Башни витаров

Тимша встрепенулся:

– Черные болота! Силы небесные! Думал ли я, что окажусь там когда-нибудь!

– Ты и не окажешься там в ближайшее время, – возразил Синигир, – зачем нам знахарка? Рука, правда, не болит.

– Ты забыл, как тебе было плохо? Место укуса припухло, – заявил Тимша.

– Да что мне станется, – сказал Синигир, кашлянул и, глядя прямо в черные мальчишеские глаза, добавил:

– Я хотел поблагодарить тебя за спасение.

– Да не за что благодарить, – отмахнулся Тимша, однако улыбнулся открыто и приветливо, – ты ведь не мог ехать верхом.

– Ради моего спасения ты пожертвовал добычей.

Тимша шутливо сказал:

– Даже и не думай! Бедняжки хотели есть и пить, вот я их и отпустил – ради них самих.

– О, теперь мне полегчало! Но все равно – я твой должник.

– Твой долг – слушаться меня, пока не выздоровеешь. Завтра утром отправляемся на Черные болота! – важно объявил юноша.

– Признайся: тебе просто хочется там побывать, – добродушно усмехнулся Синигир.

– Ты-то везде путешествовал, хорошо тебе смеяться, – вздохнул Тимша с некоторой завистью, растеряв всю важность.

– Ну, что ж, не стану перечить – болота так болота, – согласился благодарный охотник, хотя на языке так и вертелись слова о том, что Тимша еще очень молод и все путешествия у него впереди.

– Скорее бы утро! – мечтательно произнес зверолов.

– Мы выедем еще до рассвета, – сказал охотник и поспешно добавил, боясь, что его заподозрят в насмешке, – если я смогу проснуться.

– Я разбужу тебя, я всегда встаю затемно! – с воодушевлением пообещал зверолов.

– Тогда я пойду спать, что-то устал я сегодня, – охотник поднялся, опираясь на стол.

– Тебе надо набираться сил. И не забудь выпить отвар, всю кружку, – приказал зверолов спине Синигира и добавил уже негромко сам себе, – только кружка тебе не слишком понравится: она такая огромная!

Он хмыкнул, и вновь тихо сказал себе вслух по привычке одинокого лесного жителя:

– А я немного еще посижу.

Хотя ничего особенного в помещении не происходило, Тимше все было интересно: вот сидят два здоровяка, молча пьют хвойный эль из больших красных кружек, вот вошел новый посетитель, высокий, широкоплечий, не хуже Синигира, закутанный в черный плащ, на голове – широкий капюшон, присел за дальний стол и принялся беседовать с хозяином.

Потом мысли Тимши переключились на отпущенных животных. Зверолов представил, как бегут они по пустоши к родному Синему лесу. Ну и пусть бегут! И гика пусть бежит. А Синигир выздоровеет, никуда не денется. И завтра двинутся они прямо на Черные болота!

Жители Синего леса с опаской относились к Черным болотам, потому, наверное, что мало кто там бывал. Да и что делать собирателем или дровосекам на болотах? И звероловам там делать нечего. Разве что охотники, и то не все, а такие неутомимые и отважные, как Синигир, бродят иногда по топким тропам, выслеживая желтых диких кошек или таинственных болотных кабанов, зверей, которых никто из охотников никогда не видел и не убивал. Даже Синигир.

Между тем оба молчаливых здоровяка поднялись и потопали к выходу. Новый посетитель в плаще с капюшоном тоже встал, но направился не к двери, а прямиком к столу Тимши. Он шел стремительно – полы плаща разлетались.

Зверолов замер в ожидании – что дальше.

Мужчина подошел, склонил голову и спросил удивительным, чуть глуховатым, но очень приятным голосом, хотя в нем и слышалась нотка железа:

– Прости за беспокойство, юноша. Хозяин сказал, что это твою повозку я видел во дворе. Такая необычная повозка.

Зверолов, словно завороженный, внимал незнакомцу. Ах, как бы хотел Тимша стать обладателем такого голоса! А тот продолжал:

– Если я не ошибаюсь, ты отправляешься на Черные болота? Тогда нам по пути. Не мог бы ты одолжить мне свою повозку, у тебя ведь нет поклажи?

– Мог бы, – откашлявшись, ответил Тимша.

За время короткого разговора зверолов не рассмотрел лица собеседника. Во-первых, он стоял, а Тимша сидел, во-вторых, голову незнакомца покрывал капюшон. Так что юноша увидел лишь твердый подбородок и украшавшую его черную короткую бородку.

– Меня зовут Мур. Завтра утром я жду тебя у крыльца.

Мужчина поклонился и сделал шаг назад.

– А я Тимша, зверолов из Синего леса, – поспешно представился юноша.

Он растерялся, поэтому чуть не забыл об учтивости: Тимша не имел опыта бесед с такими людьми, как Мур, да и вообще с незнакомыми людьми. Всю жизнь зверолов общался лишь с обитателями Синего леса, которых знал с детства.

– Прости за назойливость, – Мур остановился, и, как показалось Тимше, заинтересованно спросил:

– Позволь спросить, а что ночью делает зверолов из Синего леса в Бурой пустоши?

– Я… мы с…с товарищем путешествуем, – не сразу сообразив, какие слова лучше охарактеризуют его отношения с Синигиром, – запинаясь, ответил Тимша.

Он рассердился на себя за это робкое заикание. В самом деле, словно ребенок! Незнакомца, видимо, тоже смутила нерешительность юноши, потому что он вдруг спросил:

– А повозка точно твоя?

– Моя! Эту повозку я нарочно сделал так, чтобы клетки все умещались и зверушек не трясло. Я ведь зверолов.

Тут Тимша, к своему крайнему изумлению, чуть было не рассказал случайному собеседнику о том, какой он замечательный зверолов и как поймал свирепого барса! «Да это заразно! Стоило провести день с охотником – и вот вам – уже хочу хвастаться!» – удивился зверолов сам себе.

– Не сочти меня навязчивым, просто я редко встречаю людей издалека, да еще путешественников. Вот хозяин сказал, будто ты направляешься на Черные болота – я и посмел обратиться к тебе с просьбой, – извиняющимся, но от этого не менее мужественным тоном, произнес мужчина.

Тимше льстило, что такой взрослый серьезный и, по речи судя, благородного происхождения человек запросто беседует с ним.

– Да, мы на Черные болота едем, к знахарке. Мой товарищ немного приболел в пути, – объявил он.

– О! Какая удача, – не меняя тона, сказал Мур.

Тимша удивленно поднял брови.

– О, прости, говоря об удаче, я имел в виду, конечно, не хворь твоего друга, просто мой путь лежит именно на Черные болота.

– Ты там живешь? – живо поинтересовался Тимша.

– Можно и так сказать, – как-то уклончиво ответил мужчина.

Но он не знал: туманные ответы не для Тимши, приверженца правды и искренности.

– Не хочешь ли присесть? – пригласил он Мура – любопытство пересилило в нем застенчивость.

И пока тот, кивнув, усаживался напротив, зверолов спросил напрямик:

– Так ты на Черных болотах живешь или нет? И зачем тебе моя повозка?

– Обитаю я на Черных болотах, там, где они граничат с Бурой пустошью, а на повозке я хочу доставить лес. Я не собирался покупать лес сегодня, но так вышло.

Простой ответ понравился юноше: он совершенно освоился, перестал смущаться и заикаться, тем более что ему удалось, наконец, увидеть лицо собеседника, до того спрятанное в тени капюшона. Зверолов именно таким его себе и представлял. Особенный голос Мура полностью соответствовал внешности: в прямых линиях носа и бровей странным образом сочетались жесткость и мягкость; вообще Мура можно было бы назвать красивым, но темно-серые глаза смотрели слишком мрачно, черные брови разделяла вертикальная складка, а уголки губ скорбно опустились книзу.

– Чем же болен твой товарищ, – поинтересовался новый знакомый, – если это не тайна?

– Да какая тайна! Его гика укусила, а он не признался сразу, – с готовностью принялся рассказывать Тимша, однако прервал себя и спросил:

– А чем ты занимаешься на болотах?

– Что за гика? Сможет ли твой спутник верхом добраться до болот, ведь повозку я заберу? – предпочел Мур не услышать вопроса.

– Синигир, так моего товарища зовут, почти здоров: сейчас спускался, вид у него бодрый. А гика очень красивая: хвост пушистый, на ушках кисточки, шерстка шелковая, полосы на спинке, – затараторил юноша, – но вот беда: ее укус ядовитый – с гикой надо держать ухо востро. Я до сегодняшнего дня не видел людей, которых она укусила, но охотник у нас особенный: он о гике и не слышал! Видишь ли, Синигир на белок не охотится. Но, как бы то ни было, пришлось мне лечить охотника наугад.

Мур молчал, пристально рассматривая юношу. Под этим пронзительным взглядом зверолову стало как-то не по себе. Он заерзал на стуле, и, чтобы нарушить молчание, неуверенно, почти умоляюще добавил:

– Вот и вся моя история.

– Да? – Мур неожиданно улыбнулся, – поистине поразительно!

Но Тимша не спросил, что удивило собеседника: рассматривал его лицо, которое удивительно преобразилось от вдруг вспыхнувшего внутреннего света. Исчезла жесткость черт, словно стертая невидимой ладонью, серые темные глаза теперь глядели мягко и дружелюбно, даже вертикальная морщина на лбу разгладилась. Тимша облегченно улыбнулся в ответ и, хотя немного опасался, как бы собеседник не обиделся на его любопытство, попросил:

– Расскажи теперь что-нибудь о себе.

Мур вновь усмехнулся: «ну что с тобой делать!» и спросил:

– Ты, наверное, знаешь, что дровосеки продают лес жителям Черных болот?

Тимша с готовностью кивнул. Он что-то такое, конечно, слышал, но поскольку зверолову не было до дровосеков никакого дела (это же не охотники!), то зачем, почему и как они возят лес на болота, юноша понятия не имел, однако не хотел заставлять собеседника прерываться на объяснения.

– Так вот, дровосеки часто доставляют лес в Бурую пустошь, а на Черных болотах живут углежоги, которые приезжают и забирают его. Хотя сегодня приехал я сюда по другому делу…

Тут Мур на всякий случай пояснил:

– …передать кое-что хозяину таверны. А тут вижу: лес дровосеки продают. Затем и повозка понадобилась. Иначе завтра пришлось бы ехать на болота, брать телегу, возвращаться. Ну, вот и вся моя история.

Мур умолк, рассматривая Тимшу, а потом неожиданно спросил:

– А как же ты лечил своего друга наугад?

Зверолов принялся оправдываться, указывая на свою торбу:

– Из краснолистника – я всегда ношу его с собой – мазь сделал, отваром из можжевеловой шишки поил.

– Но ведь ты не знахарь. Откуда же знаешь травы и рецепты?

Тимша виновато залепетал что-то о том, как лечит своих зверушек.

– Ты умеешь лечить зверей? – выпытывал Мур, не сводя с юноши пронзительного взгляда.

Зверолов вздохнул:

– Синигир, конечно, не белка; во всяком случае, он намного больше, но что было делать?

Черты лица Мура от этих слов вновь смягчились —Тимша тряхнул черными вихрами, улыбнулся открыто в ответ и заявил:

– Синигиру стало лучше. По-моему, это главное. К тому же, мы едем к знахарке – она скажет, если что не так, ведь верно?

Мур кивнул:

– Да, со знахаркой я знаком. Как раз по ее поручению нынче я тут: она снадобье из болотных трав попросила передать для жены здешнего хозяина. Знахарка, точно, поможет твоему товарищу.

Мур продолжал глядеть на собеседника хоть и дружелюбно, но так пристально, что тот смутился и, чтобы скрыть это, спросил нового знакомца:

– А зачем тебе понадобился лес?

– Жечь, – последовал краткий ответ.

– Жечь? Зачем?

– Я углежог.

– Углежог?!

Про существование углежогов зверолов знал: древесный уголь, продукт их ремесла, продается в любой деревне. Его покупают чаще всего кузнецы и хозяева харчевен, пекари и прачки. Но и другие люди в Синем лесу, хотя и топят печи в основном дровами, пользуются древесным углем: он и горит дольше, его не нужно сушить. Очень часто хозяйки, не дождавшись от мужей дров, которые нужно добыть в лесу или купить у дровосеков, приобретают уголь для своих нужд. Мужья, целыми днями пропадающие в лесу на промысле, этому рады, ведь дрова мало привезти из леса: нужно после нарубить их на мелкие чурки, сложить, просушить. Конечно, дрова дешевле, но мороки с ними много, потому уголь, что в холщовых мешках продают торговцы на деревенской площади, расходится неплохо.

Давным-давно углежоги занимались своим ремеслом прямо в Синем лесу: об этом могут красноречиво рассказать проплешины – полянки, где молодые деревья поднимают кроны взамен сгоревших когда-то. Потом, по-видимому, опасаясь пожаров, охотники, звероловы и собиратели уговорили углежогов покинуть лес. Углежоги согласились, понимая, что их ремесло вредит лесным обитателям, и ушли на Черные болота. С тех пор жили они там, где болота граничат с Бурой пустошью. Настоящего углежога юноша никогда не видел, потому смотрел во все глаза.

– Углежог, – между тем продолжал разговор Мур, чуть заметно улыбаясь, – а почему это тебя удивляет?

– Я представлял углежогов как-то иначе, – пожалуй, впервые в жизни ругая себя за прямоту, проговорил Тимша.

– Интересно, и как же? – Мур вовсе не обиделся, наоборот – развеселился еще больше.

Это придало зверолову смелости – он принялся перечислять:

– Ну, углежоги, они… они старые …закопченные, страшные, грубые, сгорбленные, от постоянного дыма глаза у них красные…

– У тебя смелое воображение, – заметил Мур, – хотя кое в чем ты прав: работа эта тяжелая, здоровья и молодости не добавляет.

– Наверное, ты недолго занимаешься этим ремеслом, – предположил Тимша, рассматривая красивое лицо собеседника и его чистую, довольно богатую одежду.

– Всю жизнь… почти, – опроверг его догадку углежог.

Улыбка исчезла с его лица, брови нахмурились – перед звероловом опять сидел суровый, с мрачным взглядом человек.

«Он рассердился на какие-то мои слова!» – подумал Тимша и уже хотел чистосердечно озвучить свою мысль.

Но тут углежог поднялся.

– Что ж, приятна и увлекательна была наша с тобой беседа, зверолов Тимша из Синего леса, знающий знахарские рецепты и умеющий лечить наугад.

Мур проговорил это вполне серьезно и поклонился. Тимша, поняв, что на него не сердятся, поспешно вскочил, поклонился в ответ и горячо воскликнул:

– Мне тоже очень приятно, и моя повозка в полном твоем распоряжении!

Он сам не понимал, почему новый знакомый вызвал в нем такую симпатию, но от избытка чувств снова отвесил неловкий поклон.

– Тогда до завтра, – попрощался Мур и направился к выходу.

Глава третья

в которой охотник пугается, пытается

отмолчаться, но потом рассказывает то,

что знает, зверолов вспоминает истории,

а после летает и слушает удивительную песню

От переполнявших его чувств Тимше не хотелось спать, но поскольку завтра предстоял ранний подъем, нужно было восстановить силы.

Юноша медленно поднялся по шатким скрипучим ступенькам на второй этаж, где находилась отведенная им с Синигиром маленькая комнатка, на ходу продолжая переживать впечатления долгого дня и размышлять о необычном знакомстве с углежогом с Черных болот.

Несмотря на некоторое улучшение вечером, к Синигиру этой ночью долго не приходило желанное забытье. Хотя боль в руке и ослабела, однако то ли от отвара, которым напоил его сверх всякой меры зверолов, то ли от яда, проникшего в кровь, – охотник испытывал мучительную жажду. Он время от времени пил из огромной глиняной емкости, иногда вместо воды снова глотал противный отвар, путая кружки. К тому же Синигир с трудом умещался на жестком ложе, сделанным, как и все в Бурой пустоши, из окаменевшей глины.

К полуночи больной почувствовал слабость и озноб – мысли болтались в его голове в совершенном беспорядке. Сначала охотник думал о ядовитой полосатой гике, потом неожиданно ясно вспомнил, как Тимша вез его, все время напевая. «Что это за шутки зверолова, о чем он поет и бормочет все время?» – вяло размышлял Синигир. Тут он вспомнил: Тимша отпустил ради его спасения добычу! Даже в бреду охотник продолжал удивляться поступку зверолова: такого от строптивого дерзкого юноши он никак не ожидал. Но чувство благодарности немного смущало Синигира: с того времени, когда они узнали друг о друге, их отношения определились – соперники! А что теперь?

Так и не решив, как же теперь относиться к зверолову, охотник принялся думать о своей тетушке, живущей на Пятом, самом близком к Дювону, холме. Давно он не виделся с ней! А ведь тетушка уже немолода, и, конечно, навещать ее нужно бы чаще. Вот Багряна обрадуется приезду племянника! Хорошо, что представился случай: и побывать у тетушки, и разобраться с таинственной историей зверолова. Охотнику пришло в голову, что непонятное событие, заставившее отправиться в неблизкий путь в компании Тимши, почему-то совсем не волновало его. Он подумал о другом: «Плохо – пришлось делать такой крюк. Теперь поедем по Бурой пустоши, где созерцать можно разве что серый кустарник и бурый мох – чахлые порождения несчастных почв. А ведь могли бы любоваться живописной дорогой среди холмов, полянками, поросшими сочной травой и цветами, светлыми озерцами, маленькими домиками под соломенными и черепичными крышами».

Так текли мысли охотника, пока он, наконец, не погрузился в дрему – мысли окончательно спутались, потом сон сморил его, и Синигир провалился в темноту, где бегала по лесной тропинке и почему-то шипела на него гика, а он (стыдно признаться) прятался от ядовитой полосатой белки. Однако после гика сидела у него на плече, как ни в чем не бывало. Неожиданно гика исчезла, и появилась женщина – тут Синигиру стало страшно, хоть он всегда гордился своей смелостью. Женщина, окутанная облаком черных волос, словно сотканная из синего тумана, плыла к нему по воздуху. «Синигир! – звала она мелодичным голосом. Охотник силился что-то ответить, судорожно хватал воздух пересохшим ртом, хрипел и, наконец, распахнул глаза. Увидев склонившуюся над собой фигуру, Синигир молниеносным движением руки выхватил нож. Фигура отпрянула и воскликнула:

– Это я – Тимша. Ты так метался, что я решил тебя разбудить. Не маши ножом, благодарный больной.

Синигир опустил оружие, всматриваясь в очертания человека, говорящего голосом зверолова. Зыбкое пламя свечки осветило лицо: большие черные глаза, вздернутый нос, непослушные вихры…

– Тимша… – пробормотал Синигир облегченно, – как ты меня напугал!

– Что?! – поразился Тимша, – напугал? Тебя?

Он взял со стола кружку, понюхал содержимое, скривился, поставил, взял другую и протянул Синигиру:

– На-ка, глотни воды.

Пока охотник жадно пил, проливая воду на белоснежную рубаху, Тимша, качая головой, рассуждал:

– Надо же – испугался. Вот что яд гики делает – охотник стал бояться.

– Да, – вытирая губы, уже придя в себя, поспешил согласиться Синигир, который чувствовал себя крайне неловко, показав слабость перед бывшим соперником, – это действие яда. Мне в бредовом мареве приснилась витара (о том, что снилась и пугала его гика, Синигир предпочел не упоминать), она звала меня по имени.

– Витара?! – Тимша даже присвистнул.

– Слушай – забудь, – укладываясь на каменную лежанку, пробормотал Синигир.

– Но ведь они существовали только в сказках, – словно не заметив слов охотника, проговорил зверолов.

Синигир молчал, уставившись в потолок, ругая себя за откровенность. Что стоило сказать, например, не «витара», а… да вообще ничего не говорить.

Но было поздно: Тимша, усевшись на свою лежанку, уютно устроился, подвернув ноги, принялся размышлять вслух:

– Я мало что помню из детства, но рассказ мамы о витаре из Синего леса запал мне в душу.

– Все витары давно исчезли. И в Синем лесу никакая витара не обитала. Все это выдумки, – сурово объявил Синигир.

– Ты говоришь «исчезли». Значит: когда-то все-таки жили? Ведь, согласись: исчезнуть может лишь то, что было.

Не дождавшись ответа, Тимша спросил:

– А интересно, как они колдовали?

– Кто? – обреченно пробормотал Синигир, переворачиваясь на спину и морщась от уколов соломы, которой были набиты матрац и подушка.

– Яд еще действует, – заметил тихонько, как бы про себя, Тимша.

– Почему это? – Синигир приподнялся на локте, – со мной все в порядке.

– Ты не помнишь, о чем мы говорили только что, а говорили мы о витарах.

– Говорил ты, – вздохнул Синигир, – я вообще не собираюсь обсуждать всякие глупости.

– Ты сам сказал «витара», – невинно пробормотал зверолов.

– Я просто поведал о своем сне.

– Ты заявил, что в Синем лесу витары никогда не жили. А где же тогда?

– Я ничего не говорил! – Синигир даже кулаком стукнул по стене от досады на себя.

– Ты поосторожней с рукой, – посоветовал Тимша невозмутимо, – не утруждай ее, а то рана заболит.

Синигир глухо застонал в ответ, но руку осторожно вытянул вдоль тела.

Зверолов помолчал минуту, а потом заговорил вновь:

– Ты же что-то знаешь! Ну, расскажи!

Синигир не отвечал, решив: Тимша рассердится и отстанет (ведь Синигир еще недостаточно хорошо знал Тимшу), и, конечно, ошибся. Не обращая внимания на молчание охотника, юноша продолжал рассуждать:

– Мама говорила, что витара, ну, та, из Синего леса, хоть ты и говоришь, будто она не жила в Синем лесу, знала все о зверях и умела их лечить. А еще зимой она засыпала лес снегом, чтоб ели не мерзли. Почему витары исчезли? Которые злые – понятно: их прогнали на Вонючие топи храбрые карагаи, ну, в сказках так написано. А та, из нашего леса? Пусть бы лечила зверей. Ведь она, наверное, была добрая.

Синигир молчал, притворившись спящим, все еще надеясь: словоохотливый юноша, не найдя в его лице собеседника, умолкнет.

Так и вышло: Тимша вздохнул и затих. Но не успел Синигир обрадоваться, как вновь раздался негромкий голос зверолова:

– Как-то в мою ловушку забрела матерая огромная лисица. Обычно такие старые звери очень умны – обходят тропы звероловов десятой дорогой. А эта вот попалась. Зверь, приметив меня, заметался. А когда я подошел совсем близко, лисица так резко рванулась, что вырвалась, при этом вывихнув лапу. Ох, как я испугался за нее! Лисица бросилась в лес. Она, бедняжка, меня не слушала, как я ее ни уговаривал, убегала, прихрамывая, а потом стала ползти. Что прикажете делать? Пришлось полдня ее уговаривать, чтобы далась мне в руки, а потом месяц лечить. Долго после она жила у меня, да и сейчас порой приходит в гости.

– Ты уговариваешь лисиц лечиться, а потом они ходят к тебе в гости? О небо, а я еще хочу от этого человека разумного поведения!

– Ну и что? – спокойно возразил зверолов, – животные не глупее человека. А вот еще послушай историю…

– Какое отношение твои истории имеют к витарам? – не выдержал Синигир.

– Ты опять сказал «витара»! Сам сказал!

Синигир молчал, а Тимша взволнованно и обрадованно затараторил:

– Мои истории имеют к витаре из Синего леса очень прямое отношение. Ну как же! Жила бы в лесу витара, я отнес бы лису к ней – пусть лечит. А я бы занимался своим делом. Вот скажи, кому ведьма помешала?

– Говорят, вреда от них было намного больше, нежели пользы. И потом, никто не разбирался: лечит витара или наоборот. Во всяком случае, так повествуют сказки.

– Сказки я и сам знаю, а вот что на самом деле произошло?

Тимша спрашивал с таким мальчишеским горячим любопытством, что охотник все-таки не выдержал. «Все равно упрямец не отстанет!» – решил он и начал рассказ вначале неохотно, но затем вошел во вкус, поощряемый взволнованными охами и восклицаниями Тимши. Охотник даже повернулся к зверолову, который, открыв рот, ловил каждое слово.

Синигир говорил, в глубине души удивляясь себе:

– — Витары когда-то давно обитали на каждом из Пяти холмов. Я слышал зим пять назад, как один рощевик-птицелов в «Колючей елке» вел речь о том, что на Третьем холме, на самой его вершине, среди непроходимого леса и острых камней можно обнаружить развалины волшебного замка, где жила могущественная витара. И будто бы растут там необыкновенные дубы, которые рассказывают волшебные истории. А еще как-то до меня доходил слух: в Бурой пустоши якобы учил ремесленников всякому мастерству витар со Второго холма, что имеет сотни лиц. А на рыночной площади однажды торговки упоминали витару, которая когда-то помогала садоводам выращивать золотые яблоки, дающие силы и здоровье. Правда, я таких яблок не пробовал, потому уверен: все это выдумки.

Вначале чародеи вроде бы даже помогали людям, а потом, уж не знаю почему, стали вредить: насылали град и ветер, бред и морок. Долго благородные карагаи и верховный Бескид терпели проделки витаров, и, в конце концов, оседлали своих могучих котоврасов, и выгнали чародеев на Вонючие топи, а там выжить невозможно. За эти годы витары наверняка умерли. Так что даже если они и жили некогда, то сейчас-то – точно нет.

– Но все-таки хотел бы я посмотреть на витаров, ну хоть одним глазком, – мечтательно произнес юноша, – как думаешь, какие они?

– Их давно нет, если они вообще были – я ведь тебе только что сказал! И ни ты, ни я, хвала небу, никаких витаров никогда не увидим. Разве что во сне.

– Ну да, – разочарованно вздохнул Тимша, – оно-то, конечно… Но все-таки интересно узнать, как они колдуют.

– Ничего интересного, – возразил охотник, – вот наведут они какую-нибудь порчу, а потом мучишься будешь не хуже, чем от твоей гики. Да и наверняка они страшные, словно волки.