Осколки

До смерти оставалось всего ничего – каких-то семь часов, и, не смотря на позднее время, я вызвал своего нотариуса для составления завещания. Он и подумать не мог, что это не пьяная нелепая паранойя, а четкие обдуманные действия. Конечно, на вечеринке я пил, и пил много, но страх перед неизвестностью заставил меня протрезветь. Я заплатил гораздо больше, чем полагалось по нашему договору, но нотариус, надо полагать, был только рад. У него семья – лишних денег в таком случае не бывает. Купит что-нибудь в дом, сделает подарок жене, подготовит детей к школе, – какая разница! Он может это сделать, а я – нет. Я выпроводил ночного гостя, поблагодарил и, закрыв за ним дверь, задумался. Я ведь ничего после себя не мог оставить! Не было человека, который бы плакал после моей смерти. Ни жены, ни детей, ни друзей. Я сильно сомневался, что Райан и Адриан будут плакать. Возможно, погрустят пару дней, но плакать?

Однако, не смотря на все странные и грустные мысли, я решил написать небольшую записку для ребят. Мне нужно было усмирить свои мысли и заставить руку перестать трястись, но сил на это могло не хватить, а потому я просто достал диктофон. Раритет – один из экспонатов моей домашней коллекции, но он работал и вполне мог использоваться по назначению.

– Привет, парни. – выдавил я из себя после целой вечности молчания. – Простите, что вам приходится это слушать, особенно перед свадьбой Рая, но я не могу ждать. У меня еще месяц в запасе, только я не сумел бы даже подумать о таком завтра, не говоря про четыре недели. Просто не хватило бы сил. Боюсь, что передумаю. Я долго думал, что сказать вам на прощание… ну, как «долго», – минут двадцать – точно. – я ухмыльнулся. – В общем, спасибо вам. Спасибо, за вашу поддержку, ваш юмор и за то, что просто были в моей жизни. Когда-нибудь, надеюсь, я смогу вернуться, и устроить дивную пирушку в вашу честь, а пока… пока – сожгите меня как викинга.

Я хмыкнул, представив, как они будут это делать, ведь мое тело, если от него, конечно, что-нибудь останется. после смерти разрежут на кусочки и отдадут их тем, кто в них нуждается. Кроме легких – их бы и мне пересадить. Хотя, теперь уже не надо. Я оставил диктофон на самом видном месте, с запиской «Включи меня», а-ля «Алиса…». Интересно, как скоро его найдут? Впрочем, не важно. Я уже буду далеко.

Осталось лишь придумать способ. Пожалуй, это не так просто, как могло бы показаться, однако, я решил, что когда придет время, – я пойму как это сделать.

И был прав.

Проснувшись в три часа после полуночи, я понял, что готов и надел свой лучший смокинг. Умирать нужно красиво. В эту летнюю ночь я решил, что рассвет встречу со смертью. Он обещал прийти. Я немного упростил ему задачу и прыгнул. Двадцать восемь этажей полёта. Бесконечно. Но все же так мало для блуждающей души. И сейчас он стоит рядом.

Я поднял голову и улыбнулся:

– Ну, вот мы и встретились. Девятнадцать лет прошло. Как он?

– Ты знаешь, – Мантия подал костлявую руку и помог мне встать. – он много говорил о тебе. Прости, но мы должны были забрать его. Война с Кентрагольфом принесла много потерь в мир мертвых. Нужна была помощь, а тут он падает и разбивает голову. Прямо под заказ. Извини.

– Я рад, что вы взяли его с собой. Долго же до меня доходили твои слова. Но меня волнует одно… – я посмотрел в глаза ему с немым вопросом. Он понял меня.

– Рубор жив…, м-м-м, если можно так выразиться. В Ранульфе сейчас спокойно. Это наш город. Мы победили. Однако… – ему не дал договорить мощный звук, словно удар в колокол, звучащий изнутри нас – пора.

Он обернулся, и капюшон приоткрыл его череп обтянутый тонкой кожей. Внутри похолодело, но я все же решился спросить:

– Теперь моя очередь?

– Да. – Старик свистнул. На нас мчался огромный лохматый рыжий зверь. Он затормозил перед Костлявым и теперь я мог его рассмотреть. Это был лев, под два метров ростом и около четырёх в длину. Вместо туловища царя зверей у него было змеиное тело, хвост и три пары орлиных лап. На спине красовались два исполинских, пернатых крыла. Через две секунды от первой пары отделилась вторая, поменьше размером, но не менее прекрасная пара крыльев. Зверь посмотрел на меня, и я увидел, что он был слеп на левый глаз, сквозь который проходил шрам. Мне вдруг стало жаль его. Я посмотрел на старика, и он продолжил:

– Это Мадрида. Она одна из многих алан проживающих в Ранульфе. Они защищают город и приносят добычу. Младшие, такие как Мадрида, помогают Чёрным Жнецам забирать души тех, кто должен в скором времени переродиться. Садись. Она не злая. Ты ей нравишься.

Я с трудом вскарабкался на её спину, а старик приземлился на загривок зверюги, легко взлетев.

Только сейчас я увидел, что моё тело так и висит неподвижно в тридцати сантиметрах от холодного и мокрого асфальта. Солнце не поменяло своего местоположения на небе. Розовые и лиловые облака зависли в воздухе, как и все вокруг.

Алана подняла крылья, присела всеми шестью лапами и оттолкнулась от земли, одновременно опустив перистые крылья вниз, насколько это было возможно.

Через секунду я увидел пролетающую птицу. Она свистнула мне что-то и улетела. Сзади, куда она направлялась, разнесся по окрестностям довольно громкий звук падения и хруст, с каким обычно ломаются кости и несбывшиеся мечты…

Урдан и Гесиас

Пока мы летели, я успел поспать. Под нами приносились поля и деревья. Несколько разрушенных и затопленных каменных городов.

Очень красиво, конечно, но мне было не до того.

Было страшно, ведь умирал я впервые. Столько новых ощущений, столько эмоций. Вдруг у меня не получится, вдруг меня не примут. Или ещё хуже – умру по-настоящему. Не перерожусь. Мысли и чувства роились внутри как пчелы в улье. Когда мне показалось, что они сейчас вылетят, старик, который представился мне Миллиром, посадил Мадриду на берегу прозрачно-изумрудного озера. Алана пыхнула огнём на кончик своего хвоста, который, как оказалось, может гореть вечно, и легла, свернувшись клубом. Миллир достал котелок, набрал в него воды и поставил на огонь. Когда вода закипела, он бросил туда пучок каких-то трав и вылил розоватую жидкость из пузырька. Я зачарованно наблюдал за всеми его действиями. Он это заметил и улыбнулся:

– Хочешь есть?

Я с удивлением почувствовал, что действительно проголодался. Мой вопрос прозвучал почти шепотом:

– Я же демон?!

– Демоны тоже хотят есть.

– Но ведь они… Мы бестелесны?!

– Да. Но ты в своей жизни ты ни разу не отказался от веселья. Ходил на вечеринки, пил, курил, читал, играл на пианино и скрипке, слушал музыку, рисовал, гулял ночью в парке… Перечислять можно долго. Это духовная еда. Называется Сафния.

– Ты тоже будешь это пить? – я с недоверием покосился на бурлящую и издающую лёгкую, мелодичную трель, светло-голубую жидкость в котелке, пахнущую хвойным лесом и морозом. Звуки, конечно, я еще не пробовал.

– Да. Я очень голоден. По пути не ел – приберёг для тебя. – Миллир улыбнулся, снял котелок с огня и разлил в две миски, Мадрида в это время, окунув свой горящий хвост в воду, ела неизвестно откуда взявшегося лося. – Держи.

Я взял миску из его рук и с опаской отхлебнул. По моему телу пробежало стадо мурашек. Я ощутил неизмеримое счастье. Даже заходить в город я больше не боялся! Ничего не боялся!

– Это просто чудо! Научи меня! Я хочу снова и снова испытывать это чувство. Я и не знал, что такое бывает!

– Это же чистые чувства. – пожал плечами Костлявый. – Тебя научат, когда мы прилетим в город. Это, конечно, будет чуть слабее, так как доступ для младших закрыт. И, потом, оно сойдёт только через полтора дня. Успеешь насытиться.

– Доступ куда? – спросил я, придвинувшись ближе к огню.

– К зельям. В том числе и слабым, даже первозвездным. – Жнец взглянул на меня и вздохнул. – Интересно послушать про них? – я кивнул. – Они ещё надоесть тебе успеют. Уж поверь, Спасу от них нет в Ранульфе.

Я тоже вздохнул.

– Позже. Я расскажу, но не сейчас. Ещё рано, знаешь ли.

Я снова кивнул, облокотился спиной на алану и, зарывшись в её густую гриву уснул. Когда я проснулся, мы летели сквозь облако, слева краснел закат и ветер бил в лицо. Сощурив глаза, я обернулся в поисках Миллира.

Он стоял на хвосте и что-то плёл. Нитки, тонкие как паутина, изредка поблескивали серебристыми звёздами на фоне ярко-алого неба, развиваясь на ветру. Я с трудом встал, но пошатнувшись, всё-таки сел на четвереньки и со страхом пополз по длинному развевающемуся хвосту аланы. Жнец обернулся, сделав последний узелок, он отпустил паутину и она с лёгким звоном, непрерывно переливаясь и поблескивая серебром, унеслась к солнцу. Мне стало интересно, и я задал вопрос:

– Что ты делал? Было очень красиво. – жнец внимательно посмотрел на меня и я вдруг догадался. – Это созвездие?

– Да. Днём мы переплетаем созвездия, а вечером их отпускаем. Но в этот раз я решил показать тебе. Когда они улетают, очень походят на белые паруса наших Сновщиков. Это облачные лодки, в которых Пауки развозят сны по миру. Их паруса сделаны из звездной паутины. Пауки дарят сны, а на обратном пути собирают звезды и переплетают в новые созвездия. Иногда я этим тоже занимаюсь.

– Этому долго учиться?

– Я могу тебя научить до времени нашего прибытия в Город Мёртвых.

– Я думал, что на это уйдут годы…

– Паучья программа обучения длится шесть с половиной лет по меркам Материального мира. Два из них они учатся плести звезды. Но я тебя научу быстро, ведь я придумал, как это делать. Раньше на одно сплетение уходил день, а делали семеро Пауков.

– Здорово. Когда начнём?

– Прямо сейчас. Возьми нить. – Старик протянул мне ту переливающуюся паутинку и я, взяв ее в руку, услышал легкий мелодичный звон, с которым улетало то сплетение. – Ты знаешь созвездие Художника?

Я отрицательно покачал головой из стороны в сторону.

– Одно из самых легких, просто делай, что я говорю.

И Костлявый начал давать указания: Собрать звезды, завязать узлы, сделать петли. Мои неумелые руки дрожали, перебирая звезды, и, надевая правильные на нить, я задерживал дыхание.

То ли от страха то ли от небывалой мерцающей красоты и осознания того, что я держу в руках столь хрупкие и прекрасные создания неба, у меня время от времени останавливалось сердце. Иногда Миллиру приходилось подбадривать меня, иначе бы я умер от нехватки кислорода или от инфаркта. Хотя это и невозможно.

– Не бойся. У тебя прекрасно выходит, только эту звезду покрепче завяжи, – иначе улетит. – подсказывал Старик, но этот странный трепет никуда не девался. Сердце по-прежнему замирало. Пока меня не реинкарнировали в другом теле, я не умру. И, Слава Богу. Иначе бы я не встретился с отцом. Уже подошла полночь, а я сделал только половину работы. Миллир сказал, что Художник должен появиться на небе лишь на следующую ночь. А сам отправился спать. Наполняться энергией смерти, как он сказал.

Я тоже решил понаполняться энергией, но не смерти, а сна, и уже утром продолжил работать. В этот день я все делал сам, – Жнец управлял аланой Мадридой. Доделав работу, я позвал Старика, и он показал мне, куда её отпустить. Я разжал пальцы как можно аккуратнее, и все повторилось как в прошлый раз. Если бы я все еще был человеком – скорее всего, меня бы стошнило от волнения. Странно, что при жизни я такого не испытывал. Разве что перед смертью.

Той ночью мне снилась мерцающая паутинка с нанизанными на нее, словно бусины, звездами. Она летала по небу, звала меня за собой. Той ночью я летал по небу, словно имел крылья, и чувствовал, словно и не умер вовсе. Удивительно! После смерти я чувствовал себя более живым, чем при жизни.

«Скорее всего, я никогда не смогу привыкнуть к таким ярким чувствам!» – думал я, проснувшись посреди ночи от совершенно разных эмоций, заполнивших меня, как вино заполняет хрустальный кувшин. Рано или поздно вино перельется через край, и тогда… но спустя время я смог успокоиться.

Миллир тренировал меня, учил управлять новым телом, ведь теперь никакая толстая оболочка не могла укрыть меня. Я был как оголенный нерв, как арфа, где каждая струна – отдельное чувство. Кто угодно мог играть мной, заставлять меня звучать так, как ему было надо. Старик же давал задания, выполняя которые, я мог лучше контролировать себя. «Считай ритмы своего нового сердца, дыши небом, слушай звезды, летай…» заданий было много, все были трудными, но помогали.

В один из дней я даже смог услышать песню звезд. Не ту легкую трель, что издавали улетающие созвездия, а настоящую живую песню. В ней не было музыки и слов, но она струилась сквозь меня, словно ветер, я чувствовал ее и снаружи и внутри. Она завладела моим разумом, а я отдался ей полностью. Очнувшись, я понял, что могу управлять своим новым воплощением почти полностью. Мантия сказал, что я был во власти песни почти весь день. Я чувствовал это, чувствовал, что устал, но спать я все равно не мог.

На следующий день, часам к четырем пополудни алана приземлилась на небольшое озеро. Миллир снова приготовил «счастье». Так я назвал для себя Сафнию, которая в этот раз, почему-то, имела запах лаванды и весны. К вечеру мы вновь взлетели, и, когда ночью я увидел свое первое сплетение, Костлявый сказал:

– Мы на месте.

Я посмотрел под зверя и увидел, что мы почти все время летели над густым лесом. Впереди открывался чудесный вид на каменный город, словно парящий в облаках. Я чуть было снова не потерял контроль над чувствами, но сдержался.

Когда Мадрида села я увидел двух идущих к нам людей. Это был крупного телосложения, загорелый парень с темными волосами, голубыми глазами и молодая девушка – хрупкая, с осенне-рыжими кудрявыми волосами и голубыми с ярко-зелёной окантовкой глазами.

Оба были одеты в дорогие платья. На девушке была медная кованая диадема, сплетенная как бы из кленовых листьев, кое где я заметил четырехлистный клевер, ромашку и пару одуванчиков, а на парне высокая корона в виде серебряного обруча на голове, впереди которого возвышались кованые еловые ветки с парой шишек.

Миллир преклонился перед ними и я, на всякий случай, сделал то же. Затем он встал и сказал:

– Добрый день господа! Рад видеть вас в добром здравии. Позвольте представить вас. Это, – он указал на меня – Боливар. Тот самый. А это, – он повёл рукой в сторону парня – Урдан. Он принц Города Мертвых. И Гесиас, – он указал на девушку – принцесса. Сестра принца Урдана. Их отец ждёт меня в своих покоях. Он умирает, а мне придётся принять исповедь и провозгласить нового правителя Ранульфа.

Наставник Даннир

После нашего знакомства с королевскими особами, Миллир позвал девушку, чтобы она проводила меня. Он представил ее как Окасис.

По пути в спальню я задал ей кучу вопросов, ответом на каждый из которых, было молчание. Она лишь качала головой или пожимала плечами, но в основном просто, молча, шла. Пару раз я заметил, как она закатывает глаза и смотрит на меня как на дурака. В комнате Кас помогла мне расстелить облачную постель.

Точнее, когда мы вошли, никакой постели не было и в помине, но стоило девушке махнуть рукой, как воздух стал сгущаться, наэлектризовываться, я, кажется, даже видел пару маленьких молний. Они ударили в Кас, но та лишь слегка сощурилась и хихикнула, как от щекотки. Тучи сгустились настолько, что стали осязаемыми, их даже хотелось потрогать. Окасис сложила руки под щеку и притворилась, будто спит – кажется, это была инструкция по применению. Только тогда я понял, что она окончательно уверилась в моей глупости. Однако, словно подтверждая ее мысли, я восхищенно смотрел на свое новое спальное место, пока девушка не толкнула меня в плечо и не показала на тумбочку у кровати, где лежала записка. Затем, махнув рукой на прощание, она исчезла за дверью, заперев ее за собой. Я кинулся читать записку, только провожатая вышла из комнаты, и тут же понял, почему выглядел идиотом!

В записке было сказано о том, что девушка Касис – помощница в делах хозяйственных – немая. Скоро ко мне должен был придти направленный ею наставник душ по имени Даннир. Он должен был обучить меня всем азам военного дела и примитивным приемам атаки. На Ранульф опять напали. А мы должны были его защищать любой ценой. Даже если бы нас унесло в Беспамятство, как правителя Ганниба.

Некоторые созданы для войны. Некоторым она нравится. Они живут ею. Я не из них. Я даже не дрался никогда. Меня били в детском доме, а я отвечал. Вот и все. Из раздумий меня вывел стук. Я встал с кровати, и, вставив ключ, лежавший на столике у двери, в замок, открыл дверь.

За ней стоял, если отсутствие ног это позволяет, человек в темно-зеленой бархатной мантии. Он как бы парил над красиво подогнанной небесного цвета плиткой, которой был выложен пол в коридоре. Не снимая капюшон, и не показывая лица этот «человек» спросил хриплым низким голосом:

– Пропустишь меня, или я в дверях буду тебя обучать?

Затем он поднял голову, и нежная ткань соскользнула с лысой макушки, открывая мне его лицо. Он снял одеяние и повесил его на крючок у столика. Я увидел вполне обычного человека. За исключением пары деталей. Например, полностью белых глаз, – даже без зрачков. Из его лба росли красивые рога, кожа была какого-то сияющего серо-изумрудного цвета, кое-где проблескивал хинакридон. И, конечно, ноги… Вместо них болтался, словно на ветру, лёгкий дымок, постепенно растворявшийся в воздухе там, где изначально, должны быть ступни.

Он терпеливо подождал, пока я перестану наглейшим образом его разглядывать, и сказал все с той же хрипотцой:

– Меня зовут Даннир. С этого дня я твой помощник, советник и друг, проще говоря – наставник. Называй, как хочешь. Как тебя, наверняка, предупредили, я должен обучать азам боя и искусству войны. Мне сказали, что ты хочешь увидеться со своим земным отцом, и ты сможешь это сделать, но позже, а сейчас готовься. Через полтора часа выйди во двор. Окасис – моя дочь, доведет тебя до места Битвы. После узнаешь все остальное и сможешь услышать ответы на свои вопросы. А теперь я вынужден попрощаться с тобой. Мне нужно связаться с Кентрагольфом. У нас переговоры.

На этих словах он поклонился и исчез.

Уже спустя полчаса мне стало скучно, я решил прогуляться и вышел во двор к Окасис. Она сидела на краю мраморного фонтана и с интересом вчитывалась в какой-то толстый том, и чуть было не выронила его, когда я подошёл вплотную, закрыв ей свет солнца.

– И снова здравствуй, Кас, – улыбнувшись, сказал я. – Что читаешь?

Она подняла книгу с колен и не без труда повернула черенком ко мне так, чтобы я смог прочесть написанное там.

Название гласило: «Защита и Нападение. Заклинания. Зелия. Заклятья.»

– Мне казалось, девушки должны читать книги о любви… Ну, или, в конце концов, про привороты-отвороты? Извини. – добавил я, увидев её укоризненный взгляд. – Может, прогуляемся? Заодно окрестности мне покажешь…

Она указала тонким пальцем на гигантское сплетение страниц и улыбнулась, когда я взял его с худых колен, закрыв перед этим книгу.

Я нес том в руках, а она шла рядом, чуть опережая меня, и иногда останавливалась, чтобы сдуть с очередного одуванчика все пушинки и загадать желание, которое должно непременно исполниться. С того момента мы проводили вместе кучу времени. Со временем, она мне понравилась так сильно, что я было подумал, что влюбился. Она была такой милой, так звонко смеялась, даром, что беззвучно. Но потом я понял, что полюбил её. Полюбил как сестру. Я хотел общаться с ней. Мне было интересно сидеть и молчать вместе, иногда гулять, есть Сафнию, и просто быть рядом. Знать, что она со мной и в безопасности.

В тот день я пробыл у Наставника до поздней ночи и не увидел моего отца. На следующий день тоже. По утрам и до обеда я был с Окасис, которая являлась отличным слушателем. Мы гуляли, ели, купались в озере, а после обеда она уходила помогать вновь прибывшим демонам, как недавно мне, а я боролся с другими новичками под присмотром наставника Даннира. Мы буквально падали замертво в конце каждой тренировки, однако с каждым боем становилось все легче. Так прошла неделя. Я уже перешел на следующий уровень, по словам наставника, и вел бои с теми, кто провел здесь не меньше полугода и научился контролировать свое духовное тело хотя бы частично. Никто, кроме, наверное, Даннира, не мог понять, как я так быстро этому научился, если все так трудно. Разбираться еще и с этим мне совершенно не хотелось. Я и так ничего не понимал в этом дивном новом мире.

Однажды, наконец, вырвавшись с вечной, казалось бы, Битвы, так как Даннир улетел на алане Сизой по важным государственным делам в Кентрагольф, я попросил Окасис пригласить ко мне Миллира.

Он пришёл незамедлительно. Вернее прилетел на Мадриде. Она была рада меня видеть. Я хотел было покормить ее остатками «Счастья», но Миллир сказал, что хорошо бы ей пообедать в Больских лесах. Мучные быки были её любимым лакомством, и мы решили, не откладывая кормёжку, поговорить во время полёта. Как только мы взлетели, Костлявый стал перебирать звезды руками, как в тот раз.

– Знаешь, – начал он медленно. – мы с Мадридой давно не были в тех лесах. Смотри, какую она развивает скорость. Скоро я не буду успевать ловить правильные звезды. Придётся брать какие под руку скорее попадутся…

Мы сидели, молча, не решаясь заговорить. А, возможно, Миллир просто не хотел портить этот чудесный момент словами. Во всяком случае, он первый вздохнул и сказал так тихо и хрипло, что я едва слышал его:

– Твой отец… Ты о нем хотел поговорить, ведь так?!

Я собирался уже ответить, но Мадрида с громким рыком царя зверей понеслась вглубь леса. Мне пришлось держаться за гриву так сильно, что ни о чем другом я думать не мог. Лишь бы не разжать руки!

Она долетела до белого мясистого пятна, схватила его когтями, зубами оторвала ему голову и, повернувшись окровавленной мордочкой к нам, довольно замурлыкала, как умеют только самые милые котята. После первой жертвы она спустила нас на поляну, где мы разожгли костёр, и убежала в чащу в поисках обеда. Похоже, это был лишь перекус. Я сел на бревно у костра и решил продолжить разговор:

– Хотел попросить отвезти меня к папе. Я уже давно думал увидеться с ним…

– Да. Я как раз об этом начал говорить… Твой отец… Вчера в полдень он улетел на своей алане к очагу восстания. Обещался быть к рассвету…

– Ничего?

– Ни ласточки. Вернулся только зверь – Индиго. Его любимый. Я подумал, что ты захочешь слетать к нему. Возможно, мы нужны там.

– Да. Конечно! Я поговорю с Данниром. Он поймёт…

– Наставника не будет ещё около двух дней. На, выпей. У меня все готово к полету. Дома лежит. Ты готов?

– Как никогда.

Мы затушили костер, и подошли к деревьям. Миллир достал откуда-то из недр широкополой мантии хрустальную вещицу, похожую на тончайшую флейту и, приложив к губам, нежно, с осторожностью подул в неё. Оттуда полилась звонкая трель, почти неразличимая для человеческого, или, скорее, демонического, уха.

В небе появилось тёмное пятнышко. По мере возрастания громкости мелодии, оно приближалось, обретая знакомые очертания, а на поле приземлилась уже совсем Мадрида. Я подошёл и ласково потрепал её за ухом. Алана замурлыкала и легла на спину, чтобы я почесал ей живот…

Взлетели мы поздно, на темно-синем небе зажигались острова созвездий, в эту ночь я снова заметил Художника. Уже на подлёте к Ранульфу, я сам не понял, как провалился в царство Морфея. Скоро. Уже очень скоро я увижу папу…

Павшие

Мы вылетели из Ранульфа ещё до рассвета. Так скоро, что я, не застав Окасис у ее любимого фонтана, успел только оставить там записку.

На этот раз, у меня не вышло уснуть, как ни старался – слишком нервничал. Тогда я стал плести новое сложное созвездие, которым был занят весь мой разум. Несколько раз мысли возвращались к очагам восстания и отцу, которому явно была нужна помощь, но волнением я бы ему не помог, поэтому старался отогнать эти мысли.

Миллир посадил меня на Индиго, отливающего ярко-синим и бирюзовым цветами. Тот принял меня как хозяина и я даже мыслями мог управлять им. Стараясь лететь так быстро, как только мог алан моего папы, я мысленно подстегивал его, когда привыкал к новой скорости.

За это двухдневное путешествие, я научился ходить во время полёта, выполнять несколько простейших трюков и даже понимать настроение питомца. Если я слишком долго думал об отце, то, привязав предварительно незаконченное созвездие к хвосту алана, прыгал вниз. У самой земли он меня ловил. Иногда я пересаживался на Мадриду, чтобы дать Индиго время поохотиться, отдохнуть и восстановить силы. Несколько часов после этого мы летели на нем, а Мадрида улетала в ближайший лес или гору. На высоте, по словам Костлявого, водились сизые белки-плавуны, размером с хорошего козла. Один раз она притащила такую, держа её зубами за ластовидную заднюю лапу. Довольно красивое существо. Та, будучи ещё живой, пыталась вырваться, но алана отпустила её, лишь взлетев за облака. Через несколько секунд добыча упала вниз, а за ней камнем летела охотница. Остановившись за пару метров от земли, она аккуратно спикировала, села рядом с трупиком некогда прекрасного серо-голубого животного и стала, срывая мясо с костей, как гриф, медленно обедать.