Змеиные тропы. Летопись Подлунного мира

– Нет, ваше величество, – Эскур покачал головой. – Его преступление карается смертью согласно законам империи. И он должен лишиться жизни. Просто кровь не должна осквернить улиц Ариса. В этом я согласен с богами. Кровь преступника не должна касаться земли, по которой ходят ваши подданные. Я пойду. Мне надо напутствовать своих собратьев. Мы вымолим для него прощение у богов, и благословим в путешествие в подземный мир.

Вариар кивнул, вновь не обернувшись. Его взгляд все еще был прикован к городу и кроваво-красному отблеску в густом тумане, который натягивало с реки. Эскур быстрым шагом покинул императорские покои. Он выполнил волю богов и предостерег повелителя от кровавой расправы над собственным братом в границах великой столицы империи Мирэй, которую Вариар построил их милостью в кратчайшие сроки. Улицы все еще заливало кровавым светом, боги все еще показывали свое предостережение. Эскур был уверен, что странное явление закончится сразу же, как умрет Ээн, и умрет не в кольце городских стен, а на том холме, на который он указал повелителю. Император с трудом, но согласился с волей богов, что несказанно радовало верховного жреца, ибо он прекрасно знал отношение Вариара к любым богам, а в особенности к жрецам, которые начинали говорить от их имени, не имея на то права, и выдавали свои желания за их волю. Эскур серьезно рисковал, исполняя волю своих богов, которую они впервые явили своему служителю. Но он не мог поступить иначе. Принимая жреческое звание, он поклялся жизнью и смертью служить своему богу, милостивому и справедливому Уру.

Главные жрецы четырех богов замерли на ступеньках лестницы, ведущей в главный храм, ожидая Эскура, на их лицах застыло напряжение и нескрываемая тревога. Они смотрели на своего верховного жреца, как на последнюю надежду.

– Что сказал его величество о воле богов, которую явили они в величии своем? – выступил вперед жрец в черных одеждах.

– Все в полном порядке, Гуэль. Император принял волю богов. Казнь пройдет вне города, – устало произнес Эскур.

– Почему тогда до сих пор кровавый рассвет? – поежился жрец Ула. – Боги не верят ему?

– Он уйдет, когда умрет Ээн. И умрет не в городе. Почему я должен объяснять тебе эти простые истины, Гуэль? – в голосе верховного жреца прозвучало раздражение. – И император согласился с мудростью этого решения, ведь никому не хочется заливать кровью негодяя свой дом. Но хватит об этом. Давайте соберемся и отправимся к месту казни. Нам предстоит провести ритуалы очищения и напутствия в путешествие к вратам подземного мира.

– Я не уверена, что жрицам Уты и Уйи следует присутствовать при казни, – проговорила жрица в желтом.

– Не говори глупостей, Аанор, – покачал головой Эскур. – Ты же знаешь, как проводятся эти ритуалы. При их проведении должны присутствовать жрецы всех богов. И не надо бояться. Это законы империи, а мы приняли их, когда прибыли сюда и решили стать главными жрецами Мирэй и вести людей к мудрости и свету. Их законы, они как наши правила. Даже если они претят тебе, их следует неукоснительно соблюдать.

– Да, верховный жрец, прости мне слабость мою, – выдохнула жрица Уйи. – Вся эта кровь, что заливает Арис, заставляет меня дрожать от ужаса. Она пугает меня.

Она даже провела по стене храма пальцами, в опасении, что они окрасятся красным. Но руки Аанор остались чисты, ведь потоки крови были лишь оптической иллюзией, наведенной на них рассветным туманом.

– Давайте приготовимся. Солнце взойдет очень скоро, а мы должны быть на месте казни задолго до прибытия императора и осужденного, иначе его величество может поторопиться и выпустить жизнь из преступника до ритуала, – вновь попытался успокоить жрецов верховный жрец Ура.

– Тогда давайте отправляться, – предложил Гуэль, поежившись. – Мне слишком неуютно в Арисе сейчас, даже стены храма не спасают от этого навязчивого чувства. Кажется, что кровь стекает по стенам и внутри него.

– К тому же для обрядов нам ничего и не надо, – подхватила Аанор.

– Нам потребуются еще жрецы, – Эскур нахмурился. – Вы же знаете порядок. Отправьте посыльных в храмы, а сами мы пойдем уже.

– Да, верховный жрец, – хором отозвались все четверо.

Эскур отмахнулся от них и направился вниз по лестнице, поправляя свои и без того безупречные одежды. В своих кроваво-красных одеяниях он казался частью этого странного пугающего тумана. Горожане, направлявшиеся к месту казни, даже испуганно шарахались от этой призрачной красной фигуры, что выплывала на них из тумана, потом узнавали верховного жреца и складывали руки в просьбе благословить их и защитить. Эскур не отказывал. Он никогда не отказывал тем, кто веровал в Ура, в его милости. Он благословлял и успокаивал, и испуганные жители столицы переставали трястись, их взгляды вновь становились ясными, из них уходила тревога. К месту, выбранному богами, чтобы лишить жизни нарушившего законы империи человека, верховный жрец империи пришел уже в сопровождении сотен горожан, что вызвало сильное удивление у командира городской стражи. Ее немалый отряд обеспечивал порядок на месте казни, буквально взяв холм в кольцо.

– Молящийся за нас, благословите нас в нелегком ратном труде милостью Ура, – старший офицер снял шлем и склонил голову.

– Пусть Ур хранит тебя в твоем нелегком деле, – привычно произнес Эскур, затем помрачнев, спросил: – Кто исполнит приговор, командир?

– Пришлось выбрать палача из горожан, – пожал плечами командир, вновь водружая шлем на голову. – Но дело свое он знает, скот забивать рука опытная нужна. Надеюсь, он нам будет очень редко требоваться.

– Я тоже надеюсь на это, командир. Но сегодня ему придется потрудиться.

– Молящийся за нас, этот человек нарушил закон. А закон следует соблюдать, а коли нарушил его – безропотно принимать следующую за ним кару, – согласно кивнул офицер. – Идите к вершине, Молящийся за нас, император скоро прибудет, и тогда приведут осужденного.

– Благодарю, командир.

Эскур побрел на холм. Его согбенная фигура всем своим видом кричала о том, что на плечах верховного жреца империи лежит целая гора, которая придавливает его к земле. Время потекло очень медленно, словно попало в ловушку из вязкой патоки. Каждый шаг, который делал жрец, был словно по раскаленным угольям или острым гвоздям. Эскуру казалось, что кровь обильно течет из его израненных ступней. Он не думал, что это будет настолько тяжело, настолько выматывающе.

Когда он все же ступил на вершину холма, где в спешном порядке возвели грубо сколоченный помост, которому предстояло стать эшафотом, из Красных ворот показалась императорская процессия. Вариар возглавлял отряд собственной гвардии и соратников, когда-то пришедших в Арис вместе с ним, а теперь изъявивших желание присутствовать на казни. У них, выходцев из клана Сал, имелось на то больше прав, чем у всех подданных империи вместе взятых. Эскур был уверен: будь в городе все двадцать человек, с которых началась империя Мирэй, они бы сейчас следовали за Вариаром, чтобы своими глазами увидеть последние мгновения жизни Ээна. Но в столице их осталось всего шестеро. И все они сейчас приближались к месту казни. Следом за конной процессией из ворот вышел пеший отряд из пятидесяти разоруженных гвардией воинов клана Сал, которым предстояло смотреть на то, как судьба настигает их вождя.

Император въехал на холм на коне и, не произнеся ни слова, остановился рядом с верховным жрецом, замершим рядом с помостом. Эскур бросил быстрый взгляд на своего правителя и сглотнул резко вставший в горле комок: лицо Вариара стало похоже на страшную застывшую маску. Такие, Эскур слышал об этом, используют выходцы из Кси для нападения на врагов. Они должны вселять ужас в их души.

Не успел верховный жрец обдумать пугающий взгляд императора, как из Серых ворот показалась жреческая процессия, возглавляемая четырьмя высшими жрецами. За ними следовала телега с установленной в ней железной клеткой. В ней бесновался осужденный на смерть Ээн. Он лютым зверем кидался на прутья, стараясь вырвать их из пазов. Казалось, еще мгновение – и он вцепится в них зубами. Осужденный изрыгал какие-то страшные проклятья, грозил всем мирэйцам жестокими карами, что нашлет на них Бог-Солнце, которому поклонялись члены клана, ведь они нарушили древние обычаи Сал и решение самого бога. Но чем ближе становился эшафот, тем быстрее силы покидали его. Наконец он осел на пол клетки и принялся выть, как волки воют на луну, оплакивая свою жизнь.

Телега скрипнула, останавливаясь у подножия холма. Двое стражников попытались вытащить Ээна наружу. С первого раза это им не удалось. Осужденный вжался в дальний угол клетки, не желая выходить. Они провозились несколько долгих мгновений, вызвав недовольный взгляд Вариара. Затем один из стоявших в оцеплении стражников додумался ткнуть осужденного копьем, и тот буквально вылетел из клетки на руки двум его незадачливым товарищам. Стражники потащили свою сопротивляющуюся добычу вверх по склону, стараясь не обращать внимания на ее истошные крики и тщетные попытки вырваться. В конце концов Ээн рухнул на деревянный настил под ноги императорскому коню, направленный сильными руками своих конвоиров.

– Ты… – зашипел вождь клана Сал, когда поднял глаза на брата. – Божественное солнце покарает тебя, подлый ублюдок.

– Я не верю в него и его власть над моими людьми, – ледяным тоном ответил Вариар.

– А где твоя баба, братец? – Ээн резко переменился, когда увидел эшафот, на который ему предстояло взойти. Весь животный страх куда-то улетучился, уступив место наглой самоуверенности. – Я хочу посмотреть на свою собственность, а то, может, она не достойна постели вождя.

Вариар пропустил шпильку мимо ушей, кивнув Хлауду. Тот выступил вперед и развернул довольно толстый свиток.

– Самозваный вождь клана Сал Ээн, – зачитал он. – Вы обвиняетесь в предательстве своего брата, старшего сына вождя клана Сал, Вариара. Вы обвиняетесь в нарушении законов империи и посягательстве на императорскую корону без права на нее. Что вы можете сказать в свое оправдание?

– Обычай гласит, что это все мое. Все здесь мое! – прокричал Ээн.

– Значит, вам, самозваный вождь, нечего сказать. Тогда выслушайте приговор, вынесенный вам императором великой Империи Мирэй Вариаром Первым: согласно законам Империи Мирэй вы проговариваетесь к смертной казни. Приговор будет приведен в исполнение немедленно.

– Вы не посмеете! Вы не посмеете забрать мою жизнь! – взвыл Ээн, когда все те же двое стражников дернули его за цепи и быстрыми движениями прибили их к помосту. – Моя жизнь священна! Клан Сал отомстит!

– Клан Сал твоими стараниями теперь часть империи Мирэй, – Хлауд наклонился вперед и быстро зашептал на ухо Ээну. – Той самой Мирэй, которую извела ядовитая змеюка, твоя жалкая мамаша, чтобы попасть на ложе вождя и выплюнуть из своей пропитанной ядом утробы такого недоноска, как ты, – он распрямился и кивнул императору.

– Командующий Эльди, приказываю вам отправится в земли клана Сал и установить там законы империи Мирэй. Любого, кто будет сопротивляться – убейте. Мать этого человека заковать в цепи и притащить сюда. Мы будем судить ее, – велел Вариар.

– Слушаюсь, ваше величество, – склонил голову Эльди.

– И пусть весь путь эта змея идет пешком, – не отказал себе в удовольствии император.

– Слушаюсь.

Вариар кивнул Хлауду.

– Можете приступать к исполнению приговора, – велел тот палачу.

Никто не обратил внимание на то, как завыл и забился в истерике Ээн. Никто не обратил внимания на изрыгаемые им проклятья. Палач – сухонький мужичок с сильными руками – совершенно равнодушно посмотрел на приговоренного, достал длинный мясницкий нож и посмотрел на Хлауда.

– Согласно закону, казнь свершится путем обескровливания приговоренного, – возвестил тот и отступил назад.

Палач тут же наклонился над беснующимся Ээном и не без труда нанес два длинных пореза вдоль вен на руках. Приговоренный дернулся, выгибаясь дугой, насколько позволяли ему цепи. По рукам потекла темно-красная кровь, капая на помост и постепенно собираясь в лужи и впитываясь в дерево.

– Будь ты проклят, Вариар! Жаль, что я не прикончил тебя тогда! Ты…

Он не успел закончить, палач нанес еще один короткий удар, и Ээн захрипел, оседая на помост с перерезанным горлом. Вариар с ледяным спокойствием смотрел в глаза брата, в которых угасала жизнь. Жрецы затянули гимн, призывающий владыку подземного царства мертвых сжалиться над заблудшей душой, совершившей смертный грех: предательство родного брата. Воины клана Сал с угрюмой обреченностью смотрели на смерть своего вождя, ни один из них не испытывал сожаления по поводу страданий все более вяло сопротивлявшегося смерти человека. С каждой каплей красной жидкости, покидавшей его тело, взгляд Ээна становился все более пустым и тусклым. Кровь стекала по его рукам и шее, тяжелыми каплями падая на деревянный настил, пузырясь в ране на горле. Приговоренный хрипел, пытаясь что-то сказать, но лишь кровь булькала на его губах. Собираясь в большие багровые лужи, она просачивалась между досок, падая на землю. Казалось, что вместе с кровью из тела осужденного на смерть Ээна уходит и кровавый туман из города. Солнце полностью встало над горизонтом и осветило последние мгновения его жизни. Голоса жрецов взлетели к небу, прося для заблудшей души спасения. Ээн несколько раз дернулся и, наконец, затих, глядя черным пустым взглядом в ярко-голубое небо.

Вариар молча развернул коня и поехал обратно в город, но оглянулся, заметив, как тело его брата пытаются отстегнуть от помоста.

– Оставьте его, – приказал император, придержав коня. – Пусть лежит тут. Он не достоин быть погребенным. Ээн тот, кто пытался говорить от имени богов, не имея на то права. Пусть теперь смотрит на бога, чьим именем он прикрывался. Эльди, я хочу, чтобы все жрецы клана Сал были доставлены в Арис в цепях, как и мать этого недоноска.

– Слушаюсь, ваше величество, – гаркнул командующий армией, развернул коня и погнал его галопом в расположение армейского гарнизона.

Им предстояла непростая задача: сломить сопротивление клана Сал и справиться с бешеной женщиной, которую, как точно знал Эскур, сразу же обвинят в убийстве матери императора. Он не верил, что кто-то может быть настолько подлым, чтобы лишить жизни благородную женщину, которая способна была воспитать столь благородного и мудрого сына. Если бы не эта женщина, не было бы и империи ее имени. Эскур вздохнул, подумав, что все хорошо начиналось, а закончилось такими неприятностями. Но он сам выбрал себе правителя, а значит, будет следовать за ним и в мудрости его и в заблуждениях. Верховный жрец сделал знак всем остальным жрецам замолчать. Гимн – молитва о спасении – стих. Эскур пошел в сторону города, стараясь не думать об ошибках Вариара. В конце концов это было его обязанностью – не дать тому ошибиться, или вымолить для него прощение у богов.

***

Третий месяц осени амлар. Двадцать восьмой день месяца.

4 год от рождения империи. Арис.

Хлауд смотрел в воды Кивара, который откликнулся на стихию, захватившую Арис. Они почернели, налились гневом и набрасывались на пристани с особой яростью, словно желали непременно разрушить ее и унести в океан. Свинцовые тучи нависли над городом, давя на него всем своим немалым весом. То и дело небо вспыхивало от рассекавших его молний. Они на один короткий миг заливали мертвенно-белым светом городские улицы. Все горожане сидели по домам, стараясь не высовывать даже нос наружу. Не работали даже вечно открытые в столице таверны. Хлауд с сожалением посмотрел на бокал дамийской Черной крови у себя в руке: приходилось опустошать собственный винный погреб, вместо того чтобы спокойно посидеть за столиком в прекрасной таверне в компании старых друзей, обсудить последние новости, построить планы. Даже если их узнавали в лицо, никто не осмеливался побеспокоить благородных гостей.

С момента казни Ээна прошло четыре долгих месяца, и вот-вот должен был вернуться Эльди с пленниками. Эшафот так и не разобрали, впрочем, тело самого Ээна тоже не убрали. Его растащили вороны и бродячие собаки, оставив лишь жалкие останки, закованные в тяжелые цепи. Теперь эшафот был готов принять следующего преступника, приговоренного к смерти. Он получил имя. Пугаающее мирэйцев имя – Черный холм. Хлауд невольно поежился, вспоминая конвульсии приговоренного. Тот все пытался дотянуться до горла, остановить неудержимо уходящую из тела кровь, но не мог этого сделать. Короткие цепи, удерживавшие его, не позволяли поднести руки к широкой ране на шее, в которой булькала и пенилась кровь. Но даже если бы у него получилось дотянуться, это не помогло бы. Не спасло бы его никчемную жизнь. Палач оказался мастером, он быстро и надежно вскрыл вены Ээну, позволяя крови стекать на помост, собираясь в большую, воняющую металлом, темно-красную лужу. Даже горло было перерезано особым образом, делая смерть жертвы мучительной и, насколько это возможно при таком способе, долгой. Насколько Хлауд знал, главным имперским палачом стал бывший забойщик скота, некогда ловко умерщвлявший животных, которые потом отправлялись на прилавки мясных лавочек. И он хорошо знал, как убить человека. Несмотря на щуплый вид, он оказался сильным, даже мощным, и был вполне способен отрубить бычку голову одним ударом. Чего уж говорить о человеке. Многие воины имперской армии и гвардии императора изумлялись его умению, ведь они не понаслышке знали, что значит рубить кости. Однако способ казни за измену был проще, но страшнее, нежели банальное обезглавливание. Хлауд даже не мог представить, каково это лежать и чувствовать, как капля за каплей из тебя утекает жизнь. Это была еще одна пытка для предателя.

Глава Имперского совета сделал еще один глоток вина, продолжая задумчиво взирать на ярящуюся реку, на беснующуюся природу. Накануне прибыла его невеста, прекрасная полуэльфийка Театлин, единокровная сестра Лоэналя Аминирах Вирата, дева без права на семейное имя и благополучную судьбу. Хлауд улыбнулся уголками губ, вспоминая их первую встречу. Девушка обладала не только прекрасной эльфийской внешностью, но и сильным характером. Она не опустила взгляд, как это было принято в эльфийском обществе, а внимательно и твердо посмотрела на Хлауда своими фиалковыми очами и заявила брату: «Подходит». Это вызвало у Лоэналя приступ неудержимого хохота, что сдержанному и обычно невозмутимому эльфу не было свойственно. Он вообще как-то расцвел рядом с сестрой, стал открытым и светлым, исчезла его привычная презрительная складка у губ, из взгляда ушла надменность. Он лучился любовью к сестре. И в глубине взгляда появилась искорка, какая может быть у хищника, защищающего свое логово и детенышей. Эта искорка удерживала на расстоянии мужчин, окидывавших Театлин полными вожделения взглядами. Все они смотрели издалека, не решаясь подходить к ней ближе.

Приятные мысли главы Имперского совета о том, что теперь в его постели будет красивая и достойная бога женщина, прервал звук открывшейся двери и осторожное покашливание. Хлауд обернулся, с трудом оторвав взгляд от потемневшей реки, и внимательно посмотрел на слугу, посмевшего прервать его размышления.

– Ваша милость, прибыл гонец из дворца, – равнодушным тоном возвестил тот. – Сообщил, что армия возвращается и вам надлежит прибыть к императору немедля.

– Спасибо, Тихоня.

Раб поклонился и тут же исчез за дверью. «Что ж, утро обещает быть не столь томным, как хотелось бы», – подумал Хлауд, оставляя недопитый бокал на низком столике из черного дерева с агатовыми вставками и направляясь к выходу из своей резиденции. Он стал ценить красивые вещи, чем удивил даже себя. У дверей особняка его уже ждала оседланная лошадь, на которой он довольно быстро добрался до дворца, несмотря на запруженные народом улицы. Все желали посмотреть на суд императора над этими странными людьми, которых только что проволокли по улицам столицы. Жители Ариса были любопытны, и потому площадь перед входом во дворцовые сады была заполнена под завязку. Конь Хлауда с трудом прокладывал себе дорогу, распихивая людей грудью. Они было начинали возмущаться, но тут же замолкали, узнавая герб главы Имперского совета на конской сбруе, и склоняли головы в почтительном приветствии. Его уважали.

Когда он, наконец, добрался до ворот, к нему присоединились Лоэналь и Театлин, вырвавшиеся из удушающих объятий толпы. Им повезло меньше. Великого зодчего империи Мирэй узнавали с трудом: слишком сложны были гербы эльфийских аристократов, в том числе и Лоэналя: листовидное деление герба на два поля – серебряное и зеленое с летящей серебряной птицей на зеленом поле и зеленой на серебряном. Но узнав самого эльфа, люди пропускали его без разговоров, расступаясь на удивление быстро для такой плотной толпы. Хлауд приветственно кивнул другу и своей невесте, та в ответ улыбнулась. И эта улыбка была настолько теплой, что глава Имперского совета даже задохнулся от внезапно нахлынувших незнакомых чувств: откуда-то из глубины души поднялась радость и захлестнула его потоком счастья, сметающего все на своем пути. «Наверное, это и есть то, что трубадуры зовут любовью, старик», – улыбнулся он про себя.

За последние полтора месяца, что Лоэналь активно трудился над тронным залом, тот сильно преобразился. Стал более величественным: стены из бело-розового мрамора получили вставки из того же материала, только черного цвета, которые были выложены в форме фигур на гербе Вариара; вдоль стен шли колонны, образующие ниши, где стояли статуи отважных воинов и прекрасных дам. Любому, ступившему на бело-черный пол, плиты которого складывались в звездчатый узор, казалось, что он попадает в обитель богов, и они сами вот-вот сойдут с пьедесталов и преклонят колена перед императором. На небольшом возвышении, куда вели пять широких ступеней, стояли два трона, светящиеся в лучах солнца, падающих через витражи под потолком тронного зала. Их высота была в два обычных этажа, и это производило дополнительное впечатление. Троны императора и императрицы представляли собой настоящие произведения искусства. Талантливый резчик по камню изобразил двух вздыбленных единорогов, поддерживающих спинку кресла, подлокотники тоже были сделаны в виде этих животных, и казалось, что императорская чета гладит их спины. Хлауд усмехнулся, наблюдая за тем, как Театлин изучает царящее тут великолепие. Ее глаза буквально светились, впитывая каждую частичку красоты и изящества тронного зала.

– Твое творение, брат мой? – с восхищением рассматривая резные виноградные лозы, увивающие мраморные колонны, спросила Театлин у Лоэналя.

– Конечно, дорогая, – улыбнулся тот. – Люди слишком грубы, чтобы создавать столь тонкие и изящные вещи. Но они учатся.

– Конечно, так они не могут, – хмыкнул Хлауд. – Нам никогда не достичь уровня эльфийских мастеров. Ведь у нас почти нет времени, чтобы совершенствовать свое мастерство.

– Я вам давно об этом говорю, старый друг, – едва заметно поклонился Лоэналь.

– Вы меня разыгрываете, – притопнула ножкой Театлин. – Я так и знала.

Мужчины усмехнулись, глядя на прекрасную девушку, что недовольно нахмурилась и явно собиралась им высказать все, что она думает по этому поводу, но не успела. В зал вошел император, и все приветственно склонились пред ним. Вариар был облачен в красно-золотые одеяния, на голове его была корона, лицо же выражало суровую решимость, и больше напоминало маску.

– Пусть введут обвиняемых в преступлениях против короны, – голос императора был суров, а каждое слово было словно тяжелая мраморная плита, что падала на головы придворных с потолка.

Высокие резные двери распахнулись, и двое гвардейцев с трудом втащили в залу визжащее и машущее руками и ногами нечто. Следом вошли десять человек в грязных жреческих одеждах служителей божественного Солнца. Их охраняли два десятка императорских гвардейцев. Последним в залу вступил Эльди в полном боевом доспехе со шлемом в руке, за ним следовал юный знаменосец пятого лохоса имперской армии: на черном поле реяла серебряная чайка. Медленно, словно сквозь сгустившийся плотный воздух, странная процессия достигла подножия трона. Возглавлявшие ее гвардейцы с огромным трудом поставили на колени женщину, которую тащили. Она продолжала сопротивляться, тряся длинными сальными космами черного цвета и гремя цепями, что сковывали ее руки и ноги. Её, пожалуй, можно было назвать красивой, если бы не неопрятный вид и безумный блеск темных глаз. Со жрецами все получилось проще, каждого ударили под колено, и они тут же свалились ниц перед императором. Эльди прошел вдоль них и остановился у возвышения, опустился на одно колено и склонил голову.

– Поднимитесь, командующий лохосами, – милостиво разрешил император. – Вы точно и верно исполнили мой приказ. Я благодарю вас за это.

– Я дышу, чтобы служить империи Мирэй и моему императору, – отозвался ставшей традиционной для воинов и гвардейцев империи фразой Эльди, поднимаясь на ноги.

– Глава Имперского совета Хлауд, огласите этой женщине обвинения против нее, – теперь голос Вариара безжалостно бил по нервам.