Повседневная жизнь американцев во времена Джорджа Вашингтона

Река Потомак обеспечивала плантации транспортную доступность и одновременно придавала окрестностям романтическую прелесть. Вот как выглядел осенний день в Маунт-Верноне в описании того же Немцевича: «Солнце садилось за синеватыми холмами, за густыми зарослями дуба и лавра. Его лучи косо падали на гладь Потомака. Легкий ветерок ерошил листву, уже наполовину желтую»409. На реку выходила обширная веранда, с которой открывался чудесный вид.

Планировка и архитектура особняка напоминали об английских поместьях. Палладианские окна410 и купол-«фонарь» с золотым флюгером придавали ему особенную элегантность. Дом был просторен. В описи завещания Вашингтона указано более 30 различных помещений, включая шесть спален только на втором этаже. Как и следовало по английским традициям, первый этаж был отдан под парадные комнаты. Самым большим помещением здесь была столовая, при необходимости превращавшаяся в бальный зал. Здесь же располагались гостиные и кабинет хозяина дома. «Новая комната» на том же первом этаже служила Вашингтону чем-то вроде салона. Она была оклеена зелеными обоями, а для меблировки были заказаны в Филадельфии шкаф и стулья в федеральном стиле. Подобно грандиозным «салонам» модных английских усадеб XVIII в., эта комната предназначалась для выполнения нескольких функций. Это было место приема посетителей; ее высокий потолок, большой объем и симметричное оформление делали пространство по-настоящему впечатляющим. Одна эта комната была больше, чем большинство домов в колониальной Виргинии. Она же служила Вашингтону картинной галереей. Свет, струившийся из величественного палладианского окна, выходившего на север, был идеален для картин. И здесь же накрывали угощение для особенно почетных гостей. Благодаря высокому потолку и двум дверям, выходившим наружу, вентиляция была достаточно хорошей, чтобы здесь было приятно находиться в жаркие летние дни.

В передней гостиной Марта Вашингтон царила за чайным столом и предлагала угощение гостям. Здесь висели семейные портреты. Стулья и софа в комнате были обиты роскошным голубым шелком и камвольным дамастом411. Цвет стен, саксонский синий, получался из незадолго до того изобретенного красителя: смеси серной кислоты и индиго. Это был ярко-синий оттенок, переходящий в зеленый. Свечи горели в жирандолях неоклассического стиля. Технической новинкой была масляная аргандова лампа, изобретенная в Швейцарии в 1780-х гг. Благодаря особой форме, такая лампа освещала в 10–12 раз эффективнее, чем свечи, и при этом меньше дымила. Та, что принадлежала Вашингтону, была сделана в форме римских светильников из Помпей. В этой же комнате стоял самый элегантный чайный столик во всем Маунт-Верноне. Камин был украшен гербом Лоуренса Вашингтона, жившего в XVI в., – именно к нему хозяин поместья возводил свой род.

Каждое утро между четырьмя или пятью часами Вашингтон спускался в кабинет из спальни. Здесь он писал письма (а это занятие отнимало немало времени в XVIII в.) или просматривал хозяйственные отчеты до завтрака. Здесь же он мог переодеться или принять ванну. После завтрака он объезжал свои владения. Вечером, если не было гостей, в кабинете можно было почитать. Обстановка была деловая: книжные шкафы, секретер.

Спальни на втором этаже предназначались не только для членов семьи, но и для самых почетных гостей. На третьем, мансардном, было еще две комнаты для визитеров попроще.

Вашингтон старался организовать свою жизнь в Маунт-Верноне так, чтобы ему не слишком мешали посетители – а их было много даже по меркам южного гостеприимства. По подсчетам историков, в 1768–1775 гг. у Вашингтонов побывало около двух тысяч гостей412. В последующие годы, когда хозяин Маунт-Вернона стал обожаемым лидером молодого государства, поток еще возрос. Один из посетителей Маунт-Вернона вспоминал: «Когда из любопытства сюда заглядывают путешественники, их принимают вежливо. Но они никогда не нарушают домашнего распорядка или распределения времени генерала, которое соблюдается столь же строго, как в бытность его во главе армии или в президентском кресле»413. Много времени у хозяина отнимало управление большим имением, а также сельскохозяйственные эксперименты, которыми он увлекался. Он пробовал разводить мулов, сравнивал разные сорта навоза, вспашку разными видами плугов. Не забывал и о досуге. Вашингтон педантично отмечал в дневниках все свои занятия. Благодаря этому мы можем представить себе времяпровождение виргинского плантатора во всех деталях. Например, в 1768 г. будущий президент 49 дней провел на лисьей охоте, 15 раз побывал в церкви, посетил два бала и три театральных представления. Он принимал много гостей и ездил в гости, играл в карты414.

В Маунт-Верноне любили музыку и много музицировали. Правда, сам Вашингтон сознавался: «Я не могу ни спеть ни одной песни, ни издать ни одной ноты ни на одном инструменте»415. Но в доме звучал спинет его падчерицы Марты Кастис, а позже и клавесин его внучки Элеоноры. По воспоминаниям Джорджа Вашингтона Кастиса (внука президента), бедняжка Элеонора не получала удовольствия от музыки: «Несчастная девочка играла и плакала, плакала и играла долгие часы под пристальным взглядом своей бабушки, сторонницы строгой дисциплины во всем»416. На клавесине могли быть ноты сонат Баха, «Ифигении в Авлиде» Глюка или «Песни русалки» Гайдна, а могли быть и патриотические американские мелодии вроде «Президентского марша». Зато Немцевич был очарован результатом: «Это была одна из тех небесных картин, какие природа создает редко и на какие нельзя смотреть без экстаза. Ее (Элеоноры. – М.Ф.) нежность равняется ее красоте, и это создание, столь совершенное по внешности, обладает всеми талантами: она играет на клавесине, поет, рисует лучше, чем любая женщина в Америке или даже в Европе»417. Еще одна посетительница, Элизабет Каррингтон рассказывала о женском мирке Маунт-Вернона: «С одной стороны сидит горничная с вязаньем. С другой – цветная малышка учится шить. Достойная старушка за своим столом ножницами кроит зимнюю одежду для негров. А добрая пожилая леди руководит ими всеми, не прекращая вязать»418.

Все это хозяйство обслуживали около трехсот рабов. Они трудились в полях, ухаживали за скотом, ловили рыбу (у Вашингтона была небольшая рыболовецкая флотилия), ткали, ковали, плотничали, готовили пищу, убирали в доме. Немцевич описывал хижины рабов в Маунт-Верноне: «Они более жалкие, чем самые бедные избушки наших крестьян. Муж и жена спят на тощих соломенных тюфяках, а дети – на полу. Есть плохонький очаг, кое-какая утварь для готовки, но посреди этой нищеты – несколько чашек и чайник». Рабы держали кур, на неделю им выделяли галлон маиса, на месяц – 20 селедок. Полевые рабы во время сбора урожая могли полакомиться солониной. Они трудились на своего господина шесть дней в неделю, отдыхая лишь в воскресенье. Поляк оговаривал: «Генерал Вашингтон обращается с рабами намного гуманнее, чем его виргинские сограждане. Большинство этих джентльменов дают черным лишь хлеб, воду и побои»419.

Индейские войны

В начале Войны за независимость Конгресс надеялся заручиться нейтралитетом индейских племен. Конгрессмены обращались к ирокезским вождям: «Мы любим мир и желаем, чтобы цепь дружбы между нами и вами не заржавела. Со своей стороны, мы сделаем все возможное, чтобы она была яркой и крепкой. Но если на нас нападет какое-нибудь племя индейцев в лесу, мы надеемся показать, что сможем с легкостью отразить нападение. Однако дружба с вами – вот чего мы искренне желаем»420. И все-таки частью повседневной жизни белых американцев был не мир, а война с индейцами. Постоянная экспансия пионеров на запад, отнимавшая у племен все новые земли, не могла не приводить к конфликтам. Предпринимавшиеся иногда попытки местных властей как-то ограничить поток поселенцев не встречали понимания в американском обществе. Вообще, американцы того времени часто совершенно искренне воспринимали западные земли как «пустые», «незанятые» (таково их обычное наименование в политической риторике эпохи). Обитатели Юго-Запада (будущие штаты Кентукки и Теннесси) в своей петиции Конгрессу подчеркивали: «Мы – первые поселенцы и аборигены этого края»421.

Такими вот «аборигенами» были «пакстоновы парни» – группа жителей пенсильванского фронтира с берегов Саскуэханны. Они всплыли на поверхность общественной жизни в обстановке Семилетней войны и восстания Понтиака422, стычек с враждебными индейцами. Правительство Пенсильвании контролировалось квакерами, которые предпочитали поддерживать с соседними племенами мир. «Пакстоновых парней» это не устраивало, и они решили строить отношения с индейцами на свой манер. В пределах Пенсильвании жило маленькое племя конестога, поселенное там еще Уильямом Пенном. Индейцы плели корзины на продажу, ловили рыбу в ближайшей реке и совсем никак не были связаны с Понтиаком или какими-либо воинственными племенами. Они оказались легкой жертвой. Как позднее комментировал Франклин, «единственным преступлением этих несчастных, по-видимому, было то, что у них была красновато-коричневая кожа и черные волосы; а некоторые люди такого же облика, похоже, убили кого-то из нашего народа»423. На рассвете 14 декабря 1763 г. «пакстоновы парни» ворвались в деревню конестога, палили из мушкетов, врывались в хижины и убивали томагавками всех без разбору. Белые скальпировали всех убитых, разграбили и сожгли хижины. Правительство пыталось укрыть нескольких случайно уцелевших индейцев в тюрьме городка Ланкастер, но «пакстоновы парни» добрались и туда. Разыгралась кошмарная сцена резни. Очевидец вспоминал: «О, какое ужасное зрелище предстало моему взору! У задней двери тюрьмы лежали старый индеец и его скво. Он был особенно хорошо известен и почитаем жителями города за спокойное и дружелюбное поведение. Его звали Уилл Сок; поперек тел его и его скво лежали двое детей примерно трехлетнего возраста, их головы были расколоты томагавком, а скальпы сняты»424. Власти Пенсильвании назначили награду в 600 долларов за каждого из «пакстоновых парней», но, видимо, искали их не слишком усердно. Ни один из виновных так и не предстал перед судом и не понес никакой ответственности.

Неудивительно, что индейцы не слишком верили Конгрессу. Позже, в начале XIX в., вождь сауков Черный Ястреб рассказывал об опыте взаимоотношений с белыми: «Тогда я еще не был знаком с повадками американцев, пришедших на нашу землю. Они охотно давали обещания, но никогда не выполняли их! Англичане же, наоборот, не спешили с посулами, но на их слово мы всегда могли положиться»425. Во время Войны за независимость США племена разделились. Так, племенной союз ирокезов оказался разделенным между враждующими сторонами. Могавки, кайюги, онондаги и сенеки сохранили верность англичанам; онейды и тускароры поддержали американцев.

Для защиты от враждебных индейцев на фронтире создавались форты. Их строили всем миром. Элиэзеру Блэкмену из Вайоминга426 – спорной территории между Коннектикутом и Пенсильванией – было всего 11 или 12 лет, когда индейцы напали на его долину. Он был слишком мал, чтобы держать мушкет, но уже принимал участие в строительстве форта Уилкс-Барре, призванного защищать Вайоминг. По его описаниям, укрепления форта представляли собой траншею, в которую воткнули заостренные бревна427. Такой форт был не слишком надежной защитой, и с нападением лоялистов и союзных им ирокезов 3 июля 1778 г. долина Вайоминг превратилась в ад. «Казалось, что вся долина в огне; дым и пламя поднимались отовсюду», – вспоминала об этом дне местная жительница428. Кревкер меланхолически подводил итог: «Так погибли в один роковой день здания, усовершенствования, мельницы, мосты и прочее, возведенные с такими затратами и такими усилиями»429. Сражение продолжалось 45 минут. Американские ополченцы не смогли сдержать натиск лоялистов и индейцев и обратились в паническое бегство. Их убивали прямо на бегу. После сражения насчитали 227 скальпов430.

Типичной была история семьи Блэкмен. Глава семьи остался защищать форт, а его жена и дети укрылись в лесу. В панике они не взяли с собой провизии и питались черникой, которую смогли собрать по пути. На третий день, изголодавшиеся и измученные, они вышли к немецким поселениям Пенсильвании, где им дали кров и еду. Затем, побираясь по дороге, беженцы смогли добраться до Коннектикута431. Участь попавших в плен была незавидной. Один из выживших рассказывал: «Поле боя представляло печальную картину. Кольцом вокруг скалы лежали 18 или 20 искалеченных тел. Пленники, захваченные в бою, были помещены в круг среди индейцев, и некая скво собиралась их зарезать. Лебеус Хэммонд, впоследствии уважаемый гражданин графства Тайога (штат Нью-Йорк), был одним из обреченных. Видя, как один за другим падают под кровавой рукой, он вскочил, прорвался через круг врагов, опередил своих преследователей и спасся»432. Так, как Хэммонду, повезло немногим. Спасшихся пленников было лишь пятеро.

Стоит подчеркнуть, что индейская война на фронтире была жестокой с обеих сторон. На резню в долине Вайоминг американцы ответили карательной экспедицией Салливэна, который сжег сорок индейских деревень и вынудил ирокезов бежать на территорию Канады.

Фермеры бунтуют

В неспокойной бунтующей Америке фермеры не могли оставаться в стороне. Нередко они брались за оружие, чтобы сражаться за собственные чаяния. Крупное протестное движение регуляторов развернулось в Северной Каролине в 1764–1771 гг. Причиной восстания стали обременительные для фермеров налоги, злоупотребления чиновников и коррупция губернатора колонии Трайона. В частности, возмущение вызвало строительство роскошного губернаторского дворца в городе Нью-Берн.

С официальной точки зрения, движение регуляторов было «самым грозным и опасным мятежом», какой когда-либо возникал в Северной Америке433. Губернатор Трайон предложил за захват лидеров восстания награду в 1000 акров земли или 100 долларов434. В конечном итоге, движение регуляторов было подавлено при помощи войск в сражении при Аламансе. Губернатор колонии собрал против регуляторов большую по колониальным меркам армию в 2 тыс. чел. Численность регуляторов оценивалась в 2 300 чел.; говорилось также об ожидаемом ими подкреплении. Согласно комментарию официальной «North Carolina Gazette», повстанцы вели себя «самым дерзким и отчаянным образом». Зато у губернаторских сил была артиллерия. Они обстреляли лагерь регуляторов из пушек; те отвечали выстрелами из ружей. Непрерывная перестрелка с обеих сторон шла в течение часа и трех четвертей. Со стороны регуляторов был убит один из их лидеров. С лоялистской стороны потери были незначительны (благодаря вмешательству божественного Провидения, уверяла все та же «North Carolina Gazette»). Правда, были захвачены в плен два офицера, которых били кнутом и вроде бы хотели убить. Однако их спасло вмешательство лидера регуляторов Хоуэлла. В целом, сражение закончилось бегством восставших. Лоялисты даже захватили трофеи в виде скромной одежды фермеров, пороховых рогов, лошадей и т.п. Двенадцать захваченных регуляторов были осуждены за государственную измену и приговорены к «квалифицированной» казни, которая включала последовательно повешение, вырывание внутренностей и последующее их сожжение, четвертование, отрубание головы. Правда, в итоге эта варварская казнь была заменена повешением, а шестерых приговоренных король помиловал. Более мягкие наказания включали 500 ударов кнута, а также конфискацию земель и скота435.

Действия регуляторов во многом напоминали методы протеста, принятые у городских «Сынов Свободы». Они направляли петиции губернатору, отказывались платить налоги, которые считали незаконными. Они протаскивали коррумпированных чиновников по улицам (обычный в колониальной Америке ритуал публичного унижения), разгромили здание суда в Хиллсборо, сожгли дом местного судьи, повредили даже колокол городской англиканской церкви436. Городские виги сочувствовали фермерам. Их рупор, «Boston Gazette», рассказывала об огромных штрафах и завышенных налогах, которые взимали северокаролинские шерифы во внутренних районах колонии. Вывод был очевиден для массачусетских вигов: «Возможно ли, чтобы человек, если только у него не душа людоеда, желал успеха администрации настолько коррумпированной, настолько лишенной гуманности и христианских добродетелей, как администрация Северной Каролины!»437

Новая независимая Америка оказалась не намного добрее к фермерам, чем колониальная. Реакция вигов была уже совершенно иной, когда в 1786–1787 гг. на западе Массачусетса вспыхнуло восстание Дэниэля Шейса. В 1780-х фермеры штата страдали от послевоенной рецессии, падения стоимости земли, сокращения спроса на сельскохозяйственную продукцию и английского эмбарго на торговлю с Вест-Индией. Многие из них – прежде всего, сам Шейс, получивший именное оружие от Лафайета в награду за храбрость, – сражались в Войне за независимость. Но после войны они получили от своего штата новые налоги и тюремное заключение за долги. Именно о таких, как Шейс и его соратники, писал Филипп Френо:

Не для гостиных вид его убогий, Просить, как нищий, гордость не велит, Сражался раньше он под Саратогой, Теперь – на деревяшках инвалид.Он вспоминает битвы, кровь и пламя, Другим – награды за его труды,Его же кормят только похваламиСреди лишений горьких и нужды438.

29 августа 1786 г. около пятисот фермеров под военную флейту и барабан промаршировали к зданию суда в Нортхэмптоне. Они силой прекратили судебные заседания, конфискацию собственности за долги и коллекторские операции. На протяжении осени шейситы точно так же закрыли суды в ряде других городков штата. Местное ополчение не слишком охотно защищало судей, а то и просто присоединялось к повстанцам. В Спрингфилде триста вооруженных фермеров окружили здание суда и вручили судьям уведомление такого содержания: «Мы просим достопочтенных членов суда не открывать заседания, назначенного на этот срок, и не приступать к каким-либо делам, а оставить все так, как если бы никакого заседания не назначалось». Судьи были вынуждены уступить силе439. В январе 1787 г. шейситы даже напали на арсенал в Спрингфилде, несмотря на жестокий мороз и более чем метровый слой снега. Однако они столкнулись с серьезным сопротивлением и бежали.

Шейситы отличали друг друга по зеленым веточкам на шляпах. Они организовали свое сопротивление способами, знакомыми им по предреволюционным выступлениям вигов. Они созывали митинги, чтобы выразить свои требования и координировать свои действия. В ход шли петиции, насильственное закрытие судов и – как крайнее средство – вооруженная борьба. Используя опыт «комитетчиков» начала революции, шейситы пытались создать общее руководство – Комитет семнадцати. Правда, командиры отдельных отрядов ему не подчинялись.

Власти Массачусетса распорядились арестовать Комитет семнадцати и назначили награду за поимку шейситских лидеров. Бостонские купцы пожертвовали на подавление восстания 40 тыс. фунтов за один только день440. Протест, направленный против революционных властей, не воспринимался ими как реализация законного права на восстание. Напротив, опасались, что шейситы подорвут стабильность США. Ходили слухи, что Шейс собирается идти на Бостон и провозгласить себя диктатором. Джордж Вашингтон озвучивал распространенный страх перед нарастанием протестов: «Волнения такого рода, как снежный ком, набирают силу по мере того, как они катятся, если нет противодействия на их пути»441.

В феврале восстание было подавлено. Шейс и еще кое-кто из вождей повстанцев бежали в Вермонт (бывший тогда независимой республикой). Остальных отдали под суд. Двоих повесили за государственную измену; остальные отделались штрафами. Легислатура Массачусетса пошла на снижение налогов и ввела временный мораторий на сбор долгов, что немного облегчило положение фермеров. Впоследствии Шейс был помилован, поселился в Нью-Йорке и даже получал пенсию за свою службу в Континентальной армии.

Глава 5. Закон и порядок

Охрана порядка. Суды и судьи. Смертная казнь и «псалом висельника». «Жестокие и необычные» наказания. Образцовая тюрьма в Филадельфии. Смола и перья: репрессивная политика

Охрана порядка

Полиция появилась в США (в Бостоне) лишь в 1838 г., чуть позже – в Нью-Йорке. В XVIII в. охраной порядка в Америке занимались шерифы и констебли.

Слово «шериф» неизбежно вызывает красочные ассоциации. Кто не помнит шерифа Ноттингемского из легенд о Робин Гуде! Не менее известны шерифы Дикого Запада из вестернов. Их коллеги в Америке XVIII в. не были ни тем, ни другим. Они отвечали за соблюдение законов, сбор налогов, надзор за выборами. Некоторые из их обязанностей, такие как обеспечение правопорядка, совпадали с привычными функциями английского шерифа. Другие, такие как надзор за тюрьмами и работными домами, были новыми. Еще одно отличие американских шерифов от английских заключалось в том, что в Америке их работа оплачивалась, а в Англии – нет. В отличие от современных полицейских, шериф не патрулировал район, но должен был реагировать на поступавшие сообщения о преступлениях.

Полномочия констеблей были аналогичными. Они могли производить аресты и давать показания в суде. Констеблей выбирали сами горожане. Шерифов назначал губернатор. И те, и другие действовали преимущественно днем.

С наступлением темноты на городские улицы выходила ночная стража. Это были не должностные лица, а обычные горожане. Констебль составлял список всех мужчин, способных носить оружие. Каждую ночь те из них, кому выпал черед, выходили на дежурство. Такая практика существовала в Бостоне, Нью-Йорке, Филадельфии и Чарльстоне, хотя только Нью-Йорк платил за эту службу. Города поменьше, как, например, Ньюпорт, обходились одним ночным сторожем442. Обязанностью стражи было окликать прохожих: «Чу! Кто идет?» Если возникала необходимость, подозрительных задерживали до утра, когда их мог допросить мировой судья. Ну, а если преступник пускался наутек, били в деревянные трещотки, чтобы поднять горожан в погоню. Война и введенный в связи с ней усиленный контроль за перемещениями граждан добавляли работы ночной страже. Например, в Коннектикуте ночные сторожа должны были вылавливать лиц, путешествующих без сертификата лояльности443

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Цит. по: Friedman L. The Inventors of the Promised Land. N.Y., 1975. P. 20–21.

2

Th. Jefferson to Brissot de Warville. Aug. 16, 1786 // Jefferson Th. The Papers: 43 vols. / ed. J.P. Boyd, B.B. Oberg. Princeton, N.J., 1950–2017. Vol. 10. P. 262.

3

Dunlap W. The Father: Or, American Shandyism, a Comedy. N.Y., 1887. P. 13. Данлэп, Уильям (1766–1839) – американский актер и драматург, продюсер нью-йоркского театра на Джон-стрит. Его пьеса «Отец» (1789) была второй комедией, написанной в США.

4

Charleston Columbian Herald. June 5, 1788.

5

T. Pickering to Ch. Tillinghast. Dec. 24, 1787 // Commentaries on the Constitution: Public and Private: 4 vols. / ed. M. Jensen. Madison, 1981–1986. Vol. 2. P. 194.

6

См. об этом: Main J.T. Government by the People. The American Revolution and the Democratization of the Legislatures // WMQ. Vol. 23 (July 1966). P. 391–407.

7

McDonnell M.A. A World Turned «Topsy Turvy»: Robert Munford, «The Patriots», and the Crisis of the Revolution in Virginia // WMQ. Vol. 61. No. 2 (Apr., 2004). P. 235.

8

Adams J. Papers. Ser. 3: 20 vols. / ed. R.J. Taylor. Cambridge, Mass., 1977–2020. Vol. 4. P. 124.

9

См. об этом: Алентьева Т.В., Филимонова М.А. Просветительские идеи и революционный процесс в Северной Америке. СПб., 2021.

10

J. Adams to Mercy Otis Warren. Jan. 8, 1776 // Adams J. Papers. Vol. 3. P. 397–398.

11

См.: DHRC. Vol. 21. P. 1490–1492. Ратификационные конвенты отдельных штатов собирались в 1787–1788 гг. для решения вопроса о ратификации федеральной Конституции.

12

История частной жизни: 5 т. / под ред. Ф. Арьеса, Ж. Дюби. М., 2017–2019. Т. 4. С. 23.

13

Героиня пьесы носит искусственное «говорящее» имя от латинского прилагательного «mirus» (ж.р. «mira») – «необыкновенный», «поразительный», «чудесный». Возможна также отсылка к шекспировской Миранде.