Змеиные тропы. Летопись Подлунного мира

Дверь с шумом открылась под нетерпеливой рукой Лейв, она не смогла удержать ее, и та громко стукнулась о стену, заставив мужчин поднять глаза на женщину с ребенком на руках, решительно переступившую порог комнаты, куда никто не осмеливался заходить без разрешения. Вариар пытался справиться со своим удивлением, ведь такое поведение не было свойственно его кроткой жене.

– Корабль, – выдохнула Лэйв, пытаясь перевести дух, и не давая мужу осознать происходящее. – Боевой корабль. У пристани.

Вариар и Хлауд не стали задавать лишних вопросов и буквально сорвались с места. Лейв поспешила за ними. Она понимала, что рискует, поскольку война не для женщин, во всяком случае, подобных ей, но не могла она и оставить мужа один на один с опасностью, которая угрожала им двоим, их дому. Она крепче прижала к груди начавшего успокаиваться Миалла, приговаривая:

– Все хорошо. Не бойся, мой маленький, отец тебя защитит. Вариар нас защитит. Нам ничего не угрожает.

На пристани застыл в боевом порядке небольшой отряд телохранителей правящей четы Ариса, которых Хлауд называл гвардией. Они выставили перед собой копья, направив их на корабль, который уже причалил и спустил сходни. Гвардейцы ожидали нападения, которое они готовы были остановить даже ценой своей жизни. Над городом пролетел тревожный набат. Вариар нахмурился и положил руку на рукоять меча.

– Так-то ты встречаешь друзей, Вариар, – раздался с палубы насмешливый голос. – Копьем и мечом?

Тот как-то сразу расслабился, сделал жест рукой, приказывая телохранителям разойтись.

– Сёрен, что за неожиданность? – воскликнул Вариар. – Переполошил весь мой двор. Напугал супругу и ребенка.

– Хотел тебе показать, что наш корабль хорош. Не ожидал такого приема. Прости меня, Лейв.

Сёрен быстро сбежал на пристань и сграбастал друга в медвежьи объятия. Впрочем, он был похож на это грозное животное статью: мощный, с темно-каштановыми волосами и внимательными карими глазами. Его лицо с тяжелой квадратной нижней челюстью и прямым носом многие в клане Сал считали эталоном мужской красоты. Девицы клана увивались вокруг него, надеясь заполучить мужа. Но Сёрена это не тревожило, его истинной любовницей была война.

– Он впечатляет, друг, – согласился с соратником Вариар, рассматривая корабль, который предстал перед ним во всем своем великолепии, разве что паруса не наполнял ветер. – А что там на знамени?

– Я посчитал, что враги должны бояться нас, а значит, должны издалека узнавать, кто идет на них, и выбрал себе опознавательный знак – черный медведь, такой же, как и я, – хохотнул Сёрен.

– Тебе подходит. Ты сам похож на медведя.

Воин довольно крякнул, затем повернулся к Лейв и поклонился ей.

– Прости меня, госпожа, если мой корабль напугал тебя, – повторил он с великим почтением.

– Ничего, Сёрен. Главное, что это оказался дружественный корабль. Иногда и друзья должны пугаться, чтобы знать силу плеча рядом.

Лэйв улыбнулась, подняв Миалла, чтобы показать ему его наследие во всем его великолепии: от отполированных вершин мачт до поблескивающей в лучах солнца бронзы на носовом таране.

– Еще один такой пришел в Самату после твоего отбытия, и два мы заложили на верфи, что показал мне Невен. Следующей весной заложим еще, когда расширим верфь. Ты был прав, Вариар, «Разящий» стал началом твоего флота.

– «Разящий»… – Вариар перекатил это имя на языке, прочувствовал его вкус, прислушался к звучавшей в нем тревожной музыке. – Хорошее имя для грозного корабля, которому предстоят великие свершения. Пусть враги знают, что он опасен.

Сёрен улыбнулся, явно радуясь тому, что Вариару пришлось по душе название его корабля. Впрочем, и сам корабль тоже. Вождь буквально пожирал судно глазами. Сёрен обвел гордым взглядом собравшихся, прежде чем снова обратиться к своему предводителю.

– Но я привел не только корабль. Думаю, что для полноты твоей власти тебе нужны те, кто будет говорить с богами от твоего имени и от имени твоего народа. Местные боги отличаются от того, что властвует в клане Сал, – решительно заявил Сёрен.

– Ты же знаешь, как я отношусь к жрецам, – тут же нахмурился Вариар.

– Знаю. Но жрецы нужны правителю, чтобы укреплять его власть. Эти жрецы будут служить в первую очередь тебе и лишь потом – своим богам, – постарался убедить его друг.

– Я… Хорошо, пригласи их в дом, Сёрен. Я выслушаю, что они мне могут предложить. А потом подумаю.

Лейв едва заметно улыбнулась, заметив, как муж смягчился к «говорящим с богами», как называли жрецов в Арисе и в подчиненных ему землях. Она давно пыталась преодолеть неприязнь Вариара к жрецам и к богам, объясняя, что народу необходимо во что-то верить, что людям надо как-то отмечать события в своей жизни. Ведь именно жрецы заключали браки, записывали рождение и смерть, благословляли детей и взрослых, решали мелкие вопросы и споры, учили житейской мудрости, организовывали школы для тех, кто был беден и не мог нанять учителя. А еще боги должны устанавливать власть правителя, чтобы никто не смел даже подумать о том, чтоб оспорить ее. Тем временем по сходням спустились пятеро: две женщины и трое мужчин, одетые в разноцветные хламиды, расшитые какими-то письменами. Их лица были раскрашены узорами разных цветов: каждый служил своему богу. Одетый в красное жрец, на лице которого буквально горели замысловатые узоры из бесконечных завитков такого же цвета, выступил вперед и почтительно, но с достоинством поклонился Вариару:

– Да будет милостив к тебе и твоим людям великий Ур, повелитель. Пусть его длань коснется твоих полей и шахт, и да не иссякнут они во веки веков.

– Спасибо, жрец, – холодно отозвался тот. – Пойдем в мой дом, ты расскажешь мне, от имени каких богов ты говоришь и что они могут даровать мне и моим людям.

Жрец невольно нахмурился при этих словах. Но Вариар больше не удостоил его и взглядом, направившись в свою резиденцию. Он шагал широко и уверенно, как сильный мужчина и воин, впрочем, так же шли и люди, окружающие его, даже Лейв не отставала от мужа, уже научившись следовать за ним наравне со всеми, но не жрецы. Одетые в яркое люди едва поспевали за владетелем Ариса и Саматы, семеня быстрыми, но мелкими шагами, почти переходя на бег. Двое мужчин начали быстро задыхаться, только две женщины и жрец в синем сохранили спокойный вид и силы следовать за хозяином этих мест. Лейв невольно отметила это, хотя и не знала, какую пользу можно из этого извлечь в будущем.

В доме, который служил им сейчас жилищем, царила прохлада, несмотря на начинавшее припекать солнце: осень в этом году никак не могла отвоевать позиции у лета, и к полудню люди начинали страдать от зноя, спасаясь лишь в тени домов и деревьев, или в реке, где весело плескались дети, не обращая внимания на предостерегающие крики матерей, в своих домах, или даже в погребах, из которых порой было не выгнать работников, отправленных за съестными припасами. Лейв улыбнулась, вспомнив, как накануне выгнала из своего погреба, где царила приятная прохлада, десяток слуг, старавшихся переждать там самое пекло. «Интересно, есть ли в погребе сейчас кто-нибудь. Надо бы сказать Молчуну, пусть проверит и выгонит бездельников. Пока они прохлаждаются, кто-то делает их работу», – мимоходом, больше по привычке, подумала хозяйка дома. Впрочем, эти мысли быстро улетучились из ее головы, когда она увидела кувшины с холодным вином на столе и поняла, что в погребе никого нет, ведь управляющий уже посетил его и явно всех пристроил к работе.

Как и положено правителю, Вариар занял место во главе длинного стола, занимающего главное место в большой, просторной комнате, и кивнул, приглашая жрецов занять места по обе сторон от него. Но те немного суетливо расселись по одну сторону на стульях с высокими резными спинками, по другую места заняли ближние люди хозяина дома.

– Выпейте вина, говорящие с богами, – предложила Лейв, передавшая сына нянькам и старавшаяся сейчас не замечать грозный взгляд мужа, направленный на нее. – Сегодня жаркий день. Боги послали нам теплую осень, чтобы мы смогли собрать их дары с полей, а это вино охладит тело и заставит пылать душу.

– Благодарю, госпожа, – ответил жрец в красном. – Да будет Ур милостив к тебе.

– Пусть Уйя благословит твой дом и твой брак, – мелодичным голосом, казалось, пропела жрица в желтом, вторя ему.

Вариар поморщился, словно стул, на котором он сидел, отрастил шипы, впившиеся в его тело.

– Так от имени каких богов вы говорите? – небрежно махнув рукой, словно отгоняя назойливую муху, спросил он.

– Мы не говорим от имени богов, правитель, – покачал головой все тот же жрец в красном. – Мы говорим с ними. Возносим им молитвы, приносим жертвы, чтобы они услышали нас. Обращаем к ним просьбы тех, кто приходит с ними в храм. Мы не несем волю богов людям, они являют ее сами. Когда хотят. Не нам, презренным смертным, говорить от имени их.

– Это очень необычно, ведь все жрецы пытаются донести до людей волю богов. Порой путая ее со своей, – хмыкнул Вариар.

– Зачем? – красный жрец искренне удивился. – Боги всесильны, и им не нужны те, кто будет говорить от их имени. Если они недовольны тобой, они отнимут у тебя здоровье, жизнь, богатство, счастье. Каждый по-своему. Сейчас боги довольны тобой и покровительствуют тебе, ты их любимец, иначе тебе не помогла бы и самая мощная армия при штурме Саматы, правитель. Боги не позволили бы тебе захватить ее.

– И что ваши боги ждут от людей?

– Кто знает, правитель, кто знает… Боги непредсказуемы. И волю их предсказать не дано. Возможно, сейчас они хотят, чтобы ты стал сильнее и взял под руку свою многие земли. Завтра потребуют уничтожить их врагов и привести их в храмы. А еще через день захотят, чтобы ты помирился с братом своим, или захотят его жизнь. А может, им будет угодно, чтобы твое семя проникло в лоно твоей жены на их алтаре в определенный день, дабы родился великий ребенок. Кто ведает замыслы богов? Я не ведаю, мне боги не говорят о том.

– И как я узнаю о воле богов?

– Я не вправе говорить от их имени, правитель, я могу только молиться за тебя, твою супругу и сына твоего, за твой народ, благословлять браки, записывать и благословлять расставание уставших друг от друга супругов, просить милости и защиты Ура для них, но не говорить от имени его, не вещать его волю. Он сам даст тебе знать, что нужно ему от тебя. Ты сам захочешь это сделать, и сделаешь, даже против своей воли. Ибо такова сила богов.

– Ты мудр, жрец. Не то что те, кто поклоняется дневному светилу.

– Это не я мудр, правитель, а мой бог. Он создал эти правила для своего жречества, именно он в мудрости своей запретил нам вещать его волю народу. Впрочем, все ошибаются и, если я когда-нибудь произнесу слова «Такова воля богов» – он лишит меня жизни.

– И как же твой бог требует повиновения от нас, смертных?

– Ему не нужно твое повиновение, правитель. Ему нужна твоя вера. Чем больше ты веришь в него, тем сильнее он становится. Каждый твой призыв к нему, каждое произнесенное тобой его имя, придают ему сил. Если ты будешь лишь из боязни идти к его алтарям, много ли веры твоей он получит? Потому Ур не только карает, но и дарует.

– Ты складно говоришь, жрец.

– Я говорю то, что знает каждый, кто осенен милостью наших богов. Никто из них не требует подчинения, всем им нужна наша вера. И более ничего. Ибо только чистая вера может придать богу сил. И эта сила гораздо больше, чем та, что дает людской страх.

– У эльфов суровые боги, – вклинился в разговор Хлауд, которого явно заинтересовали слова жреца.

– У эльфов властолюбивые жрецы, что отошли от веры и от богов своих и делают все, дабы иметь власть над королем и знатью. У эльфов жестокие боги, что появились на заре времен, когда мир еще был юн, – ответил ему жрец, одетый в синее, поставив на стол бокал с вином. – Наши боги сурово карают жрецов, что вмешиваются в игры и свары тех, кто правит народами. Ведь дело жрецов просить за смертных и служить богам.

– У вас мудрые боги, – хмыкнул Вариар, глядя на жреца поверх края своего кубка.

– У нас мудрые боги, – согласился тот. – Они знают, что за благами и дарами люди быстрее придут к ним и, даже страшась эльфийских богов, втайне будут взывать к тем, кто мудр и щедр к детям своим.

– А не хитрость ли это? Вот ты, кому служишь? Твои одежды и узоры на лице отличаются от того, кто служит Уру, – прищурил глаза Вариар.

– Ты прав, правитель, я служу неистовому богу войны Уну, что питается храбростью уверовавших в него воинов.

– Поясни.

– Мой бог Ун черпает свое могущество в храбрости воинов, которые идут в битву. Если, нанося врагу удар, воин выкрикнет его имя, Ун станет сильнее, намного сильнее. Даже сильнее, чем от крови убитого таким воином врага.

– Хорошо, жрец, вы заставили меня задуматься. Я завтра дам вам ответ, будут ли ваши храмы стоять в моих городах, но я точно не буду препятствовать вере моих людей.

Вариар сделал глоток вина, давая понять жрецам, что хватит с него религиозных разговоров, но Лейв видела, что ее муж крепко задумался о вере в их богов. И она совершенно отчетливо понимала, что он готов принять жрецов и позволить строить храмы и алтари в Арисе и Самате, но что-то случившееся в прошлом не позволяет ему сделать это с легким сердцем.

***

Третий месяц осени амлар. конец.

2 год до рождения империи. Арис.

Жрец верховного бога Ура застыл на небольшом холме, который образовывался берегом Кивара, что нес свои полные воды в океан мимо Ариса. Легкий ветер, в котором уже чувствовались ноты прохлады, возвещал о скором наступлении зимы. А пока утреннее солнце высекало огонь из последних золотых листьев, что украшали пышные кроны деревьев на противоположном берегу. Взгляд жреца скользил по стройке величественного храма Пяти богов. Пока было сложно предположить, как будет выглядеть этот дом богов, ведь за две декады успели только заложить фундамент и настелить пол из тяжелых мраморных плит, которые с каменоломни к месту строительства доставлял выписанный из Саматы специалист. По просьбе Эскура, верховного жреца, носившего одежды красных цветов, при укладке пола соединили два сорта мрамора, уложив плиты в звездный узор, что был угоден богам. На черном матовом камне буквально сияли вкрапления розового цвета, создавая иллюзию ночного неба, полного звезд. Теперь строители возводили внешние и внутренние стены. Храм должен был стать жемчужиной Ариса, которая будет сверкать на солнце молочно-белыми стенами, украшенными искусной резьбой. Вариар не поскупился и нанял заносчивого, но очень талантливого эльфийского мастера резьбы по камню. Внутренние же стены складывали из черного мрамора с серебристыми прожилками, который создавал ощущение ночного грозового неба, прорезаемого яркими молниями верховного бога Ура, грозного и сильного.

Эскуру очень нравилось то, что он уже видел, и то, что он представлял. Эльфу предстояло еще вырезать из молочного мрамора статуи пяти богов. Мудрого Ура, его справедливой супруги богини жизни Уту, их грозного сына бога войны Уна, дочери – прекрасной богини любви Уйи и, наконец, мрачного брата верховного бога – бога смерти, властителя царства мертвых – Ула. Жрец верховного бога попросил скульптора изобразить Ура и Уту похожими на Вариара и Лейв. Эскур был уверен в глубине души, что эти двое – воплощение его богов на земле, потому не считал богохульством такую просьбу.

Арис рос, все больше одеваясь в мраморные одежды. В городе теперь не было лачуг: дома бедняков строились из известняка, который покрывали мраморной крошкой, чтобы домики имели благородный вид. Дома богатых горожан и резиденции ближних воинов Вариара могли похвастаться фасадами из молочно-белого мрамора, а в предместьях города царили деревянные дома, порой напоминавшие огромные поместья. Арис был богатым городом благодаря серебряным рудникам и карьерам с белым и розовым мрамором, к которым прибавился черный мрамор, что добывали в землях Саматы. Арис был безопасным городом благодаря своему правителю и тем двадцати, что пришли вместе с ним. За три года они смогли собрать и обучить небольшую армию, отличавшуюся жесткой дисциплиной. Захваченные города войскам Вариара было запрещено грабить, воины получали жалование, которого хватало на безбедное существование даже в столице. Такое мудрое решение позволяло правителю Ариса не думать о том, что завоеванные им земли взбунтуются и постараются освободиться из-под его руки.

Эскур считал Вариара мудрым правителем, который переступал даже через свое недоверие к чему-то, если это требовалось его людям. Так он поступил и со жрецами, прибывшими к нему в город с предложением построить храм и доносить молитвы горожан до богов. Вариар не любил жрецов, это было видно по его взгляду, и по тем мыслям, которые таились в синих глубинах его глаз, и по твердо сжатым губам. Он настороженно относился к каждому их слову, словно опасался, что его обманут и попытаются манипулировать его волей. Но Эскур видел, что те полтора месяца, что они провели в его городе, правитель Ариса и Саматы стал оттаивать: уже меньше сжимались его губы, уже не так часто темнел его взгляд при виде жрецов.

Возможно, что в этом была заслуга и прекрасной жены Вариара. Эскур не знал наверняка, но он видел в этой женщине свет, который может осветить путь не только ее мужу, но и всем, кто находится рядом. Это был не огромный костер, который грозил бы сжечь Лейв изнутри, нет. И не то хаотичное пламя, что грозит спалить все вокруг него. Скорее это было похоже на теплый и уютный огонь домашнего очага, который согревает холодными ночами, или на свет в окне, который зовет путника домой и согревает его душу близкой встречей с родными и любимыми. Она была светлой и теплой, как мать любого ребенка для своего малыша. Но она была такой для каждого жителя Ариса. Эскур наконец осознал, почему все в этом городе любят и слушают Лейв: она была похожа на мать каждого из них, от нее словно исходил теплый ореол материнской любви, перед которым невозможно устоять. Она окутывала их заботой, но и строго требовала соблюдения правил, которые установил ее муж.

– Верховный жрец, наконец-то я нашел вас.

Эскур обернулся, прикрывая глаза от солнца ладонью и пригляделся к тому, кто потревожил его размышления о правящей чете.

– Хлауд, что привело вас на сей продуваемый ветрами холм?

– Я хотел решить с вами несколько вопросов, – торжественно возвестил тот. – Вы же знаете, что времени у нас не столь много.

– Зачем же так формально, друг мой. Давайте найдем место поуютней, и вы расскажете мне, в чем состоит ваша беда, а я попытаюсь найти способ ее одолеть.

– Это не столько беда, сколько затруднение. Понимаете, в законах Элеана очень жестко, я бы даже сказал жестоко, решен вопрос религии, – начал объяснять Хлауд. – Любые проповеди и открытое почитание чужих богов – запрещены. Наказание очень суровое: преступника кидают в лабиринт их богини мертвых Хесель. Насколько мне известно, там живут ядовитые пауки, многоножки, тоже ядовитые, и какое-то чудовище. Как оно выглядит, никто не знает, никто никогда его не видел, а те, кто видел, уже никому не расскажут, но то, что оно убивает, разрывая жертву на части, говорит о его размерах и свирепости.

– Какие ужасы вы мне рассказываете, друг мой, – Эскур даже побледнел от услышанного. – Как можно поступать так с тем, кто не верит в твоих богов? Ведь это воля каждого, кто верит, кому из богов молиться?

– Ну, по правде говоря, верить они не запрещают, но вот открыто демонстрировать, а тем более оспаривать власть их богов нельзя. Это наказывается смертью.

– Первое – это глупость, скажу я вам. Если человек не верит в этих богов, как можно ему запрещать открыто верить в своих. Ведь от этого сила их богов не увеличится. Ну, а второе можно допустить, ибо оспаривать власть богов в их городе по меньшей мере невежливо. Но тут и боги могут сами вмешаться – наказать наглеца. Зачем смертным вмешиваться в их дела?

– Знаете? Я с вами согласен, Молящийся за нас. Но мой вопрос к вам прост, что вы скажете о правах других религий в нашем городе?

– Ничего не имею против того, чтобы наши гости, да и горожане верили во что угодно, хоть в летучих крыс, что приносят им удачу и богатство. Ведь привести их к вере в Ура – моя цель в жизни. Как говорите вы, воины, это мой бой. И если у меня не получится, значит, я никудышный жрец. И это и есть моя беда, а не забота закона и властей этого города.

– Это великолепно, – воскликнул Хлауд, когда они добрались до домика жреца, который пока совмещался с небольшим импровизированным храмом, и где хранились свитки архива, куда Эскур записывал летописи Ариса и важные сведения о жителях города. – А что вы скажете об отрицании богов?

– Отрицание – это оскорбление меня и других людей, но не богов. Хотя мне неведомо, что Ур думает по этому поводу. Думаю, если ему будет угодно, он накажет оскорбившего его самолично. Но убивать за отрицание бога – это последнее дело, которое может сделать смертный. Знаете, друг мой, – жрец сел за стол и разлил по высоким бронзовым стаканам фруктовый сок. – Я считаю, что, если кто-то отрицает бога и верующие в него оскорбляются, значит, их бог слаб. Слаб, потому что его оскорбляет неверие какого-то смертного, и он полагается на своих адептов в том, чтобы утверждать свою власть. Наш бог не оскорбляется отрицанием своего существования, и запрещает человеческие жертвоприношения неверующих, как и их казни за это. Ур выше такого, его не пугает, что кто-то в него не верит и верит в другого бога. Но что-то мы увлеклись с вами вопросами веры в богов. Что вы хотели у меня спросить? В чем ваше затруднение, друг мой?

– Вы уже разрешили все мои затруднения, Молящийся за нас. Думаю, что у нас не будет смертных казней для еретиков.

– Вот и славно.

Эскур улыбнулся и отсалютовал Хлауду стаканом. Ему нравилось разговаривать с этим начитанным и умным человеком, который разбирался в тонкостях мироздания не хуже жреца какого-нибудь бога, что было удивительно для одного из воинов клана Сал, которые кроме меча и доспехов ничего и не знали в этом огромном мире. Эскур подумал, что ему дважды повезло в его жизни: завоевание Саматы спасло его от самодурства главных семей этого города, и завоевали ее именно эти воины из клана Сал, а не выходцы с Серых островов.

Глава третья

Третий месяц весны вирар. Начало.

1 год до рождения империи. Аркус..

Аркус раскинулся вдоль побережья моря, словно ленивый кот на ярком летнем солнце. Огромный серо-белый кот, которого разморило жарой и легким ветерком, дувшим с моря. Лазоревые волны набегали на пологий песчаный берег. Яркие лучи солнца заливали его расплавленным золотом, на котором круглые камни, созданные многолетним трудом волн, смотрелись сверкающими кабошонами горного хрусталя или опала. Яркая зелень деревьев выделялась на золоте и синеве. Сам город выглядел как дорогое ожерелье с четырьмя большими виллами, жавшимися к скалам, и разбегавшимися полукругом аккуратными бело-розовыми домиками, напоминавшими крупные бусины. Аркус утопал в зелени, которая не только придавала ему особое очарование, но и спасала домики от разрушительных морских ветров. Аркус был ярким и ленивым.

Самоуверенность хозяев города поразила воинов Вариара: они искали взглядами крепостную стену, но так и не нашли ее. Ее попросту не было, и это казалось странным и непривычным. Городок был открыт всем ветрам. Даже порт никак не защищался, позволяя крутобоким торговым кораблям рядами стоять у убегавших далеко в море пристаней. Такое пренебрежение безопасностью не встречало сопротивления со стороны горожан. Они нежились под лучами теплого солнца и не тревожились о нападениях. Словно их и не должно было случиться.

– Похоже, они ничего не боятся. Так беспечно приглашают всех к себе, – ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал Вариар. – Зайдите и возьмите. Очень зря. Очень-очень зря. Те, кто приходит, идут с разными намерениями.

– Они вывели свои войска в поле, которого нам никак не миновать, – отозвался командир пехоты Эльди. – Разведка докладывает о трех тысячах воинов, что отделяют нас от нашей цели. Из них примерно половина – конница, остальные – легковооруженные пехотинцы. Вооружены кто во что горазд, но полны решимости.

– Все это не страшно. Наш главный удар будет с моря. К тому же, неужели мы боимся боя? – отмахнулся Вариар.

– Потери будут большими, – в голосе командира пехоты прозвучала изрядная доля скепсиса.

– Мы постараемся их сократить, Эльди. Будем работать на дистанции. Сегодня главными будут лучники, и две-три илы конницы, не больше. Они будут налетать, бить и отступать. А мы… Наши основные силы будут стоять на приличном расстоянии, защищать лучников. В атаку мы не пойдем. Наша задача – удержать горячие головы от того, чтобы броситься в гущу сражения и сломать его рисунок.

– Погоди, мы же готовили другой план битвы, – Эльди невольно удивился, услышав подобное от своего предводителя.