Полная версия
Дети Кохона. Мой сводный – инопланетянин
Меня прорывает – я начинаю хлюпать носом, и Хеннинг сгребает меня в объятия, поглаживая по спине, и позволяет выплакаться, нежно касаясь губами виска.
– Прости меня, – шепчет он негромко, когда я успокаиваюсь, и это заставляет вздрогнуть:
– Ты что, собираешься исчезнуть? – ошарашенно спрашиваю я, поднимая голову.
– Нет. Господи, нет… – так же изумленно ответил он. – Мне просто так жаль, что меня столько лет не было рядом.
Его глаза в темноте блестят, и мне кажется, что они тоже влажные – но, скорее, это иллюзия. Прорыдавшись у него на груди, я вдруг ощущаю ужасающую уязвимость.
– Мне тоже жаль. Если я когда-нибудь узнаю, что ты все это время знал… я тебя убью, – серьезно говорю я, вытирая глаза. Чувствую себя так, будто пытаюсь закрыть гигантскую дыру в разрушенной защитной стене носовым платочком.
– Альма, я бы сам себя убил, если бы так сделал, – серьезно отвечает он, и мои глаза снова увлажняются.
Глава 5
Знакомство с братом
У него в машине очень тепло и уютно, и я согреваюсь. Его запах повсюду – чуть горьковатый, с ягодными и свежими нотками. Он ни о чем не спрашивает, но у меня много вопросов, поэтому я сама рассказываю про разговор с тетей Валей, и Хеннинг отвечает, что помнит ее.
Я хочу узнать, почему мама тогда боялась, но не решаюсь испортить момент. К тому же, мне не верится, что за этим стояло что-то серьезное: скорее, тетя Валя была права про гормоны и беременность. У меня самой во время второй беременности случались истерики на ровном месте, так что плавали – знаем.
– Можно называть тебя папой? – тихо спрашиваю я вместо этого, отчаянно и очень спешно отвоевывая территорию. Но смотрю в сторону – мне ужасно страшно, что идея не придется по вкусу.
– Нужно, – серьезно отвечает он, и трогает машину с места. – Тебе домой не срочно? Дети в порядке?
– В порядке. Не срочно. А что?
– Хочу познакомить тебя с братом, – говорит он, выруливая из двора.
– Ты что, я вся зареванная, – подпрыгиваю я, и он улыбается:
– В бардачке салфетки. Ты красавица.
Хеннинг как будто опасается новых возражений с моей стороны: он быстро набирает нужный номер и коротко говорит в трубку:
– Мортен, я подъеду с Альмой в берлогу через полчаса. Ты там?
Ответа не слышно, но по тому, как быстро закончился разговор, понимаю: там.
– Что такое берлога? – с любопытством спрашиваю я.
– Коворкинг, – ослепительно улыбается Хеннинг. – Мы там работаем вместе. Иногда круглосуточно.
По дороге он снова спрашивает о детях. Я знаю, что никто и никогда не слушал так внимательно все, что я о них рассказывала, даже если это были полные глупости, вроде того, как Аглая волновалась перед первой олимпиадой по английскому, а Баламут читал стихотворение на утреннике и два раза смешно перепутал слова.
Отогнув козырек от солнца, я смотрю в зеркало и достаю из сумки блеск для губ. С глазами, конечно, полная катастрофа – вся тушь размазалась, и ее остается только полностью стереть салфеткой. Что ж, буду блеклой мышью. Успокаиваю себя тем, что братец, может, тоже не писаный красавец.
Не знаю, что я ожидала увидеть. Но «Берлога» оказывается офигительным четырехэтажным загородным коттеджем с впечатляющей архитектурой. Кажется, такой стиль называется хайтек или вроде того. Половина окон не горит, но первый этаж и без того выглядит очень уютно.
Припарковавшись прямо перед входом, Хеннинг выходит из машины, и я тоже робко выскальзываю наружу. От яркого света слепну и почти ничего не вижу, пока мы не оказываемся в холле. Внутри просматриваются просторные опен спейсы и стеклянные переговорки, а справа – вход в кафе, откуда несется навстречу одуряющий запах кофе и слоек с корицей.
Едва наши взгляды пересекаются, как я узнаю эти глаза. Спаситель, черт бы его драл. Сидит у стойки бара на другом конце кафе. Пока мы идем в ту сторону, я растерянно скольжу по нему взглядом и никак не могу сообразить: как умудрилась не заметить такую внешность и запомнить одни глаза?
Там и кроме глаз есть, на что взглянуть: литое тело спортсмена и лицо, словно вырубленное из камня рукой умелого скульптора. Стильная стрижка, скулы, мускулы… он похож на фотомодель. И даже простой комплект одежды из белой футболки, хлопковых брюк и кед только подчеркивает весь праздник мужской красоты, а вовсе не приглушает.
– Только не говори мне, что это мой брат, – шепчу я Хеннингу, бросив лишь один взгляд на этот ходячий соблазн, и отец смеется:
– Это Мортен, дорогая. Прошу любить и жаловать.
– Не верю, – успеваю выпалить я до того, как мы оказываемся в зоне слышимости.
Действительно не верю: папа светлый и белокожий, как я, а этот парень – темноволосый, загорелый.
Снова поймав мой взгляд, Мортен больше не отпускает. Поднявшись с барного стула, он протягивает ладонь, и я как завороженная вкладываю в нее свои пальцы. Это широченная сильная мужская лапища. А когда в следующий момент он нежно пожимает мои пальцы, по телу пробегает разряд.
О, боги. Такие чувства нельзя испытывать к братьям. Я преступница.
– Альма, это Мортен. Мортен, это Альма. Знакомьтесь, дети, я скоро вернусь, – внезапно говорит Хеннинг и бросает меня на съедение.
Предатель. Предатель.
Я чувствую, как краснею под взглядом Мортена, но ничего не могу с собой поделать. Он слишком красив. Боги. Я никогда еще не была так близко к такому яркому мужчине. Я не могу…
– Ты еще красивее, чем мне запомнилось, – произносит он, и все иллюзии рассыпаются.
Та-ак. Вранье, причем откровенное. Пожалел старую дурнушку с красными глазами и пятнами на коже после истерики в машине? Нехорошо обманывать, братец. Но спасибо за быстрый спуск с небес на землю.
– Серьезно? – спрашиваю я, мгновенно обретая почву под ногами. Бровь едет вверх.
Заметив мой скепсис, он ничего не отвечает и улыбается девушке за стойкой:
– Мира, что у нас самое вкусное для моей сестры?
– Улитки с корицей только что из печи, – предлагает она.
– Давай их сюда, дорогая. Чай или сок? – спрашивает он, снова повернувшись ко мне.
– Капучино, – упрямо говорю я, просто чтобы не соглашаться на его предложения.
Поставив перед нами еду и напитки, официантка тактично уходит подальше, но напоследок смущенно улыбается Мортену, и тот улыбается в ответ – как мне кажется, немного снисходительно.
– Не устаешь быть таким ослепительным? – интересуюсь я, не удержавшись.
– Иногда. Но не то, чтобы у меня был выбор, – спокойно улыбается он, не замечая сарказма. – Кроме того, кто-то должен взбадривать всех женщин одним своим присутствием.
Нет, он заметил сарказм, тут же соображаю я. И он не так туп, когда не делает идиотских комплиментов не в кассу.
– Знаешь, жаль, что мы не росли вместе. За долгие годы детства я смогла бы сбить с тебя спесь, – отвечаю я.
– С меня? Твой список любовных связей не короче моего, Альма.
– Вот уж сомневаюсь!
– Не сомневайся, я это знаю точно. У меня досье на тебя.
Наши взгляды перекрещиваются, и я в последний момент ловлю отвисшую челюсть:
– Что?
– Отец просил собрать. Кто, по-твоему, ездил к твоему бывшему мужу? – невозмутимо спрашивает он, намеренно продолжая шокировать.
Маска добродушия падает. Теперь он тоже показывает характер, и его взгляд становится очень жестким.
– Я не просила об этом, – цежу я, раздув ноздри. – И никогда не попросила бы.
– Тебе не надо просить. Я сломаю нос любому, кто тебя обидит, – серьезно говорит он, и я снова теряю почву под ногами. Вот так просто.
Черт бы его побрал.
– Почему? – уже мягче спрашиваю я, больше не желая продлевать наше противостояние.
– Потому что ты – моя семья. Привыкай.
Раздражающе высокомерен. Но что взять с малолетки? На вид ему тридцати нет… ребенок. После недолгой паузы я решаюсь спросить про тот эпизод, когда он выдернул меня из-под машины возле моего дома.
– Я присматривал за тобой, – кивает он, даже не думая отрицать слежку. – У нас так принято.
– У кого: у нас?
– В нашей семье.
– Ты понимаешь, как странно все это звучит? Ты следил за мной.
Он внимательно изучает взглядом мое лицо перед тем, как ответить, и по моему телу снова бегут молнии. Черт, бл…, он был так сексуален. Окей, гугл… как перестать хотеть инцеста?
– Представляю, – медленно отвечает он тем временем, как-то странно меняя позу. Мужчины делают так, чтобы скрыть возбуждение, но этого просто не могло быть. Не мог он меня хотеть, и не только из-за кровно-родственных связей – просто я выдавала желаемое за действительное.
Глава 6
Семейный браслет
Мортен.
Идиот. Идиот. Идиот. Неправильный заход привел к совершенно неправильному разговору. Он все поломал, как слон в посудной лавке. От первого же комплимента она ощетинилась полуметровыми стальными иглами, и он еще секунд тридцать пытался сообразить почему, заказывая чертовы улитки.
И только потом – дошло: Альма реально думает, что она обыкновенная. Для нее его слова – просто оскорбительное вранье. А из уст красавчика, наверное, звучит как настоящее хамство: типа, если поверишь, ты полная дура.
А как круто все начиналось – ее ладошка в его руке, и слегка приоткрытый рот от мгновенного сексуального отклика. Он обломал абсолютно все, и дальше хуже: «У меня досье на тебя, детка». После такого она справедливо могла счесть его высокомерной тварью, и это еще очень хороший расклад. В худшем случае она сочла его высокомерным ребенком. И тогда – полный фейл и антисекс.
Надеяться оставалось только на одно: что она не заметила, как он судорожно пытался скрыть эрекцию – иначе ловить уже совсем нечего.
Нужно было срочно придумать другой поворот беседы, но в голову ничего не шло, поскольку мозги плавились от ее запаха, и от потрясающего вида на изгибы ее фигуры. Она потрясающе смотрелась на барном стуле в самом обычном облегающем шерстяном платье— хотелось покрутить, чтобы разглядеть со всех сторон. А если включить второе зрение, можно вообще слюной истечь.
– Так… чем же вы тут занимаетесь? – спросила она, и так Мортен понял, что пауза слишком затянулась. Она неловко оглянулась, явно в поисках Хеннинга, и ему захотелось дать себе по башке: отец реально сейчас вернется, и шанс на приятное первое впечатление будет навсегда упущен.
– У нас свой бизнес с отцом и партнерами. Здесь офис, – осторожно ответил он, чтобы ничего не рассказывать, но при этом не создавать у Альмы ощущения, будто ее отфутболили. – А ты чем занимаешься?
– Ты ведь сказал, у тебя досье на меня, – напомнила она, глядя прямо в глаза, но без агрессии.
– Я с перепугу, защищался. Извини. Я не знаю всего о тебе, и просто хочу познакомиться, – выпалил он до того, как успел хорошенько подумать.
Теперь оставалось только два варианта: либо изобьет ногами, либо…
Ее лицо изменилось и просияло смущенной улыбкой. Ресницы смущенно опустились:
– Ладно. Я тоже хороша. Прости, что наехала – немного испугалась.
– Почему? – шепотом спросил он, чуть наклоняясь к ней, подлавливая в тот момент, когда броня рухнула.
Их глаза снова встретились, и электричество пошло ему навстречу.
– Ты слишком красивый, – прошептала она в ответ. – И смущаешь меня этим.
Ее открытость чуть не сбила с ног. Повисла пауза – одна секунда, две три. Очнись, приятель. Говори же что-нибудь!
– Я должен сказать тебе кое-что важное, – негромко пробормотал Мортен, прочистив горло. – Но сначала…
Он достал из кармана браслет и взял в свою руку ее левое запястье:
– Это для тебя, – сказал он. – Его нужно носить, не снимая, каждый раз, когда выходишь из дома. В идеале – дома тоже не снимать.
– Зачем? – спросила она, разглядывая простое украшение, сейчас черное и матовое.
Мортен показал свою руку, на котором был такой же браслет, только голубой, в тон его рубашке:
– Семейная штука. Внутри геолокация и датчик состояния. Это важно для нас. Ты сможешь его носить?
– Что, если он не подойдет по цве…
Она осеклась, когда браслет поменял цвет на бежевый, едва коснувшись ее платья, и оттенок идеально совпал.
– Он всегда подходит по цвету, – спокойно пояснил Мортен. – Почти незаметно.
Посмотрев на браслет, а потом подняв свои волшебные глаза, Альма пообещала, что будет носить его.
Все еще не отпуская ее руку, Мортен удержал ее взгляд и тихо добавил:
– Одна важная вещь, которую ты должна знать: мы с тобой не родные брат с сестрой.
Ее рот приоткрылся, а щеки вспыхнули. Да-а-а-а.
– Что? – удивленно переспросила она, изо всех сил скрывая свои чувства, но он все заметил. Потому что смотрел во все глаза.
– Я сын Хеннинга в том смысле, что он вырастил меня, – пояснил Мортен, отпуская ее запястье, но ни на секунду не отводя взгляд. – Мой кровный отец, его друг, погиб вместе с моей мамой, когда мне было всего два года.
– О боже. Мне очень жаль.
– Мне тоже. Зато мне очень повезло с отцом. Как теперь и тебе. И я хочу, чтобы ты поняла правильно: это неважно, что мы не родные, мы все равно одна семья, и я буду защищать тебя всегда, как и Хеннинг.
– Если неважно, зачем сказал? – спросила она, но следом щеки порозовели, и Мортен с трудом удержал улыбку: она догадывалась, зачем. Почувствовав, наконец, почву под ногами, он качнулся в ее сторону и почти коснулся губами ее уха:
– Для информации.
Отшатнувшись, она покраснела, но Мортен не успел в полной мере насладиться результатом провокации: подошел отец, и вся интимная атмосфера испарилась.
– Дети, не шалите, – сказал Хеннинг, опуская ладонь на плечо Альмы, словно защищая ее. Но это не покоробило – Мортен знал, что дело не в нем.
Прикосновение отца на его глазах оказало на Альму удивительное воздействие: ее глаза стали счастливыми, тело расслабилось, лицо преобразилось – да, женщинам нравится чувствовать себя защищенными, подумал он.
Альма.
Больше половины пути до дома я молчу, просто переваривая знакомство с Мортеном. И Хеннинг ни о чем не спрашивает, а когда мы уже подъезжаем, тихо зовет:
– Альма…
– А? – отзываюсь я и понимаю, что задремала.
– Я хочу пригласить тебя на мой день рождения, с детьми. Это будет в «Берлоге» в воскресенье, будет весело.
Бросив взгляд на его напряженный профиль, понимаю, что он боится отказа, и внутри разливается что-то очень теплое.
– Хорошо, пап, мы приедем, – говорю я быстро, и его лицо разглаживается с улыбкой. У меня дух захватывает от его красоты, и я думаю, что есть что-то генетически неправильное в том, что он и Мортен, оба такие красавцы, не родные, а я – его дочь.
– Только должна предупредить, что я далеко не светская львица и… ну, боюсь, когда много незнакомых людей, – добавляю я.
– Я не собираюсь ставить тебя на сцену и направлять софиты, – улыбается он. – Народу будет немало, но ты не обязана общаться со всеми. Я попрошу Мортена, он будет рядом.
– Вот этого не надо, – резко отвечаю я, и сразу приходится объясняться под удивленным взглядом Хеннинга:
– Я имела в виду, что… не хочу, чтобы он чувствовал себя привязанным весь вечер.
Хеннинг переводит взгляд на дорогу и надолго умолкает, но потом недоуменно спрашивает:
– Он сказал тебе что-то обидное?
– Господи, нет! Просто ну… он же ловелас, да? А я старая, дурнушка, у меня плохой иммунитет к таким делам и все такое…
Отвернувшись к окну, чтобы он не увидел мое лицо и не вздумал жалеть, я пропускаю первую реакцию и очень удивляюсь, когда слышу явственный смешок.
– Ты не старая и не дурнушка, а Мортен – не ловелас, – отвечает Хеннинг на мой удивленный взгляд. – С иммунитетом, может, и правда беда, но это не повод бояться красивых мужчин в «Берлоге».
– А что, там какие-то особые красивые мужчины? – осведомляюсь я.
– Нет. Просто там я – главный, ты моя дочь и все такое, – говорит он, улыбаясь и передразнивая меня в шутку. – Никто не посмеет тебя обидеть, малыш.
Пока я осознаю сказанное, мы заезжаем в мой двор, и Хеннинг паркует машину прямо напротив подъезда.
– Ты главный… в чем? – спрашиваю я, отстегивая ремень.
– Я расскажу тебе все, но чуть позже, – обещает он.
– Пап, а почему тетя Валя думает, что ты норвежец? – вдруг вспоминаю я, встрепенувшись от любопытства, и Хеннинг улыбается так, словно слышит старую шутку.
– Это тоже потом объясню. Потерпишь?
«Ты доверяешь мне без объяснений?» – спрашивают его глаза, и я молча киваю.
Пожелав мне сладких снов, он снова сгребает в свои теплые объятия. В прошлый раз мне было не до того из-за рыданий, но теперь ничто не мешает почувствовать и осознать, какое крепкое и тренированное наощупь его тело – как с двадцатилетним красавчиком обнимаюсь, а не с отцом.
Хеннинг какой-то невероятный, даже слишком. И уже дома, раздеваясь перед сном, я чувствую, что все еще боюсь его потерять – кажется, проснусь утром, и все события последних трех недель окажутся сном. А теперь еще Мортен – еще один герой сказки. Стоит закрыть глаза – и слышу горячий шепот над ухом «Для информации». Не ловелас он, как же.
Забираясь под одеяло, я снимаю браслет и кладу прямо перед носом, рядом с телефоном. Я намереваюсь надеть его снова сразу, как открою глаза, просто потому, что носить его очень приятно.
Ночью мне снится кошмар. Хеннинг и Мортен следят за мной, а я почему-то пугаюсь и убегаю от них. Город странный, серый, словно сумерки – но вокруг никого нормального, какие-то люди-зомби с широко распахнутыми глазами, которые меня не видят. А эти двое – видят, и мне надо от них спастись. Как всегда во сне, ноги не слушаются, я бегу очень медленно, и они настигают меня.
Проснувшись с колотящимся сердцем, я вскакиваю с кровати и автоматически сгребаю телефон и браслет. В квартире тихо – дети спят, время пять утра. Меня знобит и подташнивает. Может, заболеваю? Как некстати, мелькает в голове: я правда хочу пойти на день рождения к Хеннингу.
Положив телефон и браслет на кухонный стол, я наливаю себе стакан воды, и вдруг экран загорается сообщением от отца: «С тобой все в порядке?»
Секунд на тридцать я зависаю, тупо глядя в него. В телепатию я никогда не верила. «Да, а что?» – отвечаю я, все еще не понимая. Тогда он спрашивает, почему не сплю, а я поясняю про кошмар. «Как ты узнал?» – не выдерживаю я. «Браслет», – отвечает он.
Ого. Я понятия не имела, что такая техника существует. Получается, эта игрушка определила, что мне плохо, всего за несколько секунд, что я держала ее в руках? Да еще и отправила ему сигнал
Еще полчаса мы переписываемся. Я спрашиваю, почему не спит он, и Хеннинг отвечает, что часто работает по ночам. Он осведомляется, часто ли меня беспокоят дурные сны, и я честно отвечаю, что это впервые за много месяцев. Он еще какое-то время допытывается, что именно мне приснилось, но я не раскалываюсь: не хочется его обижать такими глупостями.
В конце концов он приказывает мне выпить молока и идти спать, как будто мне пять лет. Но это очень приятно, и я слушаюсь, ловя себя на том, что все больше и больше привыкаю к его заботе.
На следующий день звонит Мортен – спрашивает, как дела, и ношу ли я браслет. Я нахожу это удобным случаем, чтобы подробнее выяснить, как работает эта штука.
Если ты в сильном стрессе или напугана, мы с отцом получаем сигнал, – спокойно поясняет он.
– И что, каждый раз будете звонить мне? – удивленно спрашиваю я.
– Не каждый. Чаще мы просто сразу приезжаем.
Я смеюсь, но выясняется, что он не шутит. И тогда мне становится не по себе.
– Эммм, Мортен, мне не хотелось бы, чтобы вы срывались по пустякам. Мало ли, может, я с начальником поругалась или дети довели…
– Браслет реагирует только на критичные ситуации. Вчера ночью, например, ты была напугана так, как не бывает во время споров с начальником или детьми, – негромко возражает он.
– Это был просто кошмар.
– Мы так и поняли, учитывая время. Но все же мы всегда будем проверять. Тебе разве не нравится находиться под защитой?
– Не знаю. Это непривычно, – честно отвечаю я. – А если кто-то из вас будет в опасности, я узнаю?
Мортен хмыкает:
– Браслет не передает сигналов опасности в твою сторону. Ты же девочка.
Интонации ласковые и явно флиртующие, но я не могу оставить этого без возражений.
– Я не девочка, Мортен. И я привыкла, что забота – взаимная штука.
– Забота – может быть, но защита – дело мужчин, – отвечает он, и на это аргументов уже не находится.
К тому же, звучит очень сексуально, но об этом лучше не думать. Все эти его взгляды и слова – это все несерьезно, напоминаю себе я. Такие мужчины флиртуют как дышат, со всеми, потому что привыкли, что всем нравятся и просто наслаждаются этим. Ему, вероятно, нравится смущать и следить за реакцией, но это даже не означает, что он в принципе когда-нибудь захочет меня. А еще вероятнее, что он даже не представляет, какое сильное влияние оказывает.
Но все же я хочу снова увидеть его, и никак не могу этого скрыть от самой себя. Как и свои эротические фантазии на его счет: его руки на моем теле… поцелуй… секс… минет… боже!
Если Хеннинг поймет, как я истекаю слюнями по мальчику, который минимум на десять лет моложе, он наверняка разочаруется во мне. Это нужно скрывать во что бы то ни стало. И никогда, никогда, никогда больше не допускать флирта с Мортеном.
Глава 7
В пятницу вечером звонит отец и уточняет, все ли в силе насчет воскресенья. Он все еще опасался, что я соскочу, и это неимоверно трогает. Я заверяю, что мы будем, спрашиваю про формат мероприятия и где он планирует праздновать. Хеннинг отвечает: все по-домашнему, в "Берлоге", примерно на сто человек.
– На сколько, сколько человек? – переспрашиваю я, замирая с телефоном.
– Не волнуйся об этом, – мягко говорит он. – Просто надевай что удобно и привези моих внуков, я тебя очень прошу. Там будет много других детей, это весело.
– Ладно. Но у меня просьба: не проси Мортена ни о чем, ладно? Я спокойно постою в сторонке с бокальчиком, если что, – умоляю я.
– Разберемся, – хмыкает он.
Чтобы дети не загнали меня за неделю вопросами, я говорю им только к вечеру в субботу – но они реагируют на удивление спокойно.
– А нам обязательно ехать? – осведомляется Аглая, и тут до меня доходит: дедушка для них – это папа папы. Человек, который интересовался ими не более, чем охранник в школе. Ничего другого они никогда не видели, да и я тоже – до появления в моей жизни Хеннинга.
– Обязательно. Но не волнуйтесь, там будет весело, – обещаю я.
– А если не будет? – капризно осведомляется Баламут.
– Тогда на обратном пути заедем в Макдак и на батуты, – быстро обещаю я, и он вопит «ура», а лицо Аглаи немного светлеет.
– Можно я возьму с собой телефон? – умоляет она, и я, скрепя сердце, киваю.
В воскресенье утром начинается полный дурдом – я вдруг соображаю, что в моем гардеробе только одно платье, более-менее похожее на вечернее, а у Аглаи нет вообще ничего подходящего. Приходится выкручиваться за счет яркого худи со стразами, который она выпросила на прошлый Новый год.
Посмотрев на себя в зеркало в черном платье, я понимаю, что это полный провал. Оно морально устарело еще года три назад, и теперь я в нем выгляжу так, словно собираюсь на собственные торжественные похороны.
– Мам, надень красное, – мимоходом советует Аглая, и я думаю, что в этом есть резон.
«Красное», правда, это не платье, а туника, но зато последняя еще не вышла из моды и отлично смотрится с обтягивающими брюками-стрейч. Разумеется, все это будет крайне хреново выглядеть, если другие женщины придут в вечерних платьях, но…
– Не жили хорошо – нечего и начинать, – бормочу я себе под нос, довершая образ модными черными кожаными кедами, отороченными мехом – мой прошлогодний подарок самой себе в честь премии. Да, не туфли на каблуках, но если кого-то не устроит, мы можем и уйти пораньше – в бургерных и на батутах дресс-коды нам рады в любом облачении.
В тот момент, когда я уже думаю вызывать такси, звонит Мортен.
– Приеду через полчаса. Вы готовы? – спрашивает он.
– Готовы. У нас правда, как выяснилось, по части вечерних платьев полный фейл, – предупреждаю я, но его на заднем плане настойчиво зовет какой-то женский голос, и он быстро завершает беседу, по-моему, даже толком не услышав.
Выходя из дома, я вдруг понимаю, что страшно нервничаю. Что, если Баламут будет плохо себя вести? Что, если я окажусь единственной женщиной в брюках? Что, если…
Мортен ждет нас, стоя возле автомобиля, припаркованного у подъезда— он приехал на какой-то китайской модели серого цвета, достаточно крупной, но не броской.
Слегка взвинченный Баламут, не понимающий, чего ожидать, вылетает из подъезда и настороженно таращится на Мортена, пока мы здороваемся. Аглая буркает ему: «привет» и смотрит себе под ноги. Она всегда стесняется незнакомцев.