Основы истории философии. Том третий – Новое время

3. Гораздо дальше его, но по пути, проложенному им как «патриархом», идут люди, получившие в народе название энциклопедистов благодаря всемирно известной «Энциклопедии» или «Толковому словарю» (Париж 1751—1765 в 17 томах, к которым добавлены 11 томов текста в медных обложках с описаниями Дидро, 1766—1772, 5 томов «Дополнений», Амст. 1775—1777, и 2 тома Table analytique, Париж 1780). Поскольку главный составитель будет упомянут позже (см. §286), здесь следует упомянуть второго редактора Жана ле Ронда д'Алембера (16 ноября 1717 – 29 октября 1773), прекрасного человека, за исключением его нехватки мужества, ставшего, таким образом, также истинным представителем скептицизма, шедшего несколько дальше Вольтера, поскольку ему было позволено выразить себя в «Энциклопедии». В основе «Discours prdliminaire», открывшей «Энциклопедию», лежит обзор наук лорда Бэкона (см. §249), но в то же время это самостоятельное произведение, большая часть которого, разумеется, принадлежит Дидро. Своеобразие д'Алембера в гораздо большей степени проявляется в «Essai sur les dimmens de Philosophie», опубликованном по заказу Фридриха Великого и содержащем энциклопедический обзор всех наук. Что касается морали, то он выступал как защитник собственных интересов, но стремился доказать, что лучше всего они достигаются путем содействия общему благу. Когда Дидро стал все больше склоняться к материализму, а нападки на «Энциклопедию» участились, д'Алембер, как и Руссо до него (см. §292), отошел от «Энциклопедии» и посвятил себя своей профессии секретаря Французской академии, которую он занимал с 1772 года. Скептическое «Que sais-je?» становилось все более и более его девизом. Его сочинения были впервые изданы в 18 томах в Париже в 1805 году, затем Дидо, Париж 1821, в шестнадцати частях, разделенных на пять томов, в которых, однако, отсутствуют опубликованные ранее (Париж 1761 – 80) в восьми томах кварто математические работы, среди которых «Трактат о динамике» (1743) имеет особое философское значение благодаря своим замечаниям о споре о мере силы между картезианцами и лейбницианцами. М. Ш. Генри опубликовал (Париж, 1887) том «Oeuvres et correspondence inddites d’Alembert». – Другими авторами «Энциклопедии» были Дюбентон, Мармоньель, Леблон, Лемонье, Дюкло, Жокур и др. Многие из них пошли дальше скептицизма д'Алембера, но не решились открыто выразить это в «Энциклопедии», особенно Дидро. В статье «Энциклопедия» он описал уловки, которые нужно использовать, чтобы с уверенностью утверждать самые смелые вещи, используя почти те же слова, которыми Шомэ упрекал энциклопедистов в нечестности. Влияние «Энциклопедии», которая была впервые напечатана тиражом в тридцать тысяч экземпляров и в 1774 году уже имела четыре иностранных перевода, было огромным. Она стала учебником и справочником как в самых благородных, так и в самых низких кругах и, с одной стороны, послужила распространению знаний, которые до этого были исключительной собственностью определенных профессиональных кругов, среди всех и тем самым обеспечила внешнее равенство взглядов и точек зрения, С другой стороны, она же подрывала и без того шаткое благоговение перед существующим, так что то, что раньше считалось священным и неприкосновенным, вскоре стало восприниматься как устаревший предрассудок повсюду, от двора до лавки пряностей.

4 За два года до выхода первого тома «Энциклопедии» Жорж Луи Леклерк, лорд (позднее граф) Бюффон (7 сентября 1707 – 16 апреля 1788), уже начал публиковать свой гигантский труд – «Естественную и частную историю», тридцать шестой том которой вышел в год его смерти и к которой в 1789 году были добавлены семь дополнительных томов. Круг читателей этой работы был тот же, что и у «Энциклопедии». Ведь он не только общался с ее редакторами через своего друга и помощника Дюбентона, но и считал общественным секретом, что он думает так же, как и они, и что это всего лишь благоразумие, когда он говорит «творец» там, где предпочел бы сказать «природная сила», особенно после его конфликта с Сорбонной. (Эта антирелигиозная тенденция часто упоминается как одно из многих различий между ним и Линни, между величайшим антисистематиком и величайшим систематиком среди естествоиспытателей. Но с тех пор, как виконт д'Оссонвиль в своем «Салоне Я. Necket (Париж 1882) письма Бюффона к Я. Геккеру в Салоне Ме Неке (Париж 1882) о религии, вряд ли можно осмелиться судить о его религиозности). Теория органических молекул Бюффона, позволявшая читателю подслушивать природу в ее молчаливой работе, давала многим из тех, кого чтение «Энциклопедии» лишило того, что было дорого их сердцам, своего рода замену в виде культа природы, к которому она их приглашала. Добавьте к этому тот факт, что автор «Естественной истории» был признан первым стилистом своего времени, и что, подобно тому как «Всеобщую историю» Боссюэля читали, чтобы читать самый красивый французский, «Естественную историю» Бюффона читали сейчас, и понятно, что тенденция к самому крайнему натурализму распространялась во все более широких кругах. Парижские салоны, которые стали для французского Просвещения тем же, чем масонские ложи стали для английского деизма, были очень важным фактором в этом. Их влияние не ограничивалось ни Парижем, ни даже Францией. Поскольку европейские дворы часто имели своих агентов, которые докладывали им о том, что происходит в салоне госпожи Тенсин, жадной матери, бросившей своего незаконнорожденного сына д'Алембера, госпожи Гтоффрин, дю Бефан, Милт*. Виспинасс, госпожа д'Эпинэ, госпожа Квино, господа Гольбах и Гельвеций и другие; поскольку рукописи, враждебные религии, государству и морали, которые читались вслух в этих салонах, распространялись в копиях при этих дворах: можно видеть, насколько прав был Г. Ф. Шлоссер был прав, когда он, как и все, кто писал о XVIII веке после него, придавал такое большое значение культурно-историческому значению этих салонов.

5 Труд Ж. Б. Р. Робине (1735 – 24 января 1820) «О природе» занимает совершенно особое место среди характеризуемых здесь сочинений. Первые четыре части, заполняющие первый том, были опубликованы в Амстердаме в 1761 году и не только неоднократно переиздавались во Франции, но и пользовались таким спросом, что уже в 1763 году потребовалось второе издание. Оно было дополнено пятой частью (второй том), которая по объему превосходила первые четыре и содержала критику концепции Бога. Третий и четвертый тома были опубликованы к 1768 году. Первая часть противопоставляет оптимизм и пессимизм, определяя закон равновесия, в силу которого падение и подъем равны при колебании маятника, как общий закон мира, так что в целом, как и в отдельном человеке, наряду с добром существует эквивалент зла, умирание соответствует рождению, медленное созревание соответствует медленной смерти и т. д., и поэтому, если бы Бог не хотел сделать что-то абсурдное, что невозможно, мир с меньшим злом был бы невозможен. Красота и гармония мира заключаются в этом балансе между истиной и заблуждением и т. д. Однако с ним вполне совместима последовательность уровней существ; более совершенным является тот, в котором оба фактора проявляются в более высокой степени. В то же время всегда подчеркивается, что в природе постоянны не индивиды, а виды. Во второй части мы переходим к унифицированному поколению животных, в котором обнаруживается большое сходство с органическими молекулами Бюффона. В семенных животных, открытых Левенгуком, Робинэ уже видит композиции первобытных зародышей, одушевленных атомов, которые сами по себе уже имеют природу состоящих из них существ. Различие между полами, которое проявляется уже у простых зародышей, является средством для возникновения этой композиции. Не только животные и растения, но и металлы производятся, как и звезды, растут, уменьшаются и так далее. На этом исследование несколько резко обрывается и в третьей части переходит к моральному инстинкту. Хатчесон превозносится как тот, кто впервые основал мораль на чувстве, Юм – как тот, кто более точно определил, что соответствует этому чувству. Оба они, однако, забыли, что нет чувства без органа и что поэтому мы должны, как для цветов и звуков, так и для нравственной красоты и уродства, предполагать особые мозговые печени, которые, вероятно, более тесно связаны с высшими чувствами, так как только то, что мы видим и слышим, но не то, что обоняем и пробуем на вкус, возбуждает нравственное удовольствие или неудовольствие. Как высшие чувства утончаются и облагораживаются искусством, так и нравственное чувство утончается и облагораживается обществом. Четвертая часть, посвященная физике души, дает законы, по которым внешние и внутренние процессы идут рука об руку как в зародыше, так и в дальнейшем развитии, и учит, что сущность души следует помещать не в мышлении, а в том принципе, который при дальнейшем развитии становится мышлением. Является ли этот принцип материальным, нам неизвестно. Пятая часть, написанная позже, следует концепции Бога Локка, чья философия соотносится с философией Декарта и Малебранша, как история с романом, с той поправкой, что, поскольку мы не имеем представления о бесконечном, все предикаты, приписываемые Богу, являются антропоморфизмами.

Если захотеть освободиться от них, то придется отказать Богу не только в конечности, но и в благости, мудрости, мышлении и т. д., потому что все это обозначает только человеческие вещи, которые не могут быть мыслимы без тела. Поэтому остается только приписать Богу только отрицательные предикаты, то есть признать, что мы его не постигаем. Мы также можем называть Бога духом в том смысле, что он не телесен; но выводить из строения нашего духа, вместе с Локком, всевозможные положительные вещи, касающиеся Бога, совершенно неправомочно. Однако первая причина, которую мы должны предположить, абсолютно неизвестна. То, что Робине, который переносит физическую обусловленность всех духовных явлений вплоть до моральных волокон мозга, тем не менее допускает существование этой неизвестной причины мира, было названо полупричиной в связи с явлениями, которые мы должны рассмотреть немедленно. Он пришел к такому выводу, потому что наблюдал органические процессы, а также физические явления гораздо тщательнее, чем большинство его современников, и по этой самой причине часто обнаруживал огромную пропасть там, где они едва замечали разницу. Робинэ более основателен и серьезен, чем большинство его единомышленников; но поскольку его «esprtt* отходит на второй план перед основательностью его исследований, он был забыт как педант или боязливый человек. А между тем, рядом с Кондильяком и Дидро, этот человек, стоящий между ними, был бы самым проницательным умом, который Франция произвела в то время.

E. Материализм

§286

Дидро. Ламетри. Гольбах

1 K. Rosenkranz, Diderot’s Life and Works, 2 vols, Leipzig 1868; Jos. Reinach, Diderot, Paris 1894; L. Ducros, Diderot, Paris 1894; – 2 Em. du Bois- Reymond, Reden, Leipzig 1886/87, 2 vols; – 4 F. Picavet, Les id <5ologues, essai sur Thistoire des iddes et des thvones scientifiques, philosophiques, religieuses en France depuis 1789, Paris 1891.

1 Дени Дидро (6 октября 1713 – 30 июля 1784), в детстве питавший склонность к духовному сословию, затем получивший образование юриста, в конце концов признал своей истинной профессией независимого писателя. Его достижения в области драматургии и романов не относятся сюда. Своей философской подготовкой он был обязан прежде всего чтению английских философов; среди его соотечественников большое влияние на него оказал Бейль. Его вольное воспроизведение «Добродетели и заслуги» Шафтсбери, появившееся в 1745 году, ознаменовало переход от переводов с английского, благодаря которым он впервые приобрел свою репутацию, к самостоятельным произведениям. В это время он был искренним теистом, не сомневавшимся в возможности откровения. Его позиция изменилась два года спустя, когда он написал «Променад к восприятию», который, не успев напечататься, был опубликован только после его смерти в четвертом томе «Записок, корреспонденций и других произведений» Дидро (Париж, 1830, 4 полных тома). Сомнение, однако, появляется у него только как точка перехода, сначала к тому, что он сам называл деизмом в противовес теизму, и, наконец, к решительному атеизму и материализму. Философские размышления, появившиеся в 1748 году и сожженные по приказу парламента, «Письмо об авеуглах» в 1749 году, «О кислых и мужественных» в 1751 году и, наконец, «Размышления о взаимосвязи природы» в 1753 году показывают, как быстро эти три этапа сменяли друг друга. Статьи в «Энциклопедии», которую он редактировал один, начиная с седьмого тома, все еще основаны на деистической точке зрения, которую их автор, конечно, уже оставил. Они тем более авторитетны для взглядов Дидро, что издатель, опасаясь преследований, внес несанкционированные изменения в его рукопись. Наиболее ярко его атеизм проявляется в «Толковании природы» и беседе с д'Алембером, о которой стало известно только из упомянутых выше мемуаров и последующего «Сна д'Алембера». Здесь он развивает свою (Бюффона) теорию живых молекул, соединение и разделение которых составляет обмен веществ или жизнь вселенной; здесь можно найти его сведение всей психологии к нервной физиологии; здесь его доводы против свободы и бессмертия, если последнее понимать как нечто иное, чем выживание в памяти и загробной славе; здесь, наконец, его насмешка над допущением личного Бога, который не считает, что великий музыкальный инструмент, который мы называем миром, играет сам по себе. Понятно, что изменения Дидро в теоретической области идут рука об руку с аналогичными изменениями в области практической. Связь морали с религией, которая еще сохранялась в его первых работах, вскоре разрушается; и только человеческая природа становится источником действия, особенно в том виде, в каком она реализуется в страстях, без которых не совершается ничего великого. Но он хочет, чтобы они имели характер бескорыстия, чтобы они были направлены не на собственное, а на общее благо. Наконец, с более последовательным развитием материализма все ценностные определения ослабевают, добродетель и порок превращаются в счастливые и несчастливые предрасположенности и т. д. Следует, однако, признать, что именно здесь Дидро остается ближе к своим первоначальным взглядам, не доходя до крайних последствий, как он сурово выступает против Гельвеция и с яростью против де ла Меттри. Как справедливо отмечает Розенкранц в своей монографии, он не может выйти из противоречия, что как метафизик он реалист, а как моралист – идеалист. Дидро не написал собственной работы по доктринам права и государства, ибо социалистический «Кодекс природы», который обычно можно найти в собраниях его сочинений, был написан не им, а аббатом Морелли.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Anm. Kuno Fuscher Geseh. d. n. Phil. 2teAufl. I, 2. p. 275 n. 317 behauptet, irh halte mich hier nicht auf Eth. I pr. 4. dem. berufen dürfen, deun da füge Spinoza serade zu dem Worte tubttautia hinzu: tive quod idem est attributa. Mein Citat in m. Vermischten Aufsätzen bezog sich nicht auf das Ende der dem., an welches burhtr denkt, sondern auf ihren ersten Satz, wo jener Zusatz sich eben so wenig findet, vie in Ep. 4, die ich gleichfalls als Beleg angeführt habe.

2

Будучи привлечен Гегелем к развиваемому здесь взгляду, я изложил его в своем Versuch einer wissenseh. Darst. der Gosch, d. n. Philos. I, 2. (Лейпциг Рига и Дерпт 1836.) §8. более подробно в in. Vermischten Aufsätzen (Leipzig 1846), как единственный, в котором, по моему мнению, монизм или пантеизм Спинозы может быть удержан. Я нашел подтверждение этой точки зрения в том, что иная концепция атрибутов, как доказал пример Томаса и, совсем недавно, Бёмера, шла рука об руку с концепцией Спинозы как плюралиста или, если угодно, политеиста. Но не только они, но и те, кто считает монизм субстанции спинозистской доктриной, да почти все, кто упоминает отстаиваемую мною точку зрения, выступают против нее, и если эти нападки сразу показали мне, что у нее есть слабые места, то все же мне не пришло в голову ничего более достойного похвалы. Начнем с того, что предлагает самый главный противник взгляда, который он называет «формалистическим»: я не могу, несмотря на блестящее, во многих частях восхитительное, воспроизведение спинозистской системы Куно Фишером, согласиться с его утверждением, что атрибуты являются силами, потому что мы расходимся по вашему самому первому пункту, в том, что я отрицаю (см. 2 выше), что спинозистская субстанция является действующей причиной, на которой Фишер фактически строит всю свою экспозицию. Я не могу больше считать Тренделенбурга своим оппонентом, ибо когда он называет атрибуты «различными определениями одной и той же вещи» или также различными «выражениями», я признаюсь, что не могу обнаружить никакой разницы между этими утверждениями и моими собственными. П. Шмидт отходит от обеих точек зрения, но решительно выступает против моего мнения в своей интересной работе о Шлейермархере, на которую мы будем ссылаться в конце §.915. По его мнению, мысль и протяжение являются высшими родами бытия. Я вполне могу согласиться с этим в той мере, в какой, если двигаться от воспринимаемых индивидуальных существ все выше и выше, через нсгирение их детерминированности (конечности, по Спинозе), то в конце концов приходишь к двум родам бытия – мыслящему и протяженному, над которыми стоит только охватывающая их Omne eite, совпадающая с субстанцией, или природой, или Богом Спинозы. Но это даже не затрагивает вопроса, не говоря уже о том, чтобы предвосхитить один из возможных ответов на него: Откуда берется то, что единое Существо проявляет себя как эти два вида, или то, что они оба различаются, причем мыслящее Существо является нерасширенным, а расширенное – немыслящим? На это Jkgcl и вслед за ним я отвечаю: оно не может быть выведено из субстанции, поэтому его нужно привести к sic, а это делает интеллект, который находит в себе не только один, но и два положительных предиката (соответствующих бытию), но и не более этих двух. То, что Спиноза приходит к своим атрибутам именно таким образом, является для меня самым важным моментом, по сравнению с которым мне кажется относительно неважным, в какой степени он сам сознает, что два его атрибута ведут себя именно так. Даже если бы я не мог доказать ни одной цитатой, что Спиноза сознавал это, я мог бы сказать: атрибуты – это предикаты, которые разум должен присоединить к субстанции не потому, что она, а потому, что она обладает этим особым качеством. (Я могу сказать это так же, как я могу сказать, что каждый человек, когда он пытается щуриться, должен изменить своего ученика, хотя очень немногие щурящиеся знают, что это так.) Но теперь я нахожу письмо к Симону <Зе Врису, которое даже тогда я не мог отбросить так легко, как Ä*. AYscAer, если бы оно было написано просто для адресата, не говоря уже о том, что теперь оно оказывается католической эпистолой для школы Спинозы». школы. Когда члены амстердамской «Коллегии», которым Спиноза здесь пишет, прочитали его ответ, они, должно быть, сразу поняли, что учение об атрибутах – это то, что в философском обиходе уже много веков называется distinctio rationis в отличие от distinctio realü. Декарт также принимает это употребление, и поэтому К. Фишер в своем переводе первой книги «Прина, фил.», когда он использует выражение «рациональное» различение, перевел его менее удачно, чем Пико, когда он говорит (Oeuvr. de Desc. ed. Cousin Vol. III, p. 104): qni se fait par la pensle. Тот, кто (как, вероятно, тот амстердамский кружок бпинозистов), прочитав письмо Спинозы, вспомнит, что Декарт (Prine, phil. I, 62) именно там, где он сказал, что различие между субстанцией и атрибутом этой субстанции есть distinctio rationis, обосновывает, что при определенных обстоятельствах оно объединяется с distinctio modalis, поскольку оба они составляют контраст distinctio realis, то он может, если примет развиваемый здесь взгляд на спинозистское учение об атрибутах, рассматривать последнее как предложенное Декартом. Те, кто его не разделяет, возможно, подумают, что вместо формалистического Фишер должен был бы назвать его модалистическим (по аналогии с тем, как называлось сабклианское учение о Троице). Мне же она по-прежнему кажется той, в которой я могу лучше всего представить контраст между противоположными атрибутами субстанции у Спинозы и противоположными субстанциями у Декарта, и ее не опровергают высказывания из Tract. brev., которые отличают эти два предиката от всех остальных. Я вижу в этих высказываниях мост от Декарта к (более позднему) спуиозизму.

3

Берген-оп-Зом – город и община на юго-западе Нидерландов, в провинции Северный Брабант, на речке Зом неподалёку от её пересечения каналом Остерсхельде.

4

automaton, от греческого αὐτόματον – действующий по собственной воле, кукла-автомат – самостоятельно действующий механизм

5

фр. François de La Mothe Le Vayer; также встречается написание его фамилии на русском языке как Ламот-ле-Вайе, Ламот Левейе, Ламот-Левайе или Ламотт-Левайе