Неправильный Египет

Тома смотрела в иллюминатор. Второй раз в жизни летит на самолёте. Обломки невысоких гор и песочных валов проглядывали сквозь взбитые облака, как корица в капучино. Сбежала. Подло? Она никому ничего не должна. У Светланы своя жизнь налаживается, Петр, кажется, её ненавидит (или она ненавидит его?), а матери она вообще никогда не была нужна! Хотя ребёнок… Ничего, вырастет – поймёт. Может быть, если Ахмед будет не против, они смогут забрать Петю в Египет насовсем? Но, скорее всего, с Людой Пете будет лучше. Тома не хотела заглядывать в будущее так далеко.

Тома бредила романтикой, ждала с дрожью в ногах, что они будут лежать с Ахмедом, нежно прижавшись друг к другу, на теплом песке. Служка принесет им красивый коктейль, и она, слегка опьянев от напитка и от любви, будет смотреть на лазурное море и блуждающие вдали светлые кораблики. Он будет гладить её волосы, касаться губами плеча и шептать со своим акцентом трогательные слова…

Хургада встретила ее порывом жесткого песочного ветра, тяжёлым смрадом сигарет и самолетного топлива. Тому, с большим опозданием, встретил брат Ахмеда, Мухамед, посадил в потрепанный «Шевроле» и отвез на съемную квартиру.

– Сейчас сто долларов. Потом за свет и воду. Депозит сто долларов, – констатировал Мухамед на ломанном русском.

Тома плохо и беспокойно спала на новом месте, думала позвонить маме или подруге, но решила, что не стоит. Кот Василий беспокойно обнюхивал липкие, немытые углы и не находил себе места. За стеной шумели соседи часов до четырёх утра, а когда, уже привыкнув к квартирному сигаретному духу и шуму, она провалилась в дрёму, молитва муэдзина выдернула её из сновидений.

Поздним утром, выйдя из многоквартирного дома, она решила заглянуть в супермаркет, чтобы купить продукты для перекуса на пляже. У входа в магазин сидела нищенка с ребёнком на руках, нагло и назойливо что-то бормотала и протягивала руку. Тамара махнула таксисту и сказала, куда ехать. Молодой сутулый заросший водитель на оранжево-синей неухоженной машине, с сигаретой в одной руке и старенькой «Нокией» в другой, то и дело поглядывал на Томину грудь в зеркало заднего вида. Он резко тормозил, потом неожиданно набирал сто двадцать и постоянно нервно сигналил.

Ахмед встретил Тамару на проходной отеля. Брань с таксистом по поводу оплаты ещё больше выбила Тому из колеи. Они прошли через терминал охраны, и служащий отеля сообщил об оплате входа. Ахмед взял сумку с Томиными вещами и пошел вперёд. Человек на входе повторил по-русски: «Вход два человека сто фунтов». Она немного растерялась и посмотрела вслед Ахмеду, но тот не обернулся, и Тома заплатила за вход.

На пляже служка в рваных шлёпках с сильно треснувшей кожей на пятках и обломанными ногтями что-то спросил у Ахмеда и провел их к свободным лежакам. Он принес два застиранных полотенца в бело-желтую полоску и стал застилать, особенно тщательно с Томиной стороны, глядя на нее и расплываясь в коричневозубой улыбке. Тома сунула ему в руку двадцать фунтов чаевых и попросила коктейль. Через пять минут ей принесли граненый надбитый стакан с бледно-голубой жидкостью, отдающей жестким спиртовым амбре, трубочкой и чахлой долькой лайма.

Конечно, пляж беззвёздочного недо-отеля «Машрабея» резко контрастировал с пятизвёздочным «Аквамарином», где они отдыхали в прошлый раз семьёй. У пирса стояли два катерка. Полуголые чумазые мужички, громко перекрикиваясь, что-то носили, убирали, чинили и смеялись, развязно пялясь на пляж, беззастенчиво разглядывая женщин. Поверх воды плавала цветная лужица топлива и пару пластиковых бутылок, в застоявшемся воздухе пахло соляркой, краской и сигаретным дымом. Почти все шезлонги у небольшого бассейна были заняты женщинами в буркини или просто одетыми в чёрное. Они не то злобно, не то с любопытством поглядывали на открытых туристок. Местами валялись использованные памперсы, в воде шумно бесились дети разных возрастов, некоторые ели там же.

Ахмед был рассеян, изучая загорелые зады других женщин. Завтра прилетала Симона, которая всегда покупала ему новую одежду и оставляла пятьсот евро, когда ей пора было домой. Так что резвый, но убогий мозг Ахмедушки отчаянно закипал. Он не любил и не умел плавать, от запаха алкоголя из Томиного стакана его мутило. Мутило уже и от Томы, как от клубники со сливками, которой сильно переел.

– Всё хорошо? – Тома с самой первой минуты встречи уловила холод: что-то шло не так.

– У меня умерла мама, завтра хороним, – не моргнув глазом, сделав печальное лицо, соврал Ахмед.

– Боже! Милый! Как… Что же ты мне не сказал…а мы… а я…тут. Боже… Тебе надо ехать?

– Да, надо ехать… У тебя есть пятьсот долларов? Очень надо.

– Так много, – Тома растерялась, – я могу дать триста, прости. У тебя умерла мать, но ты всё равно приехал меня встретить. Ахмедушка, мой родной, прости, но надо было сказать. Деньги я оставила на квартире, с собой нет. Когда надо ехать?

– Уже надо ехать.

Шестого декабря Тома дозвонилась домой и узнала, что Светы не стало за день до её отъезда в Египет. Не верилось. Женщине показалось, что звонит она не домой, а в другую галактику. Она поймала себя на мысли, что смерть подруги её не тронула. Петя кровушки никак не напьется? Была, а теперь нет. И что? Откуда такая черствость? Но была боль, сердечная боль покинутой женщины, которая затмевала все остальные переживания и события. Она здесь одна. Ахмед и его брат не отвечают на её звонки и сообщения. Альберта нет. Светы не стало. Васька и тот сбежал почти сразу, а ведь он был для неё кусочком родины. С Петрушей она говорить не хотела. Она не могла себе этого объяснить. С Петей говорить было страшно, он был чужой и непонятный. И если смог так поступить с отцом, значит, сможет и с ней. Мама Людмила никогда не была по-настоящему близка. Что такое её жизнь?

Тома вышла купить фруктов и, возвращаясь, увидела экскурсионный киоск. Она подошла и спросила, что бы ей интересного могли посоветовать. Предложили ей много всего, естественно, «только самое интересное», «только для неё», «только сегодня», «только по самой выгодной цене». Она купила экскурсию на завтра, в монастырь.

Уже девятого декабря Людмиле Ивановне сообщат, что микроавтобус с туристами разбился. Он нёсся сто сорок в час и столкнулся с фурой, водитель которой заснул на скорости. Пассажиры не пользовались ремнями безопасности, шесть человек погибло, включая её дочь.

Они мчались по трассе. В микроавтобусе была Тома, еще восемь пассажиров, гид и водитель. Громко фальшивило радио с шумной и заунывной арабской песней, раздражающе прерываясь из-за плохой связи. Ветер гудел, бросал и мотал горсти песка по асфальту.

Скучный пейзаж мелькал за окнами. Плоское голубое небо было испачкано белёсой мутью невыразительных облаков. Вдали виднелись карамельные россыпи невысоких горных массивов. Камни раскрошились вдоль дороги и отсвечивали, поблёскивая на солнце, похожие на халву. Вонь метана вплыла в салон, когда проезжали небольшой посёлок Рас Гариб. И вдруг – ослепительная лазурь посреди мышиного однообразия! Такое живое и яркое море.

Никто толком не понял, что произошло. Удар, скрежет, толчки, переворот. Она ничего не почувствовала, и нет, вся жизнь не пронеслась у неё перед глазами, когда, вылетев в окно, она смертельно разбила голову и сломала почти все шейные позвонки.

Середина декабря 2017. Кладбище

Людмила Ивановна, не моргая, бросила горсть холодной земли на гроб и смотрела, как его неуклюже опускают. Зимой кладбищенская земля была жесткая, обледеневшая. Люда уже не плакала. Слез было слишком много, с того самого звонка, когда она узнала, что осталась совсем одна. Почему такой простой гроб? Он больше всего подходил Тамаре.

Люда не могла понять. Это конец света? Именно так он должен начаться? Почему? Это за её грехи? Она отвергала своё дитя, а когда всем сердцем его приняла – тут же потеряла. Почему она? Когда не стало родителей, она наконец-то вернула себе дочь, казалось, они вновь семья… Хотелось упасть в эту холодную грязь, вопрошая: «За что?»

Нет. Она сильная.

Альберт, Света… и в один день со Светой во сне тихо ушёл дед Николай Андреевич. Наконец, Тома. Люда уже была в курсе расценок похоронного бюро, запомнила имя отчество кладбищенского сторожа, называла по именам и кличкам местных копателей, уже были знакомы ей оградки, тропки и могилки. Жуткие знания, никому не пожелаешь. Вон неподалёку, почти у самых клёнов, лежат деревенские соседки, странные бабульки Дарья и Ульяна Егоровы.

Два взрослых дерева возвышались над этим печальным царством. Дождь, а потом и ночной мороз вместе сделали своё дело, и ветви, покрытые наледью, выглядели зловеще и сюрреалистично на фоне сизого неба. Большая стая крупных ворон шумно копошилась на земле под кленами. Люде показалось, что от небольшой толпы провожающих отделилась тень, похожая на юную девушку в средневековом платье. А может, воздух был слишком туманный и влажный, или двоилось в неспавших, замытых слезами глазах?

Полупрозрачное темное марево устремилось к земле и обернулось чёрным котом, который, сильно пригнувшись, принюхиваясь, осторожно приближался к птицам. Вороны заметили крадущегося кота, пронзительно каркая, резко поднялись в воздух, и осели на ледяных ветках, бросив на земле перья и окровавленные костяшки – остатки пары своих сородичей. Порыв зимнего ветра обдал зловоньем разложения, которое, впрочем, через секунду улетучилось. Кот зашёл за дерево, и больше Люда его не видела. Вороны паниковали, поглядывая одним глазом вниз, а потом, заглушая всё и вся, дружно покинули кладбищенские деревья. Их еще долго было слышно. Поначалу Люду проняла лёгкая оторопь. Но ввиду последних событий, стоит ли удивляться?

– Не люблю я котов, ба. Не будем больше котов заводить. Знаешь, я от Васьки всё время уставший был, – Петя разоткровенничался. Люда поправила ему шапку.

– Васька? Да коты здесь не при чём, Петруша. Здесь что-то другое.

Нет. Она не одна. С ней теперь Пётр. И уж его-то нельзя подвести. С самого отъезда Томы Петя очень изменился, отлично кушал, чувствовал себя хорошо и был бодрый, много болтал и спрашивал, как и положено восьмилетнему ребенку. Она даже снова отправила его в школу. Новости о смерти матери он вовсе не удивился, не плакал, только странно посмотрел на Люду и спросил: «Ты меня не оставишь?»

Нет. Она его не оставит.

Декабрь 2017. Египет. Яхсис

Петрушу Яхсис почувствовал сразу, ещё во дворе, когда мальчик возвращался с другом со школы. Яхсис (благополучно переименованный Тамарой в Василия) просто подошёл и ласково потёрся о его ноги. Яхсис Петрушу очень полюбил, берёг и ел медленно. Петр был с рождения одарен максимально сильными тремя из трёх НИА* и быстро восстанавливался. Яхсис сообразил, что, находясь в этой семье, он не останется голодным, и, кроме того, на горизонте маячил реальный шанс попасть на желанные египетские земли именно через этих людей.

Кот. Странное существо. Попробуйте объяснить с рождения слепому человеку, что существует синий цвет. Возможно ли, чтобы он вас понял? Невозможно объяснить обычному человеку, как общаются и считывают мир коты. Людям не дано этого понять, так как нет такого слова в человеческой речи, ни на одном языке земного мира, а слово отсутствует, потому что … Потому что слепой от рождения никогда не поймёт и не увидит, что такое «синий».

Это одна из причин, по которым Яхсис вошёл в эту кошачью тушку. Быть человеком стало хлопотно, если хочешь бесконтрольно и свободно передвигаться и жить дольше положенного. Он достаточно колесил по Евразии, его тянуло в начальный пункт. Яхсис «видел» мальчика через двадцать лет: Петя сменит имя и фамилию. Фамилию возьмет бабушкину, вместе с её характером и жизненным кредо, имя интуитивно выберет себе сильное – Владимир. Ему досталось здоровое сильное тело матери, упертость и трудолюбие отца, правильные классически мужские черты лица и математический склад ума от деда, папы Альберта. «Возможно, еще пересечёмся», – довольно улыбаясь, размышлял Яхсис.

А вот таких, как Тома, Яхсис не ел. Даже будучи сильно изголодавшимся, его воротило от мысли питаться такой посредственностью, к тому же, ни одной из НИА у нее не было вообще, а эмоциональные всплески были жалкими, задушенными. Над такими, как Тома, Яхсис любил шутить. Он вспомнил обгрызенную руку Альберта в кастрюле и острозубо улыбнулся.

Когда-то здесь был большой мегаполис, который современные люди назвали Фивы. Солнце упало, как водится в Египте, быстро, и наступили сумерки, создавая выгодно загадочный антураж Карнаку. Яхсис лежал на прохладном камне и слушал гида. Обычно гидами работали только местные жители, иностранцев нанимать на такие должности не имело смысла: зарплату высокую платить, визу рабочую делать… Но Фаня Брониславовна была предводительницей одиноких дам от бальзаковского до пенсионного возраста из Одессы, и сама проводила им экскурс по Карнаку.

– Вы слышите этот непрерывный стук молоточка по камню? – таинственно дребезжала Фаня, и все прислушались к динамикам, из которых доносилась звукозапись, – это древние мастера набивают на колоннах иероглифы. Они тщательно и кропотливо, сантиметр за сантиметром, таки внедряют имена своих правителей и их деяния в историю. Пройдемте, мои хорошие, один взгляд на тайну вверх, второй – под ноги, шоб ноги были целые, тутошняя кладка страшно похожа на кладку нашего выпившего дяди Жоры… Вы спросите меня, шо это за жуки? Это скарабеи. Символ богатства, солнца, жизни в древнем Египте. Даже теперешние жители свято верят, шо потрогать скарабея – к большой удаче, богатству и долгожительству… Беллочка, не трите жука, вам не поможет, а руки запачкаете. Где Зина? Я таки устала вас считать, мне за это никто не доплачивает, я конечно ожидала, шо домой могут вернуться не все, но, девоньки, не в первый же день! Какая киса! Похожа на мою покойную бабу Маню, смотрит так, как будто я у нее последнюю котлету отобрала.

Фаня лукаво подмигнула Яхсису. Кот смотрел на неё с презрением и снисходительной улыбкой. «Это просто игра воображения между синевой египетской ночи и яркой искусственной подсветкой колонн.» Но говорить больше не хотелось. Она прошла несколько шагов медленно и молча, вспоминая, на чем остановила свой рассказ о древней цивилизации.

Яхсис слушал и испытывал странные чувства. С одной стороны, ему было жаль людей, которые не знали и никогда не узнают, что и как здесь происходило на самом деле; с другой стороны, он презирал людей за их глупые нелогичные выводы и исследования; ему было обидно, что имя его никому неизвестно, навеки стерто, старательно уничтожено, как и многие другие яркие имена…

Победители пишут историю. Новый царь, садясь на трон, разбивал трон старый. Народ не должен помнить побеждённого или сочувствовать ему. Побеждённый должен быть забыт. Или, в крайнем случае, о побежденном должны помнить только плохое, знать лишь о самых позорных и недостойных его деяниях.

«Жизнь – это джунгли, где сильный пожирает слабого и кормится его плотью», – Яхсис вспомнил слова восточного философа.

Яхсис слушал Фаню. «Стук молоточков». Какая глупость. На колонну наносили специальный состав, очень похожий на современный цемент, и, пока он не высох, печатник, стоя на козлах, вдавливал формы знаков. Яхсис вспомнил, как Тамара пекла песочное печенье и выдавливала в раскатанном тесте кружки, звездочки и сердечки. «Скарабей – символ богатства». Бред какой. Смерть. В те времена скарабей означал смерть.

Фаня Брониславовна продолжила пафосно нести чушь.

– Хатшепсут – великая женщина-фараон, фараон-строитель, во время её правления Египет процветал, она правила двадцать лет и увековечила своё имя, созидая, оставив после себя великий Карнак, а также свой погребальный Храм Дейр эль-Бахри…

Яхсис фыркнул. Ну, во-первых, не Хатшепсут. Все её звали Шатси, женщину, чьё изображение принято теперь считать Хатшепсут. Во-вторых, мумию Шатси так и не нашли, и не могли найти, потому что Сунти, её супруг, в порыве бешенства, скормил её нильским земноводным тварям, чтоб не смела она переродиться и царствовать в потустороннем.

Шатси никогда ничего не строила. В свои шестнадцать лет она была невероятно умна, безжалостна и красива. В восемнадцать она была красива, жестока и бесконечно развратна. В двадцать она была красива, хитра, лжива, расчетлива. Она сводила Сунти с ума. Столько страсти и похоти, готовности к любым экспериментам он не встречал ранее ни в одной женщине. Шатси была бесстыже талантлива в закромах роскошных спален.

Она играла с ним, правителем, обижала его, изменяла ему со своим братом-близнецом. Она давала ему всё, чего он желал, но делала это так умело, ускользая, постоянно питая его чувство ревности и страх её потерять. Женщина-загадка, умеющая возбудить желание одной только игрой зачернённых глаз. Она требовала. Строить в честь неё грандиозные храмы, насиловать и убивать рабынь, особенно красивых. Хотела видеть свой лик везде. Вот и до сих пор сфинксы с её лицом взирают на Египетский ландшафт. И вот, эта «падшая женщина» увековечена в истории, ее каменные глазницы бесстрастно глядят на метаморфозы земель Египетских. А имена Яхсиса и Сунти неведомы никому, их знает лишь песок…

В двадцать два она вовсе потеряла связь с реальностью и решила, что она божество. Так часто бывает, когда слишком красивая, но пустая женщина, не зная отказов, не имея преград, с рождения, не испытывая никаких лишений и бед, рано и сразу получает всё – богатство и власть, при этом не сделав для этого ровным счётом ничего. Шатси любила плотские удовольствия, включая обильные застолья. Помимо пиршеств, она постоянно ела, и в двадцать два года она сильно растолстела, заимев второй подбородок. Под глазами появились отечные мешки, как результат злоупотребления мёдом и сахарными напитками из тростника, сети морщин от постоянного нанесения черной сурьмы и позолоты на кожу век, сильно испортились и болели зубы, которые она никогда не чистила. Тело истощалось от бесконечных оргий. Но пока она была свежа и прекрасна, и даже пыль вокруг нее дышала похотью, Яхсис, несмотря на всю свою мудрость и опыт, тоже попался. Говорят, любовь зла. Правильно говорят. Но, скорее, это было помешательство.

До последнего Шатси не верила, что с ней могут так поступить. Она смеялась и плевала в лицо двум дебёлым прислужникам, которые волокли её к воде, выламывая руки. Скоро, осознав неизбежное, она ощутила сковывающий страх, животный всепоглощающий страх перед смертью, перед неизвестностью, и тело затряслось, во рту стало сухо, зубы стучали, выброшенный адреналин, казалось, плавил воздух вокруг, по ногам потекла моча.

Он видел, как ее терзали крокодилы. Тогда ему было жутко, сердце долбило в виски, ему хотелось не смотреть, но он не мог отвести глаз. Она быстро захлебнулась в грязной и бурой от ее же испражнений и крови воде, поэтому душераздирающе вопила недолго. Кровожадные изголодавшиеся рептилии быстро справились с легкой добычей. На какие-то мгновения элементы тела показывались на поверхность, выныривала часть плеча, часть бедра, часть ноги…. Яхсис вспомнил белые зефирки в стакане какао на кухне у Томы.

Январь 2018. Египет. Яхсис

Иногда Яхсису становилось скучно, как любому больному философу.

Где теперь его сотоварищи? Где Хадж? Где Тоти? Где их вожак Четвёртый? А впрочем… Зачем они ему? Жизнь здесь не так плоха, и ему никто не нужен.

«Все повторяется снова и снова, с вариациями и модификациями, вбросом новых переменных, но все это когда-то уже было».

Это случалось, в основном, в моменты голода или восстановления от физических ран. Ибо здоровое, красивое, наполненное до краёв энергией тело не мучается совестью и вопросами. Яхсис жил уже очень долго. Считать он давно перестал, это было утомительно, да и не было необходимости.

Почему люди никак не поймут, что им отмерено жить именно столько лет, а не двести или триста и всеми силами, копаясь в генетике, пытаются продлить свою агонию? Несомненно, изношенность шкурки и внутренних органов – это неприятненько, но что может быть хуже умерших эмоций? Кто клонирует радость? Кто распечатает на 3D-принтере дрожь первой влюблённости?

Брезгливость и жалость ушли, что было весьма полезно. Но жажду жить терять ой как не хотелось. Поэтому поедать Светлану было особенно приятно: страстная, переполненная надеждами, искренне влюблённая, познавшая очищение духовной практикой, обладающая сильной нерастраченной репродуктивной энергией и находящаяся в тонкой синергии со вселенной, то есть двумя из трех НИА, она была идеальным лакомством. Яхсис не желал останавливаться и мгновенно отобрал всё, оставив пустое тело на милость безжалостному миру.

У Альберта не было НИА, но такого эмоционального всплеска Яхсис не мог пропустить и смаковал по полной. Альберт, в конце концов, его порадовал. Кто бы мог подумать – «вулкан страстей». Этого выброса Яхсису хватило надолго, появилась даже возможность дать Петруше передохнуть.

Сказать, что Египет его разочаровал, это значит не сказать ничего. Совсем не так он представлял своё возвращение туда, откуда начал своё путешествие по Земле, и подумывал: «А не ошибся ли он?» Здесь некем питаться. Миллионы людей пустоты.

Для очередного заметания следов, чтобы уйти от Наблюдателей, необходимо было перейти и оставить это посредственное кошачье тельце. Конечно, он владел информацией о политике, природных катаклизмах, был в курсе о том, что происходит в мире. Но он не был готов к такому убожеству от земли, от которой ожидал так много. Некрасивые скелеты однотипных серых недостроек были везде. Бледно-оранжево наляпанные сувенирные лавки, растущие как попало, словно зубы верблюда, заваленные однотипным алебастром и бестолковым китайским шмотьём. Старые побитые машины, облепленные глупыми надписями, носились беспорядочно, не имея ни малейшего понятия о правилах дорожного движения. И мусор. Мусор, принятый как данность, никого не удивляющий и не смущающий. Рай для крыс, бездомных котов и собак. Карнак его огорчил. Нужно попасть в Каир.

Он добирался бегом, иногда, если водитель его не замечал, на попутке. Очередной ночью, в пустыне его обнаружила Анна. Свидетелей у их встречи было немного: случайный фенек подозрительно принюхался и потрусил по своим делам. Ветер буянил на пустынном раздолье.

– Хватит. Ты достаточно опустошал, настала пора наполнить. – заявила свои права Исполнитель.

– Мне нужно увидеть Каир, – возмутился Яхсис.

– Увидеть Каир и умереть? – Анна искусственно захохотала, – ты опять хочешь улизнуть. Там нечего видеть, Яхсис, ты предсказуем для долгожителя, – она откинула волосы назад и засмеялась.

– Я не хочу, чтобы мой последний облик был таким.

– Слишком поздно думать о достоинстве. У тебя всегда находятся причины, чтобы задержаться. Ты переполнен! Ты избыточен и даже уже не сможешь скрыть себя от нас. Земля тоже голодна, её нужно кормить, дорогой.

– Нет! Анна, послушай! Да мы же с тобой делаем одно и то же!

– Нет. Я отдаю земле, а ты у неё отбираешь, – ее высокомерное лицо презрительно скривилось.

– Анна! У меня столько идей, столько планов. Именно сейчас, когда я так наполнен силой, я смогу дать этому миру столько всего, мне нужно просто правильно переродиться!

– Да-да, всё это я уже слышала. Переродившись, все забывают о своих обещаниях и благих намерениях.

– Я не готов!

– Не нам решать… Вы предатели своей Звезды. Я здесь, чтобы исполнить волю Основных.

– Бетельгейзе? Анна?! Ты не знаешь?! Её больше… – он не успел договорить.

В пустыне было идеально черно. Без оттенков и переливов, плоская чернь заполнила всё. Глазами они не видели друг друга, да им и не нужно было.

– Могу только пообещать, что сделаю это красиво, – перебила его Анна и подняла руки вверх, будто в мольбе. Небо вспыхнуло всего на мгновенье, и в её руках оказался хопеш. Он светился, и древняя бронза с кружевными узорами отражала её красивое бледное лицо. Она поднялась в воздух, наклонив тело вперёд, босые ступни висели выше головы, платье чуть сползло, оголив икры и тонкие щиколотки, волосы ниспадали на лицо. Серп четко и звонко обезглавил маленькое тельце, в котором Яхсис принёс столько горя и страданий обычным сущностям.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.