Пленники кристалла

Кен пересел поближе к столу, отодвинул графины и стаканы на край и положил перед отцом чемодан.

Хальд перевел взгляд на сына. У Лозари возникло желание проникнуть с помощью руны Сенсуса в сознание Кена, чтобы узнать, что скрыто в чемодане. Но Глава клана удержался от подобного шага, боясь оскорбить своим действием сына. После некоторых колебаний он все же открыл замок и откинул крышку. Ровными рядами в чемодане лежали стопки банкнот.

– Деньги, – особой радости в голосе Хальда не было.

– Я решил, что пора отдать долг. Дела у компании идут неплохо. Так что мы в состоянии расплатиться с… кредиторами, – последние слова Кен произнес с улыбкой, будто пытался смягчить смысл сказанного.

– Здесь больше, чем ты брал.

– Так и прошло почти двадцать лет.

– Двадцать лет, – эхом повторил Хальд, будто вспоминая те времена. – Не думал, что твоя затея выгорит. Какая-то вшивая аптека, непонятный компаньон. А теперь несколько фармацевтических фабрик. Слышал, что ты заключил ряд выгодных соглашений. Что дальше?

– Дальше будем расти. Займемся исследовательской деятельностью официально, возможно со временем откроем еще клиники. Планов на самом деле много.

Хальд не был рад такому положению вещей. Их отношения с Кеннетом нельзя было назвать особо теплыми. Когда они познакомились, одному давно минуло тысячу, а другой перешагнул трехсотлетний рубеж. Они были скорее деловыми партнерами. Но были бы у них какие-то дела, если бы не договоренности, достигнутые во время их первой встречи?

– Ты хочешь отделиться от клана?

Вопрос был задан осторожно. Да и сам Хальд действовал аккуратно, будто боялся спугнуть сына. Ведь что стоило ему, сенсуситу, залезть в голову Кеннета и вытащить оттуда всю информацию?

– С чего ты это взял?

– Я же знаю, что ты не в восторге от того, чем мы занимаемся…

Не в восторге? Первое знакомство с бизнесом Хальда подвергло вампира в шок. Ловля людей, поиск Иных, чтобы потом у особо ценных экземпляров стереть память, наложить на сознание новые воспоминания и продать подороже тем, кому нужны такие рабы. А желающие ведь были. Были тогда, есть и сейчас. И никакие законы и запреты не смогут этому помешать. Бизнес, строящийся на удовлетворении низменных желаний, будет существовать и дальше…

Смог бы он это принять, если бы не необходимость? Но случилось то, что случилось, и что-либо менять молодой вампир не собирался. Чем бы клан Лозари не занимался – теперь это и клан Кена тоже.

– Не в восторге, – признался мужчина. – Но это не значит, что я отказываюсь помогать клану и тебе. Просто не хочу, чтобы между нами стоял финансовый вопрос. К тому же, – Кен взболтал жидкость в стакане, – возможно у меня к тебе будет деловое предложение.

Хальд не торопил сына, давая ему возможность собраться с мыслями и озвучить желаемое.

– Как по поводу выполнения спецзаказа для меня? Нет, нет, нет, – Кен рассмеялся и отрицательно провел рукой, – не такого. Мне могут понадобиться подопытные. Разные расы. Разные параметры. К сожалению, не все можно проверить на животных.

– Без проблем. Мои юристы оформят все так, что никто из Конфедерации не придерется, – пообещал в свою очередь Хальд.

Около двух веков прошло с тех пор. Изменилась история, поменялись законы. Но все так же рабовладельческий рынок находился в руках Лозари, все так же испытывал потребность в подопытных Бенджамин. Лишь публичные дома стали выглядеть иначе. Да и фабрики де Конинга разрослись, компания пожрала компанию, образовав новую корпорацию, охватывающую все области медицины и фармакологии.

Здесь есть, чем гордиться, и есть о чем вспомнить!

– Эрна!

Он вновь вырывается из сна, который, быть может, и сном не был. Морок из воспоминаний, слишком ярких для живого, слишком четких для умирающего. Но его время истекает, хотя он продержался дольше телефона, который выпал из рук, пока вампир спал, и погрузился в окружающую тьму – и в этом Бен видел горькую иронию.

За то время, пока он был без сознания, ничего не изменилось: новые жильцы не появились, в мире кристалла не стало светлее, земля не стала мягче, мгла не стала дальше и даже боль в ноге осталась прежней. Как и остался прежним образ Эрны, следующий серым облаком за его взглядом, куда бы он ни повернул голову.

– Зачем, – он пытается говорить, проталкивая слова, но обожженное горло не подчиняется, и он продолжает вести диалог мысленно, лишь чуть шевелятся губы, беззвучно произнося фразы, – зачем ты здесь?

– Подумай сам. Быть может ты что-то хочешь мне сказать?

Как пущенная задом наперед лента кино, мелькает перед его взором прошедшая жизнь. Что послужило толчком ко всей этой круговерти?

– Ты была права. Нам не стоило вмешиваться в ту войну.

– Нет, Бенджамин. Это клану не стоило вмешиваться, так как от этого зависела жизнь многих. Но каждый член клана мог сам решать, как поступить. Ты сделал свой выбор. Ты о нем жалеешь?

Бен проводит рукой по глазам, смывая выступивший гной. Видение тает. Он вновь один.

– Эрна… Эрна… Тебя здесь нет. Я один, схожу с ума настолько, что мне мерещишься ты – древняя и бессмертная старуха. Нет, я не жалею.

Глаза болят от тьмы, такой беспросветной и пугающей. Она подступает, медленно отхватывая у территории миллиметр за миллиметром. В мире древнего артефакта уже нет бурлящей лавой дыры, но от этого воздух не перестает быть менее ядовитым. Вместо огненного пара в легкие попадает тьма, она разрушает плоть и путает мысли.

– Это не ты. Все эти слова – лишь плод моего воображения; то, что я хочу услышать. Но все это неправда.

– Это так важно?

Бен вздрагивает, испуганно оглядываясь. Но облик Эрны растаял вместе с воспоминаниями. Остался лишь голос, звучащий в голове.

– Тебе это важно?

– Нет, – после небольшой паузы отвечает вампир. – Просто, если я начинаю говорить сам с собой, видимо, мне недолго осталось.

Он поднимает голову, вглядываясь вдаль, где, как ему показалось, что-то мелькнуло.

Нет, всего лишь мираж: превращенная в маленькую звезду умирающая надежда. Звезда крохотная, еле заметная. Бен смотрит, стараясь воображением увеличить ее хотя бы до размера луча, что появился семь дней назад. Тот луч возник неожиданно и осветил сидящих на клочке земли двух существ: женщину-мага и вампира. А когда он исчез, остался лишь один вампир.

«Главное, надеяться. Надежда никогда не должна умирать», – так говорила Ребекка, его невольная соседка и пленница этого мира.

Бен прикрывает глаза, вспоминая эту женщину, что была рядом, но была так далека. Он помнит каждый день, что они прожили вместе. В момент их знакомства этот мир был намного больше.

Они встретились случайно: просто разрушающийся кристалл откинул свои отростки-платформы и всех, кто еще не успел исчезнуть, собрал в основе.

Они провели вместе двадцать девять дней…

Перед ним была тициановая платформа с холмом посередине и небольшим резервуаром в метр диаметром, который находился ближе к краю подсвеченной алым территории. Раньше это было местом выхода хенотов – как назвала змееподобных существ с пастью острых акульих зубов Ребекка. Но эти монстры уже давно не появлялись. Однако пленники периодически поглядывали на булькающую лужу, будто опасались, что из нее вновь вылезут чудовища. Но те умерли первыми, не прожив и нескольких дней после того, как луч магов ударил по артефакту. Так что теперь в лужах ничего не было: только огненная пульсирующая лава, которая распространяла по поверхности смертельный жар.

– Когда выберусь, первым делом нырну в ванную. И чтобы вода там была прохладная, – Ребекка попыталась собрать волосы в пучок, но они вновь потными прядями облепили лицо.

– Я бы на твоем месте не стал употреблять эти два запрещенных слова: вода и прохлада. И первое, и второе нам уже не светит.

Мужчина сидел на склоне холма, срезал перочинным ножиком ногти и периодически поглядывал на женщину, стоявшую у подножия этого алого пузырчатого возвышения.

– Так что расслабься и получай удовольствие от последних дней.

– Бенджамин Лоуренс. Что же я слышу? – Бекки приблизилась к вампиру. – Неужели великий ученый, стоящий у истоков современной медицины, и вот так сдался?

Тонкая полоска бровей тревожно сошлась у переносицы – дама была недовольна.

– А что ты от меня хочешь? – мужчина даже не сдвинулся с места и не прекратил свое занятие. – Мы оказались в ограниченном мире, где ничего и никого, кроме нас, нет.

– Ты – пессимист, – в голосе звучали обвинительные нотки.

– Нет, Ребекка. Я реалист. А реальность такова, что нам самим отсюда не выбраться. И я сомневаюсь, что кто-то нас будет вытаскивать. Скорее всего нас сочли погибшими.

– Не смей так говорить, Лоуренс. Даже думать об этом не смей. Нас отсюда вытащат.

Бен убрал ножик и с тревогой посмотрел на женщину. Неужели его расчеты не верны и ее магия дала сбой, а интоксикация, вызванная голодом и обезвоживанием, уже негативным образом отразилась на работе мозга?

– Конечно. Прилетит волшебник, растолкает нас и сообщит, что все это был лишь сон. И ты проснешься в своем небесном доме в райских кущах Раэна, а я – в аду, где случайно заснул между котлами Тресона, – надежды на то, что все это вызовет улыбку у дамы, не оправдались. Что ж, у врачей и без того несколько специфический юмор, а если этот врач еще и вампир…

– Ты… Ты…

– Кто? Хам, извращенец? Кстати, если бы ты сняла платье, телу было бы лучше. Кем ты еще назвала меня в прошлый раз?

– Идиот и дурак, – напомнила Ребекка, но тут же прижала руки к губам, будто эти слова – нечто грязное. – Я не об этом. Нельзя терять надежду. Мы должны верить, что нас отсюда вытащат. Они не могут нас просто тут оставить. Это неправильно.

– А ты, конечно, вся такая правильная… – Бен с сочувствуем посмотрел на молодую женщину. Сколько ей? Внешность – лет на тридцать. Статических морщин еще нет, мимические – не столь заметны, контур лица не нарушен. Значит, как магу ей вряд ли более девяноста. Приличный срок. К этому времени многие снимают с себя розовые очки и понимают, что мир не делится на «правильно» и «неправильно», на «хорошее» и «плохое». Потому что вся жизнь – это балансирование на грани. – Верная жена, которая ни разу не изменяла своему вечно отсутствующему мужу, которая не лгала ни ему, ни сыну – любителю влезать в разные неприятности. И неизвестно, где бы он был сейчас, если бы не помощь родителей.

– Родители должны помогать своим детям.

– Нет, Ребекка. Вечная опека – это худшее зло, которое только могут родители дать детям. Твоему сыну уже за двадцать. Ему бы пора становиться самостоятельным. Может хоть с твоей смертью он это поймет.

Речь мужчины прервала звонкая пощечина.

– Что? Я всего лишь по твоему совету стараюсь найти в этой ситуации что-то положительное.

– О, Тамаэн, что же я от тебя хочу. Ты же вампир! – эмоциональный фон женщины подошел к критическому уровню. – Бесчувственная скотина, живущая за счет жизни других.

– Ты говоришь стереотипами, – аккуратно постарался мужчина остановить поток эмоций. Но если женщину несет по волнам ярости, гнева или хотя бы элементарной истерики, то лучше не вставать на ее пути и дать этому потоку схлынуть.

– Скольких людей ты убил? Десятки? Тысячи? Ты же не человек. Такие, как ты, создали этот кристалл, которому нет места на Заолуне. Если бы его не уничтожили, он бы поглотил все. А сейчас из-за твоих сородичей мы здесь. Почему я должна ждать своей смерти?

Бен слушал, мысленно убеждая себя, что Бекки не виновата в том, что исторгают ее уста. Просто обстановка, просто память, просто стресс. Он, наоборот, должен радоваться, что она говорит, смеется. Значит, его план работает и она не ощущает боли и не задумывается о том, во что превращает ее кристалл. Но всему есть предел. И гнев сгустком энергии, поднимающимся от спины, заставил напрячь мышцы. Кровь хлынула к конечностям, готовым к сокрушительному удару. Бен действительно поднял руку, намереваясь схватить эту глупую женщину за горло.

Пришлось до боли сжать зубы, чтобы не допустить этого, позволить разуму взять контроль над телом, запустить руну, успокаивая кровь.

– Если не хочешь ждать, то я могу уже сейчас сломать тебе шею. Или предпочитаешь, чтобы я вырезал тебе сердце?

– Ты же этого не сделаешь? – не совсем уверенно спросила женщина, делая шаг назад. Она была так забавна своим испугом, что гнев Бена исчез, будто обратился в пыль, стукнувшись о стену.

– Конечно, не сделаю. Мне интереснее посмотреть, как будет умирать от обезвоживания маг жизни. Кажется, это должно быть занятное зрелище.

– Дурак! – женщина стукнула его ладошкой по плечу и улыбнулась, оценив шутку.

– А еще самый несчастнейший из бессмертных. Я-то мечтал, что окажусь в изоляции с какой-нибудь красивой и доступной женщиной. А мне тут тебя подбросили. Пигалицу, до которой даже дотронуться нельзя.

– Дотронуться – можно, лапать – нельзя, – былые серьезность и правильность вновь вернулись к Ребекке. – Я – замужняя женщина.

– Конечно, замужняя, которая застряла с вампиром, – сочувствующе цокнул языком мужчина.

– Не застряла, Бен. Просто это одно из испытаний для меня и моих близких. И мы должны его выдержать. И знаешь, я уверена, что они не поверят в мою смерть. Они будут искать. Перероют весь лес, чтобы найти нужный осколок и вытащить меня из этого мира. Мой муж – маг света. Он перетрясет весь Магистрат, доберется до Парламента Конфедерации, но найдет меня, я в этом уверена.

Мужчина никак не прокомментировал эту речь. Слишком много эмоций. Вполне возможно, что эмоции и имеют какую-то силу, но он не был уверен, что этой силы достаточно, чтобы дотянуться до тех, кто остался по ту сторону кристалла. Кровяная нить, которая позволила вытащить большинство попавших в этот мир, оборвалась уже давно.

– А тебя? Тебя кто-то будет искать? – Ребекка опустилась рядом с Беном. Она двигалась медленно, осторожно, будто ожидала, что боль яркими всполохами вновь напомнит о себе.

– Нет. Не будет.

Он бы хотел ограничиться этой фразой, но взгляд женщины говорил об ожидании. Ей нужны были объяснения.

– Своего отца я не видел более пяти сотен лет. Я даже не знаю, жив ли он. Хальд – мой приемный отец, – Бен задумался, пытаясь оценить возможности Главы клана Лозари. – У него сейчас серьезные проблемы с родным сыном. Так что ему явно не до меня.

– А дети? У тебя же есть дети, Бен?

– Вообще-то нет. Сначала была война – не до них. Затем просто неудачное время. Я постоянно был в бегах, мог сорваться в любой момент. При такой жизни я ничего не мог дать детям, кроме постоянной угрозы смерти. Так что предпочитал не рисковать. А дальше, когда стал Лозари, уже как-то привык быть один.

– Мне кажется, что из тебя вышел бы хороший отец. Ты бы знал, что говорить ребенку, когда ему тяжело. А вот я так много не успела еще сказать… – тихо прошептала женщина, закрывая глаза. Усталость, физическая и эмоциональная, брала свое. Бен слышал, как урчит в ее животе, магия уже не способна была справляться с последствиями голода и недостатка воды.

– А ты верь, что тебя найдут. Быть может, еще успеешь, – мужчина наклонился, убирая с лица заснувшей женщины упавший локон. Он говорил так, хотя знал, что для поиска нужно время, а магия Ребекки почти исчезла. И все же она верила. Верила вопреки всему.

Но разве действительно нет никакого выхода? Он же нашел источник воды, таким образом замедлив процесс обезвоживания, так неужели не сможет придумать что-то еще?

Бекки спала. Вампир достал из кармана перочинный ножик, раскрыл его. Лезвие было хорошее: прочное, заточенное – как раз подойдет для его целей.

Аккуратно сложенная рубашка оставлена в стороне, зубы мужчины сомкнулись на поверхности брючного ремня. Два взмаха ножом – и заглушенные стоны. Слишком тихие, чтобы они могли разбудить спящую.

Вырез готов был наполниться кровью, но та, задрожав на кончиках разорванных сосудов, сгустилась, протянула тонкие нити к тем каплям, что успели вытечь, и втянула их обратно. Амарантовые глаза вампира пару раз прикрылись веками и вновь сменили свой цвет на привычный карий.

Что ж, любое желание имеет право быть выполненным, а вера никому еще бесплатно не давалась.

Если рядом нет спасителя, способного послать манну небесную, если магия бессильна, то, видимо, приходится вступать в дело тем, кого причисляют к темным, называют вампирами и носферату. Они, лишенные предрассудков, способны найти выход там, где его, казалось бы, нет.

Но, глядя, как Ребекка с наслаждением поедает маленький кусочек прожаренного над лавовой воронкой мяса, Бен понимал, что иногда даже такие темные создания, как вампиры, не могут быть всесильны.

Мужчина скользнул взглядом по рукаву своей уже давно несвежей рубашки, проверяя, не видна ли сквозь ткань страшная рана, нанесенная перочинным ножиком…

Бен давно избавился от рубашки, да и повязка с руки уже сползла, но он не мог найти силы поправить ее.

– Ребекка, Ребекка, – он пытается говорить, но губы трескаются, а горячий воздух обжигает. – Правильная до боли в зубах и верная до истерического смеха. Ты, как и многие смертные, готова поверить в любую сказку, если эта сказка выгодна тебе. Холм, рождающий жизнь… Я мог придумать и что-то пооригинальнее, но ты проглотила и этот бред. Ты не получила крови, значит, не станешь дарком. Но ты вкусила плоть сына тьмы. Жаль, я не увижу кем ты станешь…

Губы вампира растягиваются в ухмылке, в глазах вспыхивает огонь безумия. Мысленный диалог прерывается, а тишину разбивают крики мужчины:

– Вернись, шлюха! Вернись! Дай мне кровь. Я хочу видеть, как бьется твое сердце в моих руках. Дай мне это! Вернись! Дай исполниться моему жела…

Слова тонут в приступе кашля, выплевывающего из легких отмершие куски, речь продолжается стоном. Мужчина пытается подняться, но падает обратно. Мокрый лоб касается чуть подрагивающих коленей, а изуродованные руки сжимают голову, разрывающуюся от боли.

– Прекрати! Прекрати! Хватит!!!

Злость сходит с лица, будто кто-то просто стер ее ластиком. Остается лишь обреченность. Мужчина обхватывает себя руками, и с губ срываются приглушенные стоны: от прикосновения к плечу кажется, что в ране разожгли огонь.

Рельеф руки нарушен. Волнами на месте раны образовались мышечные волокна. Где-то они успели покрыться кожей, но эти участки настолько малы, что под слоем зеленых выделений, выступающих из-под сине-бордовой плоти, даже незаметны. Боль пульсирует, распространяется от руки к мозгам и давит, давит, давит…

Регенерация не справляется, руна не работает и организм ощущает на себе действие интоксикации, от которой нет спасения.

Свободной рукой Бен нащупывает нож и втыкает острие в самый центр раны. Прежнюю боль перекрывает новая, более понятная и более терпимая. По крайней мере так кажется воспаленному мозгу. В этой новой боли он чувствует успокоение – мимолетное, но столь желанное. И чтобы вернуть это блаженное состояние, он вновь и вновь втыкает в плечо нож, пока рука, держащая оружие, не слабеет, а сам он не валится безвольным комком на платформу. Боль на время уходит, позволив отключенному сознанию немного отдохнуть.

Но отдых не длится долго.

– Августа!

Имя, сорвавшееся с губ, заставляет проснуться. Оно звучит в голове, сжигает нейроны. Мысли удерживаются с трудом, картины мелькают, время смешивается, эпохи перетасовываются. Кровавой пленкой покрываются глаза.

И лишь имена вытаскивает сознание. Оно оживляет их – и это причиняет боль. Это имена тех, кого он помнил и кого забыл. Их голоса сливаются в один гул, который хочется заглушить. Он звучит в голове, заставляет вибрировать опустошенные вены. Но когда кажется, что от этого лопнет мозг, – все вдруг исчезает.

В рот льется жидкость, густая и безвкусная. Она пробегает по пищеводу, всасывается в клетки, наполняет сосуды – мнимая свобода от проклятия кристалла.

– Матушка.

Кровавая пленка на глазах не позволяет их раскрыть. Слипшиеся ресницы не дают увидеть то, что окружает вампира.

Тьма подступила так близко, что кажется: если он пошевельнется, то окажется в ее объятиях.

– Мне недолго осталось.

Мужчина пытается смеяться, но смех вновь переходит в кашель, а затем в хрипы. Проглоченная кровь отвергается организмом. Сосуды вновь истончаются, и лишь в артериях продолжают пульсировать остатки драгоценной субстанции.

– Кажется, я прогрыз себе вену. Не могу остановить кровь…

Трясущимися руками он надавливает на вену на руке, чтобы сохранить драгоценную жидкость.

Бен еще не видит, что время на исходе и конец уже предрешен. Остается лишь выбрать: попасть во тьму, будучи в сознании, или позволить ей завладеть застывшим обескровленным телом.

– Августа! Августа!

Губы шепчут имя, но звуков уже нет.

– Матушка! Матушка! Мне страшно!

Он нащупывает кинжал, оставленный Ребеккой. Заточенное лезвие обрезает пальцы, пока он ослабевшей рукой берет оружие. Он знает: клинок жаждет встречи с его сердцем. Вампир сопротивляется, но сил уже нет.

– Матушка, прости!..

Часть II

Глава 1. В ожидании Кроны

С чего же началась эта история? С того, как на карте мира появились карантинные зоны, в которых опасно было находиться: болезнь, названная тромбоцепией, косила всех и не давала шанса на выздоровление ни магам, ни людям, ни вампирам? А быть может, все началось с появления на улицах проповедников, предсказывающих конец света? Многие верили им, тем более астрономы обещали, что летом 2017 года к Заолуну приблизится Темная Планета Крона. Она появлялась в нашем мире неожиданно неизвестно откуда и неизвестно куда исчезала. В прошлый раз ее появлению предшествовала пятидесятилетняя война. Теперь же пророки говорили о приходе демона Кхорта, который уничтожит Заолун.

Но может были и другие события, которые раскрутили воронку, смешали в ней судьбы, уничтожили надежду на спасение и приблизили мир к объятиям тьмы, посланной демоном?

Май 2016 года

Государство Аэролин, окраины Бердикта

Заброшенный склад на краю города в ту ночь преобразился.

Черные тени стекались к железным дверям, где застыли грозные фигуры охранников, от которых на расстояние веяло темной силой, поэтому желающих попасть внутрь без специальных приглашений не было ни среди вампиров, ни среди магов.

В огромном зале царил полумрак. Редкие факелы освещали столы на втором ярусе, предназначенном для почетных гостей. Тем, кто не вошел в их число, предстояло занять нижний этаж, где не было предусмотрено ни столов, ни кресел. Но все эти неудобства окупались близостью к арене, похожей на большую клетку в центре зала. Фигурные прутья искрились, напоминая о токе, пущенном через них.

Зрители собирались, чтобы посмотреть на подпольные бои, где бойцы сражались за приз, главный из которых – жизнь. Маги, вампиры, люди – кто-то пытался заработать, кто-то был поймал и сейчас боролся за свободу.

Прозрачное поле вокруг арены не позволяло магии участников выйти за пределы ринга. Если всплеск силы был мощным, поле дрожало, словно масляная пленка на поверхности воды.

Четыре столба поддерживали толстую каменную основу этого импровизированного ринга с ямами по периметру, в которые иногда проваливались бойцы, чтобы в подвальном помещении встретиться с заточенными кольями. И тогда десятки камер проецировали на большой экран на потолке всю красоту этой кровавой расправы.

– Мне надо с тобой поговорить.

За столом их было четверо. Трое мужчин: один давно отметил свое тысячелетие, другой перешагнул шестое столетие, а третий на днях отпраздновал двадцать пять лет. Четвертой была женщина. Затянутые в перчатки руки сжимали бокал с рубиновым вином, очерченные подводкой глаза неотрывно следили за событиями, происходящими на арене. Ее спутник отвечал на вопросы, указывая иногда на других свидетелей кровавых действий. Однако на фоне этих разговоров и общего шума в зале он уловил мысленный вопрос, направленный на него старшим сыном.

– Что-то случилось?

Сенсусит раздробил сознание. Это позволяло ему поддерживать беседу с дамой и вести беззвучный разговор с Бенджамином.