотничьи правила разрешают отстреливать новоявленных хищников в любое время года, без запретов и ограничений, как самого страшного врага звериного молодняка и птиц, гнездящихся на земле. Дикий пес, по разумению Олега, если бы даже явился на выстрел, – должен был наблюдать за стрелявшим издалека, на глаза не попадаясь.

Ладно, будем считать, что это нетипичный «дикарь», с охотниками по причине безлюдья не сталкивавшийся.

К каким выводам пришел визави в результате созерцания Олега, осталось неизвестным. Но явно решил, что дальнейший контакт не интересен: бесшумно метнулся в сторону, исчез в подлеске. Через несколько секунд серая тень перемахнула крохотный овражек и снова исчезла. Любопытно, что удалился пес как раз ту сторону, куда лежал путь Олега. Если у мохнатого там лежка, возможны новые встречи. И не факт, что завершатся они столь же мирно. Хотя неплохо бы прикормить и подружиться, будет сторож для лагеря…

В этот момент неуверенно чирикнула первая пичуга – раз, другой, и тут же, как по сигналу, к ней присоединились остальные. Словно пернатые певцы, затаив дыхание, наблюдали: чем же завершится противостояние? – а теперь поняли, что ничего интересного больше не произойдет, и вернулись к повседневным делам.

Олег двинулся дальше, перебрался через тот же овражек, что и пес. Совсем недавно здесь протекал ручеек, порожденный тающими сугробами, – но ныне иссяк, оставив только чавкающую под ногами грязь. Собачьи лапы, кстати, на той грязи не отпечатались, – не то лесной житель форсировал преграду длинным прыжком, не то Олег ошибся и псина переправилась чуть в стороне.

А за овражком он понял, что пришел. Вокруг был не то сад, не то огород – такой же призрачный, как и дорога. С большим трудом угадывались следы грядок, из плодовых деревьев уцелела только громадная старая вишня – дерево недавно отцвело, усеяв всю округу белыми лепестками. Еще одно дерево показалось яблоней, но стояло засохшим скелетом, постепенно роняя на землю подгнивающие сучья. Зато малина и смородина приспособились к дикой жизни, даже расплодились, пустили новые побеги, росли вольготно и вперемешку.

Ну вот, добрался. Теперь быстрый предварительный осмотр места – и можно обустраиваться.

Глава 2. Труп шахтерского городка

Закон подлости, он же закон бутерброда, действовал без осечек: всю трехчасовую дорогу светило солнце, нагревая старый автобус, превращая его в натуральную душегубку. Но на подъезде к Сланцам небо стали затягивать облака, солнце пробивалось сквозь них редко, урывками, потом и вовсе перестало. А когда десантировались на автовокзале, то с серого, как больничная простыня, неба закапал противный мелкий дождь.

– Варя, – Аня окликнула подругу, увлеченно изучавшую что-то в смартфоне.

Та оторвалась от гаджета, но ответила лишь взглядом, тут же вернувшись к своему занятию.

Аня еле сдержала раздражение, не до игр сейчас. Она глубоко вдохнула, проглотила злость вместе с обидой.

– Атенаис!

– Да погоди ты, я пытаюсь врубиться, как лучше объяснить, куда нам надо, – отозвалась Атенаис Велимирова, она же Варвара Куницына. – Цифры координат ничего для местных не означают…

И вернулась к изучению карты.

Варя официально поменяла имя, вместе с паспортом и остальными документами. Имидж тоже изменила – другая прическа, другая одежда, агрессивный макияж. Как будто пыталась стереть старую личность, словно и не было никогда растрепанной неуверенной девчонки, приехавшей из вымирающего городка в культурную столицу, а была всегда эта новая женщина, способная вагиной лом перекусить.

Все в новой Варе (пардон, в Атенаис) кричало: посмотри на меня! Выбритый левый висок, а справа волосы, доходящие до ягодиц, – черные с лиловым оттенком. «Штанга» с крохотными черепами в проколотой брови. Татуировка-свастика на запястье (я не нацистка, как можно, это же древний праславянский символ). Шея в свежих засосах, не прикрытых воротом клетчатой рубашки. Ни на госслужбу, ни в офис серьезной фирмы с таким имиджем не устроиться, но Варя-Атенаис и не парилась, вела беззаботную фрилансерскую жизнь. Что-то для кого-то писала (Аня не вникала, плохо представляя, чем копирайтинг отличается от рерайтинга), и денег ей хватало, – и просто на жизнь, и на капризы. Капризов хватало тоже.

Подруга на ее фоне смотрелась серой мышкой. Светло-русые волосы забраны в простой хвост, скромный, но все же французский маникюр, косметика, не бьющая наповал по зрительным нервам… И никакого секса со случайными партнерами.

Две противоположности, день и ночь, лед и пламень… Казалось бы, что могло быть между ними общего? Но отчего-то тянуло друг к другу. Познакомились несколько лет назад на вечеринке выпускников, посвященной юбилею вуза (во время учебы отчего-то не пересекались), разговорились, на следующий день отправились куда-то вместе, Аня уже не помнила в точности, куда именно, на какую-то выставку, кажется… И после не то чтобы не расставались, но регулярно созванивались и встречались.

…По дороге неторопливо проскрипел зеленый «москвич», за рулем сидел дед, крепко вцепившийся в баранку. Аня проводила взглядом осколок советского прошлого, даже два осколка, вопросительно глянула на Варю: странное дело, только что этот дедок отказался их везти, а теперь уезжал пустым. Подруга местная, должна лучше разбираться в менталитете жителей депрессивных городков.

Варя на укативший «москвич» никак не отреагировала – взгляд так же приклеен к гаджету, не оторвать. А им пора ехать, давно пора. Черт знает, сколько еще рыскать по окрестным лесам в поисках Ильи.

Аня снова сделала глубокий вдох. Хотелось закурить, хотелось заорать, проклиная брата-недоумка, послать на хрен Фортуну, повернувшуюся к ней пухлой мраморной задницей. Выплеснуть злость, скопившуюся за последние дни.

«Не обманывай себя, – ехидно встрял внутренний голос, – за последние месяцы, а то и за годы».

Аня обогнула здание автовокзала. Машины, занимающиеся частным извозом, там не стояли, а таксомоторных фирм в Сланцах, похоже, не было. Или же они законспирировались, ушли в подполье, ничем не выдавая свое существование.

Uber? Яндекс-такси? Не смешите, здесь о таком не слышали… Нет, приложение бодро откликнулось, пообещав прислать машину. Из Питера. С соответствующим временем ожидания и соответствующей оплатой. Спасибо, не надо…

Из леса, подступавшего к автовокзалу, пахло разрытой землей, мокрой листвой, грибами и тухлятиной.

Она вытерла рукавом рубашки злые слезы, выступившие на глазах. Лезть в сумку за бумажными салфетками не стала, знала, что будет тщетно рыться среди нужного хлама, а салфетки, похороненные на дне, не найдет, потому что все было не так, как должно было быть, – с того самого дня, когда вместо работы по специальности (юрист гражданского права) она встала за прилавок магазина по продаже одежды для беременных. Ненадолго, на пару месяцев, чтобы не сидеть на шее родителей, пока ищет вакансию с достойным окладом… Два месяца незаметно растянулись в пять лет. Правда, карьерный рост налицо: старший продавец-консультант, не шутка.

Аня сделала селфи на фоне автовокзала, сбросила снимок Артуру, написав: «Я в Сланцах. Страшная дыра».

* * *

На самом деле, если бы не Илья, она сейчас сидела бы дома, смотрела «Чикаго в огне» и ждала, когда разморозятся стейки из индейки, чтобы приготовить к приходу Артура идеальный или почти идеальный ужин.

Хотя, наверное, идеального ужина он не заслужил, – постоянно зудел, напоминал о так и не оформленной родительской квартире. Именно любовник (Аня предпочитала называть вещи своими именами, не прячась за эвфемизмами) настоял, чтобы она взялась за оформление наследства, даже нашел покупателей на квартиру.

Пересилив себя, Аня позвонила Илье, – общались брат и сестра редко, по необходимости. Давно жили раздельно, а никакой душевной приязни между ними и в прежние времена не существовало.

Но позвонила, и они подали заявление нотариусу, подождали установленный законом срок, собрали необходимые документы, – и вот теперь, когда оставалось только подать заявление о регистрации в Управление Росреестра, а потенциальные покупатели поставили жесткие сроки по заключению сделки, – Илья пропал.

Вызовы сначала сбрасывал, потом и вовсе выключил мобильник. В однушке, где он жил, трели дверного звонка никакой реакции не вызывали.

Непонятно… Ведь Илья сам был весьма заинтересован в продаже родительской квартиры, давно хотел сменить свое жилье на более просторное и респектабельное. И клятвенно пообещал в этом месяце надолго не отлучаться.

Дружки были не в курсе, где он, одни лишь догадки, – дескать, Пупс (так именовали Илью в их компании) укатил, наверное, по делам, вернется с бабосиками, погуляем.

Она не представляла в точности, чем зарабатывает на жизнь брат. Принципиально не желала вникать в детали и подробности. Знала лишь, что он перегоняет машины куда-то в Белоруссию, или на белорусскую границу… в общем, в ту сторону.

Но понимала, что бизнес там, очень мягко выражаясь, не совсем чистый, – Илья просил как можно меньше трепаться об этих его делах. В чем именно состоит криминал: тачки ворованные, или же перевозят в них наркоту либо контрабанду, – Аня предпочитала не докапываться, меньше знаешь, крепче спишь. Однако сейчас понимала, что к полиции в деле розысков обращаться нельзя. Надо попытаться найти самой. И побыстрее, других таких щедрых покупателей на «убитую» двушку в не особо престижном районе ждать придется очень долго. И не факт, что удастся дождаться.

Проблема состояла в том, что Аня понятия не имела, с чего начать поиск. На помощь пришел Артур, подключил к делу своих друзей-хакеров, но от дальнейшего участия отстранился, умотал в командировку в Голландию.

Итог – координаты места, где последний раз выходил на связь мобильник Ильи.

Место оказалось странным, находилось в глухом лесу, в Сланцевском районе. Никакого жилья, если верить картам, в округе там не было.

Илья, конечно, мог загулять-загудеть хоть на неделю, но не на лесной поляне же… Он насквозь городской человек и к турпоходам и прочим длительным выездам на природу не склонен. Недолгий пикник с шашлыками – максимум того, на что он способен.

Но насколько карты соответствуют реальности? – вот в чем вопрос. Аня, чтобы прояснить его, обратилась к Варе, все-таки местная уроженка, может подскажет что толковое…

И все завертелось.

* * *

Город напоминал Припять или Сайлент-Хилл, того и гляди завоет сирена, давая знать, что ад идет за тобой. На пустынных улицах Сланцев – ни единого аборигена. Дождь, перешедший в морось, окрасил асфальт в темно-серый унылый цвет.

Казалось, что город давно умер, а шахтные терриконы стоят вокруг, будто стражи его могилы. А может, так оно и есть? И в пыльных квартирах за накрытыми столами сидят скелеты?

От этих мыслей Аня поежилась. И спросила:

– А все-таки, почему тут у вас так… – она поискала нужное слово, чтобы невзначай не обидеть, – …так грустно?

Варя уверенно шла вперед, делая вид, что влажная пустота вокруг ее не пугает. Ответила легко и не задумываясь:

– А с чего, блин, веселиться-то? Шахты позакрывали… А весь город с них жил, его только для того и построили, для добычи сланца.

Аня всегда думала, что в Сланцах производят одноименные резиновые шлепанцы, весьма популярные для походов на пляж или в баню. О том, что здесь есть шахты, даже не знала, – и удивилась сегодня, увидев терриконы, доминировавшие над окрестным ландшафтом.

– А отчего позакрывали? Ведь они для чего-то используются, эти сланцы? И вдруг стали никому не нужны?

Варя растолковала: главным потребителем здешнего горючего сланца были тепловые электростанции соседней Эстонии, в те годы братской советской республики. Их так изначально проектировали, – ни уголь, ни что иное в качестве топлива не годилось, только сланец. Потом республика обернулась независимым государством, не слишком братским. Новые власти в конце девяностых объявили, что не желают зависеть от России в энергетике, – и перестроили свои электростанции на другое топливо, взяв на это дело западные кредиты. Отбиваться затраты будут лет двести, но независимости от российских поставщиков достигли, что да, то да. И заодно, мимоходом, угробили город Сланцы.

– Вот оно как… – протянула Аня. – А я, прости, думала, что у вас тут только шлепанцы…

– Шлепанцы ёк. Знаешь, из чего их делали? Подошвы высекали из лент для шахтных транспортеров, из бракованных, некондиционных. В детстве, помню, смешные ограды были в окрестных деревнях: здоровенные полотнища резины натянуты, и в них сплошняком дыры от подошв… Сюрно смотрелось. А сейчас все сланцы, которые шлепанцы, китаезы делают.

За разговором дошли до дома, где, по словам Вари, обитал человек, способный помочь с транспортом.

Потрескавшаяся табличка на торце серой облезлой трехэтажки сообщала: «ул. Максима Горького, 18». Во дворе горбатый «запорожец» намертво сел на брюхо рядом с детской площадкой. Горка покосилась и грозилась упасть на клумбу из шины с чахлыми тюльпанами. Из подвальной отдушины тянуло такой затхлой сыростью, что было ясно: подвал давно и навеки затоплен, десантируя комариные армии в любое время года.

Рядом с кривоватым крыльцом росла черемуха, старая, огромная, Аня даже не знала, что такие бывают. Цвет с дерева почти осыпался, с ветвей свисали подвешенные на бечевках игрушки. Одноглазый медведь с голубой свалявшейся шерстью. Голые пупсы с вырванными руками и ногами. Большая кукла с закрывающимися глазами висела головой вниз, – один глаз закрыт, другой прищурен.

Серый фарфоровый песик с отбитым ухом (скорее статуэтка, чем игрушка), удержаться в бечевочной петле не мог, – и висел, дополнительно опоясанный несколькими витками изоленты.

Аня уставилась на инсталляцию недоуменно, затем достала телефон, навела объектив на черемуху. Варя же прошагала мимо, не обратив внимания, как мимо привычного зрелища, она уже поднялась по щербатым ступеням и набирала номер квартиры на домофоне. Аппарат пикнул несколько раз, из динамика раздался треск, но никто не спросил: кто там? Дверной замок лязгнул, открывая путь. Их ждали.

* * *

Встретились подруги на Невском, завернули посидеть в небольшое кафе на Думской, где Варя первым делом объяснила, что картам доверять нельзя, когда дело касается лесных дебрей Сланцевского района. Там много есть чего, на карты не нанесенного. Например, отправились она как-то на каникулах в лес на барбекю в компании друзей, – глядь, а давно облюбованное местечко занято: палатки стоят, целый лагерь, какие-то непонятные парни полувоенного вида тренируются… В общем, нашли другое место, от греха подальше.

Аня на миг представила Илью, зачем-то тренирующегося в военизированном лагере, – и решительно отвергла такой вариант. Кто угодно, только не ее братец.

Найдутся и другие варианты, сказала Варя. Много чего есть в безлюдных, если верить картам, лесах. Есть охотничьи и рыболовные базы (порой наворочанные, элитные, по самому последнему слову оборудованные) – нигде в казенных бумагах не числящиеся, по сути браконьерские. Хотя, разумеется, охраняющие птиц и зверей инспектора о них знают и мзду свою получают. А бывают «охотничьи домики», с охотой ничем, кроме названия, не связанные. И хорошо, если там только расслабляются и бухают.

Аня подумала, что расслабиться и забухать на неделю, – это вполне в духе Ильи. И осторожно спросила:

– В каком смысле «хорошо»? С наркотой в охотничьих домиках тоже балуются?

– Бывает… А еще – экстремальный секс. Тот, что совсем за гранью.

Она столь многозначительно посмотрела на подругу, что Аня решила не вдаваться в дальнейшие подробности. Но соваться в одиночку в сланцевские леса в поисках Ильи ей категорически расхотелось. До чего же не вовремя случилась командировка у Артура…

Выход по собственному почину предложила Варя: поехали, дескать, вдвоем. Она, дескать, все равно собиралась в июне посетить родные места, съездит на две недели раньше, только и всего.

Аня с радостью ухватилась за предложение. Заодно решилась проблема с транспортом: у Варя была машина, тогда как Аня за руль не садилась после катастрофы, унесшей жизнь родителей. Вернее, садилась, но даже с места тронуться не могла, немедленно приключалась паническая атака или нечто вроде того.

– Когда ты сможешь выехать?

– Да хоть сегодня, – беззаботно ответила Варя. – Час на сборы, и по коням!

– Сегодня не смогу я, – вздохнула Аня. – Надо договориться, чтобы в пятницу на работе подменили. Тогда завтра утром, ладно?

Затягивать с выездом не стоило. Чем дольше медлить, тем меньше шансов застать Илью там, где он в последний раз выходил в сеть. «В крайний раз, дура!» – мысленно цыкнула Аня сама на себя.

Со спутницей для поездки все уладилось лучшим образом, а вот с транспортом случился облом: «Тойота» подруги стояла в ремонте, обещали отдать лишь через три дня.

Поехали на рейсовом автобусе, и Ане казалось, что высидеть в духоте три с лишним часа на жестких сиденьях, наверняка помнивших Олимпиаду-80, – самое главное испытание, дальше будет легче.

Что найти такси станет проблемой, что придется не пойми куда тащиться в поисках помощи, она никак не рассчитывала.

* * *

В квартире густо пахло дешевым табаком и чем-то кислым, вроде как квашеной капустой. Аня сидела на прокуренной кухне и делала вид, что пьет чай из чашки с таким темным налетом на стенках, что первоначальная белизна угадывалась только по наитию.

По грязному окну ползли ленивые капли дождя. В комнате царил сумрак, но свет не включали.

Аня из вежливости сделала глоток, увидев, что хозяин на нее смотрит. Чай пах рыбой и горчил, но насыпать еще сахара из засиженной мухами сахарницы она не решилась.

– Значит, в лес вам надо… хе…

Хозяин квартиры, тощий мужик лет под шестьдесят, с седой лохматой шевелюрой и острым подбородком, заросшим сивой щетиной, затянулся вонючей самокруткой. Нахмурил брови, посмотрев на погасший несколько минут назад экран смартфона, который он продолжал держать в вытянутой руке, будто боялся радиоактивного излучения или еще какой-нибудь пакости от чуда враждебной техники.

– Пойди туда, хер знает куда.

– Дядь Толь, мы брата Анькиного ищем. Координаты – все, что у нас есть.

Варя сидела у окна на деревянном табурете. Рубашку она застегнула на все пуговицы, подняла ворот, стараясь скрыть от дяди Толи засосы на шее. Теребила чайную ложку, покрытую налетом.

– Брата, значит, – старик глянул на Аню, – а какого хера ему в той глуши понадобилось?

– Не знаю, – честно ответила Аня. – На звонки сейчас не отвечает, но его телефон где-то в здешних лесах последний раз включался. Хватаемся за соломинку.

– За соломинку, – дядя Толя пристально посмотрел на Варю, – шесть лет тебя здесь не было, даже могилку навестить носа не казала… А теперь заявилась, вся такая… такая… – Он не нашел подходящего слова и сменил тему: – В лес отвези, дескать… а про бабку и не вспомнила.

Странно… Валя, по ее словам, каждый год бывала в Сланцах, даже не по одному разу, – и оснований врать подруге у нее не было. Наверное, просто избегала заглядывать к дяде… если он ей действительно дядя, конечно.

Варя пристыжено опустила глаза, уставившись в кружку с остывшим чаем.

– Я заплачу, – сказала Аня.

Деньги старику явно не помешали бы, за спиной у нее гудел пузатый «ЗИЛ», навевая детские воспоминания об их стареньком дачном домике, где продукты хранились в таком же допотопном холодильнике. Закопченные обои отслаивались со стен, открывая загаженную тараканами штукатурку. В захватанной пыльной хлебнице черствела горбушка дарницкого.

Старик посмотрел на Аню. Глаза с желтоватыми белками и блеклыми водянистыми зрачками смотрели пристально, в них так и читался упрек: городская шмара приехала с деньгами и выеживается.

– Ясно, что заплатишь, бензин, чай, из хера не нацедить. Только не я повезу, моя «копейка» накрылась, сцепление надо менять, на целый день работы. С почетом покатите, на мерине, как заправские барыни.

Аня представила деревенскую телегу, запряженную понурым мерином. И лишь несколько секунд спустя сообразила: наверное, старик так называет «Мерседес». Ну-ну, интересно, с каких времен уцелел тот агрегат? Наверное, с тех, когда в шахтах еще добывали сланец, платили шахтерам хорошие деньги за тяжелый и опасный труд, когда никто не догадывался, что у обреченного городка уже начался обратный отсчет.

* * *

– Странный он какой-то, – Аня подержала под струей воды белую тяжелую тарелку с клеймом «общепит» на донышке, – ты уверена, что действительно договорился?

Ужинали жидким супом из консервированной кильки, во рту у нее до сих пор стоял привкус кишок, а меленький рыбий глаз застрял в зубах и языком все никак не удавалось его оттуда вытащить. Старик ушел в зал смотреть новости, девушки мыли посуду на кухне.

– Дядя Толя правильный мужик, они с отцом, сколько себя помню, дружбу водили. Я когда маленькая была, с их дочкой дружила. Она меня целоваться на соленых помидорах учила. Тетя Зина застукала, когда мы эротическое постанывание в процессе поцелуя проходили. Эх, и навешала она нам тогда, но матери не рассказала, правильная была.

Варя улыбнулась, вытерла дырявым вафельным полотенцем тарелку, вымытую Аней, поставила в рассохшийся шкаф.

– Не подведет, сказал, что договорился, – значит, завтра поедем.

Еще одна задержка даже не взбесила Аню, – привела в состояние тихой и безнадежной тоски. И задержка, и перспектива переночевать у «дяди Толи», который оказался Варе вовсе не дядей… Конечно же, ночлег был предложен не задаром, она хотела отказаться, но представила, какие могут оказаться в этом городишке гостиницы, – и решила не менять одно дерьмо на другое.

– Слушай, у тебя нить зубная есть? – спросила Аня, отчаявшись избавиться от рыбьего глаза.

– В рюкзаке посмотри, в пакете с таблетками.

Рюкзак она оставила в спальне, где до замужества жила Варина подруга.

В комнате пахло сырым бельем, расстеленным на стареньком продавленном диване. Обои в черно-желтую полоску пузырились и отслаивались, как и в кухне. Половину комнаты занимал лакированный шифоньер с антресолями. На пыльном подоконнике с трупиками прошлогодних мух стояла ваза с засохшими розами. Пол закрывала вытертая красная дорожка. Над диваном висел ковер с бахромой, на синем фоне широкогрудый олень стоял на пегом скальном уступе, смотря в глубь минувших лет.

Аня присела на корточки рядом с прислоненным к дверце шифоньера ярко-оранжевым рюкзаком Вари. То был не символический городской рюкзачок, – большой, вместительный, хоть в недельный турпоход с ним шагай. Сама Аня, все пожитки уместившая в сумку на ремне, поначалу удивилась, но потом решила, что подруга везет подарки друзьям и родственникам… Но тут вдруг выяснилось, что и к родне, и к давним знакомым Варя уже шесть лет глаз не кажет. К кому же она тогда ездит в Сланцы? К хахалю? Не смешно, она их находит без труда и меняет как перчатки, – и будет шесть лет мотаться тайком от родни на свидания за двести километров?! Не в этой жизни.

Она вдруг сообразила, что застыла над рюкзаком, позабыв, зачем пришла, – расстегнула застежки, сверху лежал свернутый дождевик, под ним толстовка. Аня достала вещи, положила на пол рядом с собой. Пошарила рукой внутри, стараясь нащупать заветный пакет с таблетками, когда рука наткнулась на что-то твердое, похожее на палку. Аня потянула. «Палка» оказалась полицейской дубинкой с замотанной синей изолентой рукояткой.