bannerbanner
Место для жизни
Место для жизни

Полная версия

Место для жизни

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 5

Юда – бывший полковник израильской армии, седой толстяк, хромой после ранения, с вмятиной на виске, потому один глаз постоянно прикрыт, будто дремлет. Зато другой сверкает. Сидит у себя наверху в голубятне. А потом спускается. Причем, неслышно, в самый неподходящий момент. Есть укромные места у автоматов с водой. С рабочими Юда не общается, он их выше, засек и сразу к Наде: – Они у тебя опять молятся. Или ты библиотеку открыла, чтобы они там сидели и читали?

Надя срывается в укрытие. Там Володя, ясно, уже не минуту и не две.

– Володя, – говорит Надя с укором (Володя ей симпатичен). – Я сколько раз прошу. Юда бегает. И опять вы. Возвращайтесь на место и примите рабочую позу. Хотите под увольнение?

Володя на ходу что-то сочиняет. Голова не здесь: – Надечка, вы замечательно выглядите. Как всегда и еще лучше. Я вам сегодня не говорил? Ну, так имейте в виду.

Это значит – отвяжись. Надя уходит, она его предупредила. Володя – журналист из Махачкалы. Какой журналист она не знает, но человек хороший. Марик – его друг, еще один здешний тип, здоровается так:

– Приветствую тебя, кавказский мой поэт.

Если Володя с Юдой заведется, будет плохо. Юда решает, кого сократить. Самое подлое, что может быть. Чуть уменьшили заказ и уже увольняют. Это для Нади объяснение, чтобы передала рабочим, а на самом деле предлог, потому что почти сразу берут новых. Юда приходит и объявляет. Двое. Абрамыча называет непременно. Это его карта в игре, Юда знает, что Надя за Абрамыча вступится. Формально Юда прав (равнодушные всегда правы), Абрамыч часто не выходит на смену. Он – техник из Свердловска, или, как его теперь, Екатеринбурга. Жена – еврейка. Уговаривала его, уговаривала. И в Америку, и сюда. А он – нет. Абрамов Николай Петрович, куда ехать. Пока не изнасиловали дочь. Теперь уже врачи настоятельно рекомендовали. У девочки постоянные нервные срывы. Думали, здесь пройдет. Лекарства, пожалуйста, врач русский, Абрамов говорит, что неплохой, но пока результата нет. Абрамов звонит вечером Наде и просит прикрыть. Он должен быть с дочерью. Наде его жаль до слез. На работе Абрамов безотказный, он увалень, с покорным погасшим взглядом. Добряк, сразу видно, но трахнутый этой жизнью (Надя, пока не знала второго смысла слова, позволяла при себе употреблять). Володя ему говорит: – Тебя, Коля, как подушку для иголок нужно пользовать. Ты большой и мягкий, воткнут, а ты и не заметишь.

Тогда же Володя с Мариком решили звать его Абрамычем. – Очень подходит. – объяснял Володя. Но если ты против, Коля, скажи. А так будет на одного еврея больше. Назло врагам. Ты же наш человек.

– Зови. – Разрешил Абрамов. Надя была рядом, он для нее подтвердил. – Пусть зовут. Москали проклятые.

– Почему, москали?

– А так. Потому что – Абрамыч.

Теперь Юда объявил: – Цыпина и Абрамов. – Против первой кандидатуры Надя не возражает. Эта Цыпина – завистливая, примитивная дура. Еще и заносчивая. В прошлом году завалила процесс. Юда начал так. – У тебя, наверно, муж очень богатый. И тебе работа наша не нужна. Так что, иди.

Надя тогда Юду еле уговорила. И после этого Цыпина решила с ним сама строить отношения. Мимо Нади. Это же видно, она думает, здесь ей Союз. Короче, у Юды свои резоны: – Значит, Цыпина и Абрамов.

И ждет, что Надя вступится. Она опять объясняет ситуацию. Юда, вообще, молодец, потому что сухарь и формалист. Национальность никакого значения не имеет, другой давно бы русских повыставлял. А этот – претензии только по работе. И, конечно, психолог. В армии выучился: – Хорошо, не хочешь Абрамова, давай свою кандидатуру.

Как Надя не крутится, а приходится дать. Ахмед – марокканец. Тоже много пропускает. Кого-то она должна назвать. Юда стрельнул глазом.

– Почему Ахмед?

– Много болеет. А Абрамова нельзя увольнять. Считайте, это личная просьба.

– Хорошо, пусть будет Ахмед. Ты сказала.

Наде тогда было паршиво. И тут подходит Абрамов: – Я слышал, Ахмеда увольняют. Я слова не имею, Надечка. Но хороший человек, неужели ничего нельзя сделать.

– Абрамов, отойдите от меня. – Говорит Надя. – На большое расстояние. Прошу ко мне сегодня не обращаться и ни о чем не спрашивать.

– К Юде у меня здоровое классовое чувство. – Говорит Марик. – Как в мафии. Ничего личного. Только классовое. Он по одну сторону баррикад, я по другую. – И Марик ребром ладони показывает на столе, где он, а где Юда. У Марика длиннющие пальцы, рука тонкая, совершенно непохожа на рабочую. Юда ест, хоть за отдельным столом, но в общем зале. Там же, где все. И так же стоит в очереди с подносом. Никаких себе поблажек.

– Я теперь могу оценить, как там в Союзе. Это же благодать, для начальства отдельный кабинет. Ты их не видишь, они тебя. Кусок в горло не лезет, когда эта рожа рядом. Двух людей я не перевариваю. – Марик разглагольствует, он из всей бригады самый живой и общительный. – Юду как пролетарий эксплуататора, и Наримана – лично. И всю их гадскую систему, со всеми этими автобусиками, с этими обедами. Никакой романтики.

Действительно, все организовано предельно. На работу и с работы автобусом, буквально к самому дому. И сидя, конечно, чтобы, не дай Б-г, не устать раньше времени. Чтобы доехать полному сил, здесь их из тебя высосут. Автоматы кругом, обед как в приличном кафе. Юда тем же питается, так что без обмана. Там, на кухне, хоть наших половина, а тоже работой дорожат.

– А Наримана я очень не люблю. Это уже по-человечески. – Повторяет Марик. – Нариман – бакинский еврей. Угодливый до тошноты. К Наде сразу: – Тетя Надечка.

– Нариман, у меня все племянники дома.

Отошел и снова проверяет: – Тетечка Надя.

– Я же вам сказала.

– Знаешь, напиши на Ольга, что плохо убирает.

– Почему, плохо?

– Ты видишь, я с утра иду, тряпка совсем сухой. Значит, плохо убирал.

– Ладно, давай работай.

Вечером опять подходит, льстивый: – Слушай, дорогая, не пиши на Ольга. Я подумал. Лучше не надо. Зачем неприятность.

Нариман очень туп. В цеху он, как был уборщик, так и остался. Рабочие получают намного больше, и Нариман хотел бы, но явно не справляется. Как-то Володя устроил переполох.

– Слушай, Нариман. Я тебе скажу, если ты не трепло.

– Какой трепло. Что такое?

– Неважно. В общем, слушай, только никому. Ты понял? Клянись Аллахом. В Баку открывают заводской филиал. Особняк купили. Сад. Шофера взяли. А представителя нет, ищут. И я подумал…

Тут и Нариман сообразил, что к чему.

– Ты понял? Правильно. Баку знаешь? Знаешь. Язык, писать умеешь. Производство, что тебе рассказывать. Молодой. Интересный. Красивый даже. Галстук на тебя наденут. Бабочку. Вот сюда. Я подумал, конечно, Нариман. Все подходит. Но есть один трудный момент.

– Слушай, скажи.

– Ты должен математику знать. И возьмут.

– Как знать?

– Экзамен будет. Тест нужно пройти. Здесь, знаешь, блат не годится, только тест. Могу показать, что бы ты заранее знал. Если ответишь правильно, значит, твой шанс.

– Давай, слушай.

– Вот, смотри. Рисую треугольник. Понял?

– Что?

– Треугольник. Видишь?

– Этот, да?

– Этот, этот. А ты мне докажи, что это треугольник.

– Как, докажи?

– Это и есть тест. Они тебе скажут, докажи.

– Что, так не видно – треугольник.

– Мало, что видно, а ты докажи.

– Если видно, зачем доказывать. Зачем время портить? Слушай. Мамой клянусь, что треугольник.

– Это не надо. Откуда они знают твою маму. Хорошо, дальше думай, потом скажешь. А пока подойди к Наде. Только не говори прямо, просто окажи внимание. Ты же умеешь. Она тебе будет характеристику писать. Скажи что-нибудь хорошее женщине. Приятное. Чтобы не бегала, а то, как лошадь, носится. И чтобы про меня, ни в каком виде. Ты понял?

Марик не одобряет розыгрыша. – Что ты развлекаешься с этим стукачом? Охота тебе, не видишь, кто такой. – Марик с юмором, но тут не понимает. Он играл в симфоническом оркестре. Имел хорошую скрипку. Вывезти не дали. Он готовился, продумал. Но кто-то стукнул, явно из своих. Забрали прямо на таможне, и разрешение не помогло. Теперь Марик без инструмента. Такой, что ему нужен, стоит многие тысячи. Марик махнул рукой и пошел в пролетарии.

В Надином подчинении есть еще один. С гонором. Бывший полковник.

– Если не врет, – говорит Володя, – откуда в Советской Армии полковник-еврей. Илья, признайся, что ты – майор. Только не обижайся. Майор – тоже человек. Вот Юда – полковник. Сразу видно.

Но Илья не простой полковник. Он конструктор-артиллерист. Работал в кабэ. Он и не думает обижаться.

– Ты, Володя, вшивый журналист. Слуга партии и народа. Зачем мне на тебя обижаться? Между нами пропасть. Меня бы в жизни не выпустили, если бы Союз не развалился.

– И что ты такого наделал?

– Ого. Вызывает генерал. Конечно, только на вы. По цивильному. Доктор технических наук. Значит так, пушка выстрелит, вы сядете на волгу. В тот же день.

– Ну и как?

– А так.

– Волгу дали?

– Москвич. Потому что власть такая. Обещает одно…

– Чего ты все на власть. Признайся, у тебя ствол разорвало. Или колесо отлетело. Скажи, сейчас можно.

– Я бы сказал, Надя рядом. И, между прочим, на Госпремию выдвигали. Это тебе не стишки кропать на субботник. Камень на камень, кирпич на кирпич…

– Ну и как? Дали?

– Я тебе говорю. Москвич.

– Что ты давишь на старшего офицера. – Вмешивается Марик. – Спасибо скажи. Это из его пушки Юде глаз выбили. – Если бы из моей, от него бы только пуговицу хоронили.

Полковник долго не мог смириться. С ним Наде пришлось говорить отдельно:

– Никому вы здесь не нужны, поймите. С вашим гонором и вашими манерами. Нет, так идите. Никто не держит. Но вы квартиру хотите, машину. Работайте спокойно и не выступайте. Что в Союзе лучше? Так что, помолчите. Герой …

Теперь полковник образумился. Квартиру, машину купил. И сама система приводит его в восторг. Военная организация, порядок, все четко. Четыре смены оттрубил, по двенадцать часов, трое суток дома. Наде он сказал спасибо. Уберегла от неверного шага.

Полковник любил высказаться. Не матом, конечно, но мог. Надя пресекала в любом случае. Это был важный принцип в ее политике с бригадой, с любым, граница, которую она никому не давала перейти. Чтобы она этого не слышала.

– Что и блин нельзя? Ну вы, Надечка, слишком. Здесь хамят все. Конечно, не так, как у нас в Саратове. Но, чтобы блин нельзя. Вы, Надя, на маслянице не бывали. Потому такая застенчивая.

– Славянофил. – Говорит Володя. – Детдомовец.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
5 из 5