Яблони в цвету. Книга 1. Братья по разуму

Когда Жаклин с милой улыбкой объяснила свои желания представителю районного жилищного комитета, вместе с ней осматривавшего квартиру, тот схватился за голову. Инженер из отдела реконструкции строительного управления, вызванный для разрешения спора, долго ворчал, что это не современное здание, в котором можно делать все, что душе угодно, а старинный дом, который хотя, и перестроен из новейших строительных материалов, всё же планировка несущих конструкций осталась прежней. Жаклин убедила его, с простодушной непосредственностью сказав: “Но вы же инженеры!” и одарила восхищённой улыбкой. Инженер понял, что просто так ему не отделаться, вздохнул и, сделав пару кругов по обоим этажам, сказал: ”Ладно, что-нибудь придумаем».

В ту пору внутри Жаклин обитал комочек новой жизни, которому в скором будущем предстояло появиться на свет в виде юного землянина по имени Василий, и фигура её достаточно красноречиво говорила о предстоящем событии. Сочетание круглившегося под свободным платьем-робой животика и лучащихся счастьем глаз не могли оставить равнодушным сердце доброго семьянина. Потом, когда по экрану связи улыбчивая девушка из управления известила Жаклин об окончании работ и предложила осмотреть квартиру, она так и сказала, что это их подарок, иначе ни за что бы не согласились на переделку. Цветущая от радости Жаклин поднесла к передающей камере своё счастье и Василий, вызвав у девушки слёзы умиления, поблагодарил её жизнерадостным рёвом.

В былые времена, при возвращении Командира из поиска, они собирались всей семьёй. Если Жаклин общалась в это время с богами, она прилетала из Калькутты в Ленинград, забирала из детских и молодёжных городков детей, и неделю, другую они жили все вместе. По вечерам гостиную заполняли друзья Жаклин, и Командир погружался в мир искусства. Сам он обычно разыгрывал роль добродушного мужа, большей частью молчал и обносил гостей напитками. Ещё ему нравилось обыкновение Жаклин каждый вечер надевать новые туалеты и смотреть, как она танцует со своими друзьями. У него самого во время танцев появлялась совершенно неожиданная скованность, и поэтому он танцевал только с Жаклин, и только когда они оставались наедине. Устраивали они вечера и для двоих. Это бывало после особенно трудного и нервного поиска. Жаклин очень тонко чувствовала душевное состояние и не надоедала мужу друзьями, когда тому требовалось общение только с близким человеком. Может именно из-за способности тонко чувствовать друг друга, их ссоры бывали столь болезненны, что они не могли простить нанесённые обиды?

Иногда, сидя после ухода гостей перед зеркалом и расчёсывая волосы, Жаклин, с некоторой досадой, выговаривала ему:

– Джон, ну когда ты перестанешь придуриваться? Не такой уж ты серый технарь, как сам себя пытаешься выставить. Сколько ты сегодня произнёс слов?

Командир посмеивался и разводил руками.

– Ты зря меня ругаешь. Как раз сегодня я вёл очень оживлённую беседу. Только молча.

Текло время, дети взрослели, у них появилась работа и собственные заботы, и общение всё чаще становилось экранным. Даже Марина, учившаяся в колледже на другом конце города в Кавголово, прилетала всего лишь на часок, другой, чтобы чмокнуть отца в щёку, пошушукаться в уголке с матерью, произнести разочарованно: «А Ореста опять нет?» и умчаться назад в городок к друзьям. Жаклин грустила, а Командир шутил на тему, не приобрести ли им ещё одного маленького звездолётчика?

Жизнь шла, дети отдалялись, а у них оставалась их работа и они сами, и тем тоньше, и нежней становились чувства, страстней встречи. И вдруг, как гром среди ясного неба, последняя ссора с яростным сверканием глаз и обидными словами. Командир так до сих пор и не уразумел, кто же всё-таки в этот раз из них был прав, а кто не прав? Сколько бы он не размышлял над причинами ссоры, получалось – оба правы. Он так до сих пор и не решил, правильно ли он поступил, не было ли в его поступке, если считать по большому счёту, чего-то подленького по отношению к другим.

Ссора произошла из-за детей. Из-за старшего, двадцативосьмилетнего Василия.

3

Жаклин попросила рассказать о готовящейся экспедиции. Произошло это в ту пору, когда на Звёздном полигоне только-только собрали генератор поля, и первые попытки навести конус окончились неудачно. На Земле собралась конференция физиков, в которой участвовали все светила науки. Командир прилетел, чтобы присутствовать на ней, а заодно глянуть своими глазами как идёт сборка добавочных модулей с накопителями энергии. Перед возвращением на Луну, Командир надеялся заскочить домой, и провести с Жаклин хотя бы полсуток.

В дом на Большом проспекте Васильевского Острова Командир подоспел к позднему обеду. Жаклин ждала его. Пока он принимал ванну, удалял с лица успевшую вылезти за день жёсткую щетину, она накрыла в гостиной стол. Но, поглощённый заботами, Командир не смог в полной мере насладиться ни изысканными салатами, ни сочным мясом, ни густым терпким вином. Сборка модулей укладывалась в сроки. Конференция же физиков разочаровала Командира. Учёные мужи полезли в теоретические дебри, и на свой конкретный вопрос – когда можно начать монтаж генераторов на звездолёте, вразумительного ответа он так и не получил. Звездолет не открытая стройплощадка, на которой на ровном месте можно собирать, когда что вздумается. Задержка с генератором ломала весь рассчитанный едва не по часам генеральный график монтажа. И теперь за обедом, машинально поглощая блюда, приготовленные стараниями жены, он перебирал возможные варианты изменения очерёдности установки блоков и агрегатов.

Вопрос Жаклин застал врасплох и не сразу дошёл до него. А когда понял, то пожал неопределённо плечами, что тут, мол, рассказывать, экспедиция как экспедиция, но Жаклин настаивала.

– Вокруг все только и говорят о ней, а я, жена её начальника, ничего толком не знаю.

Командир нехотя повиновался и честно рассказал обо всех опасениях и принимаемых мерах по защите корабля.

– Скажи, Джон, – и Командир не уловил ни лёгкой дрожи в голосе жены, ни обозначившихся складок у уголков рта, – Василий, он… Он тоже полетит?

– Сейчас ещё трудно сказать что-либо определённое, но он подал заявление и имеет реальные шансы полететь пилотом звездолёта, – Командир допил остатки вина из тяжёлого тёмно-синего фужера, и поднялся из-за стола. – Если это произойдёт, я буду рад за него, – добавил удовлетворённо. – Участие в такой экспедиции откроет перед ним очень хорошие перспективы профессионального роста.

– Джон, я умоляю, – Жаклин вскочила из-за стола, как-то неловко зацепившись за кресло и, увлекая его за собой, так что оно едва не опрокинулось. Тут только до Командира дошло, что жена сама не своя, еда перед ней осталась чуть тронутой, вино едва пригубленным, и она едва владеет собой. Обескураженный, он торопливо сделал шаг навстречу и поднял руки, чтобы обнять её. Жаклин повторила зазвеневшим голосом: – Джон, я умоляю, сделай так, чтобы он не летел. Ты можешь это сделать, я знаю, ты там самый главный. – Командир открыл рот, собираясь возразить, но Жаклин коснулась его губ ладонью. – Погоди, Джон, дай я скажу. Я не говорила тебе никогда. Когда-то, когда мы только поженились, я гордилась собой – как же, жена пилота звездолёта. У нас всё не так как у обычных людей. Прилёты, отлёты, космопорт, все улыбаются, цветы, шампанское, всякие экзотические штучки… Ах, какой же я была молодой безмозглой дурой! Когда ты ушёл в свой первый дальний полёт, я думала у меня душа разорвётся от горя. И это повторялось каждый раз. Каждый раз! Но я не могла ни требовать, ни просить, чтобы ты не улетал. Это твоя работа, твоя жизнь. Я не могла вынуждать тебя отказаться от неё из-за себя, – Жаклин всхлипнула и Командир, ошеломлённый чувствами жены, о которых он даже не подозревал, привлёк её к себе и успокаивающе погладил по голубоватым волосам, мягкой волной опускавшимся на обнажённые плечи и спину. Склонившись к ней, спросил негромко:

– Почему же ты раньше никогда мне не говорила об этом? – растроганный, он почувствовал, что у него у самого сейчас из глаз брызнут слёзы, и часто-часто заморгал, чтобы согнать их. Ах, если бы только он мог догадаться об этом раньше! Но как он мог догадаться, ведь женщины всегда плачут. Провожают – плачут, встречают – плачут. А она плакала только когда встречала, прощаясь, смотрела сухими злыми глазами и покусывала губы. Он думал, что в ней говорит обида на него. Он, видишь ли, уделяет ей мало внимания, да она просто не в состоянии понять и только и знает, что третирует его своими непомерными претензиями. Он тоже начинал злиться, и у них получалось не прощание, а чёрт-те что. Если бы он только знал…

– Я не могла, – ответила Жаклин, опять всхлипнув и прильнув к нему всем телом. – Понимаешь, Джон, то было раньше. А теперь, теперь, Джон, я не вынесу, если в этот полёт уйдёте вы оба. Я не знаю, что с собой сделаю. Я сойду с ума, войду в аннигилятор… О, Джон! Я умоляю, сделай так, чтобы хоть он остался дома. Джон, я умоляю, пожалей меня, – Жаклин не выдержала и, уткнувшись мужу в плечо, навзрыд расплакалась.

– Жако, Жако, – торопливо говорил Командир негромким голосом, продолжая поглаживать мягкие волосы жены, – успокойся, прошу тебя. Я сгустил краски, и всё представил в мрачном свете. Всё не так страшно. На самом деле полёт на этом звездолёте в десять раз безопасней, чем на других. Пойми, Жако, я не вправе сделать то, что ты просишь. Я понимаю тебя, но пойми и ты меня. И потом, он же не будет сидеть дома, у нег свои полёты, так какая разница на каком звездолёте он будет летать, а на этом полёт будет в десять раз безопасней, чем на любом другом.

– Пусть он будет безопасней не в десять, а в миллион раз. Не бери Василия. Пойми меня, – Жаклин ещё тесней прижалась к мужу и говорила прерывающимся шёпотом.

– Жаклин, ты зря так разволновалась. Василий взрослый мужчина, и, в конце концов, полноправный гражданин. Я в этом случае выступаю не как отец, а как должностное лицо и не имею права в чём-то ущемлять его.

Тело Жаклин напряглось.

– Значит, нет? – спросила она.

– Нет, – как можно мягче ответил он.

Жаклин резко отстранилась, вытерла глаза быстрыми движениями костяшек пальцев, голос её звенел от негодования.

– Ты прав. Ты не отец, и не муж, – она откинула голову назад и смотрела на него злыми глазами, в которых не было ни слезинки. – Ты бессердечный и злой человек, Джон Иванов. Ты даже не человек. Ты, ты знаешь, кто? – губы её подёргивались от ядовитой иронии. – Ты придаток звездолёта. Вот ты кто. В тебе нет ничего человеческого. Я очень жалею, что вышла когда-то за тебя замуж. Я больше не хочу с тобой жить, – она отступила на два шага от мужа, руки её непроизвольно сжались в кулачки, голос возвысился до неприятных визгливых нот. – Ты мне про-ти-вен! Я больше не могу ложиться в одну постель с роботом. Я больше не хочу с тобой жить! Уходи на свой звездолёт, полигон, куда хочешь. С роботами тебе общаться приятней, чем с людьми. Уходи, Джон Иванов, я не хочу тебя больше видеть, – на последних словах голос Жаклин упал, она повернулась, и бросилась к лестнице.

Через минуту над головой Командира раздалось шуршание её платья, торопливые шаги, вжикнула дверь, и всё стихло. Он стоял один в гостиной рядом с пиршественным столом. От трогательных чувств к жене не осталось и следа. Ему хотелось разбежаться и удариться головой о стену.

Сжав зубы, он также торопливо выскочил из дома. «Сколько можно! С него хватит. Уходи, так уходи!»

Чем неудобна жизнь в этих старинных городах, в которых сохраняется первозданный облик, так это досадное промедление с транспортом. Вместо того чтобы войти в лифт, взлететь на крышу и там сесть на авиалетку, приходилось по полчаса добираться до их стоянок. Командир скорым шагом пересёк широкий пешеходный тротуар, аллею лип, в два прыжка перемахнул через пешеходные дорожки и, спружинив ногами, сохраняя равновесие, приземлился на скоростной. Не входя в кабину, опёрся об неё обеими руками и так простоял, пока гибкий металлопластик не донёс его до места.

На стоянке к нему направился дежурный механик-водитель, судя по возрасту, из отлетавшихся пилотов. Командир махнул ему рукой, мол, помощь не требуется. Механик узнал его и широко улыбнулся.

– Как дела, сэр? Скоро в полёт? Такие развалины вроде меня не пригодятся? Я бы ещё утёр нос кой-кому, – механик скучал и был не против поболтать со знаменитостью.

– Извини, дружище, тороплюсь, – Командир выдавил на лице улыбку и забрался в авиалетку. В раздражении, ослеплённый обидой – никто не мог довести его до такого состояния, кроме самого близкого человека – он потыкал пальцем в кнопки, набирая программу полёта до аэропорта, но авиалетка не сдвинулась с места, а в салоне раздался дружелюбный женский голос:

– Пожалуйста, нажмите большую зелёную кнопку номер один и прослушайте инструкцию по набору программы полёта или позовите дежурного механика-водителя, он с радостью доставит вас в нужное вам место.

Командир в ярости едва не хватил кулаком по панели. Чёрт, да разве можно доходить до такого. Видел бы его сейчас кто-нибудь. Он подозрительно выглянул в окошко на механика, с любопытством наблюдавшего за ним, и сделал неопределённо прощальный жест рукой. Старик, обрадованный вниманием, в ответ улыбнулся и тоже помахал. Он перевёл управление на ручное, дождался, когда сядут зашедшие на посадку две авиалетки и, получив сигнал, разрешающий взлёт, мягко оторвался от земли. Он долетел до Гавани, заложил крутой вираж и, накреняясь, посмотрел вниз. Заходящее солнце золотило воду залива, у причалов теснились фрегаты, каравеллы, кто-то, задрав кверху голову, приветственно махал ему флагом с верхушки мачты. Вздымая буруны, к пирсу двигался какой-то тяжёлый корабль под надутыми разноцветными парусами. Он не мог определить какой именно, он разбирался только в космических кораблях. За всю жизнь его нога лишь дважды ступала на борт парусника, когда они с Жаклин как-то ясным летним днём совершали прогулку в Петергоф. Жаклин. Он полетел над Большим проспектом, решив в последний раз взглянуть на крышу своего дома. Больше он здесь не появится. На этот раз его решение твёрдо и бесповоротно. Внизу расстилался огромный город, а в голову лезли мысли, которые он никогда раньше не думал. Когда, интересно, у неё появится новый возлюбленный, он же для неё робот, а ей нужен живой человек. Мысли о том, что Жаклин во время разлуки может утешаться с кем-то другим, никогда не приходила ему в голову. Давным-давно, о, великие боги! как же давно это было, сжимая маленькой ладошкой его запястье, она шептала ему:

– Если у меня появится кто-то кроме тебя, я сразу же скажу тебе об этом, и ты сделай то же самое.

– У меня никого не появится, кроме тебя, – отвечал он также шёпотом.

– У меня тоже, но всё равно, Это наш уговор на всю жизнь.

Отсчёт своей супружеской жизни он вёл именно с тех умиротворённых ночных минут, а не от торжественного объявления об их решении стать женой и мужем. Верность Жаклин была для него так же бесспорна, как и то, что у него две ноги, а не три, лёгким нужен кислород, а не азот или угарный газ. Он ей верил, и этот вопрос был для него решён однажды и навсегда. Но теперь мысль о её новом возлюбленном, мешаясь с целой чередой нахлынувших обид, настырно лезла в голову. Свой дом он, конечно, пропустил. Впереди, вспыхивая золотом в последних солнечных лучах, в небо упёрся шпиль Петропавловского собора, по покрытому рябью широкому речному разливу к ночному пристанищу торопились парусные маломерки. Командир с всхлипом вздохнул и взял курс на аэропорт.

Ранним утром – Луна жила по земным суткам, а не своим – сняв в шлюзе скафандр и, приглаживая взъерошенные шлемом волосы, Командир входил в свою холостяцкую квартиру на Звёздном полигоне. В отличие от общего дома, его личное жилище было ультрасовременным и походило на каюту звездолёта. Никаких финтифлюшек и старинной мебели, только затрудняющей жизнь. Всё украшение квартиры составляло цветное металлизованное изображение семьи, сделанное в пору окончания Василием колледжа и занимавшее полстены в спальне. Под потолком в гостиной висел рельефный земной глобус, вокруг которого без устали летали искусно выполненные со всеми деталями первый искусственный спутник Земли и космический корабль Гагарина. Все остальные предметы в квартире предназначались для сугубо практических целей. Заботы о пище, одежде, наведению порядка были возложены на отслужившего свой срок в космосе и прошедшего восстановительный ремонт, звёздного робота Микки, одетого в старинный матросский наряд с тельняшкой, сияющей бляхой и клёшами.

«Казарма» – назвала его квартиру Жаклин, как-то соскучившись по нему и примчавшись нежданно-негаданно на Луну. Сейчас её объёмное изображение встретило Командира в гостиной на экране связи.

Он на минуту остановился у двери и на цыпочках, словно боялся спугнуть её, подошёл к экрану. Не дыша, он смотрел на усталое лицо жены, виноватое и обиженное одновременно. На Жаклин всё ещё было надето длинное вечернее платье, больше всех нравящееся ему. Вчера, перед его приходом, она специально надела именно это платье. Она сидела в кресле, потупясь, и перебирая пальцы, как маленькая девочка. “Чёрт, да она, наверное, ещё не ложилась!» – с раскаяньем подумал Командир. Сам-то он, добираясь до Луны на обычном пассажирском транспорте, полюбезничав с хорошенькими как на подбор стюардессами, прилично вздремнул то в ракетоплане, а потом в планетолёте, и чувствовал теперь себя достаточно бодро. Какая-то мыслишка копошилась в голове и укоряла за вспыхнувшую злость на жену.

Командир поспешно включил двустороннюю связь и сел в высокое жёсткое кресло против экрана. Жаклин подняла на него глаза, и лицо её оживилось.

– Джон, – сказала она торопливо, – я вчера наговорила тебе. Всякого. Ты забудь. Ладно?

– Ладно. Всё хорошо, старушка, – Командир почувствовал, как с души свалилась гнетущая тяжесть. Ему сразу стало легко, и на лице сама собой появилась улыбка. Жаклин улыбнулась в ответ.

– Мы снова вместе?

– Мы всегда вместе.

– Ты сделаешь то, что я просила? В первый и последний раз, – взгляд её стал жалобным, в глазах появились слёзы и губы мелко и беззащитно задрожали.

– Я сделаю, Жако. Обещаю, – твёрдо произнёс Командир, и сам удивился своему ответу. По-бабьи, ладонями, Жаклин вытерла глаза и, встряхнув головой, распушила волосы.

– Мы же вместе, Джон? – полувопросительно сказала она, взглядом и виноватым голосом испрашивая у него прощения за вчерашнюю вспышку.

– Конечно, Жако, мы всегда вместе, – он весело подмигнул ей. – Кстати, как там наша Морская Дева? Что-то давненько она мне не являлась, а вчера я не успел спросить.

– О! У нашей Девы всё прекрасно. Сегодня среди ночи явилась и чтобы разбудить меня, начала петь свои идиотские песенки. Представляешь? У неё прекрасное настроение, у них сколотилась прекрасная группа, все её замыслы прекрасно складываются. Представляешь?

– Представляю, если среди ночи явилась. А почему она сама не прилетела?

– У них прощанье с колледжем, на носу экзамены. Последние деньки юности. Ничего такого больше не повторится, – Жаклин не выдержала и рассмеялась. – Начинается скучная взрослая жизнь.

Командир фыркнул, покачал головой.

– Ясно. Что-то слишком долго они наметили прощаться. Молодёжка и университет по её мнению уже скучная взрослая жизнь, – и Командир с добродушной улыбкой опять покачал головой.

– Но перед твоим отлётом она обязательно прилетит к тебе на денёк. Когда это лучше сделать? Я сообщу её, она просила.

Командир присвистнул.

– Даже не знаю. Через месяц мы собирались начать испытания, а теперь приходится перекраивать график, всё летит кувырком. Навряд ли уложимся и в полтора месяца. Я, пожалуй, даже сюда не буду прилетать. На звездолёте уже есть оборудованные каюты. Во всяком случае, через месяц я сообщу.

Жаклин встала и потянулась всем телом, закинув руки за голову.

– Спать охота-а-а, – проговорила она.

Командир с удовольствием оглядел фигуру жены. Облегающее платье волнующе обрисовывало линию стройной ноги, из-под расклешённого подола выглядывал носок туфельки. Несмотря на прожитые с Жаклин без малого тридцать лет, это сочетание – обтянутых мягкой тканью бёдер и маленьких ступней, обутых в изящные лёгкие туфельки, по-прежнему будоражили кровь Командира.

– Но перед твоим отлётом мы побудем вместе? – она стояла, опираясь одной рукой о спинку кресла, и смотрела на него, наклонив голову и приоткрыв в скользящей улыбке губы.

Командир усмехнулся.

– А ты хочешь?

– А ты что, нет? – глаза её говорили о том, что она прекрасно поняла взгляд мужа, которым он только что смотрел на неё. – Или ты к себе в экипаж уже юную помощницу зачислил?

Командир рассмеялся весело.

– И даже не в единственном экземпляре. По одной на каждый день недели, все как одна собраны из одних выпуклостей, и у всех ноги прямо из плеч растут. Где ты будешь, дома?

– Нет, я возвращаюсь в Калькутту.

– Хорошо, я сообщу тебе, когда освобожусь, и мы устроим прощальный вечер, только ты и я.

– Ты привезёшь мне цветы, и мы будем танцевать при свечах, и на руке у меня будет букет роз.

– Договорились. Ты наденешь опять это же сиреневое платье, кулон из электроника с Шивой, а в волосы вплетёшь жемчуг. – Туалеты жены были слабостью Командира.

– Да, я надену это же самое платье, которое ты вчера даже не заметил.

– Как же не заметил. Ты им очень выразительно прошуршала мимо моей головы, – ответил Командир и рассмеялся.

Жаклин посмеялась над собой вместе с мужем и попросила:

– Только, ради всех богов, не надевай свою униформу, видеть её не могу.

Они помолчали, разговаривая взглядами, и Командир сказал со вздохом:

– Ну, пока?

– Пока, – Жаклин подняла руку и протянула её ладонью вперёд. Командир поднял свою и положил ладонь на экран, туда, где была рука Жаклин.

4

Получив отрицательный ответ на своё заявление, Василий не замедлил примчаться к отцу на полигон.

Набор добровольцев начался, когда он ещё сидел в рубке звездолёта. Вернувшись из полёта, пробыл сутки с матерью, как обычно встретившей сына в космопорту. Отца он видел мельком. О чём говорить? Вернулся, жив, здоров, как-нибудь выберут вечерок, поболтают о том, о сём, а сейчас отцу действительно было некогда. Мать другое дело. У неё опять рассыпался букет, в два ручья текли слезы, и она никак не могла оторваться от него. Ему еле удалось тайком послать из Космопорта заявление. Дома они сели за стол, уставленный разнообразными яствами, которыми можно было накормить половину экипажа звездолёта. Мать ерошила ему волосы, расспрашивала о здоровье и всё никак не могла наглядеться на своего первенца, вернувшегося из неведомой бездны. Про здоровье он отвечал, что хоть завтра в полёт, а если бы это было не так, он бы находился сейчас в госпитале, а не дома. Насчёт этого строго, разве она не знает. «Знаю, знаю», – отвечала мать и вздыхала. Они поговорили об успехах Ореста, похлопывая мать по руке, он пророчил брату славу на всю Ойкумену. Покачал головой, посмеиваясь над взбалмошностью Марины, опять сменившей жизненные планы. Дав матери полюбоваться на себя, на следующий день улетел на послеполётный отдых, на остров Крит. Дни проходили в ожидании ответа. Как положено, его во второй раз осмотрели врачи и, не найдя нарушений, посоветовали побольше бывать на солнце. Собственно, для этого он сюда и прилетел. Днём он загорал, занимался подводной охотой на больших серебристых рыб. Вечером с друзьями устраивали пирушки, на которых было вдоволь всего: музыки, вкусной еды, настоящей, а не закамуфлированной калорийной биомассы, тонких вин, жизнерадостных, изящных девушек. В его возрасте отец уже имел двух сыновей, а он всё ещё не насмеливался жениться. Отец пару раз уже выговаривал ему насчёт непутёвой жизни на Земле, но он отмахивался: «Я ещё не нашёл свою Недотрогу». Ответ всё не приходил.

А данные о нём уже собрал компьютер, просеял через отборочное сито и принтер выдал распечатку, которая, дожидаясь своей очереди, лежала среди сотни других. Всё-таки он опоздал, добровольцев уже набрали в достаточном количестве, думал он, получив отказ, и решил попытаться с помощью отца добиться пересмотра своего заявления.

В диспетчерской полигона он схитрил, сказав, что прилетел попрощаться с отцом перед отлётом. Дежурная связистка, окинув рослую фигуру молодого человека оценивающим взглядом, попыталась завести разговор, но сейчас ему было не до девушек. Дождавшись утвердительного ответа, что ему откроют дверь, он поспешил на транспортную площадку и, оседлав скутер, добрался до залитой ярким светом серебристой махины звездолёта.

Отца он нашёл на инженерном этаже. Командир находился в самом эпицентре монтажных работ, и обстановка не позволяла вести серьёзную беседу. Он велел сыну ждать его с ужином, а пока предоставил возможность самостоятельно удовлетворять собственную любознательность.