Полная версия
Круглый год. Детская жизнь по календарю
Следующей частью речи был рассказ о либеральных реформах, проведенных Александром II (в области судебного права, телесных наказаний, военной службы, веротерпимости, национальной политики)132. Но результат либерализации оказался печальным, поскольку привел к появлению крамолы:
В это-то именно достославное время, когда облагодетельствованная страна должна только благословлять Царя-Подвижника и мирно шествовать указанным ей путем, у нас появился и развился тлетворный дух недовольства настоящим положением вещей, принявший в последнее время острую форму политической крамолы. Эта крамола, с неизбежным своим спутником террором, направила свои адские ухищрения и пять раз поднимала святотатственную руку на священную Особу помазанника Божия133.
Нигилизм в поведении молодежи формируется в семьях, подрывающих плохим воспитанием основы самодержавия. Свою речь законоучитель завершил дословной цитатой из доклада тогдашнего министра народного просвещения Дмитрия Толстого: «Пусть же наставники заменят в воспитании родителей» (автором этой идеи был обер-прокурор Синода Константин Победоносцев).
Образ Царя-Освободителя продолжал жить в народном сознании и после гибели Александра II. Учителя народных школ конца 1890‑х годов сообщали, что наряду с Петром I любимым государем из дома Романовых крестьянские дети называли Александра II (его продолжали вспоминать родители учеников, о нем рассказывали в школе в связи с датой 19 февраля).
Ревизия либеральных реформ, проводимая Александром III, коснулась в том числе мероприятий в честь 19 февраля. Был издан указ, запрещающий празднование 25-летия отмены крепостного права, а в печати не рекомендовалось упоминать эту дату. Празднование дня отмены крепостного права как высокоторжественного дня вернулось к его 50-летнему юбилею. О значении 19 февраля стали произносить речи, писать книги и рассказывать детям134. Дата была введена в официальный календарь в разделе царских дней и многократно упоминалась на страницах календарей. Так, в отрывном календаре Сытина на 1911 год рассказу о том, как готовилось и происходило это знаменательное событие, было посвящено больше двадцати календарных страниц135.
Основный посыл торжественных речей – взаимная любовь царя и народа, которая служит гарантией общественного мира (факт гибели Александра II от руки народовольцев 1 марта 1881 года нигде не упоминался). Методическое пособие по организации праздничных мероприятий в честь 50-летия отмены крепостного права в России, составленное для школ Клавдией Лукашевич, открывалось вступительной речью:
Радостный, светлый день 19 февраля всегда будет одним из самых дорогих и памятных дней в истории нашей родины. Этот праздник чисто народный. Такие дни должны отмечать в сельских школах особыми воспоминаниями и празднованиями. <…> такие воспоминания будут действовать примиряюще на детскую душу, заставят гордиться родными героями и дадут сознание, что заслуги перед родиной никогда не забываются потомством136.
В книге были помещены портреты императора Александра II и его сподвижников в деле освобождения крестьян (генерала Якова Ростовцева, великого князя Константина Николаевича, министра внутренних дел Дмитрия Милютина и других).
В помощь учителям и школьникам была сделана подборка стихов, посвященных Царю-Освободителю, и отрывков из произведений на тему освобождения крестьян, составлены сценарии пьесок и живых картин на сюжеты народной жизни. Пособие по проведению праздника завершалось хоровым пением (кантата на 19 февраля Василия Беневского). В качестве основного календарного текста использовалось стихотворение Аполлона Майкова «Картинка. После Манифеста 19 февраля 1861 г.», героиня которого – грамотная крестьянская девочка – читает в избе текст манифеста («Самой вести смысл покамест / Темен им и ей, / Но все чуют над собою / Зорю новых дней»)137.
Высокоторжественными днями было объявлено празднование 300-летия дома Романовых, отмечавшееся в течение всего 1913 года, начиная с 21 февраля (день наречения царем Михаила Романова). Этому событию были посвящены юбилейные календари с обильными экскурсами в историю царского дома и многочисленная литература, в том числе для детей и народа138. Издательство Отто Кирхнера выпустило «Исторический календарь» с роскошной календарной стенкой в виде орнаментальной рамки, украшенной двуглавым орлом, с портретами императоров и историческими картинами («Боярин Михаил Федорович Романов принимает царскую корону», «Дом бояр Романовых», «Проект памятника 300-летия Дома Романовых»).
Согласно распоряжению министра народного просвещения учебные заведения разных ступеней принимали участие в подготовке и проведении праздничных мероприятий. Помимо официальных молебнов в школах и гимназиях были организованы юбилейные выставки, хоровые концерты, конкурсы стихотворных произведений, литературных сочинений и научных докладов на тему истории дома Романовых. Учителям рекомендовалось использовать юбилейные мероприятия для объяснения ученикам важности единения русского народа вокруг царского дома Романовых. В Особом Циркуляре попечителя Московского учебного округа указывалось:
Преклонение перед исторически развившимся государственным порядком, горячая любовь к родине, беспредельная преданность Государю как помазаннику Божию – таковы чувства, которые невольно возбуждают в душе каждого русского человека ясное представление о важности событий, пережитых Россией 300 лет тому назад. Настоятельно необходимо укрепление, сколь возможно большее, ясности сознания этого в отзывчивой и чуткой душе подрастающего поколения, правильное воспитание которого является залогом благоденствия России. В виду сказанного, считаю нравственным долгом всех, ведающих дело воспитания юношества, при предстоящих юбилейных торжествах поставить себе следующие две задачи: во-первых, основательно и добросовестно подготовить учащихся всех возрастов к вполне сознательному пониманию истинного значения главнейших исторических событий, стоящих в связи с предстоящим юбилеем; во-вторых, во время торжественного празднования юбилея постараться воздействовать не только на разум учащихся, но и на их сердце: не ограничиваться сухими отвлеченными рассуждениями, но, по возможности, ярко и образно представить перед лицом молодежи все, что может возбудить любовь к родине, ее государственному порядку, к Православной вере, к Царствующему Дому – к величию и славе России139.
Учителя и ученики, кто по указу циркуляра, а кто по зову сердца, постарались вовсю – по всем учебным округам Российской империи в течение нескольких месяцев школьники сочиняли гимны и оды, декламировали стихи русских поэтов, пели патриотические песни, устраивали спектакли и живые картины, принимали участие в экскурсиях по историческим местам. На каждом из школьных юбилейных мероприятий звучали слова о трехсотлетней нерушимой связи русского народа с самодержавной властью Романовых, до падения которой оставалось всего четыре года.
Царские дни сопровождались не только речами, молебнами и школьными актами, но и праздничными гуляниями с военными парадами и фейерверками, в которых разрешено было принимать участие школьникам и гимназистам. На улицах столицы были вывешены портреты императорской семьи на фоне имперской эмблемы – золотой двуглавый орел со скипетром и державой. В храмах служили благодарственные молебны, по Невскому проспекту проходили войсковые парады, в присутственных местах устраивали торжественные приемы, в Кронштадте сверкал военный салют, а вечером был устроен праздничный фейерверк. Счастливыми участниками царского великолепия были петербургские дети и подростки обоего пола. В Москве также проходили пышные празднества, были они и во многих губернских городах России.
Почитание царской семьи происходило не только в публичном пространстве, но и в домашнем кругу: дети с пиететом вывешивали на стенах портреты и фотографии царя и царицы, в том числе из календарей. Как вспоминала одна из современниц,
императорская семья символизировала для нас величие и мощь России. У нас в комнате была фотография царя, царицы, их четырех дочерей и маленького царевича, мальчика, который страдал от гемофилии140.
Болящему царевичу сочувствовали, царскими девочками восхищались (у каждого была своя любимица), царю и царице желали «многие лета», то есть проживали и воспринимали все так, как было напечатано в печатном календаре.
КЛАССИКИ НА СЛУЖБЕ СЕЗОННОГО КАЛЕНДАРЯ
Знакомство ребенка с календарным годом через печатное слово происходило задолго до появления собственно детских календарей. Прозаические и стихотворные тексты, ставшие впоследствии календарной классикой, создавались в рамках школьных методик и учебных хрестоматий. Для русской начальной школы особое значение имели произведения немецкого педагога Иоганна Генриха Кампе. Его рассказ под названием «Четыре времени года» был опубликован в издании многотомной «Детской библиотеки» (1774–1796), предназначенной для воспитанников филантропинов (сеть школ, созданная европейским педагогом Базедовом во второй половине XVIII века). Перевод рассказа Кампе о временах года сделал Александр Шишков, адмирал и академик, и включил его в русское издание «Детской библиотеки» (1785).
Несколько десятилетий спустя историю на календарный сюжет пересказал педагог Константин Ушинский, дав ей название «Четыре желания». Из книги Ушинского «Родное слово. Книга для детей» (1864) рассказ перекочевал в хрестоматии и учебники XX века. Он продолжает издаваться по сегодняшний день. Причина долголетия этого хрестоматийного текста – в универсальности календарной тематики и ее методической трактовке141.
Рассказ немецкого педагога Кампе был объемнее, чем вольный пересказ Ушинского. Идеологию «четырех времен года» определила методика немецкой филантропической школы, а поэтику – характерная для культурного сознания XVIII века дихотомия вечного и бренного. Описания круглогодичных изменений в природе служат у Кампе зримым подтверждением скоротечности жизни и тщеты человеческих желаний, и этот мотив был усилен в переводе, сделанном А. С. Шишковым. Картины красоты, обреченной на гибель, придают беседе отца с сыном надрыв в духе державинского «где стол был яств, там гроб стоит»:
Петруша стоял с отцом своим возле одного цветника, в котором розы, лилеи, гиацинты и нарцизы расцветали, и был вне себя от радости. «Весна цветы сии с собой приносит, – сказал отец, – с ней они и пройдут»142.
После описания пышных осенних садов, усыпанных фруктами, вновь следуют мрачные прогнозы отца: «Сие прекрасное время скоро минет, зима уже на дворе и осень скоро проходит». Роптания человека на неминуемый ход природной жизни не только бесполезны, но и вредны: они вносят хаос в гармоничное устройство мира. Так, одно из пожеланий мальчика грозит земле вечным снегом, а другое – вечной жарой. «Счастливы мы, что не в нашей воле состоит управлять светом, мы бы с получением власти сей тотчас его разрушили» – эта сентенция, традиционная для религиозно-притчевой культуры, у Кампе не была лишена просветительского свободомыслия. Среди любителей распоряжаться природой и девочка, которая жалуется матери на летнюю жару (в заголовке этого рассказа – еще одна сентенция «Надлежит быть довольным всем тем, что установила природа»).
Четыре времени года. Весна. Лето. Осень. Зима. Сборник рассказов и стихотворений. М.: Тип. И. Д. Сытина, 1894
Дети в рассказах Кампе уподоблены неразумным людям, не видящим мир в его целостности. Эта целостность воплощена в символике четырех времен года, представляющих собой идеальную структуру космоса. На нее-то и посягает неразумный Петруша. Наглядный пример с записями в книжке призван обуздать человеческий ропот и направить усилия человека на познание и совершенствование самого себя. Будучи педагогом, Кампе руководствовался школьной методикой протестантского типа: учитель и ученики образуют единую семью, связанную любовью и беспрекословным подчинением. Из церковной же практики история с записной книжкой, в которую прихожане записывали свои поступки и помыслы. В рассказе Кампе такие записи использовались в качестве школьно-методического приема.
Рассказ «Четыре времени года» в русском издании сопровождался оригинальными стихами Александра Шишкова на тему зимних и летних забав русских детей («Николашина похвала зимним утехам»). В отличие от беспристрастности немецкого рассказчика русский поэт воспевает разгул славянских страстей. Пик их не случайно выпадает на зимнее и летнее время с их суровыми морозами или изнуряющей жарой. Что для немца смерть, то русскому ребенку в радость – вот повод для национальной гордости великороссов. Знаменитые слова «в зимний холод – всякий молод» из стихотворения Шишкова стали столь же популярны, как и рассказ про времена года. Поэтический восторг Шишкова по поводу национального зимнего экстрима сродни восторгам русских одописцев, воспевавших величие российского государства. Весна же и осень в «Детской библиотеке» описаны в пасторальных и элегических жанрах с характерным для них параллелизмом природы и человеческих чувств. Все три типа текстов составили первый в истории русского образования учебно-просветительский блок на тему четырех времен года. В его основе: 1) рассказы об объективности календарных изменений; 2) гимны русской природе и национальным нравам; 3) лирические описания чувств на языке природно-поэтической топики. Космическое, национальное и личное – вот идеологические составляющие школьных календарных разделов от адмирала Шишкова до советского методиста Всеслава Горецкого, автора учебников для начальной школы.
Свое первое методическое обоснование (Шишков методикой не занимался) календарный блок получил в учебных книгах Константина Ушинского «Детский мир» (1861) и «Родное слово» (1864). В этих работах нашли отражение идеи русской антропологической школы, но не только. Ушинский симпатизировал немецкой школьной методике, но толковал ее по-своему. В рассказе «Четыре желания» субъективное восприятие природы расценивается как естественное для ребенка свойство: видеть явление природы в отрыве от целой картины мира (у Кампе это печальный удел людей вообще). Ограниченность детского взгляда компенсируется активностью детей в освоении действительности (немецкая педагогика учила этой активности, русские педагоги считали ее национальной особенностью, свойственной русским детям от природы). Румяный Митя в рассказе Ушинского, в отличие от любителя пейзажей Петруши, предпочитает кувыркаться в сене, ловить бабочек и купаться в реке. Четыре желания, вынесенные в заголовок рассказа (вместо четырех времен года), выстраивают природный космос в духе русской антропологической философии.
Отцу при этом отводится роль грамотного учителя, который советует сыну вести наблюдения за окружающим миром. Прием с записной книжкой получил у Ушинского новое методическое толкование: с помощью таких записей ребенок может фиксировать свои эмоции, вызванные встречей с природой. Подобный прием стал широко использоваться в отечественной методике как при природоведческих наблюдениях, так и при изучении пейзажной лирики. Так, в учебнике 1930 года после задания написать сочинение на тему «Каждое время года имеет свои радости» следует раздел «Верный друг записная книжка»143. Записная книжка в этих сюжетах уподоблена календарю природы, куда наставник приучает ребенка делать записи. Календарные записи выполняют роль дисциплинарной практики («отец приказал»). В советском переиздании рассказа «Четыре желания» (1950) текст Ушинского сопровождается изображением отца, который сурово трясет записной книжкой перед лицом сына, уличая его в преступной непоследовательности.
Ушинский первым ввел разбивку учебного материала по сезонам («Осень», «Зима», «Весна», «Лето») в учебных книгах «Детский мир» (1861) и «Родное слово» (1864)144. Календарные разделы помогли Ушинскому систематизировать разнородный по темам и жанрам текстовый материал (рассказы, стихи, сказки, пословицы, приметы). Отбирая тексты, Ушинский не церемонился с оценкой их художественных достоинств: главной для него была задача представить мир русской природы в ее сезонных изменениях.
Но природой календарная тематика никогда не ограничивалась: русское культурное сознание и школьная методика неразрывно связывали природное с народным. Утверждение «нельзя любить родину, не живя одной душой с жизнью любимой березки»145 отечественные педагоги никогда не подвергали сомнению. Примером связи природного и народного в методических книгах Ушинского служили приметы и пословицы календарной тематики. В разделе «Части суток, дни недели, времена года» перечислены дни недели (начиная с воскресенья) и времена года (начиная с весны). Учебный материал сопровождается пословицами на календарную тему («День да ночь, и сутки прочь», «Лето собироха, а зима подбироха», «Весна красна цветами, а осень снопами»). В разделе «Месяцы весенние, летние, осенние и зимние» Ушинский поместил народные приметы, посвященные каждому месяцу в отдельности («Январь – году начало, зиме середина», «В феврале дороги широки», «В марте курица напьется из лужицы», «В апреле земля преет», «Май не холоден, да голоден» и т. д.)146. При этом он тщательно избегал того, что считал народными суевериями, отбирая русские пословицы и приметы по принципу их разумности.
Календарные разделы «Детского мира» и «Родного слова» были первым методическим опытом использования элементов народного календаря на страницах учебной книги. Впоследствии многие популярные издания печатных календарей стали помещать народные приметы и пословицы. В отличие от европейских календарей, на страницах которых по месяцам распределялись нравственные афоризмы, отечественные издатели видели проявление мудрости и в народных приметах. Идею сельского календаря с пословицами на каждый месяц (но без примет) Лев Толстой реализовал в издании Ивана Сытина147. В народных приметах великий писатель и моралист особой ценности не видел, предпочитая знакомить читателей календаря с советами опытных земледельцев.
Среди материала, который Ушинский использовал в календарных разделах своих книг, были рассказы, написанные в форме отрывков из дневника мальчика. Значительная часть текстов посвящена описанию праздников (их ожиданию, подготовке и провождению). Ссылаясь на опыт собственного детства, Ушинский утверждал, что больше всего ребенка занимают церковные и семейные праздники, составляющие календарь детской жизни:
Церковь со своими торжественными обрядами, природа со своими годовыми переменами и семья со своими праздничными обычаями, веселостями и хлопотами – вот три элемента, озаряющие в моей памяти каждый праздник моего детства148.
Речь идет о значимости для русского ребенка трех типов календарей: официального (церковный месяцеслов), природного (устный народный календарь) и семейного (памятные даты семьи), главными событиями в которых для ребенка являются праздники.
Составители азбук, хрестоматий и детских календарей вслед за Ушинским использовали в календарных разделах стихи русских поэтов. Роль поэтических текстов в таких разделах сводилась к комментированию сезонных изменений в природе. Об отношении к литературному материалу как второстепенному свидетельствовали факты публикации стихов без указания авторов и вольная редактура (с сокращениями и без стихотворной разбивки)149. Такое небрежение поэтической цельностью Ушинский объяснял преждевременностью для ребенка пейзажной лирики, которую тот может механически заучить, но не в силах осмыслить (в книгах для чтения Льва Толстого поэзия вообще отсутствует). И великий педагог, и великий писатель вовсе не были глухи к поэтическому слову, напротив, они воспринимали стихи о природе как лирическое откровение поэта, недоступное малолетнему ребенку. Поэтому на ранних этапах обучения Ушинский советовал использовать стихи только как комментарии к сезонным картинам природы и сам составил «календарь» таких поэтических текстов (в основном отрывков из них). Отныне зима в школьной хрестоматии стала начинаться с пушкинского: «Зима!.. Крестьянин, торжествуя…», весна не приходила без тютчевской «Весенней грозы», о наступлении лета свидетельствовал «Летний вечер» Василия Жуковского, а осень вступала в свои права вместе с «Ласточки пропали…» Афанасия Фета и «Мой сад каждый день увядает» Аполлона Майкова. Методисты последующих десятилетий расширили поэтический календарь, добавив туда стихи Николая Некрасова, Ивана Сурикова, Алексея Плещеева, но сохранили приоритет календаря над поэтическим текстом150.
Издатели детских календарей, далекие от проблем школьной методики, использовали отрывки из поэтических текстов в качестве замены многословным и скучным для ребенка описаниям природы. Так, в календаре «Крошка» (1883) раздел «Зимою» описан зимним текстом Некрасова (без указания поэта и названия произведения): «Не ветер бушует над бором, / Не с гор побежали ручьи, / Мороз-Воевода дозором / Обходит владенья свои. / Глядит – хорошо ли метели / Лесные тропы занесли, / И нет ли где сломанной ели, / И нет ли где голой земли»151. Картинка с видом зимнего пейзажа завершала знакомство ребенка с этим временем года.
Для ознакомления детей с сезонным календарем выпускались сборники под типовым названием «Четыре времени года», где беллетристический текст насыщался стихотворными вставками из произведений русских классиков. В книге Е. К. Диц «Четыре времени года», предисловие к которой написал ученый-натуралист Дмитрий Кайгородов, для рассказа о летних днях было использовано стихотворение Аполлона Майкова «Сенокос» – самый популярный летний текст в детских хрестоматиях («Пахнет сено над полями… / В песне душу веселя, / Бабы с граблями рядами / Ходят, сено шевеля»). После поэтической картинки шло описание разговора барских детей с крестьянами как образец дружелюбного отношения господ к деревенским труженикам (в стихотворении Майкова нет ни барских детей, ни досужих разговоров на сенокосе).
Е. К. Диц. Четыре времени года и другие рассказы / С предисловием проф. Д. Н. Кайгородова. М.: изд. Т-ва И. Д. Сытина, 1905
Четыре времени года: Книга для воспитателя дет. сада / Сост. С. А. Веретенникова и А. А. Клыков. М.: Учпедгиз, 1954
Сезонному циклу следовали и сами поэты. Александр Блок составил для детей книгу под названием «Круглый год» (1913), распределив свои стихи по четырем сезонам и чередуя темы природы, церковных праздников и детских радостей в семье. Форму годового стихотворного цикла вслед за Блоком стали использовать советские детские писатели (разумеется, без церковных праздников и семейных радостей, которые заменялись праздниками в детском саду и участием в коллективном труде и досуге).
В советское время редактировать русских классиков стали меньше, но отношение к пейзажной лирике как к иллюстрации для календаря осталось. Так, составитель сборника «Времена года в русской поэзии», вышедшего в 1924 году, рекомендовал учителям использовать стихи при составлении календаря природы и альбомов по природоведению152. Такой же методы придерживались учителя последующих десятилетий, наполняя календари природы отрывками из стихов русских поэтов. Широко пользовались текстами классиков и редакторы советских календарей, подбирая подходящие по случаю сезонные стихи. Признаком высокой культуры считалась публикация пейзажной лирики на одной странице с указанием годовщины кубинской революции, юбилея советского военачальника и празднования Дня шахтера153.
Пейзажная лирика в советских отрывных календарях для детей. Детский календарь на 1941 год. М.: Детиздат ЦК ВЛКСМ; «Календарь школьника (отрывной)» на 1977 год. М.: Политиздат
Из произведений русских поэтов (Пушкин, Фет, Тютчев, Майков, Плещеев), а позднее и советских авторов (Есенин, Рубцов) сложился школьный календарный текст с космогоническими образами природы и антиномиями: «Зима!.. Крестьянин, торжествуя – Уж тает снег, бегут ручьи», «Люблю грозу в начале мая – Мороз и солнце! День чудесный!», «Осень наступила, высохли цветы – Ласточка с весною в сени к нам летит», «Мой сад каждый день увядает – Смотри, как роща зеленеет».
Поэтические красоты в таком обобщенном календарном тексте чередуются с «отрицательными ландшафтами» (М. Вайскопф): это тусклые равнины, серые дожди, скромные селения. Отрицательные ландшафты – это та скромность, которая паче гордости, поскольку пугает скрытым национальным величием. Столкновение погоды и непогоды, света и мрака символизирует победу национальных сил над их экзистенциальными противниками. Поэтому стихотворение Тютчева «Зима не даром злится» с его мотивом борьбы-победы является кульминацией любого годового раздела (одно из методических названий этого стихотворения «Кто одолеет?» отражает идеологию его трактовки в школьных текстах)154. Особенно часто это стихотворение Тютчева стали печатать в советских календарях периода активной «борьбы за мир» (с 1949 года). Агрессивную риторику в духе «Интернационала» заменили миролюбивым «и лишь румяней стала наперекор врагу» из стихотворения Тютчева.