Яблони в цвету. Книга 1. Братья по разуму

Тесный мирок, в котором проходил обратный полёт, сблизил оставшихся в живых звездолётчиков, у них постепенно появились родственные чувства друг к другу. Командир ощущал изменения, происходившие в нём, он словно помягчел душой и чувствовал, – эти изменения останутся в нём навсегда. У Коростылёва родственное доверие к Командиру выражалось в том, что он периодически говорил ему грубости, чего никогда не сделал бы раньше. Но Командир был не барышней, понимал, что к чему и коростылёвские дерзости скатывались с него, как морские волны со скалистого утёса. Ему даже нравилась ирония Коростылёва, порой довольно злая и едкая. Она подстёгивала мысль и заставляла искать новые доказательства своей правоты.

– Сегодня пьём цитрусовые коктейли, шоколад и едим мороженое, – весело объявила Алла, вкатывая в командирскую каюту поблёскивающий голубой эмалью термошкафчик.

Коростылёв уже сидел в затемнённом углу и, повернув к себе переносной блок с экраном, сражался с компьютером в шахматы. Командир стоя наблюдал за его потугами и пытался заключить пари, до какого хода тот продержится.

– Ладно, дядя, завтра доиграем, – сказал Коростылёв и отправил недоигранную партию в память. – Мне всего в одну посуду, – сообщил он Алле.

– Тогда начнём с шоколада, – засмеялась она и поставила перед ним чашку с густой горячей смесью.

Оценка экспедиции мучила не только Командира, Коростылёва снедали те же мысли. Гибель товарищей отзывалась в нём болью, становившейся нестерпимой, когда он думал о них, оставаясь в одиночестве. Клэр держала его постоянно. Ему казалось, найди он оправдание их смерти, вернее не оправдание, ощутимый результат или выигрыш в чём-то, эта боль не была бы такой всеобъемлющей и невыносимой.

Земляне давно не вели войн и забыли их законы. По этим законам одни, без единой царапины, проходят самое пекло, другие, не добравшись до района боевых действий, гибнут от осколка шального снаряда, выпущенного наобум за десяток-другой километров.

В душе Коростылёв считал себя виновником гибели Клэр. Её и Штокмана. Если бы он не был таким самоуверенным и не полагался только на себя, она осталась бы жива. Но он злился из-за её страхов и предчувствий и не доверял Клэр ничего серьезного. На радиостанции должна была работать она, а ему следовало находиться в коридоре. Тот бой сложился бы совершенно иначе. Он не думал, что бой мог протекать так, что он погиб бы в первую же минуту, и тогда участь Клэр была бы хуже смерти. Они оба могли погибнуть ещё в первом бою у звездолёта, их могли накрыть ракетопланы, не отключи он вовремя антенны. За время их скитаний по Спутнику могли произойти десятки случайностей, из-за которых она бы погибла значительно раньше или погибли они оба. Но он не думал так. Он помнил, каким был в последние часы жизни Клэр и не мог простить себе этого.

Примерно так же он думал о смерти Штокмана. Не надо было сажать корабль или после их выгрузки с Клэр, сразу же поднять его. Ведь, кроме вездехода, у них была ещё малютка. Он не думал о том, что Штокман был далеко не мальчиком, а пилотом космического корабля и его технические возможности и характеристики знал лучше него. Не прояви Штокман беспечность, он мог бы избежать смерти. В корабль попала не самая первая ракета и, следи он за экранами, мог бы взлететь в аварийном режиме в начале обстрела. Коростылёв же думал о том, что взялся руководить, не имея к этому способностей, не предусмотрел всех вероятных случаев, и своей самонадеянностью погубил товарища.

Он спросил у Командира напрямик, отставив рассуждения в сторону:

– В чём ты видишь результаты нашего полёта?

– Если брать чисто практические результаты, мы знаем ситуацию на Планете, знаем, что делиться своими достижениями надо с осторожностью, следить за тем в чьи руки попадают наши знания. Мы помогли остановить гибель цивилизации. И третье, инопланетяне убедились – воевать с Землёй это бессмысленная авантюра. Сомневаюсь, что кто-нибудь ещё решится на это. Посещение Планеты было необходимо, к сожалению, не обошлось без жертв. А если брать в широком смысле – в утверждении Добра, я уже говорил на эту тему.

– Да, конечно, мы разрушили систему Планетной Обороны юолинцев, направленной ими против своих сородичей. Это можно было сделать, не отдавая взамен человеческие жизни, ещё мы везём с собой определённый запас знаний о чужой цивилизации. Их тоже можно было почерпнуть, не тратя на это ни чьих жизней. Да, мы сотворили много добра, заплатив за него очень дорогую цену.

– Я имею в виду не это. Я так думаю, что люди ещё раз доказали своё право на существование.

– А что, – в голосе Коростылёва звучал такой сарказм, что Алла не донесла до рта ложечку с мороженым и опустила её назад в серебряную вазочку, – по-твоему, нам надо это постоянно доказывать?

– Видишь ли, если смотреть в корень вещей, человечество существует до тех пор, пока существует Добро. Если вдруг Добро исчезнет, человечество захлестнёт Зло, и оно попросту не сможет выжить. А Добро существует до тех пор, пока люди готовы жертвовать для него всем, в том числе и своими жизнями.

– Хм-м, – Коростылёв покачал головой, – очень интересное у тебя Добро получается, если оно требует в свою честь кровавых жертв. Такое Добро хуже Зла, со Злом, по крайней мере, всё ясно, зло оно и есть зло, а тут Добро и жертвоприношения. Что ж это за Добро такое?

– Никаких кровавых жертв во имя Добра приносить не нужно, иначе оно превратится в свою противоположность. Добро требует готовность к самопожертвованию, вот что ему требуется – готовность! Люди доказали, что роскошная жизнь, которую они создали у себя, нисколько их не разнежила и не умалила в них готовности. Поэтому я и говорю тебе, что бессмысленных жертв во имя Добра не бывает. Бессмысленные жертвы приносят Злу, потому что оно само бессмысленно. Добро даёт жизнь, а Зло – небытие, жизнь имеет смысл, а небытие нет. Самопожертвования во имя Добра бесконечны и вечны. Именно поэтому Добро всегда побеждает, Злу только кажется, что оно одерживает верх. У него совсем другие критерии, чем у Добра, его победы кажущиеся. Это торжество временщиков над вечным, но это абсурд. Триумфы временщиков уходят вместе с ними, какими бы всесильными они не казались современникам. Борьба Добра со Злом не исчезает бесследно, память о ней живёт с людьми, пока они живут на белом свете. И Джордано, и Жанна всё так же всходят на костёр, Зоя Космодемьянская с петлёй на шее кричит: «Это счастье – умереть за свой народ!», Пётр Шмидт поднимается на мостик приговоренного к расстрелу крейсера, а, а Маленький принц всё так же ждёт своего друга, – закончил Командир неожиданно.

– Жили и Джордано Бруно, и Шмидт, но была ещё и старушечка с охапочкой хвороста, были и любители симметрии траяны, и людоеды-гитлеры, и развесёлая семейка вурдалаков романовых, значит, они тоже живут вечно и участвуют в вечной борьбе? Так, получается? – спросил из полумрака Коростылёв. Иронизировал он уже из принципа.

– Вот тут ты ошибаешься. Дух Зои Космодемьянской, Джордано Бруно, Петра Шмидта живёт в людях, в чём мы недавно убедились, а вот дух тех, кого ты назвал, давно развеялся, их имена люди помнят как проклятья. Назови хоть одно имя члена суда инквизиции или трибунала, отправивших Джордано Бруно на костёр и приговоривших Петра Шмидта к смертной казни. Ты этих имён и слышать не слышал, а ведь они были всесильными людьми, вызывавших трепет у окружающих. Но они были временщиками. Наши погибшие товарищи станут символами Добра на Планете. Для будущего контакта они сделали гораздо больше, чем сделают после них. Они показали инопланетянам готовность землян к самопожертвованию и посеяли семена доверия к нам. Вот что я думаю о результатах нашей экспедиции, – сказал Командир и в два глотка выпил стакан цитрусового коктейля. – Если ты всё ещё ищешь конкретику, могу привести пример, сделай из него вывод об осмысленности или бессмысленности самопожертвования. Вы оба, конечно, помните о Фрэнке Готвальде?

– Это тот, который покончил с собой, потому что в спасательном катере не хватало на всех места? Это, в каком году было? Лет двадцать, двадцать пять назад?

– Двадцать два, – уточнил Командир, – да, их планетолёт терпел аварию, вот-вот должен был произойти взрыв, космонавтов было девять, а мест в катере восемь, и то с перегрузкой, больше он просто не мог вместить. Готвальд заявил, что останется на корабле, с ним заспорили, время шло, могли погибнуть все и, чтобы прекратить споры, он убил себя из бластера. Как, по-твоему, это осмысленное самопожертвование?

– Да, в его смерти имелся смысл.

– В смерти никакого смысла не было, смысл был в самопожертвовании. Слушайте дальше, то, что я расскажу, из-за этических соображений не афишировалось. Об этом знают немногие, и из тех же соображений, я не называю имён. Их корабль не взорвался. В компьютере была ошибка, человек, по чьей вине компьютер сработал неправильно, в тот момент не знал об этом и спасался вместе со всеми на катере. В чём заключалась ошибка и имени этого человека я не называю, у него осталась семья, поэтому о второй половине дела не упоминалось.

– Какой ужас! – прошептала Алла.

– Что потом было с виновником происшествия? – спросил Коростылёв. – Не хотел бы я оказаться на его месте, – он передернул плечами. – Уж лучше на месте Готвальда.

– Он перенёс тяжёлое психическое расстройство, потом добровольно удалился на Остров. О дальнейшей его судьбе я не знаю, там он или вернулся, мне неизвестно. Так что ты на это скажешь?

– Тяжёлый случай, что ж я ещё скажу, – ответил Коростылёв в раздумье.

Глава 3

1

Наступил день и час, когда на исследовательском этаже прозвучал общий вызов в главную рубку. Коростылёв, не включая видеосвязь, тревожно спросил в переговорник:

– Что случилось, Командир?

– Забирай Аллу и быстрей сюда, – не вдаваясь в подробности, ответил Командир каким-то незнакомым голосом.

Алла уже ждала в коридоре. Подхватив девушку под руку, он заторопился к лифту. Командир стоял рядом с экраном и разговаривал. В первое мгновение Коростылёв подумал, уж не помутился у того рассудок, такие случаи бывали. Алла сказала: «Ой!» и вцепилась ему в рукав, прихватив кожу. Экран показывал рубку чужого звездолёта, заполненной бородатыми мужчинами в серебристых комбинезонах с синей полосой.

– Это патруль «Варяг», – объяснил Командир, оборачиваясь к вошедшим, – вас они ещё не видят, связь запаздывает.

От изумления у Аллы округлились глаза.

– Далеко до них? – спросила она шёпотом.

– Достаточно близко, чтобы поговорить, и достаточно далеко, чтобы слетать в гости. – Коренастый крепыш с проседью в бороде, очевидно, назадавал кучу вопросов, и Командир вернулся к экрану. – У нас всё нормально, мы уже приспособились и доведём звездолёт сами, помощь не требуется. В ближайшее время инопланетяне в Ойкумене навряд ли появятся.

В рубке на экране началось оживление. Бородачи разулыбались и, подняв руки в приветственном жесте, дружно проскандировали:

– Варяги приветствуют вас, громовержцы! С возвращением!

Коростылёв ответно поднял руку, а Алла захлопала в ладоши и бросилась ему на шею, расцеловав в обе щёки.

– Ты их целуй, а не меня! – засмеялся Коростылёв.

Бородачи ликовали не меньше Аллы. «Мы ждём вас уже месяц!», «Прилетайте в гости!» – неслось с экрана.

Командир удовлетворил самый первый, вполне понятный жгучий интерес к полёту «Громовержца» и настала очередь бородача. Спрашивали его несколько минут назад и ответы, казалось, звучали не совсем к месту.

– Звездолёты начали строить сразу же после вашего отбытия. Сейчас готовы или почти готовы, три штуки класса «Громовержец» с некоторыми модификациями. Пришлось задержать развёртывание некоторых космических программ, чтобы ускорить их постройку. На всех планетолётах установлены определители ядерных зарядов, для звёздных роботов разработаны специальные блок-схемы со штатным расписанием защиты людей на Планете. Для передвижения на ней сконструированы «осы». Это нечто среднее между авиалеткой и малюткой с лазерным оружием и системой выбора цели. К отлёту готовятся несколько экипажей. Сейчас они проходят тренировки по нашей программе, плюс боевая подготовка. А вот с женщинами получилась осечка. Самые ретивые представительницы якобы слабого пола, – борода у главного варяга странно задвигалась, – обратились в Комитет по правам. Вердикт в их пользу – женщины имеют право участвовать в полёте, но командиры обязаны обеспечить им безопасность. Очень ты задел женское самолюбие своим предложением. Отправку решили задержать до вашего возвращения. Совет хочет выработать политику в отношении Планеты и ждёт твоего мнения. Всего не перескажешь, – главный варяг улыбнулся и развёл руками.

На этом первый сеанс связи закончился. Весть о возвращении «Громовержца» облетела всю Ойкумену и неслась впереди стремящегося домой звездолёта. Теперь во время дрейфов кто-нибудь обязательно слал свои приветствия, наперебой выходили на связь совершающие регулярные полёты рейсовики и поисковики, возвращающиеся из дальних странствий, станции космической связи осваиваемых планет.

Звездолёт приближался к Солнечной системе и шёл с досветовой скоростью. Прыжки закончились, полёт совершался в автоматическом режиме, но Командир собирался полностью переселиться в рубку, теперь кому-то требовалось нести постоянную вахту. Они в последний раз собрались в его каюте и ради такого случая, он налил всем по несколько глотков коньяка.

– Алла протянула Командиру продолговатую тарелочку, наполненную геометрическими фигурками шоколада.

– Возьмите, Командир.

Он взял пятиугольник и поблагодарил кивком. Коростылёв брюзгливо проворчал:

– Вели ей обращаться к себе на «ты», что за церемонии!

– Да я уж сколько раз говорил. Ты слышала, что Олег сказал? – он строго посмотрел на притихшую девушку.

Ей казалось, что Командир видит её насквозь и при упоминании имени Олега, Алла покраснела, потупившись, и тихо проговорила:

– Хорошо, я буду говорить вам «ты». – Радость возвращения мешалась у неё с печалью разлуки, и она сама не знала, какое чувство сильнее.

Коростылёв выпил коньяк, положил в рот дольку шоколада и, прожевав его, сказал с сожалением:

– М-да, хорошего понемногу. Командир, ты перестань мельтешить, пожалуйста, присядь на минуту. Я вот, что хотел сказать, полёт наш идёт к концу, и я хочу, чтобы ты знал. – Командир сел в кресло посреди каюты и внимательно посмотрел на Коростылёва. – На Земле тебя притянут на Суд Чести…

Командир остановил его жестом.

– Не надо так говорить, Олег. Не притянут, а призовут. В суде заседают умные, порядочные люди, повидавшие свет, которых я уважаю. С любым вердиктом, который они вынесут, я буду согласен.

– Ты будешь, согласен, а я нет. Я хочу, чтобы ты знал. Если тебя сошлют на Остров, я дойду до Президента, выступлю по Всеобщему экрану. Как бы наш Президент не был велик и занят, ему придётся выслушать меня.

– Олег, не надо так горячиться. Президент примет тебя в любом случае. Это право каждого гражданина. Про суд я тебе сказал и скажу больше. Если даже его не соберут, я буду настаивать, чтобы его собрали. Суд расставит все точки, а если его не будет, останутся недомолвки. Я этого не люблю. Всё должно быть ясно, виноват, значит, виноват, если чист, значит чист.

– Хорошо, это твоё дело. Но я хочу, чтобы ты всё-таки знал, если тебя отправят на Остров, я поеду с тобой. Мы будем до конца вместе. Ты мне, как брат, старший, опытный, но если тебе придётся худо, я буду с тобой.

– А я? Про меня вы забыли? Я что же, не в счёт?

Они обернулись на командирское ложе и рассмеялись. Они действительно забыли про Аллу.

– А ты, сестрёнка, будешь писать нам душещипательные письма, и отправлять их на Остров с дельфинами.

«Сестрёнка» больно кольнула её, погасив робкую надежду, что вот при расставании у него шевельнётся хоть какое-то чувство. Она горестно сжала губы, но он этого не заметил.

От слов Коростылёва у Командира отлегло на душе. Сверлило его такое подозрение, что Коростылёв пусть не явно, а где-то подспудно таит на него обвинение. Умом он понимал, что поступал правильно и его не в чем обвинить, но сердцем… В сердце, будто сверху вниз всадили нож и кто-то, садистски ухмыляясь, время от времени проворачивал его вокруг оси.

– Ну что, обмен любезностями закончили? – грубовато спросил Командир, посмотрев на Коростылёва, и тот замялся.

– У меня к тебе просьба.

– Выкладывай, – сказал Командир, – уж как-нибудь справлюсь. Опять про робота?

– Дойдёт очередь и до робота, – по лицу Коростылёва пробежала тень и его выражение на глазах изменилось. – Дело в том, что я везу с собой Клэр. – Он подозрительно посмотрел на Аллу и Командира, внимательно глядевших на него. – Что вы так смотрите на меня? Да не чокнутый я, не чокнутый. Тогда, в блокпосту, когда её убили, я всё прощался и не мог проститься. Они меня и застукали во второй раз поэтому, – он зло усмехнулся. – Вот тогда я и решил идти на базу. Только ни о каком командном пункте я не думал. Я хотел найти и покарать главного убийцу. Про командный пункт сообразил уже потом, после допроса пленного, когда мы с Оскаром к базе летели, и я начал концентратор глотать. Перед смертью она просила, я обещал не оставлять её там одну. Я сжёг тело бластером и пепел, он в пакете от медикаментов. Его надо пронести через карантин. Я дезактивировал пакет, он безопасен, я проверил. А в карантине начнут допытываться, ещё отберут… Помоги пронести, – Коростылёв быстро посмотрел на Командира и спрятал взгляд.

Алла укоряла себя. У человека такое горе, – а она со своими чувствами! Сострадание к Коростылёву затопило душу, растворив жалость к самой себе, и она всхлипнула.

– О чём разговор, Олег, – Командир подошёл к Коростылёву и положил ему на плечо руку, встретив благодарный взгляд. – Мы же братья. Конечно, помогу. Ты отдашь пакет мне, а на Земле я верну его тебе. Я найду способ.

Вот оказывается, что находилось в том непонятном пакете, который они извлекли из кармана скафандра, когда беспамятного Олега доставили на звездолёт. Он тогда подумал, что в нём лежат образцы грунта, которые Коростылёв отобрал между делом и не стал его вскрывать. Хороши бы они были, если бы открыли пакет, а потом он и думать о нём забыл и уже сам Коростылёв забрал его.

Коростылёв облегчённо вздохнул, словно избавился от тяжести.

– Мне бы ещё Оскара вернуть, – сказал упрямо.

Командир поморщился.

– Что ты к нему так привязался? Обыкновенный звёздный робот, умная, но машина. Сказал же, я тебе на Земле другого дам.

– Мне другой не нужен. Оскар не машина, он не совсем машина и он помнит…

– Вот именно, что помнит. Хм. Знаешь, Олег, а ты задал хорошую загадку, – Командир вернулся в кресло и задумчиво помассировал подбородок. – Хм. Это дилемма. Когда мы вернемся на Планету, стычки с юолинцами неизбежны, а они пользуются не парализаторами. На массовые убийства мы, естественно, не пойдём, но и посылать людей на верную смерть никто не станет. Напрашивается единственный вывод. Да, наша экспедиция заставит на Земле многих призадуматься. Не всё прекрасно в подлунном мире, как говорили древние. Алла, – встрепенулся он, – налей-ка нам своего шедевра, он у тебя по какому рецепту сегодня?

– Виноградно-вишнёвый, – Алла соскользнула с ложа и, достав из эмалевого шкафчика, шейкер и стаканы, разлила напитки, – с добавлением сухого вина.

– Ты всё молчишь и молчишь, поделилась бы своими планами. Чем займёшься после возвращения? – спросил Командир.

– Я бы хотела продолжить начатую работу, – застенчиво ответила девушка. – В этом полете, я наконец-то определилась. Когда-то я мечтала стать нейрохирургом и улететь на Новые планеты. Я даже Молодёжку проходила в лечебном центре на Острове. Вот, потом я закончила общелечебный факультет, но на последнем курсе меня взяла какая-то робость, что я сделаю что-нибудь не так и погублю чужую жизнь. Факультет я закончила, но специализации никакой не проходила, к психологам не обращалась, а поступила на факультет сравнительной лингвистики. Полдня помогала в университетском медицинском центре, остальное время училась. Через четыре года мне присвоили степень бакалавра, – Командир с Коростылёвым переглянулись, – а ещё через год объявили набор в этот поиск. Почему-то все думали, что я толком не умею работать на компьютере. Но сравнительная лингвистика без компьютерного поиска просто невозможна, конечно, программы имеют свои особенности, но составлять их приходилось самой. Джой тогда сразу всё поняла. Вот, – Алла принуждённо засмеялась, – теперь вы всё обо мне знаете. Попробую устроиться в какой-нибудь институт Центра Контактов, если возьмут. Теперь, наверное, организуют особый – по Планете.

– Если возьмут! – фыркнул Коростылёв. – Да они тебя на руках носить будут. Затирать начнут, – ты только скажи, мы живо с Командиром разберёмся с кем надо.

– Спасибо, я всегда буду помнить о вас, и тебе, и Командире.

Теперь уже расфыркался Командир.

– Смотри-ка на неё! Она о нас помнить будет. Ты запиши мой код, и личный, и домашний, и чтобы я тебя не разыскивал по всей Ойкумене, а раз в месяц будь добра давать полный отчёт о своей жизни, и, вообще, приезжай в гости, как только захочешь. Смотри, розыск объявлю, – самой стыдно станет! – и он погрозил пальцем.

Вот, оказывается, в чём дело, ишь, тихоня. А он ещё удивлялся, как Алла – кок и докторский помощник, так быстро освоилась у пилотского пульта. Реветь-то она ревела, но бестолковой казалась только сама себе, он про неё так не думал.

Коростылёва о его планах Командир не спрашивал. С Земли приказали соблюдать режим дня, избавить от всяких нагрузок и беречь нервную систему, оградив от отрицательных эмоций, да и положительных тоже. Его уже ждут и разберутся с ним сами. Как же, беречь от перегрузок, если ни одна живая душа до сих пор толком не знает, что происходит во время прыжков.

2

Вслед за Командиром в рубку переселились и Алла с Коростылёвым. Командир использовал до максимума автоматику, приспособил для выполнения кое-каких команд на этаже двигателей звёздных роботов, и ему оставалось давать им указания, но, несмотря на все ухищрения, в режиме торможения и межпланетного полёта одному с управлением было не справиться. Сказывалась многодневная усталость, нервное напряжение и перегрузки. Полёт по Солнечной системе, представлявшейся площадью старинного города с оживлённым уличным движением, требовал неусыпного внимания. И, несмотря на требования врачей, он всё-таки привлёк Коростылёва к управлению звездолетом. Он иногда шутил, что их обратный полёт войдёт в анналы звездоплавания под заголовком: «Найдите нарушения инструкций и правил».

В рубке связи экран не гас ни на минуту. С Аллой переговорили по очереди все её земные родственники, Командира вызывала Жаклин, Коростылёву переслали сообщение с Новых планет и в ответ через Лунный ретранслятор переправили его неулыбчивое изображение с заверением, что у него всё превосходно, лучше и быть не может.

Лицо Жаклин исхудало, под глазами сквозь косметику обозначились круги. Они несколько минут смотрели молча друг на друга, и Командир спросил:

– Ты похудела, почему? Что-нибудь случилось?

– Нет, ничего. Все живы, здоровы, шлют тебе привет. Василий не встречал тебя? Он в патруле.

– Нет, его сектор далеко от нашего маршрута.

– Я знаю, просто подумала, может быть, – она закусила губу и Командир, протянув руку, коснулся экрана.

– Всё хорошо, Жако, всё уже позади. Я вернулся.

– Ты так изменился, Джон. У тебя лицо костлявое, – Жаклин улыбнулась сквозь слёзы. – Ты очень занят? Тебе некогда?

– Да, работы свыше головы. Ты же знаешь, экипаж…

– Да, да. Я всё знаю. Я не буду больше отвлекать тебя. Я жду на Луне, – шевельнув пальцами, она качнула поднятой кистью и экран погас.

Сильно досаждали прогулочные и туристические планетолеты. Ведомые не очень искусными пилотами, они пикировали на звездолёт, закладывали вокруг него петли, норовя взгромоздиться на какой-нибудь модуль. Раздражаясь, Командир порывался потребовать от Спасательной службы навести порядок на караванных путях, но потом решил не портить никому настроения, и только просил пилотов не вертеться у него перед носом. Желающим получить автограф, от которых не было отбоя, автоответчик посылал изображения всех троих у пилотских пультов, с пожеланием счастья и извинением, что они сейчас очень заняты.

Пришла минута, которую, затаив дыхание, ждала вся Земля. Они зафиксировались в пилотских креслах, и Командир отдал команду на посадку. Озаряя лунный ландшафт вырывающимся из дюз пламенем, «Зевс Громовержец» завершил полёт. В последний раз взревели двигатели и добрых четверть часа оставшиеся в живых три члена его экипажа сидели, не шевелясь, в креслах, пока с космодрома на борт не поступил тревожный запрос: «Громовержцы, вы в порядке?» Командир поднёс ко рту переговорник, подключённый к радиостанции и прошептал в микрофон: