Феномен всемедиа. Генезис, проблемы, участники

Ключевые слова: медиареальность, медиа, медиасистема, гностицизм, гнозис, медиатеория, массмедиа

Key words: media reality, media, media system, gnosticism, gnosis, media theology, mass media

Опубликовано: Манускрипт. – Тамбов: Издательство «Грамота». –2018. – №5(91). – С. 98-101.

Медиареальность как реальность, заданная новыми технологиями, на сегодняшний день находится в объективе целого спектра наук и имеет довольно долгую историю изучения. Концепция удвоения реальности немецкого социолога Н. Лумана родилась на пересечении социологии и области знания, которая впоследствии получит название медиафилософии.

Информационным поводом нашего исследования стала небольшая заметка А. Сорокина в «Независимой газете»80, в которой автор, с целью понимания природы массмедиа, призывает аудиторию обратиться к исследованиям Н. Лумана, известного научному сообществу не только в качестве создателя концепции социальных систем, но и также исследованиями места и роли массмедиа в современном обществе. В ходе многолетних научных поисков, массмедиа были квалифицированы Луманом как обособленная и вполне самостоятельная социальная система, которая, развиваясь в собственных границах, производит медийный продукт на основе двоичного кода «информативность-неинформативность». А. Сорокин, акцентируя внимание на том, что «… с гностических позиций и философы, и социологи с незапамятных времен формулируют отношение к субкультуре феномена массмедиа»81, допускает по-фрейдистски интересную оговорку. Судя по контексту заметки, говоря о гностических позициях исследователей, автор заметки, скорее всего, не имел в виду комплекс религиозных течений первых веков н.э., в которых особую роль играла категория гнозиса. Но эта оговорка показалась нам крайне интересной.

Исходя из этого, целью нашего исследования является рассмотрение концепции удвоения реальности Н. Лумана в контексте гностицизма. На первый взгляд заявленная цель выглядит несколько неожиданно, если не сказать – некорректно: что может быть общего у современной научной теории и одного из многочисленных позднеантичных религиозных течений, использовавших мотивы Ветхого Завета, восточной мифологии и ряда раннехристианских учений? Оказывается, точек соприкосновения гораздо больше, чем можно было ожидать при первом приближении к проблеме.

Отправной точкой поиска корреляции научной медиатеории и древнего религиозного течения является работа современного американского философа Э. Дэвиса, который убежден, технология – это не только совокупность методов и инструментов для достижения желаемого результата, но и магическое заклинание, трюк, приспособление, которое и формирует контуры реальности82. Исследователь также высказывает мысль о том, что именно мистические импульсы гностицизма питают увлеченность западного мира технологиями (и в первую очередь технологиями коммуникации), а современная медиакультура эксплуатирует грубую силу иррационального83. В качестве доказательства ученый приводит тот факт, что технологический энтузиазм уже с эпохи Древнего мира нашел воплощение в культовой фигуре гностицизма – Гермесе Трисмегисте, а сами технологии стали стартовыми площадками «развоплощенных полетов гнозиса»84. Следовательно, сплав технологий с гностицизмом начался еще в Александрии Египетской и продолжается по сей день, а цифровой мир воплощает холодную матрицу гнозиса, представляющую собой, по мнению Э. Дэвиса, скорее код, чем телесную реальность85.

Однако прежде чем перейти к описанию основных черт гностического мироощущения, заложившего контур не только древнего, но и современного мировоззрения, нам необходимо определиться терминологически. В самом строгом смысле под гностицизмом следует понимать непосредственно группу религиозных систем до II века до н.э. включительно, классификация которых была предпринята М.Э. Посновым: 1) дохристианский гнозис; 2) гностицизм I и II веков; 3) восточный (сирийский) гностицизм; 4) западный (александрийский) гностицизм86. Следует отметить, что помимо приведенной классификации М.Э. Поснова, существуют и другие: А.Ф. Лосева, Г. Йонаса, В. Соловьева, А. Слобожанина и др.

Что касается понятия гнозис, иногда употребляемого в качестве синонима гностицизма, то оно, являясь более широким, включает в себя все гностицирующие синкретические учения древности, Средних веков, Нового и Новейшего времени, к коим можно отнести широкий круг таких ересей, как катары, вальденсы, альбигойцы, а также секты герметической и кабалистической направленности, разновидности которых можно встретить и сегодня. Исходя из вышеизложенного, Е. Сельченок считает, что гнозис представляет собой «… особую сторону нашей психики, реализуемую как массовое явление в отдельные исторические периоды», в связи с чем сохранился как трудно доказуемая, но легко узнаваемая примета87. Мнение Е. Сельченок созвучно мнению Э. Матуровой, которая считает, что гностицизм, обладая глубинно-экзистенциальным характером, представляет собой некий универсальный аспект человеческого разума и находит свое выражение в науке, философии, искусстве, литературе и т.д. Эти идеи, будучи регулярно оттесняемыми на периферию культуры, тем не менее, оказываются востребованными во все культурно-исторические периоды88.

Если кратко изложить основные черты гностического мировоззрения, то в первую очередь следует сказать о его неприятии материального мира. Человек оказался заброшен в этот враждебный, лишенный блага и справедливости мир. Страх и трепет определяет основную черту гностического мировоззрения и мироощущения. Гностицизм послужил основой формирования философских представлений и концепций. Как отмечает Г. Логинов, пребывание в гностическом дискурсе позволило С. Кьеркегору «наслаждаться бездной», Ницше в неё «заглядывать», а постмодернистам в ней обосноваться89. К числу представителей русской философии, чье творчество содержит элементы гностического мироощущения, можно отнести B. Ильина, Л. Карсавина, Н. Бердяева, П. Флоренского, В. Соловьева и др. Ту или иную степень воздействия гностицизма испытала и отечественная литература, в частности, такие писатели, как А. Белый, В. Брюсов, Ф. Достоевский, Л. Толстой. Экзистенциально ориентированная культурология в своих мировоззренческих установках также имеет сходство с гностицизмом в понимании того, что культура представляет собой объективацию духовной свободы человека в форме конструирования некой интуитивно-психической реальности90.

Следует признать, что и современное научное мировоззрение имеет много черт, приводящих к тем же выводам, что и гностическое: миром правит случайность или бездушные законы природы, естественный отбор или генные мутации, а космос представляет собой темницу души. Именно поэтому избранные люди (пневматики) оказываются по отношению к нему в абсолютном противостоянии. Предположим, что некоторые черты гностического мировоззрения и мироощущения проникли и в медиатеорию. Если такой факт имеет место, то роль гнозиса в формировании медиатеории должна быть выявлена и продемонстрирована.

Уже при самом беглом взгляде на проблему, следует отметить, что свойственное гностическому сознанию бегство от историчности нашего существования вынуждает его прятать свой страх в некоей фиктивной реальности91. Общий контур этой новой реальности, ныне квалифицируемой в качестве медиареальности, производимой, представляемой и обособляемой медиа, заключающими всю полноту живого существа в закрытую систему, позволяет нам навести хрупкий мостик между раритетным по нынешним временам гностицизмом и медиатеорией92.

Одним из важнейших признаков, который позволяет перекинуть нам этот мостик, как раз и является эффект удвоения реальности, на который обратил внимание Никлас Луман. Он признавал свою идею слишком тривиальной, что, по-видимому, действительно так, если не подвести под нее гностическую традицию. В связи с этим, мы можем предположить, что концепции удвоения реальности Н. Лумана была обусловлена гностическим мироощущением эпохи.

В самом деле, что удивительного в том, что Н. Луман вдруг обнаруживает зазор между реальностью подлинной и реальностью массмедиа, констатируя их взаимное обособление? Другое дело, если мы проведем параллель между двумя реальностями Н. Лумана и двумя реальностями в гностицизме – плеромой реальности подлинной и кеномой реальности мнимой, производной от массмедиа и производимой массмедиа.

По Н. Луману, реальность массмедиа всего лишь выглядит как реальность, на самом деле являясь непрочным конструктом, «воспроизводящим трансцендентальную иллюзию»93. И было бы, наверное, рационально держать ее на подозрении, что хорошо коррелирует с афористическим предупреждением привлеченного нами автора: «Мы так много знаем о массмедиа, – говорит он, – что не можем доверять им»94.

Почему же здесь следует говорить именно о гностической подоплеке, а не о какой-то другой? Дело в том, что лумановская тема обособления реальности медиа и, как следствие, удвоения мира, имеет под собой сугубо эвристический подтекст, отсылающий к герменевтическим упражнениям гностиков. При огромном количестве различных нюансов, отличающих одно гностическое учение от другого, непременным их инвариантом всегда остается тезис о дробящейся структуре универсума. Именно распад мира выступает в качестве константы, определяющей фирменный почерк гностицизма, «запатентованную товарную марку» на все времена. Думается, что эксцессы удвоения (и шире – умножения) сущностей, типа эонов, при интерпретации любого феномена, включая и СМИ, могут свидетельствовать о болезненном состоянии упадка духа в обществе и среди интеллигенции.

Аналогично тому, как на излете античности гностик Василид культивирует миф о 365 ангелах, творящих материальный порядок, современные теоретики журналистики производят на свет два десятка её разновидностей – информационная, интерпретационная, авторская, развлекательная, новая, расследовательская, открывающая, адвокативная, сетевая, гражданская, персональная, гонзо-, презентационная, потребительская и даже тотальная95. Этот хаотический список аллюзивно перекликается с пародийной классификацией животных из эссе Х.Л. Борхеса, в которой представители фауны распределялись согласно неведомому критерию на причудливые ранги: принадлежащих императору, набальзамированных, прирученных, молочных поросят, сирен, сказочных, бродячих собак, включенных в данную классификацию, бегающих как сумасшедшие, бесчисленных, нарисованных тончайшей кистью, из верблюжьей шерсти, прочих, разбивших цветочную вазу и похожих издали на мух96. На фоне борхесовской классификации категориальный беспорядок разновидностей журналистики, естественно, не кажется таким уж чудовищным, однако хочется все-таки задаться вопросом: неужели сетевая журналистика не в состоянии быть одновременно гражданской или развлекательной?

Заимствуя названия видов у зарубежных теоретиков, отечественные теоретики журналистики не замечают, что порождаемая типология лишь усложняет и фрагментирует целостное представление профессионального медиасообщества о себе самом. Отечественные исследователи, вероятно, должны более осторожно перенимать западные стандарты толкования мира хотя бы в свете того, что на западе увлечение гностицизмом имеет глубокие корни и проникает в интеллектуальные элиты97, что девальвирует высокую культуру, подталкивая социум к гуманитарной катастрофе.

Попытки интерпретации мира за счет метафоры распада неминуемо обращаются познавательной путанностью, которая представляет собой измененное ментальное состояние, аналогичное опьянению, при котором бытие двоится, троится, четверится и т.д. до бесконечности, расплываясь в тумане безумных галлюцинаций. Подобные девиантные состояния в психиатрии именуют делирием (от лат. deliro «брежу»), который может проявляться как в форме мимолетного помрачения, так и в форме комы.

И, тем не менее, восприятие медиареальности как двойника первичной реальности уже прочно укоренилось в науке. Постепенно происходит привыкание к новой биполярной топике Бытия, в которой четвертая власть – медиакратия – серьезно конкурирует с объективной данностью, выстраивая ситуацию устойчивого паритета. Но хрупкое равновесие в XXI веке все чаще нарушается, в связи с тем, что медиареальность чувствует в себе силы наступать. Она бросает вызов реальности номер один в своем стремлении к аннексии ее территорий. Теперь уже много говорится о медиатизации живых человеческих отношений, политического дискурса, экономических институтов, культурных процессов.

Известно ли нам, что стоит за этим сдвигом в виртуальное? Веселый праздник всеединства и сверхвозможностей или же трагический синтез живого и мертвого, в котором живое априори обречено на поражение? Скажем прямо, что человек еще никогда в истории не существовал синхронно в таком количестве инсценированных миров: мир дамских сумок, штор, обоев, холодильников, продуктов питания, диковинных миров глушителей и карбюраторов. При этом в перспективе маячит тенденция дальнейшей, еще более дробной дифференциации гетерогенных зон. Жизнь растрескивается на сектора, и медиа суппортируют этот гибельный дрейф в область взыскуемого гностиками Не-сущего, профанным эквивалентом которого является неопределенность (знакомая в физике как энтропия).

В этой связи лумановское суждение «чем больше информации, тем значительнее неопределенность»98 приобретает совсем уж апокалиптическую окраску: «чем больше информации, тем ближе конец всего существующего». И если обычного человека мысль о завершении истории не может радовать, то гностика – наоборот. Под предлагаемым Н. Луманом углом зрения многое видится совершенно пессимистично: как, например, то, что «массмедиа распространяют неведение (Ignoranz) в форме фактов, которые нужно постоянно обновлять с тем, чтобы этого никто не заметил»99; или то, что «серийное производство новостей является прямым доказательством наличия обмана»100; или то, что «истинное интересует массмедиа в очень ограниченных пределах»101. И пусть новизна нового здесь наделяется восхитительным статусом «мистерии первоначала»102, нас это не может ввести в заблуждение, поскольку в действительности «никто не знает, насколько велик его запас»103. Искусственно же продуцируемые в рамках аутопоэзиса массмедиа беспокойство и раздражимость общества, а также озабоченность ожиданием сюрпризов, создают предпосылки к неэффективному расходованию энергии общества и форсированному перегреву социальной системы, нагнетанию усталости и апатии. В рекурсивном водовороте аутопоэзиса информация циркулирует в режиме самовоспроизведения, когда комментарии дают повод для критики, а критика – служит поводом для комментариев. Указанный алгоритм, на наш взгляд, воспроизводит в динамике узнаваемый символ гностицизма – уроборус – змею, кусающую свой хвост. Печально, конечно, что массмедиа нужно говорить даже тогда, когда говорить не о чем104, но заполнять печатное пространство и эфирное время есть организационное требование уроборуса.

Вслед за Н. Луманом, мы также недоумеваем, как стало возможным освобождение массмедиа из-под власти «реальной реальности» и их одичание? Знание того, как они вырвались в сферу недостаточной подлинности, поможет их обратной доместикации. Полагаем, что своеобразный апокатастасис медиа в своих природных правах произойдет при условии очищения их от феноменологических напластований лжеименного гнозиса. Но для успешной реабилитации необходимо прочно утвердиться во мнении, что гностицизм не может быть чаемым идеалом из-за того, что он, во-первых, упадочно-депрессивен105, во-вторых, он настолько пессимистичен, что неуместен в текущем веке прогресса106, и, наконец, он отвратительно пустотен, что вынуждает его к вампирско-оборотническим107 стратегиям паразитирования. Сделать несостоятельными хотя бы самые извращенные гностические утопии, наподобие философской программы Эдуарда фон Гартмана, который еще в XIX столетии, будучи возмущен тем фактом, что в мире все не на своем месте, предлагал использовать совокупный потенциал имеющихся средств массовой коммуникации для коллективного суицида всего человечества, – наш долг перед ее величеством историей.

1.5. Эоническая структура медиа как влияние гностицизма

Статья посвящена рассмотрению структуры современных медиа и массмедиа с точки зрения ее аналогии эонической структуре гностического универсума. Гностицизм, возникший в первые века нашей эры, оказал системное воздействие не только на мировоззренческую установку интеллектуалов своей эпохи, но и на мировоззрение и мироощущение представителей творческой элиты последующих веков, вплоть до современности: философов, ученых, литературных деятелей. Уже на самых ранних этапах своего существования, гностицизм способствовал сращиванию мистических и технологических аспектов деятельности человека. В связи с этим, медиасистема, являясь достоянием передовых технологий любой эпохи, на всех этапах своего формирования неизбежно попадала в сферу влияния гнозиса. Основываясь на работах таких современных философов как Э. Дэвис и Э. Фогелен, посвященных проблеме техногнозиса и его роли в современной культуре, автор приходит к выводу, что структура современной медиасистемы воспроизводит некоторые черты гностического универсума: в частности, процессов разрастания совокупности элементов с одновременным понижением их отнологического статуса по мере отдаления от центра. Эоническая структура способствует градации онтологического статуса не только элементов медиасистемы, но и целевой аудитории массмедиа.

The article is devoted to the consideration of the structure of modern media and mass media in terms of its analogy with the eonic structure of the gnostic universe. Gnosticism, which arose in the first centuries of our era, had a systemic impact not only on the worldview of the intellectuals of his era, but also on the worldview and worldview of representatives of the creative elite of subsequent centuries, up to the present: philosophers, scientists, literary figures. Already at the earliest stages of its existence, Gnosticism contributed to the merging of the mystical and technological aspects of human activity. In this regard, the media system, being the property of advanced technologies of any era, at all stages of its formation inevitably fell into the sphere of influence of gnosis. Based on the work of such modern philosophers as E. Davis and E. Vogelen on the problem of technognosis and its role in modern culture, the author comes to the conclusion that the structure of the modern media system reproduces some features of the gnostic universe: in particular, the processes of growing the totality of elements while lowering their relative status as they move away from the center. The eonic structure contributes to the gradation of the ontological status not only of the elements of the media system, but also of the target audience of the mass media.

Ключевые слова: медиа, массмедиа, эон, структура, гностицизм, гнозис, гностификация, журналистика

Key words: media, mass media, eon, structure, gnosticism, gnosis, gnostification, journalism

Опубликовано: Контекст и рефлексия: философия о мире и человеке. –2018. – Том 7. – №2А. – С. 85-89.

Медиа – это достаточно многозначное понятие, которое предстает современному исследователю и в качестве феномена культуры, и совокупности технологических средств и приемов коммуникаций, служащих для передачи конкретному потребителю информационного сообщения в том или ином виде (текст, музыка, изображение), и непосредственно информационное пространство, в котором действуют каналы и средства аудио и визуальной коммуникации – массмедиа. В профиле современных медиа можно выделить один очень важный, но не достаточно отрефлексированный момент, который становится заметным при условии методологического удлинения их генезиса до нескольких столетий, как вариант – тысячелетий. Речь идет о весьма специфическом качестве медиа, роднящем их с идейно-организационным, оккультно-мистическим и одновременно религиозно-философским явлением, неоднократно вызывавшим общественный переполох в истории человеческой цивилизации, имя которому – гностицизм. Это достаточно претенциозное явление, возникшее в среде ближневосточного христианства II–III вв., регулярно было на подозрении у устоявшихся государственных и социальных систем в связи с его принципиально деструктивным взглядом на мир, транслируемым в массы. Вот как характеризует гностическую доктрину известный отечественный историк И.С. Свенцицкая: «По конкретному содержанию учения разных гностических групп отличались друг от друга. Общим же для них всех было противопоставление мира духу, признание того, что материальный мир не создание высшего божества – абсолютного блага, а плод ошибки его творца или сознательных действий злых сил. Ничто телесное, мирское не может спастись, только те избранные, в душе которых заложена крупица божественного света, или духа, могут спастись путем интуитивного познания…»108. Другой признанный авторитет в этом вопросе, М.К. Трофимова, цитируя немецкого исследователя Г.-М. Шенке, еще более обстоятельно прорисовывает картину гностического миропонимания: «Гнозис есть освобождающее религиозное движение поздней античности. Возможность отрицательного толкования мира и бытия выражена в нем в различных формах и приведена к последовательному отрицательному взгляду на мир»109. Стоит отметить исключительную эклектичность, вариабельность и живучесть лжеименного (так квалифицирует гнозис христианская ортодоксия) знания, которое преломляясь в изощренном многообразии гностических точек зрения, дожило до наших дней, оказывая колоссальное влияние на современную культуру. Особенно сильное воздействие гнозиса испытали на себе те отрасли знания, которые связаны с высокими технологиями, о чем неоднократно говорят такие исследователи как Э. Фогелен110 и Э. Дэвис111. По мнению Э. Дэвиса, по мере развития научных представлений об электричестве, электромагнетическое воображаемое проникало в религию, медицину и технологию, порождая большое число метафизических спекуляций и еретических манифестов неогнозиса, подрывающего разум. Философ убежден, что теософы, являющиеся гностиками модернизма, обновили древнее мироощущение и мировоззрение, «… переложив его на язык эфирных волн, вибраций, космических колебаний и силовых полей» – следовательно, связь между магией и машинами, магией и технологией едва ли была беспрецедентной112.

Однако, возвращаясь к теме нашего исследования, зададим вопрос: так о каком же качестве, роднящем медиа (массмедиа) с гностицизмом идет речь? На наш взгляд, структура медиа воспроизводит эоническую структуру гностического универсума. Мироздание у гностиков, сочетавших античные философские представления с иудейскими, представляло собой некое подобие лестницы из эонов, выступавших в лице неких сущностей. Наверху стоял Бог (или иная высшая сущность), который посредством Божественного Логоса творил разум и другие эоны. Вселенная подобна бескрайней тюрьме, а Земля является ее центральным застенком. Вокруг земли в концентрической последовательности располагаются постоянно умножающиеся космические сферы (в концепции Василида их количество достигло трехсот шестидесяти пяти). Специфика этой космической архитектуры заключается в том, что разрастание структуры выражает меру отделения человека от Бога113. Таким образом, эоническая структура гностического универсума представляет собой отвлеченные размышления на тему божественной полноты (плеромы), развертываемой в несколько сотен концентрических кругов в катаболическом процессе (падения) до уровня недобытия (кеномы).

В журналистской теории принято выстраивать структуру медиа от совершенных (в плане высокого семиозиса) печатных средств массовой информации, к совсем уж иррациональным радиовещанию, телевидению, интернет, которые, по образному выражению М. Маклюэна, заняты пробуждением Африки (т.е. первобытной стихийной дикости) внутри нас114. Стандартная схема «регрессивного роста» медиа, в которой печать сначала вытесняется радио и кинематографом, а те, в свою очередь, замещаются электронными и сетевыми СМИ свидетельствует об онтологическом измельчании объекта нашего изучения. При таком описании медиа словно низвергаются из некой метафизической полноты (условной плеромы), неуклонно проваливаясь в бездну Ничто. Похоже, что подобная деградация ожидает и жанровую структуру журналистской деятельности: от большей концентрации логической мощи в публицистических жанрах памфлета, очерка или фельетона все сваливается в блогерское неразборчивое бормотание обо всем сразу без какого-либо понимания сути вещей по траектории через вечно сомневающуюся, нетвердую в оценках аналитику вкупе с фантомно-релятивной фактологией. Можно предположить, что именно влияние гностического мироощущения эпохи принудило журналистику к падению, вплоть до полной ее аннигиляции в перспективе. Медиа даже через собственную этимологию как бы призваны к тому, чтобы встроиться во взаимоотношения онтологического верха и онтологического низа (власти и общества, или в изначальной системе координат – Бога и человека), подменяя собой, с одной стороны, власть в ее отношении к обществу, а с другой, общество в ее отношении к власти. Быть может именно этим объясняются наивные претензии медиа на статус четвертой власти, когда первые три места фатально и навсегда заняты законодательной, исполнительной и судебной. Обществу, тем не менее, все равно пытаются объяснить авторитетность по-гностически вечно недовольного окружающей действительностью четвертого номера. С другой стороны, наделенные подлинной властью субъекты, часто предпочитают судить о социальных процессах через зеркало медиа, усматривая в них достойного заместителя жизни, тогда как природа медиа в сравнении с жизнью принципиально вторична. Выходит, что медиа, выступающие как модератор циркулирующих сигналов в системе коммуникации «власть – общество» представляют собой реальную угрозу по причине возможности перехвата, блокировки и искажения нисходящих и восходящих месседжей в собственных интересах. В принципе, сегодня мы постепенно приходим к абсолютно абсурдной ситуации замещения за счет медиа как власти, так и общества. И вот уже нет в чистом виде ни общества, ни власти, но есть одно сплошное медиаприсутствие. По этому поводу вспоминается знаковая реплика, брошенная одним из героев оскароносной советской киноленты «Москва слезам не верит»: «В скором времени, – пророчил он, – не будет ничего, кроме телевидения». Подобным же образом гностики схематизировали мироустройство, снабдив универсум эонической прокладкой, отделяющей Творца от Его творения невразумительным антисистемным набором переходников и трансмиссий, которые отвлекают запутавшегося в них человека от подлинного Бытия и замыкают его на себе, как на вторичных и производных внебытийно-кеномных структурах.