Седьмая тень

День был длинным и утомительным. Мозг плавился от летней духоты и множества бумажной работы, строчки перед глазами рябили, сплывались в одну, путались, терялись, то норовили залезть на верхнюю строчку, то спрыгнуть на нижнюю. Желудок урчал не переставая, хотелось и есть, и пить, и спать. Голова болела так, что казалось, скоро расколется на две части.

«Надо будет зайти к Сереге Кузнецову в криминалистический отдел, хотя бы кофе выпить, да бутерброд съесть», – подумал потягиваясь и зевая Рябинин, – «у него наверняка есть какая-нибудь еда», – и вышел из кабинета.

По дороге ему встретился дежурный, который держал в руке исписанный мелким почерком лист бумаги.

– Рябинин, я к тебе, – окликнул он его, – заявление забери. Еремеев велел тебе его отдать.

Дежурный буквально всунул его в руку Рябинина, а сам развернувшись, пошел обратно.

Рябинин про него помнил, но тянул время, чтобы успеть закончить накопившиеся за несколько месяцев бумажные дела. Раз срочно не вызвали и не приказали: «идти и искать», значит дело может подождать, и он не торопясь побрел по коридору в сторону экспертного отдела. Если бы тогда Рябинин знал, чем это ему обернется, то еще с утра после слов Еремеева: «займитесь им лично», он побежал бы бегом без оглядки, а еще лучше прикусил бы свой язык во время совещания, и не высовывался, как все остальные. Глядишь, и пронесло бы, а это дело поручили кому-нибудь другому.

***

Полчаса спустя, когда желудок Рябинина благодарно замолчал, а голова уже не грозила разломиться, Кузнецов взял со стола лист бумаги, врученный Рябинину дежурным, и стал читать.

– Бьюсь об заклад, что его писала женщина, скорее всего учительница и явно аккуратистка, – дал свое заключение эксперт, мимолетно взглянув на ровный текст заявления.

– Возможно, – отозвался Рябинин, и выхватив из его рук исписанный лист погрузился в чтение.

Ничего особенного и пугающего в заявлении не было. Ну, справляла молодежь день рождения, ну выпили, ну пошли прогуляться по городу. Пока никакого криминала не прослеживалось. Ну не вернулся именинник домой, с кем не бывает. Молодой, положительный со всех сторон, но это только версия матери. А у матерей их дети всегда самые лучшие и замечательные. Ему не десять лет, а уже двадцать четыре, скорее всего, остался на денек – другой у какой-нибудь девчонки. Вот и вся проблема, а мать уже паникует, сынок пропал. Причем сама же пишет в заявлении, что обзвонила все городские больницы и морги, наседала на нашего дежурного, пока он не пробил по базе данных все свежие криминальные сводки. Значит, парень просто загулял.

«Вот сдам все дела, а послезавтра займусь этим», – пообещал себе Рябинин, – «а, к тому времени он сам объявится, как было много раз в его практике».

Вечером раздался телефонный звонок, звонила мать пропавшего, интересовалась, как продвигаются поиски ее сына. Голос ее дрожал и срывался на плач. Рябинин сначала растерялся, а потом уверенным тоном заявил:

– Все версии отрабатываются, ищем, – и повесил трубку.

«Все-таки придется начать искать его завтра, с утра, если сегодня за ночь не объявится, а не то его мамаша вымотает мне все нервы», – завязывая очередную папку, и откладывая ее на край стола, решил он.

Кроме этого «пропавшего студента», так про себя стал называть его Рябинин, в его производстве было еще пять дел: две кражи, драка с нанесением тяжких телесных, мошенничество и подделка документов. А тут еще эта проверка, будь она неладна, как тут успеть, все оформить по правилам, шесть дел раскрыть, и при всем при этом умудриться выжить. Завтра с утра Еремеев опять заведет свою громогласную шарманку и будет в течении тридцати минут рассказывать им все, что он о них думает, не стесняя себя в выражениях.

Рябинин оглянулся на столы своих собратьев по несчастью, у них видимо дела спорились гораздо быстрее, так как папки на конце стола лежали высокими стопками, а его застопорились на середине.

«Даже если я все успею сделать, то медаль мне все равно никто не даст, и в звании не повысит», – умозаключил он, и очередную папку со стола не взял.

В 20.00 он запланировал встречу с одним из подозреваемых, по делу о краже. А на часах уже было без двадцати. Рябинин взял ключи от своей белой «шестерки» и направился к выходу.

Двигатель завелся только с третьей попытки, барахлил стартер, ремонтом ему самому заниматься было некогда, и он каждый день обещал своей машине, что завтра он обязательно отвезет ее к хорошему мастеру. Но это завтра не наступало уже недели три. Тут Рябинин вспомнил о немытой посуде, которой тоже каждый день давал обещания, и грязному белью, и холодильнику, которому обещал, что набьет его продуктами. И своему желудку, который опять начал урчать и болеть, требуя нормальной еды.

В такие минуты он вспоминал свою жену, и думал, что надо бы помириться с ней, хотя, наверное, она этого не захочет, ведь два года они каждый жили своей жизнью.

У Рябинина были другие женщины, но он не испытывал к ним ни малейших чувств, кроме физиологических потребностей. Последнее время он все чаще сравнивал, их с женой, и приходил к выводу, что она была лучшей. Он скучал по дочке, по домашнему теплу и уюту, который создавала жена. Но понимал, что не сможет в полном объеме создать им с дочкой комфортные условия. Так, как и работу свою он тоже любил, хотя иногда ему хотелось все бросить. Такие порывы у него случались, когда он замертво падал от усталости, отключался на несколько часов, не успевал выспаться, а телефон или будильник начинали трезвонить и требовали, чтобы он немедленно вставал и шел на работу. Но когда случались редкие выходные, он изнемогал от осознания того, что ему не надо никуда идти, никого искать, никого спасать. Он чувствовал себя маленьким, никчемным, никому не нужным.

Раньше в такие дни его спасала жена, которая пыталась его отвлечь, вытянуть из дома, но тогда он этого не мог оценить, ему казалось, что она не дает ему отдохнуть, расслабиться, и воспринимал все, как некое насилие над собой. Чем больше он об этом думал, тем четче понимал, что любит ее, но боится себе в этом признаться. Боится признать себя последним самовлюбленным идиотом, а еще больше он боится, что окажется ненужным ей. Ведь наверняка у нее тоже был кто-то за последние два года.

Вот и дом, где жил подозреваемый. Пришлось подниматься на пятый этаж, лифта в старой «хрущевке» не было. В подъезде воняло сыростью и продуктами брожения. Голодный желудок при этих запахах, хотел вывернуться наизнанку, и Рябинин пытаясь не дышать, стал шагать через две ступеньки быстро поднимаясь наверх.

Дверь открыла худенькая девушка лет шестнадцати, когда Рябинин представился и показал удостоверение, она спросила:

– Вы, наверное, к Юре? Так он со среды не появлялся.

– А вы кто ему будите? – в свою очередь задал ей вопрос Рябинин.

– Я Даша, его сестра, – ответила она.

– Вы живете с братом вдвоем или в квартире еще кто-нибудь проживает? – вновь задал вопрос Рябинин.

– Мы живем с родителями, но их сейчас тоже нет дома, – поспешила заверить его девушка.

– А можно мне пройти в квартиру и задать тебе несколько вопросов? – любезно поинтересовался Рябинин, – а ты меня чаем угостишь.

Девушка отошла в сторону и пропустила его в комнату.

– Проходите на кухню, – кивнула она в сторону узкого коридора.

Квартира произвела на Рябинина неприятное впечатление. Полы хоть и были вымыты, и чистая посуда была сложена в старом, когда-то полированном серванте, все равно казалось, что везде беспорядок и грязь. Клочьями свисали обои со стен, потолок весь был в радужных разводах, видимо у этого дома давно протекала крыша. Трубы водопровода зияли ржавчиной и кое-где были перемотаны скотчем. На столе лежала старая клеенка, вся изрезанная ножом с закручивающимися краями. В углу стояли пустые бутылки из-под дешевой водки. Пол облупился, некоторые доски прогнили, обнажая железные зубы ржавых гвоздей.

Девушка поставила чайник на старую поцарапанную газовую плиту, достала две чашки, одна была с отколотым краем с изображением белого цветка лилии, которую она поставила перед Рябининым, другая в красный горошек, с отколотой ручкой, которую она поставила на другой конец стола для себя.

Заварочный чайник оказался под стать чашкам, он тоже был с отколотым носиком, и на нем был изображен красный мак. Заварка была самой дешевой, и больше напоминала чайную пыль. Девушка смущенно достала полбуханки черствого хлеба и практически пустую сахарницу.

Рябинина начала мучить совесть, – «напросился на чай, придурок», -мысленно обругал он себя, и чтобы как-то разрядить обстановку он приступил к намеченному разговору:

– Даша, скажите, ваш брат часто пропадает из дома?

– Нет, обычно он предупреждает, что не придет ночевать или, когда уходит на смену. А так чтобы не предупредить, и не появляться уже четвертые сутки, это в первый раз, – ответила девушка, и стала разливать чай в чашки.

– А ваш брат, – опять задал вопрос Рябинин, – он выпивает? Наркотики употребляет?

– Нет, что вы, наркотики нет, а выпивает он редко и то так, не сильно. Сейчас он на работу устроился на завод, компьютер мне купил в кредит. Так, что с Генкой, он теперь не дружит, – выпалила она.

– Ты имеешь в виду Долгалева Геннадия? – заинтересовался Рябинин.

– Ну, да. Раньше он все время к нам ходил, родителям иногда бутылки носил. Я его терпеть не могла и Юрке сто раз говорила, чтобы он с ним не связывался. Наглый он, противный, и вообще… – заключила девушка. – А вы, почему Юркой интересуетесь? Он что натворил что-нибудь? – спросила она, и в ее голосе Рябинин заметил беспокойство. – Он что в тюрьме?

– Нет, нет, – поспешил заверить ее Рябинин. – Я просто хотел с ним поговорить. Мне сказали, что он в это время будет дома, вот я и приехал. Скажите Даша, как вы думаете, а с чем связана пропажа вашего брата?

– Да я и сама не знаю. Ему позвонил его давнишний друг, у него тогда день рождения был. Хотя день рождения у него 24 августа, но отмечали в субботу. Юрка собрался и пошел его поздравить. Я видела, как они сидели в беседке в соседнем дворе.

– Когда это было, назови точную дату и время? – перебил ее Рябинин.

– В субботу 23 августа, где-то в половине двенадцатого ночи, – ответила она.

– А почему ты так поздно гуляешь? – поинтересовался Рябинин.

Девушка смутилась, опустила глаза, в нерешительности помолчала несколько секунд, а потом выпалила:

– Родители у нас пьют. Мама тогда у Верки Ивановой в гостях была, напилась как всегда, ну я и пошла за ней, чтобы домой забрать. Сама она могла и не дойти, валялась бы где-нибудь на улице. Ну, я иду, смотрю, а Юрка с Ромой сидят в беседке и еще там три парня с ними, но я их не знаю, не наши это точно. Я Юрку в сторону отозвала, и мы вместе с ним за матерью сходили, домой ее привели. Потом он опять к парням вернулся, а я дома осталась. Где отец был в тот вечер, мы не знали, а искать его Юрка не пошел. Он, правда, утром явился сам, говорит на дачах был, с Филимоном, это дворник наш, тоже алкоголик, – со вздохом добавила Даша.

– Тяжело тебе с ними? – тихо спросил Рябинин. Хотя и сам все понимал без слов.

– Нормально, – пожала плечами девушка.

Рябинин заметил в ее глазах тоску. Взгляд был уставшим и смирившимся. Наверное, эта девочка-девушка за свою коротенькую жизнь уже нахлебалась и горя, и слез, и разочарования. Не верила никому, и ни на что не рассчитывала. Просто проживала каждый день один похожий на другой и старалась не мечтать и не загадывать, чтобы лишний раз не убедиться в том, что жизнь часто бывает не справедливой.

– А кто-нибудь сможет подтвердить, что именно в это время твой брат помогал привести тебе домой мать? – снова спросил девушку Рябинин.

– Ну, Верка, наверное, если вспомнит, а еще тетя Валя, соседка по лестничной площадке, она как раз кошку свою выпускала погулять.

– А брат твой Юрка, он какой? – спросил ее Рябинин.

– Юрка, он добрый, заботливый. Он меня очень любит, всегда гостинцы мне приносит, конфеты, яблоки, когда у него возможность есть, конечно, – еще он всегда всем помогает. Кому мебель передвинуть, кому на даче огород скопать. Еще он никогда не дерзит и старших уважает, за это его бабушки, наши соседки очень любят.

Она бы, наверное, еще долго перечисляла достоинства своего брата, если бы Рябинин не задал ей другой вопрос:

– А, этот парень Роман, с которым он сидел в беседке, ты его хорошо знаешь?

– Ну, да конечно, это Рома Антонов, очень хороший парень. Они с Юркой дружат еще со школы. Юрка, конечно, шалопай, учился не ахти как, а Рома отличником был, сейчас в медицинском институте учится на хирурга. Кстати это у него день рождения был. Его родители не любят нашего Юрку, особенно Ирина Петровна, мать Ромы, она у нас в школе химию и биологию преподает. Она и Юрку учила, и меня, и Павлика нашего, когда родители сюда только переехали. Так вот, Ирина Петровна не знает, что они дружили всегда, и сейчас дружат. Поэтому Рома домой его не приглашает, разве что когда родители его в отъезде. В тот день Рома позвонил Юрке, и они пошли в беседку. Вот там я их и видела в последний раз, – заключила девушка.

– Постой, а это не тот Роман Антонов, что живет по улице Северной дом 8, квартира 42? – вдруг спохватился Рябинин.

– Ну, да, это дом напротив, из новых построек, мы считаемся одним двором, только наш дом на улице Коммунаров стоит, а их на Северной. Мать его нам звонила уже несколько раз, сказала, что Рома пропал, спрашивала Юру, но я сказала ей, что он на работе и с Ромой конечно не встречался.

– Зачем ты ей соврала? – спросил Рябинин, хотя сам уже догадался, каков будет ответ.

– Чтоб потом мне от Юрки с Ромой попало, когда они найдутся? – опустила глаза девчушка.

Потому с какой нежностью девушка произносила имя Романа Антонова, Рябинин догадался, что она в него тайно влюблена, а потому спросил, просто так, скорее всего для того, чтобы убедиться в своей правоте, нежели узнать объективную оценку человека.

– Расскажи мне об этом Романе, какой он?

– Рома, очень красивый, воспитанный, умный, очень добрый и порядочный, веселый. Я никогда от него грубого слова не слышала, если Юрка иногда может сорваться и накричать, то Рома никогда даже голоса не повысит. Его все очень любят и дорожат его дружбой. И вообще он душа компании, все девчонки в школе и во дворе, да и в институте, наверное, влюблены в него, с нескрываемым восторгом и в то же время с грустью признала Даша.

Видимо он был для нее неким небожителем, которому она хотела бы служить и не требовать ничего взамен. Одна мысль о том, что он существует, живет по соседству, иногда заходит к ним в гости, дружит с ее братом, уже приводила ее в трепет и восторг. Она поклонялась ему и боготворила, а потому не видела в нем никаких недостатков, подвел итог Рябинин.

– Знаешь, Даша не могла бы ты мне помочь? – начал свою вступительную речь Рябинин. – Дело в том, что я сейчас живу один и все домашние хлопоты свалились на меня, как снежная лавина. Мне надо купить продукты, а что нужно я не знаю. Я хочу попросить тебя пойти со мной в магазин и помочь сделать необходимые покупки. А то я каждый день обещаю своему холодильнику наполнить его, и каждый день не успеваю.

– Хорошо, – улыбнулась девушка. И на ее щеках появились симпатичные ямочки. У нее была длинная белая шея, узкие плечи, каштановые волосы были собраны на затылке в пучок. Разрез глаз по форме напоминал миндаль, а цвет глаз Рябинин определить не мог. Вначале в коридоре они показались ему черными, когда она сидела напротив него на кухне, спиной к окну – коричневыми, а теперь, когда в них отражалось заходящее солнце коричнево-зелеными, как цвет болотной трясины. Сейчас она напоминала Рябинину оперившегося птенца, но еще не лебедя, хотя предпосылки этого превращения уже начинали прослеживаться.

«Скоро этот «гадкий утенок» обретет нужные формы, и тогда Роман Антонов берегись, засосет тебя это бездонное болото миндальных глаз», – мысленно пригрозил он пропавшему студенту.

Супермаркет находился внутри двора. Народа в нем почти не было, все уже давно ели приготовленные ужины, или насытившись смотрели телевизор. Только такие, как Рябинин, еще шатались, как неприкаянные по магазинам и соображали, что им купить.

Даша со знанием дела давала ему советы. Что лучше купить, что дешевле и выгоднее, что из чего можно приготовить. Когда продуктовая корзина до краев была наполнена. Рябинин спросил:

– А для чая? Мы ничего не купили к чаю.

Даша удивленно посмотрела на него, и окинув взглядом корзину, спросила:

– А сыр, колбаса, масло, паштет и еще куча всего разве не для чая?

– Это для него, – погладив себя по худому животу, ответил Рябинин, – а для души надо конфет, торт, фрукты, и обязательно сахар.

– Мы же взяли два пакета, песок и рафинированный, – удивилась Даша, но направилась в кондитерский отдел. – Вы какой любите, бисквитный или песочный?

– Не знаю, – пожал плечами Рябинин, – я доверяю твоему вкусу, какой ты выберешь тот и купим.

– Тогда давайте возьмем «Рыжик», он вкусный и не дорогой, на вид он конечно не очень красивый, зато в нем замечательный крем и нежные коржи, – объясняла ему девушка.

Рябинин в этот момент сравнил ее с этим «Рыжиком» и улыбнулся своему сравнению:

– Хорошо, Рыжик, так Рыжик. Про конфеты не забудь и сахар.

Расплатившись за продукты, он попросил Дашу помочь сложить их ему в машину. Он дал подержать ей торт и пакет с конфетами, фруктами и сахаром. Сел в машину, поблагодарил ее за помощь, и стал прощаться. Мотор уже гудел, когда Даша хотела отдать ему торт и пакет:

– Вы забыли, продукты к чаю.

– Это тебе, за помощь, – тронулся с места Рябинин, и уже отъезжая добавил, – может быть, еще как-нибудь зайду, чаю попить.

Он специально не стал провожать ее домой и говорить ей, что покупает часть продуктов для нее. Она бы их не взяла, это он понял сразу, девушка была гордой и независимой. Он решил воспользоваться эффектом неожиданности, и у него это получилось.

Заполнив свои пустые желудок с холодильником, Рябинин начал наводить порядок на столе. Он мыл посуду, а сам по рекомендации Еремеева складывал в стопочки и раскладывал по полочкам полученные вечером сведения: Первое – думал он, – отпадает подозреваемый Кондратьев, так как во время кражи он находился в беседке с Антоновым и еще какими-то парнями. Квартиру Поздняковых ограбили между одиннадцатью вечера и часом ночи, если подтвердит слова Даши, эта тетя Валя. То у Кондратьева полное алиби. Еще хорошо бы найти тех, с кем он сидел в беседке. Второе – куда могли деться эти «тайные друзья» Антонов и Кондратьев? Опять же надо искать тех троих из беседки. Третье – где искать Генку Долгалева по кличке «Долгий». В том, что кража это его рук дело Рябинин не сомневался, но кто был его подельником? Кондратьев средний – отпадает. Конечно, какую-нибудь глупую аферу провернуть это в его вкусе, но на ограбление вряд ли бы он пошел. Старшему, из братьев Павлу Кондратьеву, еще срок мотать полтора года. Значит надо искать в другом направлении.

Когда вся посуда наконец-то была перемыта, а стол красовался своей пустотой, Рябинин мысленно поблагодарил себя за подвиг, совершенный сегодня, и с чистой совестью пошел на диван. Включив телевизор, он стал искать шумовой фон. По одному каналу шел детектив, по-другому мелодрама, на третьем показывали боевик. Решив, что под мелодраму он уснет быстрее, Рябинин переключил на нее. Под любовные переживания героев фильма, его мысли начали путаться, одна находила на другую, теряла свою логическую нить, переплеталась с третьей, потом вдруг яркой вспышкой возникала снова, но уже была далека от первоначальной.

Он снова шел по дремучему лесу, где петляла узкая тропинка, опять лез через бурелом разрывая свою одежду и кожу, опять видел черную гладь озера. И вдруг из него вынырнула худенькая русалка с миндалевидными глазами непонятного цвета и почему-то мужским голосом спросила:

– Вы все еще кипятите? Тогда мы идем к вам!

Рябинин вздрогнул и открыл глаза, на экране шла реклама стирального порошка, который, кстати, он забыл вчера купить. Выключив телевизор, он снова погрузился в сон.

И снова он шел по лесу…

***

С утра до самого обеда шел дождь, Рябинин сидел за своим рабочим столом и с усердием заполнял бумаги для возбуждения уголовных дел. Так как Еремеев все утро призывал их к наведению порядка в томах картонных папок. А когда, наконец, отпустил всех, то его как в фильме про Штирлица, попросил остаться. И это было плохим знаком.

Приближалось время обеда, а эти проклятые дела никак не убывали. Если он их все же одолеет когда-нибудь, решил для себя Рябинин, то причислит себя к «Героям России», и в знак благодарности напьется в стельку, а потом все воскресенье будет спать, отключив все телефоны, и даже дверной звонок. Если ему опять не будет сниться этот дурацкий лес и озеро, которые стали его преследовать.

После обеда он поехал к Антоновым. Его проводили в зал, где была идеальная чистота и порядок. Даже книги в шкафу стояли по алфавиту и по росту. Его напоили чаем с пирожками, которые имели идеальную форму и были совершенно одинаково подрумянены. Чайные ложечки имели схожей рисунок с чайными чашками. И от этих правильных форм и правильной речи матери «пропавшего студента», Рябинина начинало тошнить. Ему не хватало воздуха и хотелось побыстрее закончить беседу и выбежать в мир хауса.

«Если бы меня окружала такая атмосфера, я, наверное, тоже бы пропал», – решил Рябинин, а сам спросил:

– Ваш сын был аккуратным человеком? – и тут же осекся. Слава Богу, что мать не заметила, что он спросил о нем в прошедшем времени. Она, похоже, была погружена в свои мысли и слушала Рябинина в пол уха.

– Ромочка, очень хороший сын, заботливый, внимательный, послушный, всегда учился на одни пятерки. Как в комнату к нему заглянешь, он над тетрадками, или на компьютере занимается. Он и музыкальную школу закончил с отличием, и спортом занимался, ему прочили блестящее будущее. Мы с мужем ему репетиторов нанимали по языкам, так он и тут преуспел, английский, французский, немецкий, итальянский в совершенстве знает. Думали, поедет в Москву поступит в МГИМО, но он поехал в областную столицу и поступил в медицинский. Хотя, вы знаете, я за ним раньше не замечала наклонностей к медицине. До сих пор ума не приложу, почему он выбрал именно медицинский?

– Скажите, Ирина Петровна, – перебив, направил её в нужное русло Рябинин, – раньше он пропадал из дома на день, два?

– Ну, что вы, нет, конечно! Это впервые. Я чувствую, что с ним случилось что-то ужасное, – зарыдала она, и стала вытирать слезы белоснежным накрахмаленным носовым платком, с кружевом по краю.

Рябинину показалось, что и в кружевах прослеживался рисунок, гармонирующий с чайным набором.

– Ромочке, конечно не нравилось, что мы с папой очень сильно опекаем его. Но он старался никогда не подавать виду, что его это раздражает. Он умел сдерживать себя. Иногда я перегибала палку, а потом спохватывалась, и думала, что я наделала, сейчас он сорвется и уйдет из дома хлопнув дверью. Но к моей радости ничего подобного не происходило. Он успокаивал меня, старался не обидеть, деликатно обходил все острые темы, конечно, он мог поступить вопреки моим запретам и просьбам по-своему, но делал это так умело, что я этого даже не замечала.

– Скажите, а кто приходил к нему на день рождения? – снова прервал ее Рябинин

– Ребята приезжали из института, они вместе с Ромой учатся. Они неделю назад вместе приехали с практики: Андрей Тихомиров, Слава Караулов и Максим Самохин, – стала перечислять женщина, загибая пухлые ухоженные пальчики. – Я их видела впервые, да и Рома у нас не любит рассказывать о себе или своих друзьях. Из него коленным железом никакую информацию не вытащишь. На общие темы он может разговаривать, поддерживать беседу, причем он очень интересный человек, у него обширный кругозор, он ориентируется в разных областях знаний. Причем если говорит о чем-то, то значит знает об этом наверняка, и может апеллировать существенными фактами и доказать свою правоту. И сделает это не навязчиво, не в виде спора, а спокойно, аргументируя каждое свое слово так, что собеседник в конце концов сам согласиться с ним и даже не вспомнит, что некоторое время назад был сторонником другой версии. А вот о личном, он никогда не рассказывал, дневники не вел.

– В котором часу ребята ушли от вас? – снова перебил Ирину Петровну Рябинин.

– В 20.40. – без запинки ответила Антонова, – я же в заявлении указала. Парни засобирались домой. Я хотела оставить их ночевать. Но Максин Самохин сказал, что он на машине и они утром будут дома.

– А они много выпили? – снова задал вопрос Рябинин.

– Нет, бутылочку сухого вина и двести грамм водки. Но водочку в основном пил папа Ромы и Слава Караулов. Максим Самохин не пил совсем, так как был за рулем, вино осталось еще, – добавила она и поспешила принести доказательства из холодильника.