Вера в сказке про любовь

Евгения Чепенко

Вера в сказке про любовь

От автора: Роман – не роман. Повесть – не повесть. Разговор по душам и только.

Глава 1

Суббота

К двадцати пяти, в крайнем случае, к двадцати семи годам каждая приличная, уважающая себя свободная девушка мечтает срочно, желательно на следующей же неделе, выйти замуж и родить ребенка. Ребенка родить на следующей же неделе, конечно, не получится, с природой не поспоришь, но вот зачать вполне себе задача посильная. На беду, к указанному возрасту все подходящие «приличные музчинки» уже заняты, неприличные нафиг не нужны, а «брачные дембеля» умны, осторожны и изворотливы – дичь стреляная, редкоуловимая.

В двадцать девять свободные девушки, все еще не сошедшие с дистанции, чихают на первый пункт плана и отчаянно пытаются реализовать второй. Для второго годятся и «дембеля», и «женатики», но ни те, ни другие, к огромному разочарованию барышень, в дополнительных детях не нуждаются, а пользованные презервативы предусмотрительно уносят с собой.

После тридцати так и не отважившиеся на искусственное оплодотворение и судьбоносное свидание с «неприличником» дамы успокаиваются, налаживают одинокое размеренное бездетное существование, подбирают ободранного уличного кота, приобретают страсть к хорошему виски и с любопытством первооткрывателя изучают жизнь как таковую.

Бинокль я купить сначала стеснялась. Мало ли, гостя вот так приведу, а тут оружие массового изучения. Две недели промучилась, подслеповато щурясь в окно, плюнула на имидж, в ближайшем военторге обзавелась полезной вещью, и глядючи на «Уральские пельмени», обозвала вещь зюкзюком. До сих пор радуюсь.

Каринка тоже радовалась после покупки, но попеременно, пока я у нее зюкзюк не отнимала. Потом она отжимала его обратно – две минутки радости, и снова в бой шла я. В итоге зюкзюком обзавелась и она, переиначив на свой лад в «зыркзырк». Вот так мы и стояли с зюкзюком и зыркзырком по средам и субботам на моей кухне напротив окна, изучая аполлоноподобного Хуана из соседней элитной новостройки «Пандора».

Звучное латиноамериканское имя родилось у нас не сходу. С месяц назад, когда в пару-тройку квартир «Пандоры» въехали первые жильцы, а в остальных подходил к концу или шел полным ходом ремонт, попался мне на глаза в окне четвертого этажа голый мужик. Бесцеремонно отодвинув на малярном столе ведра, кисти, тряпки и валики, он так вдохновенно «общался» с лежащей на освободившемся от ведер, кистей, тряпок и валиков месте блондинкой, что я просто не смогла не залюбоваться этой картиной и не обжечься кипятком из чайника.

– Аполлон, – авторитетно заявила я Каринке спустя неделю.

– Хуан, – вкрадчиво уточнила она, созерцая ту же блондинку, но уже стоящую на коленях.

Хуан, так Хуан, кто я такая, чтоб спорить о мужчинских достоинствах с Каришей? Мужчинок у нее было на целых один больше, чем у меня.

Созданием Хуан оказался крайне точным: являл свой божественный голый зад исключительно по средам и субботам с восьми до десяти вечера. В остальное время он тоже появлялся, но при галстуке и лишь для того, чтоб пораспоряжаться рабочими да пометить новую территорию всякими мальчиковыми ништяками: адская стереосистема, домашний кинотеатр, здоровенный холодильник, беговая дорожка, внушительная боксерская груша – пока все, что успел.

– Динозавр, – определили мы с подругой, узрев два последних экспоната.

Динозавры – вид особый, окольцовыванию не поддающийся ни при каких ухищрениях, обитающий исключительно в офисах, самолетах, встречах, двусторонних диалогах и, самое основное, в спортзалах. Если из обычного трудоголика еще можно раскаленными щипцами женской хитрости вытянуть время на «личную жизнь» и свадебное путешествие, то этого не пронять ничем. Динозавр привлекателен со всех сторон, но пользы от него, как от манекена. Так… Чисто со стороны поглазеть, как юная блондинка приобретает нашу с Каринкой мудрость на личном опыте.

– Может, женится? – настраивая зюкзюк, романтично пробормотала я, глядя, как Хуан легко и непринужденно предвосхищает все вероятные попытки любовницы заполучить миллионы вероятных причин для воссоединения душ.

– Ага, – не вникая в смысл моих слов, ответила подруга.

Я расстроено вздохнула. Девочку было, конечно, искренне жаль, столько усилий потратить на Динозавра – это не шутки. Но с другой стороны: кто не рискует, тот не пьет шампанское.

– Отставка! – провозгласила победно Карка, радостно и со стуком впечатав окуляры своего зыркзырка в мое кухонное стекло.

– Где? – инструктаж по технике безопасности откладывался на неопределенный срок в связи с боевыми реалиями.

Я оглядела кислую мину блондинки и суровый фэйс Хуана. Буря готова была вот-вот разразиться над их головами.

– Тьфу, – в сердцах сплюнула Карина, когда буря миновала, и ребята разбежались взаимным поцелуйчиком.

Случилось ли расставание или же нет – осталось тайной за слоями кирпича, бетона, проезжей частью и двумя стеклопакетами. Квартиру блондинка покинула в гордом одиночестве, хозяин же впервые за все время изменил личному графику и, вытянувшись на неприличного размера кожаном диване, погрузился в медитативное созерцание футбола.

– Обалдеть! – восхитилась я.

– Переехал, значит. Субботний вечер с футболом, – мечтательно протянула Каринчик.

– Ты о футболе так размечталась?

– О футболе, – скептично взглянула на меня подруга, отложила бинокль и откинулась на кухонном стуле. – Чего делать будем, когда Хуан шторы вывесит?

– Учиться жить без его голой задницы. – Я еще немного понаблюдала за нашим общим героем, убедилась, что залип он в телик всерьез, и последовала примеру Карины.

– С ума сошла?! Это как «Рабыню Изауру» на середине бросить!

– Ну не тырить же у него жалюзи и шторы, в конце концов. – Не поняла я, к чему она клонит.

– Вер, прыгни на его «траходром», а?

Я подавилась остывшим чаем, который, на свою беду, попыталась отхлебнуть.

Карина смотрела на меня задорным, обещающим немыслимые приключения взглядом, я отвечала кашлем и слезящимися глазами.

– А сама? – наконец вышло произнести у меня.

– У меня на следующей неделе Турция с Жориком. Все и так чики-чирики: пузико, денежки, второй подбородок – не мужчина! Мечта! А у тебя только ободранный хамоватый Фофик и есть, и тот по бабам дворовым, подвальным шарахается. Вот где он сейчас?

– Мау! – словно услышав слова Карины, провозгласил Пофиг из-за холодильника.

– Ой, господи, – вздрогнула подруга и правдоподобно прижала ладонь к сердцу.

– У меня еще Эдуард есть, – решила не сдаваться я подобному неоправданному наезду.

– А если Эдуард поломается?

– В ремонт отдам или новый куплю.

– К Хуану еще руки прилагаются, язык и туловище ничегошное, – просветила меня Карина.

– И блондинка, – закончила мысль я.

– Блондинка – балласт, к тому же ты тоже блондинка и тоже ничегошная.

– И ничего уже не хотящая, – снова договорила за подругу я. – Ткнула б ты пальцем в него года три назад. Мне б даже команда «фас» не понадобилась. – Я, сощурившись, взглянула на окна «Пандоры». – А сейчас как-то лениво уже. Глаза мазать, чехол натягивать, волосики на бюгудю навинчивать, с каблучков не падать. И все ради чего? Ради строго распланированного секса с Динозавром? Нет. Я внезапности хочу и долго лениво валяться на кровати.

– Эх ты, – махнула рукой Карина, но все-таки заулыбалась.

В десять лет девочки мечтают о любви вечной, в пятнадцать – о любви преданной, долгой и красивой, в двадцать – о страстной, фееричной и всепоглощающей, в тридцать о любви мечтать надоедает.

В недрах Кариночкиной сумочки голосом Фомина зачирикал телефон.

«Ла-ла-ла. Все будет хорошо», – надрывался аппарат, пока хозяйка отчаянно пыталась добыть его из хитросплетения многочисленных, якобы привносящих в жизнь женщины и эстетику, кармашков. Наконец злостная трубка нашлась, и Карина сладко промурлыкала:

– Да, Жорж? Конечно, все готово. И я договорилась о скидочке. – Она рассмеялась словам собеседника. – А ты мой мужчина. Уже собираюсь и бегу.

Я поднялась из-за стола, дошла до буфета и включила чайник.

– Жорж?

– Он самый. Мужчинка мой.

– Не, я не о том. Жорж?! – меня начал душить смех.

Карина пожала плечами.

– Все по теории. Шкаф зови тумбочкой, тумбочку зови шкафом. Вот был бы он под два метра – был бы Жориком или котиком. Уменьшать и ласкать то, что и так до тебя уменьшено природой и обласкано любимой мамой, нельзя. Вот Хуан вполне сойдет на зайчика.

– На кролика он сойдет. – Я прошла вслед за подругой в коридор и наблюдала, как она, матерясь, втюхивает ноги в изящные босоножки на тонком высоком каблуке.

Справившись с туфлями, она выпрямилась и одернула платье.

– Я поскакала. А ты все ж подумай о Динозавре. В конце концов, не жениться ж ты на нем собралась.

– Замуж выходить, – поправила я.

– Это в позапрошлом столетии бабы замуж выходили, а нынче мужик пошел не тот. Теперь мы женимся.

– Тьфу на тебя еще раз. Не хочу. Я женщина ранимая, вдруг влюблюсь, а он бросит, предаст и растопчет мое нежное девичье сердечко.

Карина сурово нахмурилась, глядя на мое деланно серьезное выражение лица. Не выдержали мы одновременно, рассмеялись.

– Ладно. Пока, нежная барышня.

– Счастливо, умудренная женщина.

Я закрыла дверь и направилась на кухню, проверить действия объекта. Объект спокойно дремал на диване. Я пожала плечами и задумалась о планах на воскресенье.

Воскресенье

Я глубокомысленно созерцала лысину Рудольфа Альбертовича и остервенело грызла нижнюю губу.

– Доченька, а как дела на работе? – попробовала разрядить обстановку мама.

– Нормально. – Голос слегка сорвался на визг при ответе, отчего Альбертович, и без того напряженно сидящий напротив, подпрыгнул.

Мама протянула руку и успокаивающе что-то там под столом лысому погладила. Я понадеялась, что ладонь или, на крайняк, коленку. Лысому помогло не очень, дергаться меньше он не стал.

– Как Карина?

– Хорошо.

В комнате вновь воцарилась гнетущая тишина.

Когда родители развелись, а отец вновь женился, я, несомненно, желала маме счастья, тем более что с развода минул не один год, но к реальности оказалась не готова. Мамино счастье походило на немую бритую каланчу, откликающуюся на имя Рудольф. Мама рядом с ним казалась тоненькой, хрупкой и невесомой. Вот так размахнется своими граблищами ведь и поломает ненароком родительницу.

Я продолжила сосредоточенно, а главное, молча изучать Альбертовича, Альбертович в свою очередь изучал столешницу. В принципе, это знакомство ничем существенно не отличалось от моего знакомства с мачехой три года назад. Она точно так же готова была начать дергать глазом и подпрыгивала при каждом резком звуке. В дальнейшем тетка оказалась ничего так, правда, с единственным существенным недостатком: взрослой и чертовски незамужней сукой-дочерью. Я в сравнении с той барышней – прелесть. Папа, по глазам видела, последний год начал призадумываться о вторичном разводе. Последняя мысль натолкнула меня на новый уточняющий вопрос:

– Дети есть?

На этот раз подпрыгнули оба: и маман, и бритый.

– Есть, – выдавила родительница.

– Сын, – уточнил Рудольф.

– Это хорошо, – плотоядно улыбнулась я, чем спровоцировала дальнейшее умалчивание стратегической информации со стороны потенциального отчима.

Не так он меня понял, да и бог бы с ним. Я, конечно, женщина здоровая и по мужской ласке фанатею все еще, но чистая квартира и возможность делать что хочу и как хочу, не оглядываясь ни на кого вокруг, уже перевешивает чашу тоскливого одиночества, делая одиночество не таким тоскливым.

– Может, еще чаёчку? – попробовала разгладить измятую скатерть первичного знакомства мама.

Мы с Рудольфом одновременно оглядели наши все еще наполовину полные чашки и согласно кивнули. Видимо, оба порешив на том, что порой стакан все же наполовину пуст, а не наполовину полон. Маман радостным галопом, почирикивая, словно освободившаяся из плена птичка, поскакала на кухню, звеня нашими чашечками. Альбертович подождал, пока она скроется за поворотом, и уставился на меня уже далеко не безобидным взглядом.

– Вера, – начал проникновенным шепотом он.

Я заулыбалась и уставилась на него горящими в предвкушении боя глазами. Острые ощущения – это всегда интересно. Альбертович Рудольф осекся и прищурился. В мгновение оценив ситуацию, я поводила бровями вверх вниз, чем спровоцировала ожидаемый смешок с его стороны. Очевидно ж, что передо мной далеко не тюфяк и не слабак, как показалось вначале. Мужик сильный, с таким лучше дружить, раз он решил мамку окучить.

– А квартира на две трети моя, – без предисловий прошипела я.

– А она мне не нужна, – точно так же ответствовал бритый. – У меня своя.

– А тортику принести? – закричала с кухни мама.

– Да! – получилось у нас с Рудольфом одновременно.

– Пенсионер? – задала я новый наводящий вопрос.

– Трудоголик.

– Зарплата?

– Регулярно, – не растерялся дяденька, окончательно меня покорив.

– Вредные привычки? – я расслабленно откинулась на спинку дивана, демонстрируя тотальное благодушие.

– Доху… Полно.

Поправка вышла очаровательнейшей.

– А вот и чаёк, – запричитала мама, несясь с подносом с кухни так, словно собиралась выиграть соревнования по международному домохозяйскому биатлону.

Видимо, наше с Рудольфом перешептывание не производило впечатления мирного диалога. Напрасно. Мы подружились.

– Мам, торт чудесный, как обычно, – закинула я дров в прогорающий костер материнской нежности.

Родительница заулыбалась и почему-то потянулась обнимать что-то у Альбертовича под столом. Нет бы дочку обнять, а она части тела мужика чужого. Я улыбнулась матери в ответ и запихнула в рот кусочек растолстина побольше, чтоб жевалось подольше. Говорить расхотелось вообще. Хотелось завалиться на свою одинокую девичью кровать, потискать ободранного, протестующего, стремящегося к весенне-летнему загулу Пофига и похлюпать под «Аватар», завывая вместе с Леоной «I see you».

– Ну что, – многообещающе произнес лысый. – Завтра вечерком познакомлю со Светом.

Я непонимающе уставилась на великого инноватора и только мгновение спустя сообразила, что Свет – это имя. Назвал дяденька сына, ничего не скажешь. Такой же лысый бугай? Или в маму пошел? Вот, кстати… Я открыла рот и вовремя его закрыла. Все же нетактично спрашивать, где мама Света, мало ли, какую рану могу зацепить. Тоже не дело.

– Как у него на работе? Повышение дали? – заинтересовалась родительница чужим ребенком, отчего родной ребенок получил незабываемый прилив обиды и забил себе в рот кусок торта еще больших размеров, нежели предыдущий.

Рудольф увлеченно понаблюдал за процессом, сочтя его, очевидно, чем-то сродни фокуса, и обернулся к возлюбленной.

– Да, все отлично.

– Они с сыном программисты, – гордо произнесла мама, глядя мне в глаза.

– М-м-м, – протянула псевдовосхищенно я. Круть.

– Я слышал, Вер, вы писатель? – поддержал светскую беседу Альбертович.

– Угум-гум, – кивнула «писатель».

– Романы про любовь пишет. Библиотекарь. – Не добавила родительница дочери крутости в глазах чужого дяди.

Впрочем, если верить выражению глаз дяди, он это все уже слышал не один раз и даже выучил названия пары-тройки творений.

– Я прочитал «Библиотекарь для темного демона. Крещение любовью». Неплохо.

От неожиданности я открыла рот и вытаращилась на смертника. Он правда любовный роман прочел? Никто ж из родных-близких не читал. Зачем он это так со мной? Там же секс есть… Мне как-то резко поплохело.

– А вторую книгу не начинал еще? – заинтересовалась мама.

– Времени пока не было, но купил.

Я икнула. Организм испытал острый недостаток текилы в крови. Или виски. Лучше виски. Спас меня от жесточайшей пытки телефон Альбертовича, потребовавший немедленного внимания к звонящему. Ухватив удачу за хвост, я бегом собрала манатки, распрощалась с влюбленной парой и ретировалась домой, подальше от своей писательской славы.

…

– И ты что?

– Сбежала, – повторила я недовольно Карине.

Подруга шумно выдохнула в трубку, то ли смех ее разбирал, то ли душил кашель – черт разберет.

– Готовься, Верунчик. Будет ржачно. Он вокруг сына бетонный забор возведет, особенно после той пикантной сцены в парке под деревом.

– Ой, я-а-а, – простонала я, закрыв глаза ладонью.

К состоянию «поплохело», так и не покинувшему мое грешное тело, добавилось «померла со стыда». Вспоминать, что там мог вычитать мамкин ухажер, из жалости к себе самой не стала, и надо же было додуматься мне по приходу позвонить за утешением Карине.

– Да, ладно, хорошая сцена. Подробная.

– Молчи, – предупредила я следующий краткий и точный эпитет в адрес своих излияний. – Вот если б это ты написала, а прочитала мама Жоржа…

– Не пугай, у меня сердце слабое, – пробормотала подруга, сдерживая смех.

– Ха-ха.

– Серьезно, – перешла на нормальный диалог Карина. – Тебе не все ли равно, что там прочел и чего не прочел родительский хахаль? На святую деву ты не похожа, монашкой не представлялась, на великую культурную ценность не претендуешь. Любовный роман, он и в Африке любовный роман, в какую фольгу его ни оберни. Регенты, англичане, шейхи, опекуны, полицейские, эльфы, пираты, вампиры – один хрен, сюжет не меняется. Есть она, есть он и есть тыдыщ, то бишь любовь. Женщинам ж антураж – для эстетики восприятия, главным всегда и везде остается пресловутый Тыдыщ. У кого-то Тыдыщ целомудренный и чистый, как роса поутру, у кого-то стерильный, как наволочка в больнице, бывает грязный коврик у порога, или симбиоз Камасутры со справочником по анатомии. Еще медленный эстонский Ты-ы-ы-ыдыщ, когда трехтомник венчает первый скромный поцелуй. И не забудь сверхзвуковой Тыдыщ, когда в четвертом абзаце первой главы его естество входит в…

– Ты увлеклась, – перебила я Карину.

– Я увлеклась, – не прерываясь и не меняя интонации, согласилась она. – Короче, пофиг.

– Пофиг гуляет.

– А Хуан? – вписалась в поворот диалога Карина.

– Не знаю. Я про него забыла.

– Ну, так иди глянь. Не отлынивай. Давай, давай, – нетерпеливо подстегивала она, пока я разувалась и шла на кухню.

Взяв с холодильника «зюкзюк», я направила оружие массового наблюдения на темные соседские окна.

– Мальчик гуляет, – резюмировала я в трубку и вернула бинокль на место.

– С кем?

– Не знаю.

– А-а, – разочаровалась Карина, – гуляет, в смысле, вне дома. Печально. Чего наденешь? – вернулась она к прежней теме.

– Носки, – я как раз направилась за ними в комнату.

– Будешь очаровывать Света носками? Чудное имя, кстати.

– Политкорректная стала, да? Женское оно… Имя.

– А вот здесь, дорогая моя, ты придираешься уже. В оригинале там что-то русское, красивое. Пересвет, например. Или… Не помню, чего там еще на «свет» заканчивается у славян, но это точно будет мужественно.

– Главное, чтоб вся мужественность в имя не ушла.

В трубке послышалась возня и приглушенные голоса. Карина тихо взвизгнула и неприлично захихикала.

– Жорж домагивается? – предположила я, и по новому смешку подруги поняла, что угадала. – Я потом перезвоню.

– Уг-ку, – ответила Кариша.

Кнопочку «завершить» на смартфоне я нажимала уже на более громком «не дергай за сись…» За что конкретно там дергал Жорж, я услышать не успела, да и чего-то как-то не хотела.

Теряю я ее, однозначно теряю. Последний незамужний рыцарь покидал ряды ордена Благородных Девиц, сраженный вражеским мечом в самое сердце. Как бы там ни шутила Карина, но Жорку она любила. Мама Жоры, понятное дело, от потенциальной дочери не в восторге, но ее понять можно. Если б такая девица вздумала с моим сыном «дружбу» водить, я б ее убила, честное слово. Каждой женщине хочется видеть возле сыночка милую, добрую, серьезную девушку, а не великовозрастную раздолбайку с непредсказуемыми выходками. Ежели она сукой окажется, ведущейся на материальное добро, а не бабой нормальной? Впрочем, волновалась Жоркина мама почем зря. Каринка в плане отношения к мужикам к моменту первой встречи с благоверным уже сильно смахивала на меня. Проще говоря, ей было приятнее существовать наедине с собой, чем готовить кушаньки заядлому холостяку, о чем она этому самому холостяку и сообщила на первой же минуте знакомства. Как сейчас помню кафе, мороженое, мы и Жорж с товарищем возвышаются над нашим столиком.

– Можно к вам присоединиться, дамы?

– Перепих – не тема. Мне лениво. Стиркой, готовкой не занимаюсь, вежливость к родственникам не проявляю, льстить не буду, и только на этих условиях готова выйти замуж.

Прилив впечатлений от подружкиных речей смыл обоих соискателей без труда, чего она, собственно, и добивалась. Одного Кариша не учла, что Жорж попадется ей в бассейне после фитнеса. Диалога или тем более взаимного влечения у них там не сложилось, само собой. Он все-таки не мазохист подходить к странноватой на всю голову тетке, да и еще тогда, когда она не при параде. Хочешь спугнуть мужика – смой косметику и одень резиновую шапочку для плавания. Даже если шапочка будет розовая и в цветочек, краше твой туго обтянутый череп от этого не станет.

Это в любовных романах ее прекрасное запретное тело скользит в воде, заставляя героя сгорать от желания прикоснуться и заполучить героиню в койку, сломив всякое сопротивление с ее стороны. В реале, получив от ворот поворот, мужик со спокойной совестью идет дальше. Баб, что ли, на свете мало? Если б не грибковая инфекция, каверзно поразившая ноги будущей влюбленной пары, и не уникальная способность Каринки в жажде расправы сносить всех и вся – фиг бы они с Жориком заговорили. А если б не время, проведенное за совместным выбиванием материальной компенсации из фитнес-центра, то фиг бы они сходили на свидание. Подруга до сих пор с блаженной и романтичной улыбкой вспоминает, как Жорик чесал и мазал ей пятки. Лично мне с моим живым воображением от этих рассказов не по себе. Впрочем, у каждого своя романтика.

Я полюбовалась на свои шерстяные белые носки и отправилась к окну. Открыв раму пошире, высунулась на улицу и принялась дурным голосом на максимальной громкости орать: «Пофи-и-иг». Старые жильцы были в курсе, что это не припадок у соседки, а кота домой жрать зовут. Зато частые прохожие с удивлением косились на странноватую женщину. Минуты две я погорланила – обычно этого вполне хватало, чтоб питомец услышал хозяйку и потрусил домой на глаза показаться. Через полчасика еще поору, на случай если далеко где был и не слышал.

Я выпрямилась, и надо же мне было взглянуть на полюбившиеся четыре окна «Пандоры». Оттуда на меня не мигая смотрел впечатленный Хуан. Видимо, помещение проветривал, и сквознячок донес истошный женский вопль. Как-то меня так пробрало прямо… Нет. Не от смущения. Смущение я переросла лет пять назад. Пробрало меня ёрничать. Ещё, как назло, эта блондинка в памяти всплыла. В общем, я возьми да и изобрази наигранное сексуально-заманчивое закусывание нижней губы в адрес аполлоноподобного. Аполлоноподобный сначала дернулся, потом пожал плечами и отвернулся. Ладно, юмор у всех разный. Я закрыла окно, опустила штору и отправилась на кухню, писать продолжение очередной романтишно-эротишной эпопеи.

«…Ира таяла в его руках, одна за другой волны оргазма смывали ее с головой, заставляя растворяться в этом мужчине. Сейчас его демоническая сущность правила бал, заставляя…»

Опять «заставляя». Чертовы повторы. Чтоб мать их. О чем это я?

«Сейчас его демоническая сущность правила бал, вынуждаяя…»

– Чтоб!.. – Я выругалась вслух и стерла дополнительную букву «я».

Эротичный настрой начинал медленно сходить на нет. Еще разочек матюгнувшись, продолжила ваять нетленку.

«…вынуждая отдаваться ему целиком, без остатка. Глаза его горели…»

Слишком много «его». Местоимения – адская ловушка.

«…без остатка. Кем бы он ни был, что бы ни сотворил, Ира готова была идти следом. То невероятное абсолютное ощущение близости, раз за разом сжигающее ее изнутри».

В философию ушла.

Я нервно поерзала на диване, стараясь устроиться поудобнее. Держать ноутбук на коленях – задача не из разряда приятных, но вполне себе терпимая. В искусстве жертвы неизбежны.

– Вер, еще вина?

Я перевела невидящий взгляд на лысого, постепенно возвращаясь в реальность.

– А что ты там пишешь? – проявил недюжинное любопытство Альбертович, так и не дождавшись ответа на предыдущий вопрос.

– Про то, как голый демон с огромным чле…

– А-а, мне вина еще дольешь?! – практически взвизгнула мама.

Рудольф задумчиво оглядел ее полный бокал и потянулся к бутылке.