Независимый

При приближении к забору, де Брильяра встретил лай собаки, скрывавшейся в конуре, одну из стен которой заменял забор. Однако Робер уже отворял калитку, ничуть не напуганный этим лаем, и, делая шаг внутрь участка, увидел, что навстречу ему из дома уже идет та женщина, что сидела в карете. Она была примерно одного с ним возраста и чуть ниже ростом. Длинные черные волосы окаймляли ее открытое и прямое лицо, в противоположность хитрой улыбке Монморанси. Одетая как и подобало богатым дамам того времени, она подошла к калитке, у которой стоял де Брильяр, и успокоила собаку:

– Тише, Мартин, тише! Вот так… А теперь: чем я могу служить вам, сэр? – этот вопрос был направлен к Роберу.

– Извините мне мою наглость, но я просто ищу квартиру. Я приехал издалека по важному делу, но здесь я узнал, что мне больше негде жить в Глазго: мой старый знакомый скончался. Но теперь я могу идти дальше!

– Никуда вы идти не можете! Даже не думайте об этом! – такой оборот событий был неожиданным, но желанным для француза.

– Но мис…

– …сис Брайан…

– Миссис Брайан, но ведь я доставлю вашей семье страшные неудобства своим присутствием в этом доме. Тем более, что мое пребывание в Глазго затягивается до конца года. Я никак не могу остаться у вас!

– Как вас зовут?

– Робер де Брильяр.

– Так вот, Робер, вы не доставите неудобств одинокой женщине, муж которой недавно уехал в Индию и не скоро вернется. Кроме того, при вашем большом желании, вы сможете помочь нам вести хозяйство в этом доме.

– В таком случае мне придется принять великую честь служить вам! – сказал де Брильяр, двусмысленно глядя на миссис Брайан.

– Конечно. Следуйте за мной.

Робера ввели в просторный дом. Входная дверь его открывалась сразу в большой зал. В центре зала стоял огромный овальный стол, окруженный шестью стульями. В двух углах помещения, прилежащих к внешней стене, стояли кресла, а два других угла пустовали. Прямо против входа находилась широкая, больше подходящая для дворцов, лестница во второй этаж. Вся мебель была изготовлена из дорогих пород дерева и вырезана искусными мастерами. Пол покрывал огромный ковер. На всех стенах были обои, которые прерывались дверьми в две другие комнаты, находящимися напротив друг друга в боковых стенах. Сейчас эти двери были наглухо закрыты. Во втором этаже, подняться на который можно было по двум лестницам, находившимся по бокам от первой – широкой, и являвшимися ее продолжением, все было расположено совсем иначе. Коридор, примыкавший к внешней стене с ее большими окнами, образовывал как бы галерею, а входы в еще две комнаты, окна которых выходили во двор, находились по бокам от лестницы. Выход же на вышеупомянутый нами балкон располагался прямо против лестницы. На стенах коридора висело две картины.

Когда Робер де Брильяр входил в этот великолепный, роскошный дом, он еще не знал, что связывает с его обитателем жизнь…

…Начало декабря 1780-го года. Акватория порта Глазго. У стапелей верфи «Фоули Марине» стоял, уже спущенный на воду, корабль. Пятидесятиметровый фрегат, тридцать две пушки которого находились на гондеке12, двенадцать на опердеке, две смотрели прямо по носу, а две – прямо по корме. Корабль был выкрашен в стандартную черно-белую расцветку. Его мачты несли по четыре яруса парусов. Три кливера13, пять стакселей14, и трисель15 на бизани дополняли парусное вооружение. При необходимости, можно было установить лисели16 на марсели17 и брамсели18. Под бушпритом19 также имелся блинд20. Сам корпус корабля был произведение искусства. Корма, выполненная в богатой золотой отделке, ярко сияла на солнце. Вообще гладкие и обтекаемые формы корпуса фрегата, на корме которого не было названия, сами говорили за его скорость.

Корабль стоял, пока, у пристани. Томас Фоули уже нагрузил его всем необходимым. Сэйлору оставалось только все тщательно проверить. Это он поручил Роберу де Брильяру и штурману Роберту Борку. Конечно, они работали не одни. Три с половиной сотни матросов занимались все чем-то важным: закрепляли снасти, орудия, подтаскивали ядра и порох на гондек – могло статься, что боевое крещение фрегата случится и сегодня. Джордж Сэйлор в это время стоял на берегу, как всегда заложив руки за спину, в своей обычной одежде и при полном вооружении. Он разговаривал с Томасом Фоули:

– Я смотрю, вы хорошо сработали, Томас!

Фоули в этот день был при параде. Это выражалось в том, что свою обычную чудаковатую одежду он почистил и постирал. Он ответил, обиженно:

– Этот корабль – лучший в мире. Ему нет равных в быстроходности среди фрегатов и линейных, а может и корветов. Любой торговый корабль проиграет в гонке с ним – я за это отвечаю. Лучшие мастера строили его из лучшего дерева, которое есть не только в Англии, но и в мире, – декларировал владелец «Фоули Марине» своим, не самым приятным, голосом. – Да вы будете в восторге от этого корабля! Тем более такой хороший, великолепный моряк, как вы, найдет ему достойное применение!

– Вы можете в этом не сомневаться, мистер Фоули!

– Да уж… Тем более этот контракт меня – я надеюсь на вашу честность – озолотит?

«Этот человек постоянно думает только о деньгах», – подумал Сэйлор, усмехаясь, но вслух он сказал:

– Ну мы же с вами честные люди, мы заключили договор, мы выполняем условия. Так ведь, мистер Фоули?

– Конечно, я и утверждаю то же самое! Ведь вы, мистер Сэйлор, лучший человек из всех, кого я встречал! – при каждой похвале Джорджу Фоули кланялся.

– Сэр Томас предпочитает золото или ассигнации?

– Конечно, предпочтительней золото. Но если мистер Сэйлор…

– Нет, нет, нет! Я все продумал правильно. Эй, штурман! Принесите груз!

Меньше чем через минуту Роберт Борк появился и положил к ногам Сэйлора и Фоули внушительных размеров мешок:

– Вот он!

– Спасибо, Роберт! – штурман удалился, а Джордж наклонился и стал развязывать мешок, – Здесь все. Двести процентов стоимости. Помнится, договор был именно таким, – говорил Сэйлор, поднимая раскрытый мешок.

Фоули выхватил из рук Сэйлора суму, поставил ее на землю, точнее, на настил пристани, встал перед ней на колени (!) и стал разглядывать содержимое, вынимая золотые монеты горстями, пробуя их наощупь и на нюх. Сэйлор смотрел на все это с усмешкой, качая головой. Томас Фоули же ничего не видел и не слышал, он не поблагодарил Сэйлора за соблюдение условий договора – он просто копался в золоте с улыбкой на лице и широко раскрытыми глазами.

Джордж не стал выставлять охрану у входа на верфь «Фоули Марине», так как это, по его мнению, только привлекло бы внимание людей и властей. И вот теперь Сэйлор увидел результат своих действий – к сходням подошла женщина, закутанная в плащ. Джордж, находившийся в двух шагах от нее, преградил ей дорогу:

– Кто вы?

– Меня зовут Элизабет Брайан, – ответила женщина, пряча лицо.

– Что вы здесь делаете?

– Я не обязана отвечать на ваши вопросы! Кто вы вообще такой? – говорила миссис Брайан с возмущением.

– Здесь задаю вопросы только я! Спросите у любого из этих людей, – говорил Сэйлор, указывая на корабль, – и они вам ответят, кто здесь главный! Итак, зачем вы пришли?

– Я пришла к одному человеку…

– У человека есть имя? – задавая этот вопрос, Джордж уже догадывался, о ком идет речь.

– Я не могу вам его сказать…

– Тогда вы отсюда не выйдете, – совершенно спокойно ответил Сэйлор.

– Хорошо… Его зовут… Робер де Брильяр, – сказала миссис Брайан, сдаваясь.

– Великолепно! Даете слово не бежать?

– Даю.

– Отлично! Я полагаюсь на ваше слово. Ожидайте! – и Сэйлор быстро взошел на корабль.

На борту он приказал отыскать Робера и передать ему приказ подняться на марс-площадку грот-мачты21 немедленно по получении приказа. Сам Сэйлор сейчас же поднялся на вышеупомянутую площадку и взял на прицел винтовки миссис Брайан, которая послушно стояла внизу. Через пару минут к Сэйлору присоединился де Брильяр.

– Ну что, Робер! Миссис Брайан ожидает тебя.

– Я не знаю никакой миссис Брайан, сэр, – ответил де Брильяр, смотря на Сэйлора.

– Неужто! А как ты тогда объяснишь, что она знает тебя, и что она стоит здесь у сходни? Вон она! – Джордж продолжал держать ее на прицеле.

– Значит, она следила за мной! Я ничего ей не говорил! Это точно. Что я должен ей сказать? – Робер в растерянности смотрел на Сэйлора.

– Ты взрослый человек, де Брильяр, и ты спрашиваешь у меня, что сказать женщине?! – Джордж возмущенно смотрел на помощника. – Как впутался, так и выпутывайся! Но помни, что она либо уйдет отсюда немой, как рыба, либо вообще не уйдет! И еще: ты сначала моряк, а потом все остальное!

– Я все понял, – и де Брильяр стал спускаться вниз.

Сэйлор спустился вслед за ним. Робер подошел к Элизабет Брайан и стал говорить с ней о чем-то, а Джордж наблюдал, облокотившись на фальшборт22. Через пару минут де Брильяр закончил свой диалог и утвердительно кивнул головой Сэйлору. Джордж спустился к Роберу, когда миссис Брайан ушла:

– Ну?

– Она ничего не скажет. Я уверен.

– Посмотрим. Можешь идти. Я вижу, мистер Фоули закончил подсчет денег.

В это время к Сэйлору действительно подходил Фоули, неся с собой мешок с золотом:

– Все верно! Вы самый честный из всех, кого я встречал! А теперь разрешите мне удалиться, сэр. У меня что-то голова кружится.

– Хорошо, мистер Томас, идите! – сказал Сэйлор с усмешкой на лице…

…В вечерних сумерках фрегат без названия выходил из порта Глазго…

…Спустя неделю, в Глазго был похоронен владелец судоверфи «Фоули Марине» Томас Фоули, который умер из-за какой-то неизвестной болезни, поразившей слизистые оболочки…

…А фрегат без названия в это время уже бороздил просторы Атлантики. Но все-таки капитан Джордж Сэйлор дал этому, действительно быстрейшему из всех фрегатов название. Название, отражавшее суть существования этого корабля и национальную принадлежность его команды. Это название не было нигде зафиксировано, но вскоре, об этом корабле узнал весь мир. «Independent» – «Независимый» – вот его имя.

IV. In limine…23

1781 год, Атлантический океан – Чесапикский залив.

Чесапикский залив… Узкий вход, повернутый на юго-восток и хорошо защищенный косой или полуостровом – как вам угодно. Водное пространство, вдающееся в сушу на три сотни километров и образованное расширяющимся устьем реки Саскуэханна. В залив несет свои воды и еще одна знаменитая река – Потомак. В восемнадцатом веке не так уж много населенных пунктов располагалось по берегам залива. Но один из этих немногих, расположенный прямо против устья залива, а не в его глубине, приобрел, впоследствии, мировую известность – Йорктаун.

Вообще весь вид залива, изрезанного мелкими бухточками с вкраплениями островков, наталкивает на мысль о его ледниковом происхождении.

Так вот Йорктаун располагался на мысе, между вышеупомянутыми мелкими бухточками. Таким образом, город было легко осаждать с суши и снабжать с моря. Сам городок был маленьким, но играл важную роль, являясь тогда единственным населенным пунктом на входе в Чесапикский залив и, соответственно, крепостью, контролирующей этот вход. И именно здесь, под Йорктауном, решалась в 1781-ом году судьба Америки. От исхода битвы под Йорктауном зависела судьба не одной или двух стран, а, может быть, половины мира. Победа Континентальной армии означала бы победу США в войне за независимость и, как следствие, усиление английского гнета в других колониях и расширение империи Владычицы морей в Азии и Африке; как дальнейшее следствие – новые войны между странами Европы и жителями вышеупомянутых колоний, как промеж собой, так и друг с другом, а может и все вместе. Победа же англичан под Йорктауном могла означать сведение на нет всех усилий американского народа в войне за независимость.

Поэтому победа в этой битве была важна для обеих сторон. Но Континентальная армия находилась на суше, а «красные мундиры» под Йорктауном снабжались с моря. Американский флот был слишком слаб, чтобы противостоять английскому. С целью стабилизации обстановки у восточного побережья Северной Америки, монсеньер маркиз Жильбер де Лафайетт попросил помощи французского флота в лице адмирала графа де Грасса. Монсеньер граф де Грасс согласился и вывел линейный флот в море. Адмирал еще думал по поводу того, куда отправиться, но в результате он предпочел Чесапик Нью-Йорку. Де Грасс не ошибся. Английский флот принял вызов. Две эскадры встретились у устья Чесапикского залива. Но не только сорок линейных кораблей с двух сторон сошлись здесь…

Ранним утром из достаточно густого и низкого тумана к устью вышеупомянутого залива подходил корабль. Это был фрегат. Не просто фрегат – воплощение совершенства. Но в густом прибрежном тумане грация и красота судна была незаметна. Никаких опознавательных знаков тоже имелось возможности обнаружить. Силуэт этого корабля был единственным в море тумана: ни одной другой мачты больше не было видно вплоть до горизонта. Пользуясь утренним бризом, неизвестный фрегат входил в устье Чесапика. Вполне возможно, что ни один человеческий глаз не наблюдал входа этого величественного и прекрасного корабля в узкий и скалистый залив. Но теперь мы должны перенестись на самый фрегат.

Джордж Сэйлор стоял на палубе бака24, опершись на фальшборт широко расставленными руками, и смотрел вперед. По его лицу казалось, что капитан внимательно всматривается в пространство, хотя в таком густом тумане видимость на уровне опердека не превышала полторы сотни метров, и, чтобы увидеть объекты, находящиеся вдали, нужно было наблюдать с марс-площадки на уровне брам-реи25, чем и занимались сейчас впередсмотрящие. Сэйлор же стоял здесь в ожидании своего первого помощника. Несколько минут спустя, объект ожидания Джорджа появился около него:

– Первый помощник Робер де Брильяр прибыл по вашему приказанию!

– Расскажи мне мой план, Робер, – сказал Сэйлор, не оборачиваясь.

– Я, конечно, не могу утверждать с полной уверенностью, но я считаю, что ваш план заключается в желании не выпускать некоторые английские силы, находящиеся в заливе, дабы они не ударили в спину флоту де Грасса. Но мое личное мнение таково, что в заливе, то есть под Йорктауном, британских боевых кораблей нет! – де Брильяр говорил это с твердой уверенностью в голосе.

– Пройдемся на ют, Робер, – Сэйлор говорил это так, будто его мысли были где-то в другом месте. Но это было не так.

До палубы юта они дошли молча. Там капитан и помощник направились к штурману – Роберту Борку. Он стоял у штурвала.

– Как дела, Борк?

– Все нормально. Идем вроде как хорошо, согласно картам – они пока, похоже, не врут, – при этих словах штурман продолжал смотреть в непроглядный туман.

– Не переживай, Борк, эти карты – лучшие. Видишь остров справа? – Сэйлор взглядом указал в нужном направлении. Там действительно из тумана выглядывала внушительных размеров скала.

– Да, вижу.

– Мы встанем на якорь с этой стороны, – капитан жестом показывал, как именно они встанут. – Так, чтобы корабль не был виден со стороны Йорктауна.

– Но, сэр, это невозможно! – голос подал де Брильяр, который стоял позади Джорджа.

– Я слышу, ты усомнился в возможностях нашего штурмана и этого великолепного корабля?! Может, ты сам встанешь за штурвал? Мы охотно предоставим вам такую возможность, не так ли, мистер штурман? – Сэйлор говорил все это, повернув голову к Роберу лишь наполовину, и глядя на него как бы искоса.

– Все нормально, сэр, не пугайте мсье Робера, – говоря это, штурман уже положил штурвал направо. – Мы все сделаем по высшему разряду!

У Роберта Борка слова с делом не расходились. Через четверть часа «Независимый» стоял, бросив якорь, на вышеупомянутой позиции. Корабль располагался так, что при всем желании англичане из Йорктауна и находящихся там кораблей не смогли бы увидеть хоть и верхушку мачты «Независимого». При снятии с якорей британские корабли также не были бы стеснены присутствием неизвестного фрегата, пока он не оказался бы у них на траверзе26. Но подставляться под бортовые залпы фрегатов противника в первом же бою не входило в планы Сэйлора. У него был свой план, во многом основанный на патриотических чувствах американской и, соответственно, большей части его команды, который он изложил на совещании офицеров, созванное им около полудня.

Оно проходило в кормовой галерее. За эллипсовидным столом сидели: первый помощник Робер де Брильяр, главные канониры, командир абордажной команды и командир стрелков. Перед ними лежала карта Чесапикского залива, а со стен галереи на них смотрели фонари. Джордж Сэйлор стоял, склонившись над картой, и объяснял присутствующим суть своего плана:

– Мы здесь стоим так, что если их фрегаты будут выходить из залива, а мы будем недвижимы, они уничтожат нас бортовыми залпами. Чтобы этого не допустить, я выслал на камни у этого острова дозорных – они предупредят нас о приближении двух фрегатов из залива. Получив сигнал, я выведу корабль из укрытия, преградив дорогу британцам. В таком случае они смогут выйти из залива только через наш труп, а против наших двадцати двух пушек правого борта у них будет всего четыре. Мы не дадим им развернуться, выпустив в их сторону несколько десятков книпелей27 и разрушив рангоут и такелаж. После этого я планирую один британский фрегат уничтожить ядрами в упор, а команду второго смести картечью и пулями наших снайперов-стрелков, чтобы побудить англичан оставить корабль даже без абордажа. Английские торговые корабли вообще не представляют для нас угрозы – мы поступим с ними по нашему дальнейшему усмотрению. Вы скажете: а как же британский линейный флот? Его атакует у устья залива граф де Грасс. Но мы здесь сами по себе, и помогать потом или не помогать флоту адмирала – это наше дело. В данном случае мы тоже поступим по ситуации. После завершения операции, я считаю необходимым немедленно покинуть залив и направиться на юг или юго-восток. Целью операции, в том числе является захват дополнительных припасов. А теперь, поднимите руки те, кто согласен с предложенным планом.

Все присутствующие подняли руки, не говоря ни слова. Сэйлор быстрым взглядом окинул помещение и сказал:

– Отлично! Принято единогласно. Совещание окончено!

Через минуту в галерее остался только один капитан.

Во второй половине дня адмирал граф де Грасс атаковал британский линейный флот у устья Чесапикского залива. Французы превосходили англичан по численности, но не по количеству пушек. Сражение линейных эскадр длилось более трех часов. Его исход был не ясен, но стратегическую победу одержали французы. Британский флот потерял три корабля тяжело поврежденными и уничтоженными. Однако, несмотря на то, что французы понесли схожие потери, англичане отступили от залива и прекратили снабжение своей армии под Йорктауном. Это, в свою очередь, привело к полной победе Континентальной армии над основной частью «красных мундиров», хотя до официального окончания войны за независимость оставалось еще два года. Только в 1783-ем году Великобритания признает самостоятельность США. Новое время начнется тогда для американского континента. Мы и сейчас видим последствия битвы под Йорктауном. Результат ее – одна из сверхдержав, которая вершит судьбы мира. Но, я думаю, читателя сейчас не очень интересует натуральная история и наши отступления от повествования. Вернемся же к нему.

Джордж Сэйлор выслал двух наблюдателей на камни у острова, за которым укрылся «Независимый». Эти два матроса должны были подать сигнал, как только они увидят, что британские фрегаты снимаются с якоря. Этим сигналом являлся взмах правой руки, который было отлично видно с «Независимого». Поэтому, как только до слуха Сэйлора донеслась канонада сотен орудий противоборствующих линейных флотов, он привел свою команду в готовность номер один. Все встали на свои места. Орудия правого борта были заряжены книпелями. Все теперь застыло в ожидании боя. Это ожидание нервирует людей. Люди уже рвутся в драку, а ее все нет. Но, к счастью, в данном случае бой пришел быстро.

Буквально через несколько минут после начала основного сражения матросы-наблюдатели просигналили о том, что два английских фрегата снимаются с якоря. Капитан Сэйлор, видя это, приказал также сниматься с якоря и начинать ставить паруса. Наблюдатели продолжали оставаться на своих позициях, чтобы теперь сообщить о моменте, когда «Независимый» должен был выйти из укрытия, преградив дорогу британским фрегатам. Конечно, оставлять наблюдателей на голых камнях этого острова, ничем не замаскированных, было рискованно. Но Сэйлор рассчитывал на то, что англичане не подозревают об их присутствии и, соответственно, не будут осматривать берега в подзорные трубы, да и невооруженным глазом сильно вглядываться не станут. Скоро наблюдатели подали второй сигнал, который выражался во взмахе правой рукой слева направо и означал «пора!».

Моментально были поставлены недостающие паруса, и «Независимый» вышел из своего укрытия, перерезав путь фрегатам Его Величества. Эти два корабля были не такими большими, как «Независимый» и вместе несли не более шестидесяти четырех пушек, но если бы они были повернуты к «Независимому» бортом, то значительно превзошли бы его в огневой мощи. Но их командиры, как и ожидалось, ничего не подозревали и спокойно вели свои корабли к выходу из залива, как вдруг дорогу им преградил неизвестный фрегат. Английские корабли шли уступом, поэтому оба были открыты бортовому залпу «Независимого», а залп этот должен был принести максимум эффекта, так как расстояние было минимальным.

– Правый борт… Пли! – голос Сэйлора прогремел над кораблем, а вслед за ним ударили двадцать два орудия правого борта, и двадцать два книпеля устремились к рангоуту и такелажу английских фрегатов. Первый залп был удачным, но мачты британских кораблей все еще стояли, а их носовые пушки выплюнули четыре ядра, которые просвистели над палубой «Независимого», не причинив вреда.

– Заряжайте книпелями!… Правый борт… Пли!

Второй залп довершил дело. Так как из-за маленького расстояния процент попадания был очень высок, то фок-мачта28 первого фрегата, увлекаемая ломающимися реями и рвущимся такелажем, надломилась выше марс-реи29 и потянула за собой грот-мачту. В результате, первый корабль англичан лишился двух мачт, которые теперь создавали ему крен на правый борт. Сам же фрегат частично развернулся к «Независимому», что только усугубило ситуацию: теперь ни одно его орудие не могло стрелять по кораблю Сэйлора. Мало того, на первый корабль наскочил второй, из-за столкновения на нем также сломалась мачта. Итак, оба фрегата противника были обездвижены и огонь вести не могли. Джордж решил, что самое время переходить к ядрам.

– Заряжайте ядрами!… Правый борт… Пли!

Два десятка чугунных ядер ударилась в левый борт и нос первого английского корабля. И деревянная его обшивка отлетала кусками и падала на поверхность мутных вод Чесапикского залива… Так в него было произведено четыре залпа, после которых, получив восемь десятков ядер в упор в левый борт, британский фрегат стал тонуть. С начала боя, если не считать первых двух выстрелов, англичане не выпустили ни одного ядра в ответ, не успевший развернуться, их корабль стоял так, что «Независимый» не попадал в сектор обстрела ни одного из британских орудий. А фрегат Сэйлора посылал в него точные залпы в упор, между которыми матросы все как один перезаряжали орудия, и Робер де Брильяр, стоявший рядом с Сэйлором, как первый помощник, получал удовольствие, наблюдая за слаженной работой команды в первом, общем для них бою. А эта слаженная работа в свою очередь была итогом долгого труда Джорджа по обучению разношерстной команды и доведению ее действий до автоматизма с сохранением кооперации, что и является одним из главных факторов успеха в бою. И вот первый результат этой работы был налицо. Первый английский корабль шел ко дну. Его матросы прыгали в воду под радостные победные возгласы команды «Независимого».

Тем временем, второй британский фрегат, освободившись от препятствия, мешавшего ему развернуться, стал пытаться с использованием уцелевшего парусного вооружения занять выгодную позицию. Но все надежды английского капитана хоть как-то постоять за себя рухнули с еще одним залпом книпелями, раздавшимся с «Независимого». Многострадальный фрегат Его Величества был достаточно близок, чтобы орудия Сэйлора успешно использовали против него картечь, что и входило в планы Джорджа.

– Заряжайте картечь!… Стрелки, товсь! – по этим словам капитана, стрелки, стоявшие в линию на опердеке, вскинули ружья, – Стрелки, огонь по усмотрению… Правый борт… Пли!

Град картечи обрушился на суетившихся на палубе вражеского фрегата матросов. Тут же стрелки Сэйлора посбрасывали в воду тех, кого картечь не задела, и кто оставался в поле зрения.

– Что ты мне скажешь, Робер? – этот внезапный вопрос Сэйлора вывел его помощника из оцепенения, с которым де Брильяр наблюдал происходящее.

– Ничего особенного. По-моему все идет очень хорошо.