Полная версия
Блуждающая Огневая Группа (БОГ). Метастазы
– Помню.
– Тогда забирай спутников – и вперёд.
– Не торопитесь! – поспешно остановил их Ларин. – Уважаемые товарищи Лобовы, я до сих пор не понимаю, в какую халепу попал. Может кто объяснить на пальцах, элементарно доходчиво, что такое реалы и какая такая квантовая запутанность? Что вообще происходит?
– Нам некогда рассусоливать… – начал Штопор.
– Погоди, – остановил его Иннокентий. – Человек хочет разобраться. Бот на этажерке сказал, что лететь сюда час, так что время у нас есть.
Он огляделся, присел на пенёк, провёл рукой по бедру и вытащил из него, как показалось следящим за ним товарищам, плоский чёрный прямоугольник размером с две ладони. Ткнул пальцем в кант. Прямоугольник озарился жемчужной россыпью.
– Планшет? – догадался Ларин. – Крутая у тебя гарнитура!
– Распределённая, – добавил Шалва с умным видом. – В наших «барсиках» тоже есть встроенные гаджеты, но планшетов нет.
Иннокентий вытащил из того же канта планшета заострённую палочку и сноровисто нарисовал на листе нечто, похожее на саксаул. Добавил стрелочки.
– Это схематический куст Мультиверсума.
Зрители с любопытством склонились над чертёжиком «саксаула».
Узел внизу – точка бифуркации матричного реала, с чего и началась ветка Мультиверсума со всеми нами. Эта точка соответствует февралю две тысячи двадцать второго года, когда решалась судьба СВО. Налево пошла ветка, где войны не случилось.
– То есть нас там нет? – спросил Ларин.
– Вы там есть, но в этой паутинке нет войны. Зато вторая, справа, это именно та фрактальная координата, где начиналась священная военная операция, и в неё попали все мы. Рисунок, естественно, абсолютно не масштабный, условная проекция развития событий, не больше. Узлов на ветвях может быть намного больше, и я отметил лишь те, где живём мы.
– А этот, где мы сейчас, где?
– Скорее всего, это мир после сотого реала, судя по словам бота о том, что здесь идёт двадцать второй год после завершения войны с Украиной.
– Он сказал Евровойны, то есть здесь Россия воевала со всей Европой и НАТО.
– Главное, что здесь мы победили, – сказал Шалва.
– Ещё вопросы? – Иннокентий повернулся к Ларину. – Ты всё понял?
– Не дурак, – беззлобно ответил лейтенант.
– Сколько же таких колючек содержит весь Мультиверсум? – поинтересовалась Снежана.
– Бесконечное множество, – усмехнулся «восемьдесят восьмой Лобов». – Реалы множатся каждое мгновение, причём все без исключения, в том числе каждый новый.
– Это где ж они размещаются? – недоверчиво сказал Ларин. – В каком пространстве?
– В гильбертовом, как его называют физики. Оно имеет бесконечное число измерений и нами не воспринимается.
– Мы даже четвёртое измерение не можем ощутить, – сказал Шалва.
Иннокентий, свернув планшет, без следа исчезнувший в складке костюма на бедре, встал.
– Где встретимся после разведки?
Обменялись взглядами.
– Давайте в нашем реале, – предложил Тарас, – двадцать третьем.
– У нас полно беспилотников и спутников, – проворчал Штопор.
– Зато нет ни «старух», ни «Баталеров», ни терминаторов, – весело проговорил Михаил.
– Хорошо, – в один голос согласились Итан и Иннокентий.
Снежана рассмеялась.
– Дети одного отца! И не братья! Обожаю вас!
Тарас ревниво покосился на девушку, и она, заметив его взгляд, снова рассмеялась, дотрагиваясь до его локтя.
– Тебя тоже.
Ларин, настроение которого менялась как погода в горах, захохотал.
– Везёт же некоторым!
– Отправляйтесь, – сказал Иннокентий. – Мы за вами.
Чувствуя нарастающее беспокойство от предстоящего похода в зигзаги реалов – вдруг не получится?! – Тарас подождал Михаила, осторожно прижал к себе Снежану и подвесил перед собой в памяти квадратик кюар-кода. Губы сложились в беззвучное слово «рок», которое он произнёс мысленно. Сознание обрубилось, словно нажали выключатель, и он уже не увидел, как спутники, убедившись в благополучном отбытии первой группы, разбились на две группки, исчезая один за другим.
Как на это исчезновение отреагировала охрана военного заповедника, осталось неизвестно.
Луганск‑23
12 июля, 8 часов утра
Худоба полковника Утолина давно стала притчей во языцех для сотрудников силовых ведомств, но это не мешало ему выполнять свои обязанности и мотаться вдоль фронта чуть ли не каждый день, часто без отдыха и сна.
Вызванный директором луганского филиала ФСБ в восемь часов утра, он не обрадовался, однако сумел привести себя в порядок и заявился в здание конторы на площади Ленина через двадцать минут, не выдавая своих чувств.
Самойлов был не один, и можно было не сомневаться, что директор вообще ночь провёл на рабочем месте. С ним сидел за чашкой кофе полковник Семенихин, начальник разведки ФСБ в районе боевых действий.
– Присоединяйся, Борис, хлебни кофейку.
– Спасибо, некогда. – Тем не менее Утолин сел, и полковник налил ему из кофейника горячего кофе. – Мне в девять надо быть в другом месте.
– Успеешь. Я уже рассказал Роману Викторовичу, зачем нас вызывал президент.
Утолин промолчал, потому что он тоже доложил Самойлову о визите в Крым.
Кофе был горяч и горек, но подействовал как прекрасный тоник.
– Ты хорошо знаешь Шелеста? – спросил хозяин кабинета, допив свой кофе. – Ему грозят немалые неприятности.
– Он мой давний приятель.
– Его, скорее всего, возьмут в оборот и посадят.
– «Бесогон»?
– «Бесогон».
– Не знаю, как ему помочь.
– Подумай.
– Не стоит переживать, товарищ генерал, за полковником стоит немалая сила.
– Что за сила? – сузил глаза Самойлов.
– РОК, – улыбнулся Утолин.
– РОК не имеет рычагов для защиты…
– Ошибаетесь, Роман Викторович, у Корпуса свои люди во всех военных структурах, и люди это серьёзные.
– И всё-таки надо предупредить Шелеста, потому что мне только что доставили приказ установить все связи полковника и найти компромат.
– Чей приказ?
– Кремлёвский, – поднял глаза к потолку директор филиала ФСБ.
– Понятно.
– Для этого я тебя и вызвал. Когда ты сможешь увидеться с полковником?
Утолин помедлил, зная ответ, но сказал другое:
– Постараюсь пораньше.
– Хорошо, жду сообщений.
Утолин одним глотком допил кофе и покинул кабинет Самойлова, размышляя о линиях судьбы, связывающих людей. Директор не слишком хорошо относился к сотрудникам ГРУ, однако не мог не предупредить хорошего оперативника об опасности, так как сам служил Отчизне и желал ей только победы.
* * *Ночь выдалась беспокойная, одна из разведгрупп, посланная в Днепропетровск, переназванный киевскими властями в Днепр, не вернулась, и Шелест напрасно прождал её возвращения или хотя бы донесения через спутник. Спал он не больше двух часов и встал по вызову директора управления разведки генерала Чащина с гудящей головой.
Потратив полчаса на утренние процедуры и слегка взбодрившись, Олег глотнул горячего кофе, сваренного дежурным по связи Никитой Васнецовым, и поспешил из своего кабинета, где и расположился на ночь, в кабинет Чащина, встретив по пути полковника Утолина из военной контрразведки ФСБ.
– А ты здесь по какому поводу? – удивился Шелест, имея в виду, что филиал ГРУ и филиал ФСБ находились в разных районах города.
– По тому же, что и ты, – усмехнулся Утолин, на тощем теле которого муаровое комби сидело как на пугале.
– Я ещё не знаю, чего хочет шеф.
– Зато я знаю.
– Поделишься?
– Готовься к обороне, Олег Иванович, на тебя, скорее всего, повесят инцидент с самоходкой.
– Я вроде бы всё сказал.
– Сверху требуют жертв, а твои мстители исчезли, да и сестра неведомо где. Не знаешь ведь, куда она девалась?
– Не знаю, – честно ответил Шелест.
Остановились в коридоре перед дверью кабинета Чащина.
– Нас с Валерием Егоровичем, – Утолин, хмуря белёсые брови, бросил взгляд на дверь, – вызывал в Сочи президент. Он тоже требует наказать авантюристов, запустивших самоходку, что могло стать причиной международного конфликта.
– Значит, друзья достали-таки его, – понимающе усмехнулся Шелест.
Утолин кивнул. Оба знали, кто числится в друзьях президента.
– Ладно, учту, – пообещал Олег.
В кабинете генерала кроме хозяина сидели двое: советник президента Валерий Егорович Борисов, седоватый, гладкобритый, с седыми висками, и заместитель Чащина по кибербезопасности полковник Смирницкий. Оба встали, чтобы пожать руки вошедшим. Чащин остался сидеть, только кивнул:
– Присаживайтесь.
Шелест сел, чувствуя себя неуютно.
– У нас очень мало времени, – продолжил Чащин, глянув на часы; он носил «командирские», практически не претерпевшие изменений внешнего вида с момента их создания в середине прошлого века, но дополненные многими функциями нынешнего поколения часовой техники. – Мне приказано арестовать тебя, полковник, и доставить в СИЗО луганского военного ФСИН.
От неожиданности Шелест с трудом сдержал эмоции, лишь медленно выдохнул застрявший в лёгких воздух.
– Э-э… давно готов, товарищ генерал.
Чащин усмехнулся:
– Давно? Это интересно. И даже не хочешь спросить за что?
– Наверное, за «Бесогон».
– На тебя состряпали телегу, – буркнул Смирницкий, широкий как бельевой шкаф, без талии, но не пузатый. – Обвиняют во всех грехах, в том числе и за срыв последней разведоперации.
– Ребята просто застряли…
– Это понятно, мы все хотим, чтобы разведчики вернулись в целости и сохранности. Но факт остаётся фактом.
Шелест посмотрел на Борисова, славящегося своим уравновешенным характером. Но тот молчал.
– Кто накатал телегу?
– Неизвестно, – сказал Чащин. – Но, судя по фактажу, человек осведомлённый о состоянии дел в твоём подразделении. Враги у тебя есть?
Шелест подумал:
– Прямых нет, если не считать противника. Болданов во всеуслышание обещал сделать из моей крови напиток «Шелестящий» с добавлением черешни.
Борисов улыбнулся, темнолицый, словно житель северных окраин России, и голубоглазый.
– Ну, это известный каннибал, как и все нацисты. Они ещё в две тысячи четырнадцатом году проводили в Николаеве ярмарку и продавали творожную запеканку «Мозги Жириновского», «Сырники с москалём» и компот «Кровь российских младенцев».
– Зверьё! – буркнул Утолин.
– Наши либералы вряд ли уступают им по ненависти к русским, разве что сдерживаются, чтобы не загреметь на нары.
– Те, кто уехал, не сдерживаются.
– Значит, прямых нет, – сказал Чащин. – А Варягин?
Олег шевельнул уголком губ.
Речь шла о полковнике Варягине из генерального штаба Министерства обороны, вечно спорящем о тактике проведения спецопераций в тылу ВСУ. Одно время он даже писал рапорт министру, обвиняя Шелеста в некомпетентности, особенно после того как Олег разработал операцию по захвату Запорожья. Тогда все российские олигархи взвыли волками: не трогайте город! И было понятно почему: на территории Запорожья располагалось восемь крупных заводов, принадлежащих олигархам, которым страшно не хотелось терять «нажитое своим трудом».
– Варягин ко мне неравнодушен.
– В принципе это не имеет значения. Приказ подписан министром, и его надо выполнять. Валерий Алексеевич, каково мнение твоего начальства?
Утолин подвигал бровями как Карабас-Барабас из фильма «Приключения Буратино».
– Самойлов считает, что у следствия нет прямых доказательств вины Олега Ивановича. Он не верит в предательство на таком уровне.
– Ну, предать может любой человек, даже обладающий большой властью, – не согласился Смирницкий. – Другое дело, почему телега появилась сейчас, накануне наступления?
– Потому что Олег Иванович один из разработчиков плана наступления, автор многих успешных операций, и его хотят нейтрализовать. Я уверен, что за Варягиным стоят крупные фигуры в Минобороны и в правительстве, которым невыгодно окончание войны.
– Почему же президент стоит на их позициях?
Утолин поморщился:
– Ему докладывают далеко не всё, что происходит на фронте и в тылу ВСУ. А без этого трудно разобраться в обстановке и принять правильное решение. К тому же президенту всё время нашёптывают разные мерзости олигархи, которым война что мать родна.
Смирницкий вдруг посмотрел на Шелеста с детским любопытством:
– Олег, но ведь ты должен знать, где сейчас твоя сестра Снежана.
Шелест не отвёл взгляда:
– Хотите верьте, хотите нет, однако не знаю! Для меня это не меньшая загадка, чем для вас.
– Боюсь, этот ответ не убедит следаков.
– Не моя проблема.
– Есть вариант, – сказал Утолин. – Разрешите, товарищ генерал?
– Без церемоний.
– В штабе фронта знают, где сейчас находится полковник Шелест?
Чащин вскинул брови:
– Едва ли. К чему ты клонишь?
– Надо немедленно отправить Олега Ивановича в командировку.
– Куда? – вытаращился Смирницкий. – Военное положение же… ему негде скрыться…
– За линию фронта!
В кабинете стало тихо.
Хмыкнул Борисов, ощупывая лицо Утолина глазами ясновидца.
– Объясни, – сказал Чащин.
– Доложим, что полковник Шелест ещё ночью убыл с ДРГ в тыл противника для поиска и спасения разведгруппы лейтенанта Баглая, выяснявшего координаты места создания «грязной» бомбы.
Присутствующие перевели взгляды на Чащина.
Генерал озабоченно погладил пальцем щёку:
– Дайте подумать… если и в самом деле послать… а ведь может сработать! Кто-нибудь из твоих людей знает о том, что ты сейчас в штабе?
– Я здесь с вечера, – ответил Шелест. – Последним, с кем общался, был майор Веселов, но это было в пять утра.
– Вот в шесть ты и убыл на задание! Согласен? Похоже, это единственное решение. Через пару дней здесь всё подуспокоится, и ты вернёшься. А там посмотрим. У тебя должен быть безопасный канал перехода.
Шелест сжал зубы, переживая холодок в груди. Канал у него был, но бежать не хотелось, хотя сидеть в СИЗО не хотелось больше.
– Через Белоруссию…
– Баглай должен был вернуться по этому каналу?
– Ну… да…
– Задействуй запасной.
– Запасной – через линию фронта.
– Это хуже, но решаемо.
Пришла мысль о Снежане, пропавшей вместе с мстителями из ЧВК «Бах». Где они? Куда девались, как привидения? Ведь не погибли же, раз не оставили никаких следов…
– Я готов! – выговорил Олег твёрдо.
– Собирайся! Кому из своих спецов ты доверяешь больше? Из тех, кто близко?
Шелест перебрал в уме помощников.
– Лейтенанту Савельеву.
– Звони, подбери экип, доки, всё, что надо, и дуй на фронт в распоряжение командира бригады «Ахмат». Я его предупрежу. Чеченцы помогут вам с переходом.
Шелест встал, помедлил, пожал протянутые руки.
Чащин выбрался из-за стола, подал свою.
– Ни пуха, полковник!
– К чёрту! – Шелест повернулся и вышел, высокий, широкоплечий, ощутимо сильный, уверенный в себе.
– А он не сбежит к немцам? – криво улыбнулся Смирницкий.
Утолин покачал головой.
– Олег человек РОКа! А эти ребята не сдаются и не предают.
Луганск‑23
12 июля, 16 часов пополудни
День. Жарко, душно. Солнце за облаками. Пахнет сеном, землёй, горелым деревом… и трупами.
Холмы, надоевшие лесопосадки, тоже сгоревшие до основания, обугленные стволы деревьев, ржавые и чёрные остовы сгоревших боевых машин, воронки одна на другой и трупы, трупы, трупы…
– Безумство! – выдохнул Ларин, обшаривая поле округлившимися глазами. – Это Луганск?! Не верю! Где мы, командир?!
Тарас, не отвечая, прогуливался по коричневой, с чёрными полосами копоти, траве.
Снежана споткнулась о труп, отскочила.
– Пречистая Дева!
– Позвони кому-нибудь, – нервно посоветовал лейтенант, также чувствовавший себя не в своей тарелке.
Тарас включил рацию, попытался вызвать Шелеста, но ответа не получил.
– Снежа, твой брат не отвечает, попробуй ты.
Девушка дотронулась до пуговки на воротнике «барсика», начала повторять имя Шелеста, но вскоре замолчала.
– Тихо, как в…
– Морге, – договорил Михаил.
Никто на его мрачную шутку не отреагировал.
– Может быть, это не наш Луганск? – с надеждой проговорил лейтенант. – Иннокентий говорил, что мы переходим в ту же точку пространства на Земле, откуда стартовали. Реалы все нанизаны на одну линию координат. Ты ведь мог ошибиться? Пробовал ведь в первый раз.
– Я абсолютно уверен… – Тарас переборол мысль осадить Кота, – но мог и ошибиться.
– Тогда этот пейзаж всё объясняет. Тут пару дней назад происходило мамаево побоище. Непонятно, почему не убрали трупы. Кстати, судя по голубым повязкам на рукавах, это лежат укропы.
Тарас и сам уже сообразил, что убитые на поле принадлежат к украинским формированиям, и слегка расслабился. Российские солдаты всегда уносили раненых и павших товарищей с собой.
– Кстати, вам не надоело таскать на себе комбезы? – спросил Ларин. – Может, сменим на цивильные шмотки?
– Носить «барсы» в наших условиях нормально, – возразил Тарас, стараясь подальше держаться от трупов. – К тому же это защита. А в‑третьих, переодеваться негде и не время.
– Надо уходить отсюда! – сморщила носик Снежана. – Запахи просто непереносимые!
– Амбре знатное! – согласился Михаил, сплюнув. – А вообще странно, что «двухсотые» лежат так долго. Обычно за нациков убирали трупы мы. Может, это серая зона?
– И артиллерия молчит…
– Вот-вот.
Тарас нашёл с краю лесополосы упавшее дерево, присел, шлёпнул ладонью по стволу.
– Присядьте.
Снежана поколебалась, но последовала совету.
Ларин остался стоять, бдительно держа руку на рукояти автомата.
– Давайте рассуждать здраво, – продолжил Тарас. – Первое: я целился в наш двадцать третий реал, и, хотя очевидно промахнулся, мы вышли где-то в соседних реалах, то ли в двадцать втором, то ли в двадцать четвёртом. Второе: все реалы рождены матричным, поэтому запутаны меж собой и во многом идентичны. А это, в свою очередь, означает, что в них должны быть все мы, а также наши знакомые и родственники, а главное – должны сохраниться номера телефонов и коды раций. В таком случае мы можем связаться…
– С самими собой! – хохотнул Ларин.
– С собой вряд ли, хотя чёрт его знает, какие сюрпризы ожидают нас от этой запутанности. Предлагаю следующее: попытаться через спутник установить контакты со всеми, у кого могут быть рации, поскольку мобил у нас нет.
– Я покличу своих! – загорелся Ларин. – Штопора, Соло, капитана Дербенёва.
– Но радиус раций ограничен, – напомнила Снежана. – Если над нами не висит спутник, никому ты не дозвонишься.
– Тогда и мы тоже.
– И мы.
Постояли в тишине, пытаясь оживить шлемные рации.
– Олег не отвечает, – сказала Снежана, размышляя. – Я могу связаться с дежурным по Управлению разведки или со своими ребятами, с Костей Савиным.
– Хорошо, попробуй, я же позову Рогожина или дежурного в ЧВК.
– Если твой ЧВК существует.
Снова включили рации, разошлись по леску, просматриваемому насквозь из-за оголённых пожаром деревьев.
Тарас вызвал начальника ЧВК, но Рогожин не ответил ни через минуту, ни через три. Тогда, вспомнив ряд цифр и букв кодовой связи, он набрал номер штаба ЧВК. К немалой радости капитана (номера не изменились!), дежурный ответил быстро, назвав себя:
– Ротмистр Пигунов, кто на заборе?
– Капитан Лобов, – сказал Тарас, пытаясь вспомнить личность ответившего. – Пигунов? Новенький?
– Д-да, – почему-то споткнулся на слове дежурный. – Лобов? Прошу прощения, товарищ капитан… какой Лобов?
– А разве у нас два Лобовых?
– Н-нет… но вы… погибли!
Сердце дало сбой. Такого Тарас не только не ожидал услышать, представить не мог, что в других реальностях может случиться всё, что угодно. Пауза затянулась, он опомнился:
– Была оперативная необходимость… в моей гибели. Я жив. Рогожин у себя?
– Н-нет, в Белоруссии…
– Доложите обстановку.
– Где вы?
Тарас невольно огляделся по сторонам.
– Похоже, серая зона, сотни трупов по всем буеракам.
– А-а… высохшая купянская пойма… укропы попытались атаковать «Абрамсами» и пехотой, их встретили.
– Но фронта не слышно…
– Наши отошли к Курдюмовке, взяли паузу для сбора «двухсотых» и «трёхсотых». Поэтому арта молчит.
– Зачем босс полетел в Белоруссию?
В голосе Пигунова прозвучало сожаление:
– Нас расформировывают. Часть штурмовиков уходит в Белоруссию, из-за чего босс и поехал туда, остальные вливаются в армию под крыло командующего.
– А ты?
– Я остаюсь.
– Ясно. Не удивляйся, если вопрос покажется странным: какой сейчас год?
– Э-э… что?! Год?! Двадцать четвёртый… Вы серьёзно?!
– Месяц?
– Э-э… август… двенадцатое.
– Спасибо, ротмистр, желаю уцелеть.
– Чем я могу помочь? Вас эвакуировать?
– Я сам, будь! – Тарас выключил рацию и несколько секунд неподвижно стоял на чёрно-красной дернине, переваривая новости.
Подошёл растерянный и удивлённый Ларин.
– Знаешь, какой сейчас год?
– Две тысячи двадцать четвёртый. Дежурный сообщил. С кем ты общался?
Михаил страдальчески почесал заросший щетиной подбородок, отвёл глаза.
– С местным Штопором… он под Луганском, но воюет не с «композиторами», а в десантной бригаде. Удивился, когда я позвонил. Не бери в голову, командир… он сказал…
– Что я убит?
Ларин утвердительно мотнул головой:
– Да.
– Дежурный ротмистр Пигунов сказал то же самое и удивился не меньше, когда я представился.
– Ещё бы, тут вообще с глузду съехать можно!
Подошла задумчивая и расстроенная Снежана. В глазах девушки плавились недоумение и печаль.
– Олег погиб!
– Не расстраивайся… – начал Михаил.
Тарас жестом остановил лейтенанта, привлёк её к себе. Она не противилась.
– Это не наш реал, здесь идёт две тысячи двадцать четвёртый год. А значит, погиб не наш, а местный Олег.
– Я понимаю, но всё равно жаль.
– Я тоже погиб.
Снежана отстранилась, заглянула в глаза, криво улыбнулась:
– Поздравляю, похоже, мы тут все «двухсотые».
– Не все, Шалва жив, – сказал Ларин. – А ты как попала в «двухсотые»?
– Меня захватили… то есть эту Снежану, в Харькове, Олег взял двух разведчиков и попытался освободить… так и погибли вместе со мной.
– Какой-то адский реал попался! – помрачнел Ларин. – С кем ты разговаривала?
– С дежурным по Управлению капитан-поручиком Губиным.
– Ты его знала? Я имею в виду там, в нашем реале?
– Нет.
– Ладно, не переживай, я думаю, все мы мертвы в том или ином варианте. Но ведь наверняка в других живы?
Снежана бледно улыбнулась, благодарно сжала плечо лейтенанта:
– Будем искать родственников?
– Не вижу смысла, – покачал головой Тарас. – Они не скажут ничего нового. Год мы знаем, то есть этот реал практически следующий за нашим. Хотя я не понимаю, почему здесь идёт двадцать четвёртый год, а не двадцать третий. Шагнули всего на одну ступеньку – и прошёл год?
– Кеша говорил, что могут случаться спонтанные пробои… может быть, между нашим и этим реалами проскочили десятки реалов.
– Рассуждаешь как настоящий теоретик. Давайте решать, что делать.
– А что тут решать? – пожал плечами Ларин. – Рвём когти отсюда, пока не заявились службы похоронщиков, возвращаемся домой. Надеюсь, теперь не промахнёшься?
– Постараюсь, – хмуро пообещал Тарас.
Издалека прилетел тихий рокот.
Ларин встрепенулся:
– «Вертушка»!
Снежана поморщилась.
– Устала? – пожалел её Тарас.
– До чёртиков! – призналась она. – Так хочется расслабиться!
– На море! – подхватил Ларин. – Да в приятной компании, да в хорошей гостинице, да с пивком!
– Размечтался, – улыбнулась девушка.
– Вернёмся домой, устроим отдых, – пообещал Тарас, не слишком уверенный в исполнении обещания.
К Снежане вернулся командирский тон.
– Поехали! Будем надеяться, что в нашем реале Олег жив и нас не встретят как врагов.
К рокоту винтов вертолёта прибавился приближающийся гул автомобильных моторов: к полю боя съезжались грузовики похоронной команды.
Снежану обняли мужчины, и Тарас вывел на экран памяти рисунок кюар-кода.
Россия‑41, окраина Луганска
12 июля, 16 часов
Он так и не понял, что помешало сосредоточиться: не то посторонний звук, не то собственная мысль. Но сознание «дрогнуло», отзываясь на помеху, и после короткой темноты в памяти остался неуютный след дежавю.
Очнулись в саду рядом с домом, в котором не уцелело ни одного окна. Глаза резануло ярким светом: солнце показалось горнилом ковша с расплавленным металлом, в нос шибануло смесью запахов горелой травы, прели, павших яблок, ржавого железа и сухих досок. Было жарко, не меньше тридцати градусов, кругом стояла тишина, нарушаемая далёким бурчанием фронта.