Повстанец

Необитаемая, недавно открытая их исследовательской экспедицией и потому не получившая пока никакого имени планета встречала вместе с Каэ своё очередное утро.

Этот мир был юн, светел и неистов.

В тропиках гремели нескончаемые бури, в северных широтах шли дожди (тёмная жидкость потоками лилась с неба и даже самая мощная защита исследовательских зондов с трудом противостояла напору этой агрессивной жидкости, а подключать защитное поле исследователи не решались, не зная точно, как отреагирует планета на такую вольность).

Ближе к полюсам задували буранные ветры, и падал снегом замёрзший аммиак.

А здесь, в субтропиках планеты, в местах спокойных и тихих, бушевал лишь юный океан.

Исследования подходили к концу и космонавты готовились к отлёту на базовый корабль.

Чем меньше времени оставалось до отлёта, тем беспокойней становились сны Каэ. Он когда-то слышал от ветеранов межзвёздных экспедиций, что космос и удивительные его миры воздействуют иногда самы удивительным образом на сознание, порождая не только странные сны, но и кошмары, видимые наяву.

Сознание, лишённое привычных опор бытия, начинает лихорадочно выстраивать свой собственный мир, в котором детали прошлой, обыденной, простой и понятной жизни вдруг начинают самым причудливым образом переплетаться с картинами иного, непознанного ещё инопланетного бытия, либо с выдуманными образами и вовсе несуществующих миров, а то и рождает в болезненном усилии неведомо из каких глубин подсознания взявшихся монстров.

– Но это не то, – прошептал Каэ. – Всё не то…

Его сны были иные: реалистичные, без химер и кошмаров, без немых криков и бега на месте, без чудовищ и странных незнакомцев.

Его сны были просты и понятны. Картины прошлой жизни, воспоминания… Разве только необыкновенно яркие, восстановленны во всех деталях, каждым мгновением своим восставшие в памяти. И не только образом: запахами, звуками, ощущениями той, прошлой, отлетевшей прочь, скрывшейся в небытие прожитого жизни; возвращённым временем входили сны в сознание.

И не было бы, возможно, в них ничего странного, тем более пугающего, если бы…

Если бы не выбор картин еженощных снов.

Если бы Творец Мира и Хозяин Снов, которого почитали когда-то в прошлом на его родной планете, не подарил бы Каэ именно такие сны.

Сны-размышления. Воспоминания о чём-то, быть может, самом важном, что было в его жизни.

Или… сны-предупреждения?

Каэ встал с постели. Карлик, робот-слуга, забавная механическая многоножка, паучье-стремительно перебирая серебристо зазвеневшими лапками, быстро подбежал к нему и важно (да, важно, запрограммировали шутники из информационного центра именно менторские интонации в его голосе) произнёс:

– Доброе утро, уважаемый Денкис. Надеюсь, сон ваш был лёгок и приятен?

– Напрасно надеешься, дорогой Карлик, – со вздохом ответил Каэ. – Сон был… Может быть, чем-то и приятен. Но, увы, не лёгок. Совсе м не лёгок.

На сферической поверхности Карлика мелькнул красный огонёк индикатора.

Робот явно испытывал затруднения с подбором подходящей реплики.

«И что я издеваюсь над машиной?» упрекнул себя Каэ. «Это же робот-помощник, а не машина-философ. Впрочем, видел я этих стальных философов в Академии… Ни один диспут не могут выиграть, а чуть что – сразу отключаются. Перегрелись, якобы… Не верю я в эту машинную философию».

– Не трудись, помощник, – сказал Каэ роботу. – Похоже, подходящая вербальная матрица в твоей памяти просто отсутствует. Приготовь мне лучше ванну с зелёной бодрящей смолой. Зелёной как небо нашего мира. Помнишь небо?

– Помню, – ответил Карлик. – Хотите посмотреть видеозапись? Пейзажи, времена года?

– Нет, – ответил Каэ. – Только ванну, друг мой. И свяжись заодно с другом Мастером Очага, выясни-ка у него по старом машинной дружбе, чем он нас сегодня потчевать будет.

Мастером Очага члены экспедиции (конечно, с лёгкой руки… точнее, языка…) называли кухонного робота, кубообразную машину с множеством рук-манипуляторов, покрытых растягивающейся гофрированной оболочкой. Большу часть времени Мастер Очага молчаливым белым кубом неподвижно стоял в углу обеденного зала. Но ближе ко времени трапезы, точно следуя расписанию, с тонким свистом подлетал в воздух, замирал на мгновение, а потом важно проплывал в кухню, на ходу сигналами передатчика дистанционно включая плиты, пищевые синтезаторы и кухонный кондиционер.

По меткому замечанию Ольвеса, командира экспедиции, Мастер Очага напоминал в этот торжественный момент начала готовки не обычного домашнего робота, а важного, надменного мажордома, управителя старого замка, верного слугу благородного рыцарского рода, что прямиком из древних, доисторических времён прибыл на эту исследовательскую станцию. Разве только по дороге потерял положенный мажордому синий плащ, трость с платиновым набалдашником и белый, отложной, вышитый алой нитью воротник. Стал просто… очень важным роботом.

Но положенного его сану высокомерия не утратил даже в таком облике.

«А давайте ему плащ пошьём?» как-то предложила Эллинес.

Весёлая девушка! Пожалуй, единственная из известных Каэ химиков, не утратившая способности так беззаботно смеяться. Остальные её коллеги – угрюмые ворчуны…

Обычно предложения Эллинес принимали, и без долгих дискуссий. Но с плащом ничего не вышло. Мастер Очага услышал предложение девушки, отчего-то обиделся и отключился. Полдня пришлось его уговаривать, устраивали даже телеконференцию с программистом-психоаналитиком, что специально для таких вот капризных аппаратов держал кабинет и лабораторию на базовом корабле.

Но Мастер ремонта и особых уговоров не потребовал. К вечеру включился сам.

И всем казалось, что свист его при полёте в кухню был каким-то укоризненным и недовольным.

«Нет, беда с этими роботами» подумал Каэ.

– Ванна готова, – сообщил по внутренней связи Карлик. – Господин Денкис, вам вызов от Элмета.

– Соедини, – сказал Каэ. – Выведи на экран в спальне.

– Замечу, господин Денкис, что вы не одеты, – с некоторым недоумением и даже упрёком в голосе (наигранными, конечно, ибо такие уж процедуры прописали домашнему помощнику, в том числе и поправлять неразумного хозяина) заявил Карлик. – Возможна и голосая связь.

– На экран, – твёрдым и увренным голосом повторил Каэ. – Коллегу можно потерпеть, даже если он сонный и хмурый… Кстати, что на завтрак?

«Мне нужно видеть. Именно видеть. Глаза людей…»

– Напиток из корней релии, лепёшки токса, жареные плоды кетво, – чётко отрапортовал Карлик. – К лепёшкам будет подан белый соус.

«Вот только плоды для соуса мы ещё не научились выращивать на океанских шельфах» подумал Каэ. «Многому ли мы вообще научились? Думаем, что в равновесии с мирозданием… Но мы же не одни. Да и мы не совершенны… Только думаем, наш путь – правилен. А если…»

Он помотал головой, словно отгоняя эти мысли. Остатки одного из тех снов, что смущали Каэ в последние ночи.

– У тебя, друг, хорошие отношения с Мастером, – заметил Каэ, запахиваясь в халат. – Как это у тебя получается?

– У уважаемых людей и слуги пользуются уважением, – ответил старой пословицей Карлик.

«Надо же» подумал Каэ. «Совершенствуется железяка на лапках! Уже освоил лёгкий подхалимаж… Те ли книги он по информационному каналу заказывает? Как бы исправлять его не пришлось…»

– Присмотри за ванной, – сказал Каэ. – Я постраюсь недолго…

«Нужно, чтобы и мои глаза были видны… Со мной что-то не так. Не так!»

Экран в спальне засветился ровным розовым светом.

Гравилёт с надсадным воем на бреющем полёте прошёл над покинут посёлком. Руины домов ещё дымились, свежой золой пылили улицы и тёмный от крови песок ветром поднимался в воздух.

Солдаты Республики слишком быстро ушли из разгромленного ими посёлка: не успели стащить тела расстрелянных в яму и сжечь напалмом. Да и саму яму не успели выкопать.

Трупы лежали на улицах… точнее, бывших улицах. Откуда взяться улицам, если нет домов?

Трупы мужчин, женщин, детей.

Раскрытые рты. Глаза с отражением неба. Ноги, потерявшие землю.

Лбы с чёрно-красными точками пулевых отверстий. Груди и животы, в клочья разорванные пулемётными очередями. Разбитые прикладами затылки…

Они лежали повсюду – в беспорядке. В ненавидимом Республикой беспорядке.

В тщетной попытке спастись. В прерванном беге. Оборвавшейся жизни.

В попытке преступно нарушить любимый Республикой порядок.

Порядок, с которого начинается Свобода.

Теперь Порядок и Свобода пришли к ним.

Только случилось это как-то очень неожиданно, так что некторые из убитых и после смерти удивлённо смотрели в небо, будто и сейчас, после смерти, пытаясь запоздало понять…

Как же получилось-то так?

Им странно было быть мёртвыми.

Гравилёт пошёл на второй круг, развернулся, подлетел к площади. И замер.

Лётчик включил камеру внешнего обзора.

Видеокамера блеснувшем на солнце глазом оглядела жёлтым песокм усыпанную площадь, что лежала теперь под стальным брюхом гравилёта.

Лётчик настроил картинку на экране, пригляделся… И в ужасе надавил на кнопку выключения.

Нет, возможно…

«Мне показалось» прошептал лётчик. «Не может быть, в самом деле! Не может… Мне показалось, я не видел! Не видел…»

Теперь он нещадно ругал себя за то, что зачем-то включил обзор.

Кого он хотел найти? Оставшихся в живых?

Или этих…

Да, здесь на площади. Здесь был настоящий порядок.

Тремя (он успел заметить – тремя!), ровными…

Тошнота подкатила к горлу и лётчик стал глотать ставшую вдруг тягучей слюну.

…рядами лежали мёртвые… убитые младенцы. Похоже, перед убийством их распеленали.

Потом клали на землю, вот так, аккуратно, чтобы общий ряд получился ровным. Клали на змелю, а потом убивали. Прикладом разбивали череп.

И оставили так, рядами. Неживых – наедине с чьей-то злою волей приманенной на площадь ненужной, особенно страшной рядом с младенцами смертью.

Лётчик отпустил ручку управления, схватился за виски и зашептал молитву.

– Смотрящий, – взорвался криком динамик, – говорит Смотрящий! Борт-пятнадцать, что за шум у вас?

«Микрофоны» с тоской подумал лётчик. «В кабине микрофоны, эти гады в штабе всё слышат… Осторожней надо… Боги, смилуйтесь! Меня в дыру загонят либо я тут сам с ума сойду. За что же это мне?»

Лётчик сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

«Всё хорошо… хорошо…»

– Борт-пятнадцать – Смотрящему, – подчёркнуто спокойно отрапортовал лётчик. – Постороннего шума нет, вслух для себя комментирую картинку на экране.

– Что внизу? – спросил Смотрящий.

– Движения нет, – ответил лётчик. – Всё чисто!

При слове «чисто» почему-то опять стало тошнить.

«Нет, не надо… Я хороший, хороший! Правда!»

– Обработать! – отрезал Смотрящий. – Залп – и никаких следов.

– Принято, – ответил лётчик.

И, переведя передатчик на резервную волну, произнёс в микрофон:

– Всем штурмовым группам…

Ему показалось, что говорит он медленно, почти по слогам.

– Говорит борт-пятнадцать. Обработка местности! Всем покинуть квадрат один-один. Осторожней, рябета, поджаривать буду на полную мощность!

«Никаких следов…»

Он, конечно, не произносил этих слов даже шёпотом. Просто подумал.

«Проклятые микрофоны! И что за демоны вас придумали!»

Впрочем, он знал, что за демоны нашпиговали кабины всех гравилётов подслушивающими устройствами и системами контроля.

Эти демоны – инженеры из технической службы полевой жандармерии.

– Ах, красавица, я весь в огне! – запел динамик.

«Вот шутники!» подумал лётчик. «Это Генфер дурачится… Нашёл время!»

– Кто эфир засоряет?! – рявкнул Смотрящий. – Борт-одиннадцать, это вы?

– Я! – весело ответил Генфер. – Поднимаю боевой дух товарища!

– Ещё раз так поднимете – отдам под трибунал, – пообещал Смотрящий.

Генфер промолчал в ответ. Впрочем, мысли его лётчик и так мог угадать.

У самого были такие… нелояльные.

Разве только мотив дурацкой песенки, что распевали они вместе с Генфером в отпуске в одном из кабаре Готтарда, в такой момент показался ему неуместным, точнее – неуместно, едва ли не издевательски, легкомысленным.

«Но Генфер далеко» успокоил себя лётчик. «Он не видит то, что вижу я… Весь в огне! Скажет тоже…»

Лётчик слегка потянул ручку управления на себя и увеличил тягу планетарных двигателей.

Гравилёт послушно пошёл вверх, с небольшим наклонов вправо, по полукругу уходя в высоту.

– Эшелон-три, – доложил лётчик. – Внимание! Удар!

Он нажал кнопку запуска плазменной установки. В днище гравилёта отошли в стороны крышки люков, закрывавших излучатели плазменных установок.

Бортовой компьютер автоматически затемнил стёкла кабины и вывел на экран на пульте управления увеличенную картинку: улицы посёлка, схваченные линиями красного, размеченном рядами цифр, перекрестья прицела.

«Я ведь точно над площадью» подумал лётчик. «Или… шагов на сорок в сторону?»

И потёр виски, с трудом удерживаясь от желания инстинктивно зажмуриться.

«Чего раскис?» упрекнул он себя. «Первый раз, что ли?»

Бледно-голубое сияние волнами пошло по корпус гравилёта, свист двигателей сменился надрывным гудением – и плазменные установки с рёвом извергли вниз потоки слепящего, белого, испепеляющего, мертвящего света.

На экране квадраты бывших кварталов посёлка исчезли в белой, клубящейся и вспыхивающей короткими огненными всполохами серой пелене, синими искрами по экрану пошли помехи.

В доли мгновения огонь поглотил остатки жилищ, тела погибших, саму память о бывшей здесь жизни, и почерневшая земля покрылась быстро спекающейся от жара каменеющей коркой.

Серая пелена чернела, раскалённый воздух поднимал вверх облака тёмного пепла.

Пепла, в который обратились люди, дома, книги, цветы на полках, блокноты с расписанием ненаступившего дня, именинные записки с обещаниями долгой и счастливой жизни, подарочные адреса, нити с узелками на память…

Одежда, машины, тележки с продуктами, шкафы с медикаментами, полки с непросроченными продуктами.

Всё, всё, всё – копившееся годами.

«Никаких следов» повторил лётчик. «И эти… на площади…»

И некстати посмотрел на фотографию, на приборной доске.

Элмет ждал его в зале для упражнений.

Тренер Кетз (робот, собранный из гибких блоков органопластика) помигивал попеременно шестью выпученными фасеточными глазами, гоняя несчастного Элмета по беговому кругу.

– Затраты энергии недостаточны, – бубнил Кетз, пластиковым шаром перекатываясь из одного угла зала в другой. – Я так же рекомендую занятия на тренажёрах, программу для которых…

– И слушать тебя не хочу! – кричал ему в ответ запыхавшийся Элмет. – Каждый кусок пластмассы… воображает… себя…

– Не отвлекайтесь, господин Элмет, – безжалостно обрывал его Кетз. – Разговоры сбивают дыхание. И ещё рекомендую вам…

– Каэ! – радостно воскликнул Элмет, завидев в дверях зала Денкиса. – Заходи же скорей. И спаси меня от этого мучителя!

Денкис переступил через скатанные в рулон маты, сложенные у входа, и, широко раскинув руки, побежал навстречу Элмету.

– Стой! – с наигранной строгостью сказал Каэ. – Властью старшего пилота останавливаю тренировку и требую отчёта, по какой причине лишили меня завтрака!

– Спаситель! – и Элмет бросился ему на шею. – Если бы не друзья…

И, повернувшись в Кетзу, бросил ему подчёркнуто небрежно:

– Сам видишь, почтенный тренер, занятия окончены. Ступай-ка в свой угол и жди там новую жертву!

– Я записал последнее упражнение в долговременную память, – заявил Кетз, и в голосе его явно послышались нотки злорадства. – В следующий раз, господин Элмет, мы начнём занятия именно с этого упражнения. А потом будет разучивать упражнения из древней, благородной борьбы эклит!

Кетз блеснул одновременно всеми глазами, и, свернувшись в шар, откатился в самый дальний угол зала.

– Слышал? – спросил Элмет.

Впрочем, вопрос этот был явно риторическим. Конечно, Каэ слышал.

– Наши роботы эволюционируют, – заметил Денкис. – Они уже не подражают нам, а, выстраивая собственную систему эмоциональных связей, пытаются общаться с нами на равных. Закономерный итог наших усилий по усложнению их психики…

– Ещё чего! – возмутился Элмет. – Этак им собственные роботы-слуги понадобятся… Ох, пугает меня, Каэ, этот прогресс.

Элмет подбежал к вешалке, набросил покрывало из полупрозрачной ткани и, сбросил на ходу сплетённую из мягких трав обувь для спортивных занятий, побежал в сторону душевых кабинок.

– Каэ, составь компанию! – Элмет махнул рукой. – Знаю, что душу ты предпочитаешь ванну, но хотя бы постой рядом. К сожалению, у нас мало времени.

– Что-то срочное? – спросил Каэ, с некоторой опаской подходя к душевой кабинке (этим утром он надел новый костюм: белые брюки свободного покроя и белую куртку с серебряными застёжками… ближе к вечеру, кажется, должен был быть сеанс видеосвязи с родной планетой, и хотелось выглядеть мужественным красавцем-пилотом, а забрызганным водою потешным клоуном… хотя сына, может быть, это зрелище и развеселило бы).

– Не бойся! – успокоил его Элмет и подошёл к панели управления душем. – Сейчас сделаю экран…

Он нажал на кнопку – и синяя пелена сгустилась между ним и Денкисом.

– Ни одна капля не проскочит, – уверенно сказал Элмет.

– Какой душ хотели бы принять? – отозвался динамик душевой кабинки, среагировав на движения Элмета.

– Сокращённый вариант, утренний, температура тела, – ответил Элмет.

И строгим голосом добавил:

– Никаких мне контрастных струй! Знаю я вас, шутников!

– Не беспокойтесь, – ответил душ. – Включить контроль пульса? Сердцебиения?

– Ни в коем случае! – оборвал его Элмет. – И приступай немедленно, а то я начну сердиться.

Душ коротко пискнул в ответ и с разных сторон стал окатывать закрутившегося и запыхтевшего Элмета струями тёплой воды.

– Ой, Творец! – радостно вскрикивал Элмет. – Вот это счастье! Вот это ты хорошо постарался! И массажный душ по спине, пожалуйста…

Денкис отошёл в сторону и присел на скамейку возле душа.

– Что же случилось, Элмет? – спросил он.

Фырканье на миг прервалось. Каэ показалось даже. Что Элмет замер.

– Чуть давление убавь, – сказал Элмет и струи стали заметно меньше. – Вот так, да…

– Сообщение с базы? – продолжал допытываться Каэ.

Конечно, он понимал, что не слишком-то вежливо приставать к моющемуся в душе человеку с расспросами, особенно если этот человек изрядно вымотан утренней тренировкой, да и к тому же занимает важную и хлопотную должность руководителя мобильной группы экспедиции и заместителя самого Ольвеса.

Но любопытство… Точнее, не любопытство, а смутное беспокойство не давало ему покоя. И отчего-то казалось, что спешный этот вызов каким-то образом связан с…

«Да нет, не может быть!» одёрнул себя Каэ.

Но не выдержал, и додумал странную, шальную эту мысль: связан с теми снами, что не отпускали, преследовали его все последние ночи.

– Сообщение? – переспросил Элмет. – Да, угадал. Как тебе это удаётся, Каэ?

– Что именно?

– Угадывать мысли, – пояснил Элмет. – Вот и Эллинес считает, что это именно ты догадался и посоветовал ребятам из лаборатории преподнести ей в подарок зелёный кристалл из берегового разлома. Она, оказывается, очень любит зелёные кристаллы, цвета неба. Но никому об этом не говорила… Неужели ты догадался?

– Я, – признался Каэ. – Но не знаю, была ли это догадка или просто совпадение. Меня просили посоветовать, какой подарок лучше… Элмет!

– Слышу, – отозвался тот.

И добавил, обращаясь к управляющему блоку душевой кабины:

– Всё, хватит! Теперь горячий воздух. Только не поджарь меня!

– Не беспокойтесь, – ответил душ, мигнув огоньками индикаторов. – Болевые ощущения исключены!

– Нет, не верю машинам, – завёл прежнюю песню Элмет. – Помню, много лет назад, в одной из первых экспедиций, был у нас экспериментальный робот, машина для сбора образцов. И вот, вздумали мы…

В душевой кабине зашумели вентиляторы, нагоняя потоки горячего воздуха.

– Подожди! – спохватился Элмет. – Ты что-то хотел сказать?

– Да, хотел, – согласился Каэ. – По поводу угадывания мыслей, интуитивных догадок и прочего… Кажется, наши предки, по крайней мере, некоторые из них были уверены, что только безумцам дано быть пророками и угадывать будущее. Если я начинаю прозревать, то, наверное, потому, что с головой моей и впрямь происходит что-то странное.

– Неужели? – не слишком, кажется, встревожившись от его слов, спросил Элмет.

Быть может, он вообще не понял, о чём идёт речь. И Каэ поспешил пояснить:

– Сны, Элмет. В последнее время сны стали странными…

– Чудовища, змеи, призраки? – с иронией переспросил Элмет. – Или прекрасные девушки из Страны Оранжевых песков? Ах, Каэ, что нам, бедолагам, только не снится! Бывает, что и самый безобидный сон выводит из равновесия. Я вот однажды жену и дочь во сне увидел… Хорошо, вроде бы? Так ведь дело в очередной экспедиции было… так расчувствовался, что полдня ходил, ничего не видя и не соображая. Будто отвара из лишайников обпился… А у тебя что?

– Какой-то… калейдоскоп, эпизоды, картинки из прошлого, – после недолгого молчания ответил Каэ. – Точнее, не картинки, а целые сцены, события… Возможно, не понятые мною, не оценённые до конца события из моего прошлого возвращаются ко мне в моих снах. Прошлой ночью, например, я увидел Энко…

– Кого? – переспросил Элмет.

И скомандовал душу:

– Хватит, друг-банщик. А то я вспотею, и придётся мыться снова.

– Всегда готов, – ответил душ и выключил сушилку.

Элмет нажал на кнопку – и створки в стене душевой кабинки бесшумно разошлись. Из проёма в стене на пластиковом телескопическом держателе выдвинулась вешалка с накинутым на неё халатом.

Элмет набросил его на себя, небрежно, одним движением завязав широкий пояс, и снова нажал на кнопку. Держатель с вешалкой исчез и створки так же бесшумно сомкнулись.

– Экран! – скомандовал Элмет и синяя пелена исчезла.

– Энко – мой учитель, – пояснил Каэ. – Когда-то я проходил духовную практику в Храме… Давно, много лет назад. И у меня был разговор с учителем… Об опасности, навстречу которой мы все идём… Это было давно, мой сын ещё тогда не родился. Я был ещё молод… Я разговаривал с Энко о полётах, выходе в пространство Неведомого… Молод был, возможно – глуп и излишне горяч. Как старик терпел меня? Он терпел, он говорил мне… Тогда я не понял… только сейчас… Давние времена, давние. Сон неожиданно напомнил мне об этом. Я не понимаю, Элмет, зачем мне это всё. Как будто дух-хранитель предупреждает меня о чём-то. И не только меня, всех нас. Он пытается сказать, быть может – уже сказал, но речь его мне не понятна… и потому я в смятении.

– Дух-хранитель? – с иронией в голосе переспросил его Элмет.

Он вышел из душа и пытался теперь пригладить волосы, с усилием проводя по ним ладонями.

Каэ встал со скамейки, почувствовав, что вступление закончилось и сейчас начнётся официальная часть разговора.

– Да ты помнишь об этих суевериях! – воскликнул Элмет. – А пилот должен верить не в древних духов, а в свой корабль.

«Срочный вылет!» догадался Каэ. «Вот зачем я ему так рано понадобился. Что же случилось? Пилотов из экспедиций отзывают редко, разве только… Что-то случилось на Рубеже?»

Рубежом исследователи называли пограничную область космоса, неизученную область планетарных систем, планеты которых не посещались экспедициями Мира из-за их удалённости от границ Обитаемого Пространства.

Либо (что так же встречалось) крайней агрессивности органики или планетарной среды этих заброшенных миров.

Там не было ни научных станций, ни космодромов, ни посадочных площадок, ни биологических модулей, ни орбитальных площадок – ничего.

Область Рубежа находилась в забвении и лишь изредка, не более двух раз в один планетарный цикл, посещалась отдельными экспедициями на специальных, особо защищённых космолётах.

Признаться, обычно такие экспедиции добром не кончались да и с познавательной точки зрения были не слишком полезны.

Потому Совет изучения дальнего космоса не одобрял подобные экспедиции. Но и вовсе отменить не мог: многие научные станции находились в областях, близких к Рубежу, и их безопасность зависела от того, насколько своевременно удастся отследить угрозы, исходящие из рубежной области космоса.

И что… Очередной удар?

– Свой корабль, – повторил Элмет. – Он тебе пригодится. Странное дело, Каэ.

– Вызов с базового корабля? – спросил Денкис.

– Точно, провидец! – и Элмет с притворным испугом приложил ладонь у груди. – От тебя действительно ничего не скроешь. Срочный вызов, Каэ, даже очень срочный. Потому решил вызвать тебя до завтрака. Сейчас техники готовят взлётный модуль. Заправка корабля закончится через две стерры. Упаковку с завтраком тебе загрузят в кабину, поешь в пути. Там всё просто, по походному. Но Мастер Очага нас простит.