Хроники Бальдра. Творение рук человеческих

– А, так вот же он! – сказал еще один дружинник, указав пальцем в сторону рынка.

И верно – ошибки быть не могло, перед нами самый настоящий чародей; мало кто в городе решит просто так носить синюю мантию с золотыми узорами. Я удивленно поднял бровь – обычно все подопечные Сверра, согласно традиции, не брили бороды и не стригли волос. У некоторых колдунов шевелюра достигала пола, и они путались в ней во время ходьбы. Голова этого кудесника оказалась гладко выбрита, а макушку украшала странная татуировка в виде змеиных колец. Подбородок практически сверкал на солнце, в таком порядке он содержался. Ни намека на бороду или усы – может, иностранец? Впрочем, все равно; я пожал плечами. Нам приказано проводить его и обеспечить безопасность, а не рассматривать лысины. Ладони он спрятал в рукава собственной мантии, спасаясь от утреннего холода – зима рысью подкрадывалась к Стохетхейму, ледяным дыханием сковывая ручейки и озера окрест.

– Верманд Суровый, какая честь, – склонился колдун, выставив на всеобщее обозрение татуировку, – рад, что конунг выделил для меня именно вашу дружину, слухи о воинской славе разносятся далеко.

Я сухо кивнул и передал ему поводья коня, который нетерпеливо рыл землю копытами.

– Давайте покончим с любезностями и отправимся в путь. Вы готовы выступать?

– Разумеется. Именем Бледных, идемте.

Мы выехали из ворот Стохетхейма и отправились к северным Скорбным холмам, на которых раскинулось городское кладбище. Холмы успели обзавестись маленькими снежными шапками, и теперь, будто воины в парадных шлемах, встречали нас холодом и ветрами. Путь предстоял не такой уж далекий – сложнее всего придется в самом селении, если жители решат воспротивиться. Почти всю дорогу я провел в молчании, лишь изредка отвечая дружинникам; я не хотел ни с кем заводить дружеских отношений, чтобы потом, как пять лет назад, не страдать от горечи утрат. Лучше принять судьбу такой, как она есть – раз я выбрал путь воина, то нужно относиться к смерти как к доброй соседке. Никогда не угадаешь, когда она придет к тебе за солью.

Есть свое очарование в зимнем Бальдре, когда лес примеряет белый наряд, а снежный покров сияет в свете солнц, как украшения Кэри. Следы маленьких лисьих лапок на снегу будили охотничий азарт, но мы здесь не за шкурами; возможно, после похода стоит вернуться с собаками, чтобы добыть для Кэри прекрасный меховой воротник.

Я не стал собирать волосы в хвост, позволив им черными волнами расплескаться по плечам – шлему их не удержать. Голову уродовал шрам, которым меня «наградили» альвы пять лет назад. Длинную бороду я заплел в косички – такой любой дружинник бы позавидовал! Благодаря ей одной мне было теплее, чем колдуну; он ежился и мелко дрожал, ерзая в седле. Вскоре ему надоели праздные разговоры дружины, и он принялся что-то делать с магическими пультами. Видимо, готовил к скорой работе.

– Долго ли ты учился под началом Сверра? – внезапно спросил я, поравнявшись с магом.

Он вздрогнул, но мгновение спустя заулыбался.

– Уже десять лет. Я никогда не покидал Стохетхейма раньше, поэтому, очевидно, мы с вами и не встречались.

– И в какой магии ты преуспел?

– Бледные определили меня в друиды, господин, – колдун слегка поклонился в седле, – я, без лишнего хвастовства, прекрасный лекарь.

– Что ж, тем лучше для нас. Вот, чего не хватает дружинам – собственного друида-лекаря! Нужно будет поговорить с отцом на эту тему… И что же, мы едем лечить больных?

– Тогда бы ко мне не приставили охрану, – уклончиво ответил друид.

Я снова пожал плечами. Не хочет говорить – пусть, это не мое дело. Через день пути с неба обрушился самый настоящий снегопад – крупные хлопья снега жалили лысую голову колдуна, и ему пришлось накинуть капюшон. Видимость резко ухудшилась; невозможно разглядеть даже дерева в десяти метрах! Наугад, то и дело безуспешно пытаясь свериться с картой, я вел отряд дальше, по каменистым равнинам. Наконец, когда снег укрыл все вокруг мягким одеялом, мы выехали на вершину небольшого холма, с которого открывался прекрасный вид на селение внизу. Всего-то домов пятнадцать, притаившихся у самой кромки леса; я и названия деревушки не помнил, да и какая, впрочем, разница? Среди хижин началось какое-то волнение – маленькие фигурки людей, как муравьи, копошились в своем гнезде. Наверняка заметили нас – черные силуэты всадников отчетливо выделялись на фоне стального хмурого неба и кипельно белого снега. Фыркая, кони побрели вниз по склону, оставляя в снежном покрове причудливые следы.

***

Как и в день моего отъезда, стоя у узкого замкового окна, Ингварр смотрел на снегопад, выискивая что-то среди танца снежинок.

– У меня недоброе предчувствие, – сказал он громко, даже не оборачиваясь.

Сверр кивнул и встал рядом; конунг почувствовал приближение колдуна, точно так же, как чувствуется приближение скорой грозы. В воздухе запахло бурей, а по коже пробежал холодок, как будто тысячи маленьких иголок одновременно впились в тело. Скосив глаза, конунг посмотрел на брата – магические пульты полыхали от сокрытой в них силы.

– Переживаешь за сына? Он справится. Жизнь закалила его, как добротный клинок.

– Разумеется, переживаю. Но, на самом деле, не из-за альвов или лесных бандитов – с этим-то он справится. Я многому научил Верманда и многое ему рассказал. Он каждый раз кивает, с улыбкой повторяет мои слова, говорит, что думает, прежде чем пускать в ход меч. Но он слишком горяч. Ему легко вскружить голову. Боюсь, как бы не натворил бед.

Сверр нахмурился и хмыкнул, поглаживая густую бороду.

– Бледные хотят тебя видеть, брат. Они послали меня передать, что Оракул ждет. Тебе оказана честь аудиенции – поспеши. Боги зовут конунга к ответу.

– К ответу? Но за что? – Ингварр поплотнее запахнулся в плащ.

– Ты сам знаешь, что я не ведаю. Хоть я и верховный колдун, Бледные хранят от меня в секрете все свои планы. Выслушай их, брат. И помни – только они могут вершить над нами суд. Слово Бога – закон. Мы сейчас стоим в замке, а не лежим холодными костями в промерзлой земле только благодаря им.

Оракул гудел как проклятый и заставлял зубы конунга ныть. Ингварр всеми фибрами души ненавидел этот момент, когда нужно войти в священный зал общения с Богами. Посреди залы – широкий, словно огромное окно, экран. А на нем – туманные образы, буйство красок, словно сказочный портал в другие миры. Вот-вот что-то должно было проявиться, обрести очертания в хаосе линий и переплетений. Колдуны, которые обычно обслуживали устройство Кархайма, поспешно вышли прочь – видимо, сами Бледные сказали им, что разговор с конунгом не должен коснуться больше ничьих ушей. Экран моргнул; с него смотрел один из небожителей – так похожий на обычного стохетхеймца, но, в то же время, неимоверно отличный от него. В этом и крылась разница между Богом и созданным им существом. Простой человек в присутствии создателя в полной мере осознает собственную ничтожность.

– О, великие Бледные! – произнес конунг обычное приветствие, опускаясь на одно колено. – Верховный колдун сообщил мне, что вы хотели меня видеть. Чем я могу быть полезен космосу?

– Ты не торопился сюда идти, – проговорило лицо с экрана, оценивающе смерив Ингварра взглядом, – дело касается твоего сына.

Сердце конунга будто пронзили копьем.

– Мой сын… С ним что-то случилось? Смертельный удар нашел его?

– Вовсе нет. По крайней мере, пока. У нас другой вопрос – почему ты так не хотел показать нам своего наследника? Боишься чего-то, конунг?

«Значит, Сверр им все рассказал», – с досадой подумал Ингварр. Он решил сказать правду.

– Я просто хотел, чтобы он стал воеводой. Магия сгубит его, о великие. Он слишком горяч, слишком… Слишком сорвиголова. Он не так мудр, как Сверр, и не так холоден. Игры с колдовством его погубят.

– Это не оправдывает того, что ты скрыл от нас интерес мальчишки к технол… Кхм. К магии. Помни, кто поставил тебя на трон, Ингварр. Помни, в конце концов, кто вас создал! Кто подарил вам мир, богатство, славу, леса, поля и горы! Забыл, кому должен подчиняться? Думаешь, сам все решишь, без нашей помощи?

– Нет, что вы! Нет! – Ингварр пал ниц и упер лоб в холодный пол. – Прошу, простите меня! Я знаю, что ошибался. Знаю, что должен был показать его вам… И я готов понести наказание! Я бы никогда не посмел вас ослушаться!

– Нет необходимости в наказании, – задумчиво ответил Бледный. – Мы хотим знать, что власть в величайшем городе планеты представляет кто-то, кто безгранично нам верен. Мы – Боги. А вы – просто смертные, несущие нашу волю. Ты все еще верен нам, Ингварр? – вкрадчиво процедил небожитель.

Кровь прилила к лицу правителя. Он вскочил на ноги и выхватил клинок. На мгновение лицо Бледного исказилось, но конунг поднял меч над головой и громко провозгласил:

– Да! Нет никого в этом мире вернее, о великие! Я долго служил вам, и продолжу это делать с честью! Любой, кто посмеет даже неосторожное слово швырнуть в вашу сторону, падет пред моими ногами, пронзенный этим самым мечом! И пусть даже… Пусть даже это будет мой сын! Или жена! Нет ничего важнее вашей воли, и моя жизнь принадлежит Кархайму!

Бледный помолчал. Пожевал губу. Наконец, удовлетворенно кивнул.

– Хорошо, – сказал он спокойно, – можешь идти, конунг. Мы на тебя рассчитываем. Последнее время среди твоих людей нарастает недовольство, беспорядки разгораются на улицах. Избавь нас от этой заботы.

– Будет исполнено. Даже если мне нужно будет вырезать половину королевства, – в глазах Ингварра горел темный огонь.

За дверью залы конунга ждала жена. Гул поутих, и Ингварр, все еще погруженный в размышления, смотрел, как свет факелов играет с золотыми волосами возлюбленной.

– Ты что, ты… Подслушивала?

– Нет, любимый. Но ты так громко кричал, что слышал весь замок, наверное, – она обвила руками шею конунга и положила голову ему на плечо, – не переживай. Ты все делаешь правильно. Я горжусь тобой! Если я когда-нибудь посмею перечить Бледным, ты должен зарубить меня на месте. Что бы они нам ни поручали – это высший суд. Нам могут быть непонятны пути Богов, но это не значит, что мы идем по правильной дороге.

Ингварр твердо кивнул. Мятежные деревни будут наказаны. Жестоко наказаны.

***

– Ну, вот мы и на месте, – удовлетворенно сказал я, – быстро сделаем дело и через день-два уже будем греться в теплых домах Стохетхейма.

Дружинники одобрительно заворчали.

– Да, снега выпало необыкновенно много. Для этого-то месяца! И холод прямо кусается…

– Как злой пес! У меня все пальцы синие!

– Кто же знал, что так все обернется? Надо было прихватить теплых варежек да плащи.

Беспечно болтая, мы въехали в круг домов, где уже собрались местные жители. Они переглядывались между собой и окидывали нас подозрительными взглядами; жители шептались так тихо, что слов не разобрать. Кажется, нашего визита не ждали. Я спрыгнул с коня и отцепил от седла свернутый в трубочку лист бумаги. Указ конунга. Откашлявшись, прочел так громко, чтобы услышали все:

– Именем Бледных я, конунг Ингварр Благородный, повелеваю жителям сей деревни не противиться воле космоса и оказать колдуну и прибывшим с ним дружинникам всяческую поддержку. Если же вы посмеете причинить магу вред или воспротивиться моей воле, то воеводе, Верманду Суровому, разрешаю обнажить меч для наказания неверных.

Обычное послание – его всегда зачитывал воевода или колдун перед населением. Свернув бумагу, я сложил руки на груди и кивнул колдуну. К нам вышел коренастый старейшина, опираясь на узловатую палку:

– День добрый, воины. Коли Бледные велят, мы сопротивляться не смеем. Скажите только, что боги нам уготовили, а мы вас после и накормим, и напоим, да у печей согреем. Зима нынче ранняя пришла!

Дружинники заулыбались и потерли руки. Редко нам оказывали такой прием! Даже я ухмыльнулся и убрал меч в ножны – какой удачный исход!

– Колдун, ступай со старейшиной и обговори дела. Воины, привяжите коней и отправляйтесь, куда вам скажут жители.

– Наконец-то, тепло! – радостно воскликнули дружинники и помчались выполнять указание.

Старик, правда, не спешил сдвинуться с места. Поглядывая то на своих подопечных, то на меня, он поглаживал бороду.

– Верманд, говоришь? Воевода? Хорошо, хорошо… Знаешь ли, последнее время нехорошая молва про колдунов ваших идет, будто бесчинства они творят всякие, да указам конунга не следуют. Будь добр, юноша, пойдем с нами! Я не хочу быть негостеприимным, но деревня мне роднее – проследи за магом, чтобы все точно исполнил, как приказано. По букве закона!

Я посмотрел на дружинников и махнул рукой – пусть идут, справлюсь и сам.

– Добро, идем.

Колдун выбрал один из домов и осторожно зашел внутрь, сбив о порог снег с сапог; мы со старейшиной шагнули следом. Убранство хижины предстало бедным, даже аскетичным – грубо сколоченная мебель, стол да стул, старая печь и лучина в углу. Когда старик, стуча палкой, вошел внутрь, хозяин дома поднялся с лавки, стоявшей у стены. Кроме него в хижине находилась женщина и ребенок лет семи.

– Не волнуйся, – старейшина похлопал мужчину по плечу, – это маг из Стохетхейма, пришел по воле Бледных.

Глаза друида остановились на ребенке. Пока я разглядывал хижину, он усадил мальчика на стул перед собой и пульты ожили, наполнив комнату таинственным зеленоватым свечением.

– Что это он делает? – прижав руки к груди, волнуясь, спросила женщина.

Седой старейшина поспешил ее успокоить:

– Все будет хорошо, ничего с вашим сынишкой не случится. Может, хворь какую убрать хотят… Вот и воевода с нами пришел – он проследит, чтоб все было как приказано.

Я перевел взгляд на пульты – что-то странное, нехорошее таилось в этом зеленом свете. Энергия, исходившая от них, сочилась угрозой, а не мощью ветров, как у Сверра Тучегона. Я нахмурился и приблизился, решив понаблюдать внимательнее. Мать ребенка, казалось, успокоилась, но все же опасливо поглядывала на татуировку друида.

Маг зашептал неизвестные слова, от которых мурашки пошли по коже. Внезапно я заметил, как глаза ребенка закатились, а на коже расцвела, словно плесень, ужасная сыпь.

– Эй! – крикнул я, хватаясь за клинок. – Что это ты делаешь?!

Друид посмотрел на меня одним глазом, едва обернувшись, чтобы не отвлекаться.

– Исполняю волю Бледных, воевода, что же еще?

– И что они велят тебе?

– Им нужно видеть, как эта болезнь будет пожирать тело мальчика. Зачем – мне неведомо.

Старейшина ахнул, а отец ребенка, увидав гнусные пятна на коже, вскрикнул и бросился к друиду; мать залилась слезами.

– Пожалуйста, только не мой мальчик! Только не мой! Умоляю!

Друид вытянул один из пультов, и из стены вырвались цепкие лозы, которые оплели тело хозяина дома. Сколько бы мужчина не рвался, он не мог освободиться. В конце концов, силы его оставили, и он, беззвучно рыдая, повис в путах.

– Что же это такое… Неужели вы дитя загубите?! – крикнул старейшина.

– Такова воля Бледных, значит, так должно быть, – монотонно пробубнил друид, смотря в глаза ребенка.

Болезнь уже начинала съедать мальчика, покрывая лицо серыми разводами.

– Воевода, что ж ты замер? – крикнула мне женщина. – Останови это, прошу! Он сейчас его убьет!

Я стоял в оцепенении, не в силах сдвинуться с места, открыв рот в изумлении. Как это произошло? Как такое вообще могло случиться?! Прямо у меня на глазах колдун губит ребенка, не поведя и бровью; неужели все рассказы людей – правда? Неужто в Инностинге старейшина не соврал?

– Воин, прошу тебя!

Нет. Бледные не могли повелеть такого! Боги смотрят за нами из Кархайма, надзирая над человеческими судьбами – они не станут для развлечения убивать людей, которые служат им так долго! Это не магия, а темное проклятие… Не знал Бальдр еще такой болезни, чтобы за минуту обращала человека в гнилой труп! Не может быть – друид ослушался! Я уверенно сжал меч и двинулся к колдуну.

– Отпусти мальчишку, немедленно! Или, даю слово, я голову тебе отсеку!

Друид обернулся. В зеленом сиянии пультов татуировка на голове будто ожила, и змея угрожающе шевелила кольцами.

– Что? Вас послали защищать меня, а не мешать – разве стал бы я просто так убивать человека, без нужды? Вот, смотри, раз не веришь!

Колдун швырнул мне маленький свиток, а я развернул его дрожащими руками. Сомнений нет – рукой Сверра начертано повеление: заразить любого ребенка страшной болезнью, название которой знают только сами Бледные. Так хотят боги, так им нужно. Бледные желают увидеть смерть, а потом изучить тело, поэтому труп нужно доставить к Оракулу. Я не мог поверить собственным глазам. В одно мгновение весь мир, который я выстроил вокруг себя, обрушился, завалив меня обломками. Все оказалось правдой – слухи о бунтах из-за действий колдунов, слова жителей Инностинга, мерзкие сплетни о некромантии среди магов… Сверр сам подписал этот указ – значит, обо всем знал. Знал и ничего не предпринял! Какими бы всемогущими ни были боги, нельзя позволять им такое – не будет веры и поклонения, не станет и божества! Только демон мог пожелать смерти человеческой. Я задрожал, поняв, сколько злодеяний свершилось из-за нас, дружинников и воинов, потому что мы охраняли коварных колдунов, пока те творили черные дела; сколько загублено невинных душ за то, что посмели противиться темному колдовству. Когда власть милостивых Бледных сменилась царством дьявола? Я не хотел, просто не мог допустить такого ужаса; швырнув свиток на пол, растоптал его сапогами.

– Назад, маг! Не смей приближаться больше к мальчику!

– Как ты смеешь?! Ты ослушался Бледных! Конунг узнает об этом, и тогда тебе конец! – прошипел друид.

– Если все, что говорили про ваши дела в народе – правда, то я не стану слушать таких богов! Не существует их для меня больше! Ты говорил, что великий лекарь? Так лечи его! А откажешься – не проживешь и минуты!

– Я не могу! – отступил на шаг колдун. – Если я не убью его, меня лишат силы!

– Ты погубил ребенка, – я пошел на друида, выставив вперед меч, – и, по нашим законам, отдашь свою жизнь за его. Лечи, и я пощажу твою жалкую душу!

– Нет! – заорал колдун.

Он взмахнул пультами, и корни деревьев с грохотом пробили пол хижины, сковав меня. Лысый друид поспешно повернулся к ребенку и продолжил напитывать болезнью его тело, завершая начатое.

– Подлец! – я пытался освободиться; старейшина бросился на колени, пытаясь отодрать от меня толстые корни, но тщетно.

Тогда я принял единственное решение, которое сумел найти – размахнувшись со всей силы, метнул Барда в колдуна. Перевернувшись в воздухе, меч ударил его эфесом, и друид, вскрикнув, выронил пульты и упал. Корни ослабли; я сумел выдернуть ноги и подбежал к корчившемуся на полу магу. Внезапно он, скорчив гримасу ненависти, схватил один из пультов и направил мне прямо в лицо. Кожу обожгло, словно жарким пламенем, но я, стерпев боль, схватил меч и вонзил его прямо в сердце предателя. Колдун вздохнул и испустил дух; пульты погасли, потеряв хозяина. Я, схватившись за голову, сел на пол. Лозы завяли и осыпались пеплом, отпустив бедного отца. Из последних сил мужчина подполз к сыну и поднял его на руки. Мальчик был мертв – болезнь успела остановить сердце. Родители горько плакали, а старейшина причитал, хватаясь за сердце. Я встал, едва понимая, что делаю, и ударами меча разбил пульты. На шум сбежались дружинники – увидев, что произошло, отступили назад, дав мне выйти из хижины. Сломя голову, я помчался к коню и прыгнул в седло. Пустив коня галопом, я несся назад, в Стохетхейм, ведомый гневом и горечью – кто мог подумать, что нас ведут демоны, а Сверр – их преданный слуга? Мой дядя! Отец должен обо всем узнать, и немедленно!

***

Жители города с криками разбегались, чтобы не оказаться под копытами разъяренного, взмыленного коня. За время пути я успел все обдумать, а черная злоба рассеялась в морозном воздухе, выпустив из цепких объятий мое сердце. Отец был обманут, запутан Сверром, который потакает ужасным желаниям Бледных. Подумать только – а ведь я молился этим темным богам, с их именем на устах нес смерть тем, кто осмелился роптать! Конунга нужно предупредить о коварстве Сверра Тучегона, и чем скорее, тем лучше! Стражи дворца почтительно кивнули мне и расступились, открывая проход внутрь. Я вихрем взлетел по главной лестнице и нерешительно остановился у ворот тронного зала. До меня доносились тихие голоса – у конунга шел прием. Делегация? Совет ярлов? Неважно! Кто бы там ни был – пусть все знают! С лязгом ворота распахнулись, и я, сжимая в руках меч, вошел внутрь. Внутри все похолодело – рядом с троном стоял дядя Сверр; конунг и верховный маг о чем-то мирно беседовали. Мать со скучающим видом слушала мужчин, а придворный музыкант бренчал на лютне, тихо подпевая сам себе.

– Сын? – нерешительно Ингварр поднялся с трона и сделал несколько шагов мне навстречу. – Ты вернулся очень быстро… В чем дело? Что-то случилось?

– Случилось! – я указал острием меча на Сверра. – Прошу, отец, отойди от этого исчадия зла – он предал нас! Предал Стохетхейм! Да что там – само человечество!

– Что ты такое говоришь? – удивленно выдохнула мать.

Конунг подозрительно обернулся на брата:

– Кто предал? Сверр? Он же твой дядя и мой родной брат! Его совесть чиста, как алмаз!

– Успокойся, Верманд, – произнес верховный маг, – хоть ты и мой племянник, но пустых обвинений я не потерплю. Объяснись!

– Отец, все оказалось правдой. Все, о чем говорили невинные жители, которых мы губили; все те глупости, которые рассказывали деревенские старейшины. Ни я, ни дружинники не верили в них, потому что слова стариков звучали как детские страшилки. Но я убедился во всем воочию. Бледные – не боги, отец, а злые демоны! Ни один бог никогда не потребует от людей того, что желают они.

– А, так вот, в чем дело, – Сверр угрожающе выпрямился, – ты узнал, какой приказ я передал с друидом, хотя дружина не должна вмешиваться в магические дела! И что же ты сделал?

– Пронзил сердце колдуна, – прорычал я.

Отец отпрянул, а бард оборвал мелодию. Сверр будто вырос в размерах – борода встопорщилась, пульты засияли, и под потолком собрались тучи.

– Знаешь ли ты, что натворил?! – вскричал дядя. – Ты посмел ослушаться Бледных! Убил слугу самого Кархайма! Кем бы ты ни был – кара будет страшна!

– Кара? Отец, друид заразил ребенка смертельной болезнью, которая покрыла его тело язвами за мгновения. Ребенка! И он напал на меня, потому что я попытался помешать бесчинству! И все ради чего? Друид сказал перед смертью, что Бледные просто хотят видеть смерть мальчика и заполучить тело!

Мать посуровела и, топнув ногой, встала. Но, к моему удивлению, гневалась она не на дядю, а на меня.

– Ну и что? – спросил Сверр.

Я задохнулся от негодования:

– Как это – что? Мы – люди, а не крысы! Нельзя губить дитя только потому, что сумасшедшие демоны требуют его тело! Это просто безумие! Как только люди об этом узнают, храмы рухнут – никто не захочет терпеть таких богов! Что дальше? Мы станем приносить им в жертву целые села?

– Если потребуется – да! – процедил верховный маг.

– Сын, – сурово покачал головой Ингварр, – я держал тебя в стороне от колдовских дел, потому что знал, что тебе они придутся не по нраву; но никогда мне и в голову не приходило, что ты можешь так опрометчиво поступить! Бледные нас создали, и мы у них за это в вечном долгу. Какой бы ужасной их просьба ни была, наша обязанность – ее исполнить! У космоса нет жалости. Раз им нужно тело мальчика – мы добудем его!

– Что… Отец… – я онемел от ужаса.

– Кара Бледных не различает отцов и сынов.

Нет. Или Сверр уже околдовал конунга, или, что еще хуже – отец обо всем знал. Знал и молчал, соглашался и направлял дружины сокрушать тех, кто не хотел отдавать родных на заклание. Стало быть, если бы боги попросили, то и меня заразили бы страшным недугом, только чтобы посмотреть, как я корчусь в муках, а душа покидает тело. Вера конунга слепа; даже если Бледные действительно создали нас, то сейчас их поглотило безумие. А это значит, что мы должны дать им бой, а не кормить кровью детей!

В зал ворвались мои дружинники – видимо, скакали за мной по пятам, загоняя коней. Минутой спустя вбежала Кэри – огненные волосы растрепались, щеки рдели румянцем, а в глазах горел страх. Увидев меня с мечом в руке, она вскрикнула и прижала ладони к губам.

– Это не боги, а чудовища из кошмаров! Разве ты не видишь, отец?! Мы должны положить конец их власти! И раз для тебя жизни невинных ничего не значат, – я угрюмо посмотрел на Сверра, – то защищайся!

Я прыгнул вперед, а в черных тучах под потолком сверкнули молнии. Но мне не суждено было поразить Сверра – с Бардом столкнулся длинный меч отца. Ингварр смотрел мне прямо в глаза – и я не видел во взгляде ничего, кроме гнева.

– Ты подвел меня и наших богов, – прошипел отец, – а их воля священна! Священнее семейных уз! Мы должны исполнять приказы Бледных. Ты ослушался их, убил колдуна – и я накажу тебя за это! У меня нет больше сына!