Геном Варвары-Красы, или Пикмалион

– Ну, механизм я и сам не представляю. Но что, если он на этих генах и записан? Представьте, что эти новые гены в основном как раз и формируют механизм, который раскрывает генетическую запись и переносит ее в мозг?

– А почему именно генетическую, позвольте спросить?

– А какую еще? Больше-то ничего в геноме нет!

– Ну-ну, голубчик, мало ли что еще с памятью можно сделать? А если записывать аминокислотами произвольную информацию, то что, если они вдруг активируются? Так ведь можно на такие белки нарваться… Нет-нет, не спорьте, слишком уж фантастично.

– Вообще-то, вот и я такое сначала подумал, Григорий Иосифович. А потом еще кое-что узнал. Но было уже поздно отказываться.

– И что же, если можно поинтересоваться?

– Вы помните мою племянницу Машу, которая с мужем в Британском музее в Лондоне работает? У нее еще специальность интересная – генетическая археология. Расшифровывает геномы из древних захоронений.

– Помню, голубчик, помню, – кивнул Варшавский, – Большая умница, как и ее супруг. Я пару ее статей видел, интересные работы.

Карен вздохнул и все-таки превысил свою норму, опрокинув третью рюмку, проводив ее третьим ломтиком лимона и глотком чая.

– Так вот, ее я и попросил посмотреть присланный нам геном по своим базам, – продолжил он, – Так сказать, по-родственному. Около половины необычных генов нашлись. Угадайте где? У некоторых фараонов Древнего Царства в Египте! Было еще несколько интересных частичных совпадений. А вот почти полное соответствие нашлось только одно. Никогда не угадаете, где!

– Не томите, голубчик, давайте, рассказывайте!

– В смоленском захоронении тысячелетней давности, которое Маша со своим мужем как раз раскапывали перед получением работы в Британском музее!

– Но, позвольте, зачем этот-то геном скрывать? Там ведь и никакого секрета нет. Он ведь должен на интернете, в открытых базах лежать.

– Ну, в открытых базах он все-таки не лежал, Григорий Иосифович, иначе я бы сам его нашел. Но вот такое интересное совпадение.

– И какова же ваша гипотеза?

– Гипотеза, если позволите, дикая, попахивает очень странно, и приличному ученому говорить такое вслух не стоит, Григорий Иосифович, – начал Карен. Коньяк горячил кровь и незаметно развязал язык, – Так что, извините, публично я этого никому не скажу, только вам, лично. Собственно, потому и до сих пор никому не говорил, даже вам.

Он сделал паузу, но Варшавский смотрел на него молча, в ожидании, и Карен решился:

– А что, если это искусственный геном? Не спрашивайте меня, откуда он взялся – инопланетяне, демоны, ангелы, исчезнувшие атланты – не знаю! Но кто-то когда-то уже умел записывать генетическую память и сделал ее для чего-то. А потом искусственные гены, как обычно случается с искусственными генами, потихоньку растворились и исчезли из генофонда. Удалились естественным отбором как ненужные. И потому и остались только в древних захоронениях, и то не у всех особей. А заказчики наши как-то поняли, что они нашли, и сумели использовать этот геном для записи в человеческое тело своей собственной информации!

Варшавский задумался. Тишина повисла в кабинете, и ни один из собеседников не спешил ее нарушать. Наконец декан допил свою рюмку, поставил ее на стол, сделал паузу, зажевал коньяк лимоном, и, в конце концов, сказал:

– Знаете, голубчик, интересно. Ахинея, если позволите мне так сказать, но очень интересно. Я даже не знаю, что и сказать на это. Тут надо еще много подумать. И знаете, пожалуй, вы правы, Карен Ахмедович, давайте лучше считать, как сначала, что нам просто сделали заказ из элитного западного борделя. Как-то спокойнее будет.

Ого, подумал Карен, чтобы Варшавский так выражался, нужно его сильно встряхнуть. Но вслух говорить он ничего не стал и только согласно кивнул головой. Тем более, что так думать и правда было куда спокойнее.

⁂

В переулке стояли трое. Девушка лет двадцати пяти с роскошной русой косой, огромными синими глазами и чистой, как у младенца, кожей лица. Она, наверное, была бы очень красива, если бы не мешковатая, полностью скрывающая фигуру синяя физкультурная форма. Двое других были явно помоложе, лет по двадцать. Парень среднего роста с короткими, аккуратно подстриженными темно-русыми волосами и атлетической фигурой, одетый в рубашку, джинсы и кроссовки, с недовольным лицом потирал правую коленку. Другая девушка, невысокого роста, в аккуратной юбке ниже колена, легкой кофте, темных колготках и туфлях на низком каблуке, смахнула за ухо блондинистые волосы, подстриженные в стиле каре «драная кошка». Затем сквозь увеличивающие огромные стекла очков она скептически посмотрела на своих спутников и спросила:

– Ну, хорошо, мы выбрались. Что теперь?

Вопрос был явно риторический. Русоволосая красавица его проигнорировала, поскольку грызла крошечный арахисовый орешек, держа его у рта обеими руками. А при взгляде на парня было очевидно не только то, что он тоже хотел бы знать ответ на этот вопрос, но то, что он никогда в жизни не признается в этом. Тем не менее, огромные синие глаза верноподданически уставились на него, явно ожидая мудрых решений. А когда женщина на свою голову и другие части тела требует от мужчины решений, тот обязательно чего-нибудь нарешает.

– Надо ее в посольство отвести. Джери, ты откуда? Из какой страны? Тебе в какое посольство надо? – спросил парень.

Джери, а это была именно она, услышав свое имя, задумалась.

– Голландка! – выдала она после паузы и случайно проглотила остатки орешка. Посмотрев взглядом, полным разочарования, на свои руки, она тут же забыла о заданном ей вопросе, переключила внимание на Натку и с восторженным молящим взглядом пискнула:

– Орешек?

Та вздохнула и выдала требуемое. Джери тут же отключилась, вновь занявшись едой.

– Ну, по крайней мере, теперь понятно, почему она так любит сыр, – мрачно пошутила Натка, – И как мы ее доставим в голландское посольство?

– Надо ее куда-то в безопасное место доставить, а потом предупредить посольство – и пусть они ее сами забирают! – выдал идею Петя.

– Куда? К тебе?

– Не, ко мне далеко, через полгорода на метро ехать…

– Я в трех остановках на троллейбусе отсюда, – неосторожно сказала Натка, тут же сообразив, что ненароком выступила добровольцем, и попыталась открутить свое предложение назад, – Вот только что родителям скажем?

Увы, было уже поздно. Петя, приняв идею к исполнению, был уже как бронепоезд – не остановить и не свернуть, разве что под откос.

– Скажи, что новая студентка, иностранка из Голландии, нужно, где пожить, пока ее в общежитие оформляют! Заодно и понятно, почему она по-русски через пень в колоду, и странности все спишутся.

Женская прагматичность выражается не только в том, что они не любят заниматься глупостями. По крайней мере, тем, что они сами считают глупостями. Это включает и нежелание переубеждать тех, кто глупостями заниматься более чем склонен, например, мужчин. С точки зрения Натки, это был как раз такой случай.

– Ну, хорошо, – с сомнением сказала она, – Только надо везти ее на троллейбусе или автобусе, пешком слишком далеко.

– Ничего, на билет у меня хватит! – гордо отмахнулся Петя.

⁂

Дылды занялись чем-то странным. Они попытались укутать Джери в какие-то тряпки, из которых можно было бы сделать отличное гнездо. Она попыталась погрызть и их, но сыром они не пахли, а дылды все равно отобрали тряпки и натянули их на нее. В принципе, Джери приходилось бегать в лабиринте с электродами, налепленными на шерстку, видно, и сейчас что-то вроде. Так что она и не сопротивлялась, главное – чтобы в конце лабиринта был сыр!

Сыр, кстати, закончился, и эта мягкая, белая, пропахнувшая сыром – тоже. Джери обиженно посмотрела на дылд, особенно на самочку, эту, Та-шу, которая вышла из двери наружу. Джери уже узнала, что это называется «дверь», и теперь самочка звала ее за собой. Снаружи было очень светло и потому страшно. И тут Та-ша вынула что-то еще. Интересно, подумала Джери, что это? Втянув ноздрями воздух, она почувствовала одуряющий аромат.

– Орешек! – уже привычно всплыло в сознании слово.

– Да, да, орешек, на! Орешек, – ответила Та-ша, протягивая в руке поджаренный до золотистого цвета божественно пахнущий продолговатый шарик.

В конце концов, со мной двое дылд, а с ними безопасно, решила Джери, уже обнаружив себя снаружи держащей вожделенную цель обеими лапками.

– Орешек, – на этот раз довольно сообщила она. Какая это, оказывается, полезная штука, эти «слова». Если назвать что-то вкусное, то дылды тут же это дают. Здорово! Как полезно, оказывается, уметь говорить! Жаль, она раньше этого не умела!

Затем ее повели по какому-то лабиринту, почти как в тех снах, с потолком и поворачивающему не только в стороны, но и вверх-вниз. Спустившись, они вышли наружу, и тут потолка уже не было. Сначала Джери испугалась, под открытым небом летали совы и бродили кошки. Но, увидев забор с приставленным к нему кубиком, она успокоилась. Это просто еще один лабиринт, только обычный, без потолка! А уж когда Та-ша взобралась на кубик и перемахнула через забор, Джери и вовсе убедилась в своей правоте. Вслед за самочкой она залезла на кубик, но прыгать через забор повременила. Нет, она хорошо умела прыгать с кубиков через перегородки, но вдруг там кошка?

Тем временем альфа стал подпирать ее заднюю часть. Интересно, это он ей собирается детенышей делать? Джери тут же охотно оперлась на альфу выбранной им частью тела поосновательнее, но что-то пошло не так. А главное, из-за забора протянулась лапка Та-ши с орешком. Потом сделает детенышей, решила Джери, прыгая через забор.

То, что сказал затем альфа, в словаре почему-то не было. Ну, до сих пор не было. Поскольку, незаметно для Джери, ее подсознание тут же старательно вставило новые слова в словарь. Тем более, что значение их было в целом легко угадать – было кристально ясно, что альфа недоволен. А ладно, быстрее надо было детенышей делать, решила Джери. В общем, это не очень взволновало ее, поскольку в лапках у нее опять был одуряюще вкусно пахнущий орешек. Вгрызаясь в этот томительный аромат, Джери почти отключилась от внешнего мира, но тут услышала свое имя. А имя – это когда дают сыр!

– …Джери, ты откуда? Из какой страны?.. – спросил альфа.

«Страны»? «Откуда»? Вы можете подумать, что мышка вряд ли будет достаточно умна, чтобы разумно ответить на такой вопрос. Но нет, глупой она не была. У нее просто был очень своеобразный опыт, но, в конце концов, ее неспроста выбрали в качестве основы для искусственного интеллекта. Лаборатория Карена долго гоняла белых лабораторных мышек, а потом добавила к ним еще и обычных домовых серых, наловленных в деревне недалеко от города. И вот эта серая мышка оказалась самой сообразительной в поисках сыра и избегании опасностей.

Вы можете сказать, что если уж она попалась там, в деревне, то это не самая умная мышка. Самая умная осталась в подполье и продолжала грызть картошку и что там еще у хозяина оставалось. Да, вы правы. Умная, но не самая умная. Эволюция далеко не всегда выбирает самых умных, часто даже совсем наоборот. Ибо верно сказано: «Во многой мудрости много печали.» Словом, у людей это тоже сплошь и рядом случается. Думаю, вы сами можете привести примеры.

Тем не менее, самой глупой Джери тоже не была, а потому она задумалась. Ей никогда не приходило в голову, что для подпола сельского дома у печки тоже есть название. Собственно, и о названиях-то она только-только узнала, и название тому месту под печкой в голову не приходило. А «страна»… Это как «Италия», «Франция», «Голландия», трудолюбиво стало подсказывать ей подсознание из словаря. О! А ведь печку тамошние дылды называли как-то очень похоже! Ага, точно!

– Голландка, – гордо выдала Джери и хотела вернуться к орешку, но случайно проглотила его. Сначала огорчение и разочарование почти полностью поглотили ее. Орешек! Он был такой вкусный! У нее чуть слезы на глаза не навернулись. Но тут она вспомнила о новообретенном способе получать вкусные вещи. Надо только назвать их вслух!

– Орешек! – выдала она, умоляюще глядя на самочку. И та тут же дала попрошенное. Ах, как чудесно говорить! И какая чудесная, замечательная, восхитительная эта Та-ша! Как бы стать такой же?!

⁂

Надежда Сергеевна, пожилая женщина в форме кондуктора, неодобрительно посмотрела вслед молодой троице, только что покинувшей троллейбус и направившейся в близлежащий переулок. Из всех троих ей понравился только парень. Молодой, собранный, атлетически сложенный. Вот какой-то девушке повезет, подумала она.

Девушка была… обычная. Юбка, кофта, очки. Будучи бабушкой внука-студента, Надежда Сергеевна была всегда критично настроена к девицам подходящего возраста. Вот эта, например. Ни рожи ни кожи, волосы секутся, может, витаминов не хватает, может, болеет. И все туда же, командует. Окрутит парня вроде ее Пашеньки, и будет с такой мужик мучаться всю жизнь. Чего такого особенно плохого нашла она в этой случайной девице, Надежда Сергеевна сказать не могла. Но что-то ей в ней не нравилось. Определенно, Пашеньке нужна кто-то поскромнее. Бюст не такой вызывающий. С юбкой подлиннее. Волосы получше. Лицо без прыщей. Теорию, что после замужества прыщи исчезают, Надежда Сергеевна в расчет не принимала. После, может, и исчезнут, а ты «до» не допускай! И вообще, а если муж в командировку уедет, кем она от прыщей будет лечиться? Вот! То-то и оно!

Но больше всего ей не понравилась другая девушка, постарше. Надо отдать должное, волосы у той были куда лучше, да и прыщами даже не пахло. Кожа у нее была чистая, ровная, как у младенца. Вот только вела она себя тоже как младенец. Изъяснялась односложно, грызла что-то мелкое, держа это перед собой обеими руками. А уж додуматься гулять по городу в обвисшей физкультурной форме! Это ж ни стыда ни совести! Разве можно перед парнем так крутить попой, как эта?!

И вообще, было в этой девице что-то от умственно отсталой. Ну, как можно радостно и истошно пищать: «Еще столб!» каждый раз, когда тот проплывал мимо за окном? Каждый раз! А ведь троллейбусные провода подвешены именно на столбах! «Столб!», «Еще столб!», «Еще столб!», «Столб!”… Надежде Сергеевне казалось, она с ума сойдет от этого повторяющегося писка. Да и до этого девица отличилась. Увидев подъезжающий к остановке троллейбус, девица взвизгнула и попыталась сбежать в растущие у остановки кусты шиповника, но парень с девушкой не дали ей этого сделать. Шиповника! А потом заманивали девицу внутрь, показывая ей жареный, золотистый орешек арахиса. Арахиса! Да еще и приговаривая:

– Орешек, Джери, орешек, на, иди сюда, орешек!

Еще и иностранное имя! Как будто всего остального было недостаточно, чтобы насторожить бдительного кондуктора. Надежда Сергеевна вознамерилась было не пускать в троллейбус такую пассажирку, но парень предъявил ей удостоверение санитара и сказал, что так доктор велел. С докторами пожилая кондукторша спорить не решилась и, приняв деньги за билет, потом все три остановки продолжала неодобрительно поглядывать на нелепо сгорбившуюся фигуру в темно-синем трикотаже. Наконец, под радостный писк: «Еще столб!», все трое покинули её территорию, а троллейбус маршрута номер 15 унес вздохнувшую свободно бдительную кондукторшу навсегда из нашей истории.

⁂

Открыв чудо речи и обнаружив ее полезность, Джери вошла в режим, в который обычно впадают начинающие говорить дети. Она стала называть все, что могла узнать и на что у нее имелось слово. Особенно ей понравились фонарные столбы. Их было много, и их можно было называть каждый раз, когда они проплывали мимо за окном. Потом они шли по переулку, и там тоже было много разных вещей, которые можно было называть. Наконец они попали в норку, и тут очередной орешек кончился.

– Орешек! – сказала Джери. Но на этот раз магия не сработала.

– Нету, – ответила Та-ша.

– Сыр? – с надеждой спросила Джери.

– …Сейчас … – сказала Та-ша и явно собралась пойти за сыром.

И тут с Джери произошло то, что очень часто и вполне обыденно происходит с мышами. Да, в общем-то, и с людьми бывает. И у этого тоже было название! Длинное, сложно, красивое! Её обязательно похвалят за такое слово, а может, и еще что вкусное дадут! Счастливая тем, что знает новое слово, Джери тут же произнесла его вслух!

⁂

Добраться до Наткиного дома удалось почти без приключений. Орешков хватило еще надолго, благо каждый из них Джери грызла чуть ли не несколько минут. Как она это делала, оставалось загадкой, но ни Натка, ни Петя не считали нужным на это жаловаться. К сожалению, помимо угрызания орешков, на Джери напал словесный понос. Она просто не могла удержаться от того, чтобы не называть вслух все, на что падал ее взгляд.

На этом фоне попытка Джери спрятаться в колючих кустах от троллейбуса выглядела уже как незначительный инцидент. Дальше произошло краткое объяснение с вознамерившейся помешать им кондукторшей. И тут Петя заработал еще несколько очков в Наткином сердце, легко разрешив проблему. Оно просто солидно предъявил пожилой мегере откуда-то взявшееся у него удостоверение санитара и объяснил, что они выполняют предписания врача. После чего та мгновенно сдала назад.

Три остановки на задней площадке, где Петя с Наткой, вцепившись в поручни, прижали Джери к окну, прошли почти мирно. Затем, доведя кондуктора почти до исступления Джериными воплями: «А вот еще столб!», троица наконец покинула негостеприимный троллейбус. Тут они свернули в переулок, где стоял еще довоенной постройки четырехэтажный, выкрашенный желтой краской кирпичный дом, в котором на третьем этаже была квартира Наткиных родителей. Домофон был в очередной раз сломан, лифта тут никогда и не было, так что по полутемной лестнице с обшарпанными стенами, покрытыми сентенциями бомжей, пришлось подниматься пешком. Впрочем, в полутьме Джери стала двигаться значительно охотнее. К счастью, дома никого не оказалось, поэтому удалось отложить объяснения с родителями на потом. Пройдя через прихожую и гостиную, все трое вошли в тесную Наткину комнату.

И тут орешки кончились.

– Орешек, – сказала вслух Джери и уставилась на Натку.

– Нету, – сказала та.

– Сыр? – с надеждой сказала Джери.

– Надо посмотреть, – ответила Натка, – Сейчас проверю в холодильнике…

Но не успела. С той же жизнерадостной непосредственностью Джери сообщила:

– Обкакалась!

На несколько секунд повисла неудобная тишина.

– Знаешь, Петя, – сказала наконец задумчиво Натка, – Может, мне это только кажется, но думаю, что она совсем не иностранка…

Глава 5. Мышеловка

Карен сидел за рабочим столом в своем кабинете заведующего лабораторией и пил чай из широкой чашки тонкого фарфора, расписанной волнистым синим узором. Чай был только что заваренный, крепкий, слегка подслащенный и ароматный. Чудо, а не чай. Цвета коньяка. Коньяк, кстати, очень хотелось в этот чай добавить, поскольку итоги дня были не столь радужны. Его предчувствия оправдались на все сто процентов. Санитары обыскали лечебный, исследовательский и учебный корпуса, но не нашли никого подобного сбежавшему экспонату.

Дальнейший опрос студентов и преподавателей тоже ничего не дал. Оный опрос, разумеется, пришлось проводить очень деликатно, но Карен подозревал, что голая девица на факультете все-таки ещё попадает под категорию «Не видели ли вы чего-нибудь странного?» Увы, не видели. Никто не видел. Мышка, как и боялся Карен, забилась в щель и как будто растворилась в воздухе.

Следующим шагом было перечислить опции. Итак, если она по-прежнему на факультете, то рано или поздно она вылезет из темной дыры или на кого-нибудь натолкнется. Если она уже покинула факультет, то в голом виде дойдет только до ближайшего патруля полиции. А если не в голом? Да нет, решил Карен, даже в одежде она будет так выделяться в толпе, что полиции ей не избежать. Значит, надо будет напрячь связи Варшавского, наврав служителям закона что-нибудь про сбежавшую пациентку психиатрии.

Стоп! А этот вариант вообще рассматривать надо? Откуда она одежду-то возьмет? Не говоря уж о том, что надевать и носить ее она тоже пока еще не умеет. Это все было следующими шагами в её обучении.

Карен задумался. Вопрос «Не видели ли вы чего-нибудь странного?» заставил его проиграть события этого дня. Потом еще раз. Потом заново. А потом поперхнуться чаем. Поставив чашку на такое же изящное блюдце, он вытащил из кармана чересчур умный телефон и произнес:

– Алло, Тосенька?

«Тосенькой» был искин университета, впервые созданный несколько десятков лет назад. Тосенька (от имени Тося, если полно – Анастасия) подбирала расписание преподавателей и студентов, обеспечивала замены по болезни и отпускам, отслеживала тесты, успеваемость, начитанные часы и даже вела ведомости на стипендии и зарплаты, в общем, занималась кучей дел, без которых функционирование такой большой организации, как университет, было бы невозможно. Создавший его декан IT факультета, по каким-то одному ему известным причинам, дал искусственному интеллекту столь игривое имя. Имя прижилось, и, несмотря на периодически приходящие из Минобразования пароксизмы политической корректности, все новые и продвинутые версии искина также получали имя «Тосенька». Просто все к нему привыкли, и никто не решался устраивать хаос на пустом месте.

Точнее, почти никто. Один раз это все-таки случилось. Жаждущие взяток чиновники Минобразования все-таки заставили сменить имя и тональность голоса искина. Нанятая PR-фирма, пообщавшись с чиновниками, подобрала имя, которое точно должно было удовлетворить претензии министерства. Имя было «Даго-Махер». Именно так, с ударениями на первых слогах. Д`аго-М`ахер должен был создать в университете безопасную зону с абсолютной цензурой, без намёков на то, о чем все студенты и так давно знали и хорошо, если уже давно не занимались, и где ни одна <блип> не могла бы сказать вслух “ <блип>», <блип>! Было подозрение, что чиновники просто хотели взятку за отказ от переименования и объяснили это пиарщикам. Которые, надо признать, с заданием справились на «отлично». Однако денег у университета не было, так что пришлось менять имя и голос искина.

Первое время студенты, а также наименее ответственные младшие преподаватели издевались над новым именем, перевирая его как могли. На что Даго-Махер гордо хранил молчание. Это тут же стало популярным способом оправдывать прогулянные лекции. «А Дохлый Магёр мне ничего не сказал!» Это, конечно, не могло послужить аргументом для разговора с министерством. Подумаешь, учебный процесс! Приказ есть приказ!

Однако, к несчастью для министерства, оказалось, что на каком-то редком языке вроде суахили Даго-Махер означает «падшая женщина». Институт тут же пригрозил подать иск на курирующего требование чиновника. Чиновник попытался свалить все на пиарщиков. Пиарщики пригрозили рассказать, что требовал от них чиновник. В общем, министерство временно отступило и заткнулось, отправив чиновника на стратегический проект курирования детских яслей где-то в Салехарде. Было понятно, что они как-нибудь отыграются, но, обжегшись на имени искина, чиновники оставили его в покое. В результате Тосенька с голосом из советского фильма «Девчата» вернулась в жизнь университета, старательно исправляя бардак, устроенный Даго-Махером.

И вот этот голос бодро и с энтузиазмом давно исчезнувшего прошлого страны зазвучал из телефона:

– Да, Карен Ахмедович!

– Покажи расписание на сегодня и завтра студентки Натальи Курицыной.

– Профессор, я должна вам напомнить, что неформальные отношения со студентками и студентами могут приводить к дисциплинарным мерам.

Кое-чем министерство все-таки смогло нагадить в ответ.

– Да-да, я в курсе. Расписание?

– Сейчас! – бойко ответила Тосенька.

Карен задумчиво посмотрел на появившийся на экране его очков результат. Потом махнул рукой перед носом сначала направо, потом налево, пролистывая дни. Задумался. Аккуратно взяв чашку, он отпил чая, а потом вслух, будто спрашивая сам себя, сказал:

– И на кой черт ей сдалась эта физкультурная форма?

– Она ей ни сегодня, ни завтра не нужна, – все так же бодро вмешалась Тоська.

– Брысь! – рыкнул на нее Карен, не ожидавший, что его еще слушают.

– Поду-умаешь! – фыркнула Тосенька, изобразила звук брошенной на рычаги трубки старинного телефонного аппарата и, похоже, отключилась. Нет, никаких эмоций искин, разумеется, не испытывал, но, натренированный на диалогах из фильмов, умел блестяще их имитировать. Разумеется, к своей пользе. К счастью, под «своей» пользой, Тосенька понимала пользу Университета, так что проблем такая хитроумность не создавала.

⁂

– Знаешь, Петя, – сказала наконец Натка, – Может, мне это только кажется, но думаю, что она совсем не иностранка…

– А кто же? – удивился Петя.

И тут у Натки зазвонил телефон. Она махнула рукой, разрешая разговор, и из прицепленной у нее на груди брошки раздался взволнованный голос Светика, Светы Дологопятой из их группы.