Шепот Лилит

Идея лишиться девственности, насколько можно судить теперь, была весьма спорной и, пожалуй, несколько безумной. Однако… что–то во мне будто настойчиво толкалось изнутри и требовало, чтобы я, наконец, перескочила воображаемый порог собственной непорочности и обрела окончательную свободу. Почему внутренняя свобода напрямую ассоциировалась у меня с отсутствием девственности, до сих пор не понимаю, но тогда я ощущала именно так: покончить с девственностью и обрести раз и навсегда вожделенную свободу.

К тому времени, когда эта мысль окончательно созрела и превратилась в настоящую идею фикс, я училась на втором курсе библиотечного факультета. Факультет был фактически «девчоночий». В нашей группе не присутствовало ни одной особи противоположного пола. В других – просматривалось по одному, от силы по два экземпляра. Однако на историческом и архивном факультетах парни в некоторых группах даже превалировали, и это являлось постоянным и неизбывным раздражителем для наших «библиотекарш». Практически все мои подруги уже обзавелись бой –френдами, некоторые даже успели по несколько раз сменить партнеров, о чем мне, разумеется было известно, однако не вызывало ни малейшего чувства зависти, ибо очень уж эти самые «партнеры» представлялись мне завалящими. Откровенно говоря, исключительное самомнение свойственно мне с самого детства, хотя я старательно это скрываю.

Учитывая наличие у меня однокомнатной хрущёвки, развеселые компании собирались на моей жилплощади довольно часто и мы, что называется, отрывались по полной. Вернее, отрывались все, кроме меня. Напиваться до потери пульса, чтобы на следующее утро с больной головой и со смехом, а иногда со стыдом, вспоминать свои вчерашние «подвиги», совершенные по пьяному делу, – не в моем характере. Во мне словно изначально была кем – то заложена жесткая программа, по которой я всегда и везде должна избегать потери лица и полностью контролировать ситуацию. Травку и наркотики, которые в изобилии гуляют в падкой до экспериментов над собственным организмом студенческой среде, я категорически отвергала: развлечение для недоумков, к тому же, мало информированных. Однако нельзя сказать, чтобы я только и делала, что со скучающей миной сидела где – нибудь в укромном уголке на наших бесшабашных вечеринках и с осуждением взирала на разгулявшихся сокурсников. Скучно мне не было никогда. Компании собирались неглупые, можно было поговорить об искусстве, живописи, театре, – вообще, на какие – нибудь интеллектуальные темы. Ребята обожали философствовать, распуская яркие петушиные хвосты перед симпатичными девицами, которых, изнывая от желания и переизбытка гормонов, жаждали затащить в постель, в то время как девушек, которые, как известно, в социальном отношении созревают быстрее, гораздо больше занимали темы земные и практические – в частности, каким образом быстрее заполучить хорошего мужа. Что, если вдуматься, вполне разумно: где, как не в институте можно познакомиться с приличным и даже сравнительно обеспеченным парнем?

Бесспорно, в подсознании каждой нормальной девушки заложено неизбывное стремление удачно выйти замуж, нарожать детей и затем воспитывать их в тихой семейной обстановке. Поэтому мои однокурсницы открыли настоящую охоту за перспективными молодыми людьми, хотя последние отнюдь не спешили обзаводиться семьями и всячески увиливали от серьезных отношений. Игривый Эрот, обуревавший мужскую часть студенческой аудитории, всячески толкал своих последователей к сексуальным отношениям с наибольшим количеством женщин, чему яростно противились их постоянные или временные партнерши, желавшие взнуздать этих необъезженных жеребчиков и навеки впрячь в скрипучую телегу совместной жизни.

Таков закон природы.

К замужеству я не стремилась никогда. И это тем более поразительно, что мои родители состоят в долговременном и вполне счастливом браке. Поженились они на последнем курсе института, успешно миновали подводные рифы начала супружеской жизни и, кажется, теперь даже не представляют своего существования друг без друга. Хотя на протяжении столь длительного сосуществования под одной крышей двух весьма далеких по характеру личностей случалось всякое: размолвки, ссоры и яростное выяснение отношений, включая битье посуды, особенно со стороны моей вспыльчивой матери. Однако, похоже, им никогда и в голову не приходила мысль о разводе. До сих пор иногда они воркуют, словно влюбленные голуби по весне, – аж смотреть противно! Я уродилась другой. Совершенно другой. Как говорится, ни в мать, ни в отца, а в проезжего молодца.

Читать я научилась пяти лет от роду, и с тех пор не оставляю это бессмысленное, с точки зрения современных зомби, занятие. Признаюсь, мне нравится читать!.. Потому что книги воздействуют на меня куда сильнее, нежели телевидение, кино, театр и другие визуальные зрелища, – ведь они предоставляют полную свободу моей собственной фантазии. А уж с фантазией и воображением у меня был полный порядок с младых ногтей! Когда, особенно в подростковом возрасте, я погружалась в чтение, это напоминало настоящий транс, из которого меня не так–то легко было вывести, ибо я полностью была вовлечена в круговорот вымышленных автором событий и принимала действенное участие во всевозможных перипетиях, предоставляемых сюжетом. Родители не были от этого в восторге и даже порой считали мое увлечение чтением чрезмерным, потому что меня невозможно было заставить что–либо сделать по дому, пока я не дочитаю очередную главу, книгу и т.п. И только стряхнув с себя очарование книжной грезы, я возвращалась в реальность и становилась доступной для родительского гнева и накопившихся домашних дел.

Женские образы, которые в детстве и юности произвели на мою неокрепшую душу неизгладимое впечатление, вызвав в душе сильнейший ответный отклик, пожалуй, можно охарактеризовать как весьма неоднозначные: Клеопатра, Диана де Пуатье, Лукреция Борджиа, миледи де Винтер. Мне хотелось быть похожей на них, они будоражили и захватывали в плен мое воображение. Право, довольно необычные примеры для подражания, учитывая, что я была нежным домашним созданием, выросшим в полной семье, что нынче уже становится большой редкостью. В этих ярких образах, отчасти сделавшихся в литературе и истории некими воплощениями зла в прелестной женской оболочке, меня привлекала их несомненная внутренняя сила, власть над мужчинами и обстоятельствами, а также умение за себя постоять. Но особенно, кроме красоты, которая для меня – подростка, разумеется, стояла на первом месте, восхищали их внутренняя свобода и неоспоримое равенство с мужчинами во всем, включая ум, уверенность в себе, хитрость, стремление участвовать в интригах и побеждать. И даже не столько равенство, сколько превосходство над мужчинами. Именно это последнее импонировало мне больше всего остального и давало толчок воображаемой романной жизни, которую я проживала не только вместе с ними, но и за них.

Выбор героинь, неких психологических образцов для подражания, конечно, происходил неосознанно. Ни сегодня, ни, тем более, тогда я не могла бы объяснить себе его механизма, да никогда и не пыталась. Но присутствовало в этих неординарных женщинах, которых мужчины в своих произведениях изображали инфернальными созданиями, нечто необъяснимое и безумно привлекательное для моей в ту пору еще несформировавшейся личности. Нечто, что я осознала лишь с течением времени, и что меня не столько озадачило, сколько повергло в удивление и расстройство. Потому что занимавшие мои подростковые фантазии мифические женщины обладали качеством, которого, как я выяснила, во многом лишены мои современницы – внутренней независимостью. Как я теперь понимаю, это и привлекало меня больше всего в леди Винтер или же Диане де Пуатье. Качество это, как ни грустно, некий комплекс «вторичности» по отношению к противоположному полу, когда мужчина вырастает в воображении дочери Евы в некий абстрактный символ силы, характерный для архаичного сознания – этакий светоч в окошке, которому должна подчиняться и всячески потакать женщина, существо подчиненное и зависимое. Эти древние отношения «первичности» и «вторичности» полов проистекают из какого –то первобытного страха перед жизнью, когда добыча мамонта давала возможность выживания женщине и ее потомству. Мамонты давным–давно вымерли, а страх и ощущение беззащитности – увы! – живут в женском подсознании до сих пор. Как следствие: место мужчины – наверху социальной иерархии, а женщины – внизу. Причем, это своеобразное табу даже не обсуждается. Подобная общественная установка не только меня раздражала, но порой приводила в настоящее бешенство. Реального превосходства мужчин, буде то интеллект или же чувства, я никогда не замечала, ну, разве что разницу в физической силе. С этим не поспоришь: естественный отбор среди самцов предполагает яростную конкуренцию за самку, для чего необходима сила и выносливость. В ранней юности я, конечно, об этом не задумывалась, однако всегда была свято уверена, что я умнее и интереснее окружавших меня существ мужского пола. Право не знаю, на чем основывалась эта моя уверенность, – просто существовала как некая данность.

Вероятно поэтому меня мало привлекали сверстники, казались примитивными и закомплексованными, а их юношеские потуги самовыражения, стремление выделиться среди себе подобных – жалкими и смешными. Зато самое пристальное внимание привлекали зрелые, состоявшиеся мужчины, настоящие личности, с которыми мне было интересно. К сожалению, таковых встречалось немного – умники всегда наперечет. Меня же буквально тянуло к интеллектуалам. Наличие интеллекта у мужчины заводило меня гораздо сильнее, нежели возможный секс, о котором я тогда имела чисто теоретическое понятие, – здесь я не беру во внимание эротические фильмы, которые лет в тринадцать смотришь, затаив дыхание.

И вот, окончательно решившись на своеобразную дефлорацию, я принялась подыскивать кандидата на роль моего первого сексуального партнера. В таком серьезном деле не должно быть места случайностям: мужчину предстояло выбрать умного, продвинутого, без комплексов и приятного мне физически. Но главное, чтобы затем с его стороны не возникло никаких притязаний на продолжение отношений: сделал свое дело – и гуляй смело! Согласна, для молодой девушки подход к подобному «мероприятию» далеко не бесспорный, однако если претендуешь играть с мужчиной на равных – единственно приемлемый. Обыкновенно такие события не планируются, или же планируются девушками с тем, чтобы «случайно» забеременеть и затем охомутать подходящего на роль мужа избранника. Последнее, конечно, весьма примитивно, однако вполне действенно и в двадцать первом веке.

Здесь стоит пояснить один немаловажный нюанс. В реальной жизни все мы играем определенные роли. Даже не играем, а проживаем, примеряя на себя по мере взросления маски определенных персонажей: дочери, ученицы в школе, студентки в институте, жены, матери и т.д. Так уж устроено человеческое сообщество: совершенно неосознанно мы начинаем приспосабливать к своей личности некие социальные маски–роли, и затем пытаемся существовать в этих своеобразных, отведенных личности обществом воображаемых «клетках», исполняя принятую на себя социальную функцию. Правила придуманы не нами и расписаны на годы вперед, но мы вынуждены с ними считаться, чтобы чувствовать себя комфортно в социуме. Интуитивно я всегда ощущала, что моя роль примерной ученицы в школе, хорошей студентки в институте и, вообще, «хорошей девочки» – никогда в полной мере не отражала моего истинного «я»; что неудивительно, ибо любая личность значительно шире предлагаемой ей обществом социальной роли. Теперь–то я понимаю, насколько мое собственное «я» было объемнее тесной маски «примерной девочки», навязанной мне в детстве, и даже во многом ей противоположно. Однако примерные девочки тоже нравятся мужчинам – это разжигает у них похоть. Но это я выяснила несколько позднее.

Итак, когда моя идея фикс окончательно оформилась – она настоятельно потребовала своего воплощения. А на ловца, как известно, и зверь бежит.

В тот памятный вечер я отправилась на день рождения к подруге. Лето. Жара. Платья с декольте до пупка, короткие юбки, едва прикрывающие трусики, – короче, наряды «смерть мужчинам!» Света старше меня на два года. Несколько лет мы жили с ней в одном подъезде на разных этажах и дружили еще со школы. В противоположность мне, типичному интроверту, хотя и прекрасно ладящему с людьми, она всегда была ярким представителем племени экстравертов, то есть человеком открытым и компанейским. Да и в школе никогда не ходила в идеальных ученицах вроде меня, хотя училась достаточно прилично и в институт поступила без репетиторов. В настоящее время она служила экономистом в какой–то фирме и, кажется, была вполне довольна. Для выполнения обычного «женского минимума» ей теперь недоставало выйти замуж. Впрочем, у нее уже почти год как имелся постоянный парень и в перспективе явно просматривался его постепенный перевод из разряда потенциального жениха в законного супруга.

Стоял прекрасный субботний вечер, и даже хронически плачущее питерское небо в виде исключения соизволило прикинуться синим и безоблачным, что всегда резко поднимает настроение аборигенов этого чудесного города и подвигает их на различные шалости и безумства. Петербург, как известно, самый мистический город России, с ним связано множество необычных легенд. Быть может, поэтому его жители необычайно склонны к философии и самой разнообразной шизе. Столько чудаков на один квадратный километр, пожалуй, не встретишь больше нигде на просторах нашей необъятной родины, за исключением еще новосибирского Академгородка, где тоже пышным цветом расцветает ничем не ограниченный интеллект. Итак, я шагала по оживленным улицам, мурлыкая навязчивый мотивчик, помахивала яркой сумочкой, лавировала среди прохожих, глазела на старинные фасады домов с атлантами, кариатидами и прочей мифической живностью и ощущала себя счастливой. Такое состояние беспричинного счастья бывает разве что в юности, но со временем, увы, бесследно исчезает под давлением прожитых лет. Наконец я нырнула под арку, миновала один сквозной двор, затем другой – и оказалась в знакомом с детства дворе–колодце с чахлой клумбочкой посредине.

Едва я вошла в гостиную, в которой доминировал заставленный закусками стол, – Света великолепная хозяйка, – как тотчас обратила внимание на него. Он беседовал со Светиным женихом. Вероятно, почувствовав на себе мой взгляд, мужчина обернулся, и мы встретились глазами. Спустя какое –то время наши взгляды снова нечаянно пересеклись, и я интуитивно поняла, что он тоже сделал на меня стойку. Это вполне определенное ощущение словами объяснить трудно, здесь включается шестое чувство. Женщина, как и, очевидно, мужчина, тотчас всем организмом воспринимает некую направленную на нее сексуальную энергию, так что ошибка практически исключена. Мой нечаянный избранник по–своему был чертовски хорош, не модно–журнально–глянцево, а как–то истинно по –мужски. Не слишком высокого роста, но и не маленького, и очень гармонично сложен. Коротко и стильно остриженные темные волосы ненавязчиво говорили о том, что их владелец следит за собственной внешностью, а правильные черты загорелого лица невольно останавливали на себе взгляд. В его движениях сквозили уверенность и осознание собственной значимости, которые всегда так привлекают женщин. Но главное – он был незнакомцем, хотя Светин круг общения мне хорошо известен.

Я знала, что сегодня выгляжу просто великолепно. Обтягивающая золотисто–бежевая кофточка с глубоким вырезом, достаточно завлекательным, чтобы продемонстрировать прелестную складочку на груди и дать волю мужскому воображению, однако недостаточным для того, чтобы вульгарно демонстрировать напоказ свои прелести. Короткая юбка – само собой, не настолько, чтобы мужчина мог заподозрить меня в принадлежности к древнейшей профессии, однако предоставляющая приятную возможность любоваться совершенной формой моих ног. Тонкий ненавязчивый макияж лишь подчеркивал свежий цвет загорелого лица и делал еще ярче мои зеленые глаза. И конечно волосы – длинные черные блестящие, тяжелой волной струящиеся по спине.

Борис, так звали незнакомца, пришел не один, а с какой–то раскрашенной, как клоун, девицей, которая увивалась возле него, поддакивая всем словам и громко хохоча над его шутками. Когда мы со Светой уединились на кухне, – я вызвалась ей помочь по хозяйству и тут же приступила к расспросам, – выяснилось, что это ни много ни мало как ее теперешний начальник, что он умен, циничен, женат, имеет двоих детей. Однако жена и дети нынче за границей на отдыхе, посему он вполне свободен и вообще «еще тот жеребец», хотя мужик неплохой и рабочие кадры женского пола сексуально не угнетает, так только, флиртует. Случайно узнав про Светин день рождения, он подарил ей огромный букет, наверное, дорогущий, и буквально напросился в гости.

– Ну, вырвался мужик на свободу – чего ты хочешь? – прокомментировала подруга беззлобно. – Все они кобели.

– Это уж точно, – задумчиво согласилась я. – А что за раскрашенная кукла при нем? Любовница?

– Да черт ее знает! Такое впечатление, что подцепил где –то по дороге. Маленькая шлюшка.

– Ага… – произнесла я, внутренне улыбнувшись, и приняла из рук Светы огромное блюдо с аппетитно зажаренной курицей, обложенной цельным картофелем и посыпанной зеленью.

Блюдо водрузили на стол и тут же приступили к обильной трапезе, разумеется, под тосты в честь хозяйки дома и т.д. и т.п. Все были молоды, всем хотелось веселиться, шутить, смеяться, петь, танцевать, в общем, выплеснуть всю накопившуюся за рабочую неделю нерастраченную энергию. «Совершенно случайно» Борис устроился за столом по правую руку от меня, что и решило его участь. И – увы – участь размалеванной Танечки, которую он с собой притащил, тоже.

У меня было просто хорошее настроение – да и с чего ему быть плохим: лето, солнце, синее небо, день рождения подруги. Поэтому я много и с удовольствием хохотала и не слишком отодвигала правое колено, к которому с завидной регулярностью и конечно «совершенно случайно» прикасалась левая нога Бориса, весьма правдоподобно изображавшего истинного джентльмена, что позволяло ему без устали ухаживать за обеими, сидящими рядом с ним, дамами. Впрочем, на обеих дам его хватило ненадолго, и скоро все его внимание сосредоточилось на мне. Я не имела ничего против его настойчивого ухаживания. К тому же, покинутая собственным кавалером Танечка, кажется, не слишком расстроилась и моментально переключилась на Петра, близкого приятеля Светиного жениха. Петру почему–то всегда импонировали раскрашенные дурочки в коротких юбках, вероятно, тогда он не страдал комплексом неполноценности. По моим наблюдениям, иногда даже очень умные мужчины западают на сексуальных дебилок – какой–то особо издевательский закон природы. А может, все гораздо проще: с умными женщинами надобно быть умным, что отнюдь не всем особям мужского пола по нраву, а тем более удается.

Почувствовав, что я не против флирта (игра в случайные касания под столом, кокетливые взгляды и пр.), Борис резко усилил напор в надежде на стремительное продолжение романа. Для начала он попытался меня напоить – обычное мужское заблуждение, что пьяная женщина будет податливей. Не тут–то было! Я пью столько, сколько хочу и когда хочу. Так что напоить меня ему не удалось. Однако я всячески давала понять, что он поразил мое воображение. Глядела на него во все глаза и с немым восхищением, когда он страстно живописал свои альпинистские походы; не отодвигалась, когда он «ненароком» касался моей груди; отвечала пожатием руки на его пожатие. Он мне понравился. Даже очень понравился. И я явно намекала, что вполне возможно продолжение.

Потом включили музыку, сдвинули в сторону подвергшийся набегу молодых голодных ртов стол и стали танцевать. Борис вцепился в меня, как клещ, и буквально не отпускал от себя. Танцуя, я обнимала его за шею, и мы то и дело целовались. Целовался он исключительно талантливо, и так прижимался всем телом, что у меня не осталось никаких сомнений – «там» у него всё в отменном порядке. Да и сложно было этого не почувствовать. Интуиция твердила: этот самец тебе подходит. И вдруг я со всей очевидностью поняла: пришла, наконец, пора воплотить свою выношенную идею фикс в жизнь! Потому и не возражала, когда его горячие ладони (действительно горячие, как пара раскаленных утюжков, – от избытка тестостерона что ли?) ласкали мои ягодицы, а язык нежно прикасался к мочке уха. Этот мужской экземпляр не вызывал у меня отторжения, более того, был настолько привлекателен физически, что я окончательно решила познакомиться с ним поближе.

Ситуация меня отчасти забавляла. Я испытывала лишь небольшое эротическое возбуждение, в то время как у Бориса уже явно «сносило крышу». Откровенно говоря, мне это неимоверно льстило: мужчины так эмоционально реагируют на секс, словно для них это вопрос жизни и смерти. Мой партнер по танцу буквально лез из кожи вон, стараясь меня соблазнить: шептал на ушко всяческие пошлости о любви с первого взгляда, о том, что с ним такое случилось впервые, и прочие мужские благоглупости, которые в большинстве случаев безотказно действуют на романтически настроенных дам, жаждущих слов любви, как жаждет дождя умирающее в засуху растение. А уж если сексуально озабоченный самец лепечет о любви вечной, непременно до гробовой доски, – такой напор выдержит не каждая женщина. Не знаю, на счастье или же на беду, только подобные словеса на меня действуют мало или не действуют вовсе. Внутри меня словно прячется хитрое и ехидное существо, которое критически оценивает ситуацию и саркастически комментирует подобное мужское словоблудие. Потому–то поток мужской любовной лирики легко проскальзывает мимо моих ушей, не затрагивая сердца. Я совершенно четко знаю, чего самец хочет на самом деле, и тихонько про себя посмеиваюсь. Другой вопрос, насколько его желание совпадает с моим? В данный конкретный момент – несомненно, совпадало. Поэтому, подогревая и так уже перегретые чувства Бориса, я ласково гладила его волосы, проводила рукой по плечу, касалась пальчиками уха, отчего по его телу пробегала заметная дрожь, и он буквально готов был сожрать меня целиком, вместе с косточками. Мне это страшно нравилось, добавляло в кровь адреналина, будоражило и одновременно развлекало. Я чувствовала: сейчас этот интересный и взрослый мужчина готов на всё, чтобы заполучить меня, – и наслаждалась ощущением собственной безграничной власти.

Вот только выглядеть в его глазах девочкой на одну ночь я отнюдь не собиралась, и Борису пришлось настойчиво уговаривать меня поехать на квартиру к его другу с совершенно невинной целью – продлить этот незабываемой вечер, послушать музыку и выпить по чуть–чуть мартини. Я долго колебалась, но затем всё–таки согласилась, не забыв при этом изобразить глубокое сомнение и сказать, что я ему доверяю. Слишком легко капитулировать под натиском охваченного страстью мужчины нельзя ни в коем случае: утолив свою страсть, он тотчас потеряет к тебе уважение. Самец всегда должен чувствовать сопротивление самки. И чем яростнее оно будет – тем ценнее в его глазах одержанная над ней победа. Если же потенциальная жертва почти не оказывает сопротивления, более того, вешается ему на шею, – какой интерес ею обладать?! Охотничий инстинкт у противоположного пола не угас до сих пор.

Мы покинули разгулявшуюся компанию по–английски, не прощаясь. Нашего исчезновения никто даже не заметил – все были основательно навеселе. А пресловутая Танечка уже напилась, как сапожник. Когда, выходя из гостиной, я окинула гостей прощальным взглядом, она сидела у Пети на руках в весьма расслабленном виде: короткая юбчонка задралась едва не до пупа, макияж на лице размазался, а Петина похотливая ручонка уже успела проникнуть под белые трусики в стиле минимализма; вторая Петина ручонка тоже не отставала от первой и с наслаждением тискала извлеченную из откровенного декольте небольшую грудь. При этом на его широком лице читалось глубочайшее кошачье удовольствие, а на Танечки-ном уже ни читалось ничего. Я только хмыкнула, дальнейшее не составляло секрета: сейчас увезет к себе и попользует по полной программе.

Дом начала прошлого века в стиле модерн находился в самом центре города. Борис расплатился с таксистом и своим ключом отпер дубовую дверь подъезда, украшенную замысловатой бронзовой ручкой. Внушительная парадная с цветными мраморными полами, витражами на окнах, лестничными пролетами, стены которых украшали какие –то мифические существа, производила сильное впечатление – этакий высший пилотаж эпохи декаданса. По широкой мраморной лестнице мы поднялись на третий этаж.

И снова от моего внимания не ускользнуло, что дверь квартиры он открыл собственным ключом. Понятно, «квартира друга», не без иронии отметила я. Хотя… всё возможно… Вместительная полутемная прихожая плавно переходила в широкий и недлинный коридор с несколькими дверями. Миновав его, мы оказались в большой зале довольно необычной многоугольной формы, где также царил полумрак, – окна были занавешены тяжелыми светонепроницаемыми шторами. Борис быстро прошелся по комнате, включил торшер и несколько бра. Я с любопытством огляделась. Надо всем в этой комнате доминировала огромная кровать с темно–синим шелковым покрывалом. На стене в ногах кровати – большое зеркало в рост человека. У другой стены невысокий столик с причудливой стеклянной столешницей, возле которого удобно расположились два глубоких мягких кресла, обитых светлой кожей. Телевизор, дорогой музыкальный центр, бар – вот, собственно, и вся обстановка. Уютное гнездышко для утех вне семьи – это было понятно сразу. Чувствовалось, что квартира необжитая. Так что байки насчет жилплощади виртуального друга сразу можно было отбросить. Однако просвещать Бориса относительно своих умозаключений я не собиралась – в конце концов, его личное дело, каким образом проводить свободное время. Я невольно усмехнулась: его и его жены.