
Полная версия
Феминизация истории в культуре XIX века. Русское искусство и польский вектор
114
Taruskin R. Musorgsky: Eight Essays and an Epilogue. Princeton: Princeton University Press, 1997. P. 249–253; Лащенко С. К. Опера Мусоргского «Борис Годунов» на пути к сцене Мариинского театра (1874): факты, герои, версии // Искусство музыки: теория и история. 2011. № 1–2. С. 79, 85–88, 106–109, 111–117.
115
Кэрил Эмерсон справедливо замечает, что пушкинская Марина «слишком тонко нарисована и слишком неромантична» для конвенциональной оперной роли. Но трудно согласиться с Эмерсон в том, что у Пушкина Марина – «циническая пародия на традиционную романтическую героиню» (Emerson C. Boris Godunov: Transpositions of a Russian Theme. Bloomington: Indiana University Press, 1986. P. 172). Циничность пушкинской Марины не значит, что образ ее пародийный. Таков он, скорее, у Мусоргского.
116
Гозенпуд А. А. О сценичности и театральной судьбе «Бориса Годунова» // Пушкин: Исследования и материалы: В 19 т. Т. 5. Пушкин и русская культура. Л.: Наука, 1967. С. 344, 346, 350.
117
Сыркина Ф. Я. Русское театрально-декорационное искусство второй половины XIX века: Очерки. М.: Искусство, 1956. С. 139.
118
С рубежа XIX–XX веков, когда Николай Римский-Корсаков осуществил свои редакции «Бориса Годунова», а Федор Шаляпин начал исполнять партию царя, опера уже покойного Мусоргского, наконец, стала репертуарной, прочно вошла в программы российских и зарубежных музыкальных театров. А «Борис Годунов» Пушкина так и не стал репертуарным произведением для драматического театра.