Исповедь русской американки

Это при огромном актуальном интересе к противоположному полу и уже почти полной гормональной готовности…

И один из самых частых письменных вопросов на таких занятиях был: «А правда, что от мастурбации на ладонях растут волосы?» Или что-то в этом роде.

В это время родилась моя большая инициатива в этом направлении просвещения как наиболее актуальная, подкрепленная статистическими данными по суицидам подростков, ранним беременностям и прочим проблемам.

Так, вот после этого злополучного телемоста я каталась на лыжах в Подмосковье и вдруг встала посреди чистого поля, задумалась и решила «изменить мир».

Центр формирования сексуальной культуры

И сразу, с этого прозрения необходимости, был создан Центр по работе с подростками, где работали врачи, психологи, нарколог, венеролог, гинеколог, журналисты.

Впервые в России и Москве такой Центр оказывал анонимную и бесплатную помощь подросткам. И к нам потекла река писем от подростков, родителей. И потянулись молодые люди – школьники, студенты.

Называлась эта новая структура «Центр формирования сексуальной культуры».

Забавно, что первым средством массовой информации, озвучившей это название (на то время революционно смелое), была газета «Пионерская правда». Мне позвонил главный редактор и попросил вести рубрику в этой газете и отвечать на письма пионеров и комсомольцев.

Мало кто мог без стеснения говорить на эти щекотливые темы. Просили вначале академика Игоря Кона, но он был слишком академичен (его считали русским Фрейдом), а мы уже имели опыт бесед и лекций в школьных классах и даже больших аудиториях по сто – сто пятьдесят человек в клубах Москвы и Московской области.

Кстати сказать, в течение полуторачасовой лекции никто не просился выйти пописать или покурить, так ребятам важна была наша информация.

Подростков в стадии полового созревания и гормональной насыщенности интересовало всё – и техника секса, и последствия, и любовь, и ревность, и психологические аспекты…

Они действительно крайне нуждались и в советах, и информации, заслуживающей доверия, которую в это время негде было получить – источники отсутствовали.

Родители стеснялись или не считали нужным обсуждать это с детьми, а в средствах массовой информации на эти темы были наложены табу.

Оставались такие же несведущие друзья и улица.

Мы получали мешки писем со всей страны – от детей и родителей. После статьи в «Пионерской правде» о гигиене приходили письма вроде этого: «Дорогая Валентина, вы пишете, что надо мыться и следить за кожей, а мне некогда и негде. И воды горячей у нас нет. А еще у меня не растет грудь, как у Таньки, и еще я хочу иметь косу, как у Нины. Посоветуйте, что делать».

Мы читали письма, смеялись и плакали, и отвечали, смеясь и плача.

Но было не до смеху, когда приходила девочка 13–14 лет после изнасилования, зараженная венерическим заболеванием, иногда и беременная. Мы звонили ей домой, чтобы пригласить на консультацию специалиста, а родители, находясь в неведении (бывало такое и в семьях врачей и учителей), строго выговаривали: «Почему вы звоните так поздно, ребенок давно спит, ему завтра в школу рано».

А их ребенок попал в такую страшную ситуацию, что хочет расстаться с жизнью. И кто поможет?

Приходили письма с угрозами, что убьют за «развратные темы» статей.

Были и благодарные слова от родителей.

И огромная, неумело высказанная благодарность от детей, которым объяснили и помогли.

С подростками надо было разговаривать, глядя в глаза, не тушуясь, не стесняясь, простым, доступным околомедицинским языком, обходя народную и неформальную лексику или застенчивое заикание, намеки и красные пятна стыда.

Не скажу, что всегда это оказывалось просто.

Со взрослыми тоже приходилось нелегко.

Мы работали в школах, средних учебных заведениях в больших аудиториях подростков и даже в институтах усовершенствования учителей и врачей с лекциями по этапам психосексуального развития.

Помню, как в этих аудиториях на лекциях специалистов, работавших с детьми, раздавался гомерический хохот, и администрация прибегала с ужасом: «Что за звуки? У нас такого не было». Все объяснялось просто – учителя и врачи отвечали на те же вопросы, что мы задавали детям. Например: какая часть тела главная в браке?

Вопросы были в микрофон, а ответы анонимные на бумажках, и когда я их зачитывала, аудитория взрывалась хохотом.

Взрослые отвечали, что главное – это член. Подростки – голова.

Еще вопрос: кто ответственен за контрацепцию?

Взрослые – Минздрав, Райздрав, Аптечное управление. Дети – мужчина или оба партнера. И так далее.

Не могу забыть свою лекцию в Московском институте усовершенствования учителей для учителей физкультуры.

Разгорелся спор – надо ли освобождать девочек от уроков физкультуры во время месячных?

Мужчины настаивали на том, что тренировка нужна, чтобы не терять форму, и не важно, в каком состоянии подросток пришел на урок.

Долго спорили, пока я наконец, разозлившись, не спросила самого агрессивного учителя физкультуры:

– А вы когда-нибудь ходили с мокрой кровавой ватой на спине?

В зале – шок! В то время не было никаких прокладок, широко рекламируемых сейчас на всех экранах, и женщины пользовались ватой.

После такого убийственного аргумента были разрешены пропуски уроков физкультуры.

О нас много писали и говорили, подчеркивая новизну, необходимость и актуальность такой структуры.

Много статей было опубликовано в центральной прессе. Помню, большой ажиотаж вызвали статьи на целую страницу в серьезной центральной газете с огромным тиражом на тему: «Мастурбация у женщин» и в следующем выпуске – у мужчин.

Было море писем. Меня грозились убить или слезно благодарили. Люди реагировали очень активно.

Прошел цикл телепередач на московском ТВ «Девочка становится девушкой». В газете «Труд» опубликовали мою рецензию на фильмы «Маленькая Вера» и другие, после чего мы еле выжили.

Утонули в письмах и в различных реакциях трудящихся. Пытались отвечать и письменно, и через СМИ.

И венцом моей «карьеры» на почве sex education стала телепередача Листьева «Тема» на главном канале.

Ко мне подъехал ассистент Листьева и, обнаружив непаханое поле информации, попросил меня не выкладываться, а оставить рассказы для камеры на прямой передаче.

Меня пригласили в телешоу; выписали пропуск на телевидение в Останкино. Встретила меня молодая девушка, воскликнувшая: «Я знаю вас! Видела вашу передачу «Девочка становится девушкой» и я кричала: мама, послушай, что говорит эта тетенька! Как интересно!» Вот они, проросшие семена, посеянные нашей инициативой!

Девушка привела меня в комнатку, и гримеры стали работать с моим лицом. Я не понимала, что происходит и зачем.

Я была уверена, что меня посадят в первый ряд среди публики на скамейках и спросят по порядку (как было в передачах) мое короткое мнение.

Вдруг в комнатку вошла звезда! Листьев поздоровался и сел в соседнее кресло. Над ним запорхали женщины.

Я, уверенная, что он не знает, кто я такая (наивность телевизионная – это же была его гримерка!), произнесла опрометчиво:

– А зачем вы меня красите, как клоуна? Я же как специалист по теме пришла, а не выступать.

Листьев с соседнего стула вскинулся:

– А что, Никулин – это стыдно?

Я не ожидала такой атаки и вступила в оборону.

Словесная перепалка между нами продолжилась, а я всё еще думала, что он не снизойдет до меня как до интересного субъекта.

Гримеры меня отпустили, я взбила прическу по-своему, и меня куда-то повели. Вводят в большой, ярко освещенный сотнями камер зал, полный сидящей на скамьях публики. Как обычно на его передачах.

Глазами ищу место на первом скамеечном ряду (думала, что заслуживаю). Вижу всю мою команду сотрудников, свою дочь с мужем, которую по блату поставила в список сотрудников.

И – о ужас! – меня и коллегу Сергея Агаркова неожиданно сажают на сцену в середине зала, где два кресла друг к другу.

Туда, где уже сидели многие знаменитые и даже уже покойные: Собчак, Старовойтова…

Мы и не предполагали, что мы – главные герои в дискуссии о проституции. Так решил Листьев.

Кстати, нам сказали, что, поскольку мы получим деньги, мы должны придерживаться заданных позиций!

Дискуссия крутилась вокруг темы нужны ли России публичные дома. И нам сказали: вы, Попова, будете против проституции, а вы, Агарков, за! Мы с Сергеем переглянулись и поняли, что выразим наши позиции ровно наоборот!

Кстати, никаких денег мы не получили; нам и не предлагали, мы и не ждали, но кто-то объяснил нам, что такая приманка практиковалась на этой передаче.

Передача позже получила название «Легализация проституции». Происходило все в 1992 году.

Можете себе представить многомиллионную аудиторию листьевских передач, да еще с таким скандальным вопросом.

А тогда я с ужасом вспомнила недавнюю передачу с Тамарой Глоба, которую, если можно так сказать, буквально размазали. А я с ним 15 минут назад ожесточенно спорила. Неосмотрительно!

И правда, Листьев начал меня атаковать довольно неуважительно и саркастически. Не знаю, было это запланировано или я ему не понравилась за дерзость…

Я позаикалась, помямлила, защищаясь, и, внезапно увидев изумленные и расстроенные лица моих молодых сотрудников, сделала резкий выпад против листьевских аргументов, выровняла ситуацию, и всё вошло в уважительное русло.

Передача записывалась часа два, после монтажа ее продолжительность составляла час, и я волновалась за результаты, опасаясь, что наше святое дело (интересы подростков) будет перевернуто, подвергнуто остракизму или насмешкам в поисках популярности шоу, тем более по такой необычной и острой теме. Шоу, как вы помните, так и называлось – «Тема».

Нескромно скажу, что почти весь зрительный ряд часовой передачи подсказала я. Передача получилась!

После передачи некоторые называли меня специалистом по проституции; я злилась, потому что наши цели были предохранительные.

Но когда мне в метро уступали место, было приятно.

Телевизионные сюжеты показали на русском ТВ, и приезжали нас снимать ТВ Канады, Франции, Китая, Германии и другие.

Мы получили всемирную известность. Тоталитарная страна открылась!

Вскоре я получила письмо от президента Всемирной ассоциации сексологов профессора Wabrek из США, который прочел в прессе о наших начинаниях и увидел телевизионный сюжет Американского телеканала ABC News с моим уроком в школе.

Оказалось, что во многих странах мира уже давно имелись такие ассоциации. Мне предложили создать российскую ассоциацию сексологов.

Представьте себе, что в это время все вопросы и проблемы сексуальной сферы человека находились в ведомстве раздела психиатрии при Минздраве России.

И мне приходилось даже на Всемирных конгрессах признавать неправильность такого подчинения.

Сексология стала завоевывать свое важное место, выходя из раздела «сексопатология». И надо было объяснять и взрослым, и детям в нашей стране, что эти функции человека – норма, а не патология.

Вскоре на базе Центра мы с Сергеем Агарковым, сексологом, у которого я проходила курс обучения по сексологии, создали Российскую ассоциацию по сексологии, куда вошли ведущие специалисты по сексопатологии и психологии, психиатры, писатель, юрист, журналисты. Среди них Кришталь, Гарпинченко, профессор по социологии, Голод, психологи А. Асмолов (позже замминистра министерства образования), Л. Щеглов, писатель Рюриков. Академик И. Кон (советский Фрейд) был почетным членом.

Наша Ассоциация стала полноправным членом Всемирной ассоциации сексологов.

Незадолго до этого, в 1993 году, я впервые поехала на Всемирный конгресс по сексологии в Амстердам.

Мне удалось пробить эту командировку за счет Минздрава. Как?

Мой муж (№ 4) работал ученым секретарем большого союзного института и знал порядок оформления зарубежных командировок.

Меня уже знали по прессе как новатора из России и пригласили принять участие в Конгрессе. Я приготовилась к выступлению на 20 минут на семинаре по половому воспитанию детей. Я работала с детишками в детском саду и показывала им иллюстрированную книжицу, изданную прибалтами, «Откуда берутся дети». Кто-то с российского ТВ снял документальный фильм про это. Это было круто в то время.

Я оформила, как надо, заявку в Минздрав, меня письменно внесли в план за полгода или больше. Не важно. Важно, что, когда подошел срок платить за билет в Амстердам и командировочные, мне из Минздрава сообщили, что поедет туда сотрудник министерства и я должна ему передать все материалы. Я вежливо послала их далеко и напомнила, что именно моя фамилия стоит в плане министерства. Они облизнулись, но ничего сделать не могли. Я поехала.

Всемирные конгрессы по сексологии

Перед моим отъездом в Амстердам газета «Московский комсомолец», видимо, отслеживая мои успехи, опубликовала маленькую информационную заметку: «Сегодня Попова Валентина летит в Амстердам на Всемирный конгресс сексологов доказывать, что в СССР секс есть!»

Занятно, что по возвращении из Амстердама, ко мне явился тот же корреспондент и подробно интересовался тем, что происходило в рамках Конгресса. Я рассказывала о любопытных деталях и упомянула, что в кулуарах демонстрировались старые киноленты с эротическими и порноэтюдами, как сейчас бы назвали – видеоролики. И меня удивило раннее видео с Мэрилин Монро в ее дозвездном периоде, когда она подрабатывала на жизнь на съемках эротических фильмов и сюжетов.

Она – молодая, прекрасная – топлес лежала на кушетке и катала яблоко по своей нагой груди, мило, якобы застенчиво улыбаясь в камеру.

Я к тому моменту уже повидала всякого, и меня страшно позабавило ее белье, в частности трусы. Да, трусы, а не трусики, полного размера – белые, шелковые, не эластичные. Они странно складывались складками и морщинились вокруг ее бедер и в промежности. Это было как какое-то инородное пятно на прекрасном холсте и выглядело смешным – в эпоху уже такого эстетичного фотомоделирования. Я посмеялась, рассказывая это корреспонденту, а наутро прочитала в «Московском комсомольце» абзац крупным шрифтом: «Как рассказала В. Попова, гвоздем конгресса в Амстердаме был показ порнофильмов!»

Я была в бешенстве, позвонила ему и сказала, что добьюсь его увольнения. А он так миролюбиво и просительно заявил: «Валентина Иоганновна, вы же понимаете, что нам нужна клубничка для читателей, чтобы развлечь и оторвать их от серых будней!»

Я его простила.

В Амстердаме и на Конгрессе я была впервые. От волнения, что буду там выступать, ничего про город и тамошнюю жизнь не поняла тогда.

Но обстановка в рамках Конгресса была настолько дружелюбной и естественной, что я быстро освоилась.

Познакомилась там с президентом и вице-президентом Всемирной сексологической Ассоциации: профессором гинекологии, заведующим кафедрой Стэнфордского университета в США и профессором психологии из Австралии. Мы мило побеседовали при моем почти полном отсутствии английского языка – я использовала мимику, и нам было очень весело. Позже, уже в США, я по его приглашению посетила их с женой в их доме и помню, что не могла за столом есть, потому что по всей огромной столовой вдоль стен на высоких стеллажах стояли в ряд настоящие мумифицированные головы.

Семинар мой в Амстердаме прошел очень успешно, с помощью переводчицы, участницы русской делегации, уже практически израильтянки, которая очень «тянула одеяло на себя». Но я была не в обиде, понимая причины, и благодарна за помощь.

Я почему-то, никогда ранее не участвуя в конгрессах, тем более всемирных, была уверена, что придут человек шесть-десять и я прочту текст по-английски. Уговорила переводчицу на двадцать минут – помочь с вопросами.

Но когда мы вошли в огромную комнату с софитами, микрофонами, где находилось более ста пятидесяти человек, да еще опоздали, а нас ждали, я сильно струхнула.

Прочла свой текст кое-как. И представила книжку, по которой работала с детьми, «Откуда берутся дети?»

И тут начался шквал одобрения, вопросов и прочей активности. Книжка взяла удар на себя и очень мне помогла.

Японская делегация целиком, человек двадцать, захотели со мной и с книжкой в руках сфотографироваться. Был успех!

Может, поэтому на следующий конгресс (через 2 года, в 1995 году) я и была приглашена в Японию.

Это было чудо! Оказалось, что мой 20-минутный семинар в Амстердаме произвел впечатление и Всемирная ассоциация ждала продолжения.

Мне опять предложили участие в семинаре и попросили прислать тезисы – пару абзацев с оглавлением темы и пояснениями.

Я прислала; тогда послать факс за границу было большой проблемой, и мне помог друг дочери, у которого была уже частная фирма.

Буквально через несколько дней я получила письменное предложение расширить рамки моего выступления, прислать более пространные тезисы (на страницу). Я, окрыленная интересом к нашим проблемам, накатала своих идей и внезапно получила официальное предложение «прочесть пленарную лекцию» на Всемирном конгрессе в Йокогаме, Япония.

При этом меня проинформировали, что все расходы (авиабилеты, отель, питание, взносы на участие в Конгрессе и даже на культурную программу) берет на себя Всемирная ассоциация. Я, простая душа, порадовалась бесплатной поездке в Японию, потому что перед этим были попытки подсчитать стоимость такой поездки, и кто-то сказал, что за тысячу баксов слетать стоило бы. Мол, потом расплатишься с долгами.

Эта сумма была невероятной и нереальной. Потом уже я узнала, что обошлась Конгрессу почти в 5 тысяч долларов.

Мало того, мне нужна была виза в Японию. Это занимало месяц и стоило денег. Я подала документы, ждала и получила отказ.

Тогда в Японию трудно было получить визу, даже временную. Я даже обрадовалась, потому что уже волновалась, что «сажусь не в свои сани». Всех спрашивала, что такое пленарная лекция, но никто не знал, даже мой муж – ученый секретарь Союзного НИИ.

Я опять отправила факс – сообщила о том, что не еду. Не поверите, через несколько дней мне позвонили по поручению посла Японии и пригласили зайти получить визу. Мне казалось, что все происходящее со мной – это сон.

Но ни радости, ни предвкушения счастья от будущей поездки в Японию я не испытывала. Все виделось зыбким, трудным и казалось нереальным.

Во-первых, проблемы с мамой: оставить ее одну дома не представлялось возможным и надо было устраивать в специальное медицинское учреждение.

Во-вторых, мне предстояло представить лекцию на 40 минут, а я – не ученый, а практик, придумавший и создавший новую для России и Москвы структуру помощи подросткам, и мне нужен был научный материал (статистика и так далее), который обещали написать коллеги – члены Ассоциации, ученые сексологи, а отловить их, договориться и забрать текст у каждого – огромная проблема. Все заняты до смерти. А мне еще предстояло перевести все материалы на английский язык, для чего требовался переводчик (читать лекцию надо было по-английски). Я была на грани срыва, но меня держало в тонусе мое болезненное чувство ответственности. Потом я даже не могла поверить, в какой авантюрный план я вписалась.

В это время я еще «бэбиситила» с внуком на даче, и никто не хотел понимать, какую ответственность я на себя взяла (я тогда еще не знала, что буду одна от России на Всемирном конгрессе, а то вообще бы отказалась), и все посмеивались, сомневались и относились к моим планам с недоверием.

Но я подготовила доклад. Назвала его «Сексология в России. От идеологии к прагматике». Коллеги название приняли. Они тоже сомневались в реальности происходящего. Особенно удивляло, что за меня платят и не надо клянчить деньги у Минздрава, который найдет сто причин не дать, урезать и потом послать своего человечка с моим докладом.

Это уже мы проходили…

Мне отдали перевод моего доклада за ночь перед отлетом!

Я даже не проконсультировалась с англоговорящими людьми (их было мало в то время), чтобы разметить ударения и произношение.

Маму только накануне я наконец-то устроила. Не спала несколько ночей. Была похожа на безумную. И на меня, наверное, так и смотрели окружающие.

Дочка знакомого, журналистка с журфака, прожившая в Штатах несколько лет, приехала со своим приятелем к ночи, мы один (только один!) раз прочли текст, и я разметила карандашом произношение почти каждого слова.

Рано утром должна была прийти машина. Ждать пришлось долго, я сомневалась, что она придет, и меня уже била падучая.

Как ни странно, машина все-таки пришла, и меня отвезли в аэропорт Шереметьево. Я прошла все кордоны, села в зале около нужного выхода и уснула глубоким сном.

Проснулась, потому что меня сильно трясли за плечо! Открываю глаза: передо мной милиционер.

Я понимаю, что проспала всё на свете; оглядываюсь – ни одного азиата или японоподобного пассажира рядом.

Значит, мой самолет уже на пути к Токио. Обреченно закрываю лицо руками, но страж порядка заявляет, что самолет на Токио скоро отправится с другого выхода. Несусь туда, мысленно благодаря того, кто наверху рулит всем и дает мне шанс.

Отдышавшись от стресса и беготни, сажусь на лавку и решаю просмотреть текст моего доклада, который я должна прочитать в очень скором будущем.

Внезапно я слышу тихий мелодичный свист, поднимаю голову и вижу шагающего широким шагом взад-вперед высокого худого европейца с рюкзаком за спиной, видимо, ожидающего тот же самый рейс. «Паганель», – подумала я.

Мужчина плюхается на лавку рядом со мной и бесцеремонно заглядывает в мои бумажки. «А, – произносит он, – ты тоже летишь на Конгресс?» Я киваю, это легче, чем отвечать по-английски. Он спрашивает, какую страну я представляю, и представляется сам: профессор такой-то из Голландии. Я отвечаю, что я от России, и он вдруг произносит: «Я никого не знаю из России, только Попову. Она была в Амстердаме!»

Трудно описать мои эмоции: мне одновременно хотелось засмеяться в голос, зардеться от горделивого смущения или высокомерно, как полагается знаменитости, кивнуть. Я прикрыла открытый рот и сказала смущенно, что это я, и мы вместе посмеялись.

«Так, начинаются приключения Шахерезады», – подумала я. И не ошиблась!

В Токио меня встретил представитель российского радио и телевидения – а может, и КГБ – и отвез меня в Йокогаму. По дороге я чуть-чуть, сквозь нервную дрожь, увидела Токио. Он мне показался маленьким Нью-Йорком.

Йокогама – великолепный небоскребный, вновь отстроенный город. И во всех помещениях звучит музыка Чайковского.

Японцы его обожают.

Прибыв в роскошный отель (кстати, как позже узнала, именно в нем была размещена вся администрация Конгресса и верхушка Всемирной ассоциации), я повосхищалась вестибюлем и своим номером и заметила на столике все материалы по Конгрессу.

Здесь оказались большая красочная книга программы Конгресса со всеми лекциями, семинарами, коллоквиумами, встречами и беседами с указанием имен, времени и места; приглашения на различные встречи, приемы (даже с руководством Конгресса, министром здравоохранения Японии), коктейли, вечеринки, культурные события и туры. Всё на высшем уровне и для меня бесплатно, включая билеты на развлечения.

Я, конечно, испытала шок и сначала решила, что это не для меня.

Но ведь я действительно была одна от России среди ста стран и тысячи делегатов.

Я даже не стремилась понять, что происходит. Просто тупо листала бумажки.

Желая изучить программу и посмотреть, где и когда мое выступление, я обнаружила: Конгресс длится пять дней и каждый день начинается пленарной лекцией для всех участников Конгресса (а их тысяча), а потом все расходятся по разным тематическим семинарам, встречам, коллоквиумам и прочим формам конгресса.

В программе было объявлено всего пять лекций длительностью сорок минут; в первый день выступали японцы, как хозяева: замминистра здравоохранения Японии, президент японской Ассоциации сексологов и кто-то еще.

Второй день – лекция президента Всемирной сексологической ассоциации. Третий день – Попова Валентина от России! Четвертый день – президент Ассоциации США и пятый день – опять выступают хозяева-японцы.

Моей реакцией был гомерический хохот. Отсмеявшись, я начала плакать. Мой сценарий никак не предполагал такой массовки и расклада.

И мой уровень науки в этой области был ничтожный. Да, я сломала ханжеские заборы в стране, мне удалось отвоевать свою идею и наши начинания у департаментов системы здравоохранения. Да, я гордилась вниманием, оказанным нашей работе за рубежом. Я была счастлива, что центры помощи подросткам распространились по всем территориям.

Но это научный Конгресс, и мы замахнулись на анализ, статистику и выводы. И я не чувствовала себя уверенной. В конце моей речи планировалась комическая фраза: «Пожалуйста, не задавайте мне много вопросов, я не смогу на них ответить, потому что не смогу их понять».