Она того стоит

Морозилка была забита мясом старой козы. Я не смог его есть – жесткое и с отвратительным привкусом. На нервной почве у меня язык покрылся язвами. Несколько дней я пил лишь куриный бульон. Все набранные за год килограммы внезапно ушли.

Тетя Шура предложила деду приехать со мной к ней в гости, чтобы отвлечься от произошедшего. Я раньше никогда не был у нее. Они жили в обычном деревенском доме, с огородом и цветами во дворе. На открытом воздухе стоял их зеленый автомобиль «Чебурашка».

Смена обстановки всегда на пользу. Мы гуляли по деревне, смотрели видеокассеты. Тетя Шура предложила съездить всем в поселок, где дед и она провели детство. Он не хотел, ссылаясь на меня – я очень плохо переносил дорогу. Однако у меня был настрой на приключения. Мы выехали уже после обеда. Меня заметно поташнивало. Пришлось остановиться у часовни. Когда я в нее зашел, стало легче. Она наполнила меня энергией, будто все невзгоды ушли.

Место, в котором дед провел детство, было в глухом лесу и не имело названия. Его отмечали на карте как точку №**. Место, где не больше тридцати домов, скрылось от времени. А деду и его сестре казалось, будто они отсюда и не уезжали. Тетя Шура попросилась к жильцам дома, в котором они выросли. Дед не стал входить, чтобы не стеснять хозяев. Она рассказала, как там все изменилось. Мы остановились около места, где раньше была площадка для отдыха. Дед говорил – тут они играли в волейбол и смотрели кино с бабушкой под открытым небом, когда приезжал киномеханик. Ему нужно было вспомнить начало их пути, осмыслить свою историю, последняя глава которой завершилась.

Мы провели в гостях несколько дней, пока не захотели домой. Проезжая кукурузное поле, дед остановился, чтобы нарвать початков. Мы стояли, опершись на багажник, и хрустели сочными кукурузинами.

– Ты можешь сесть спереди, – предложил дед.

– Я думал, можно только с двенадцати лет, – удивленно ответил я.

– Садись, ты уже взрослый, – твердо сказал он.

С переднего сиденья открывался вид на зеленые дали, окутывавшие узкую дорогу. Край оранжевого солнца прятался за горизонт. Темно-синее небо благословляло наше возвращение дождевыми каплями. Они повисали на стеклах машины, светясь, как огни. Этот путь больше не вел к страданиям. Дед всегда говорил, что дождь – предвестник хорошего.

Глава 2. Раннее имаго

Школьные парты в комнатах детского сада остались позади. Испытывая трепет, вхожу я в трехэтажное здание настоящей школы. Раздается громкий звонок, а не колокольчик. Волны учеников наполняют широкие коридоры. В каждом кабинете – отдельный предмет со своим преподавателем. Мне нравится это движение между новыми мирами за множеством дверей. Я полон внутренней энергии и испытываю неподдельный интерес к новой обстановке. Я сразу же записался в актив школы, это значит, раз в неделю надо встречаться с несколькими педагогами для обсуждения организационных вопросов. Они явно довольны моим рвением и серьезным отношением к поставленным задачам, на самом деле несущественным. Я чувствую, как сближаюсь с людьми, которые управляют этим местом. Мне важно проявить себя в школьной иерархичной системе.

Однако в иерархии по горизонтали места заняты старшими учениками. Они постоянно курили в общих туалетах без перегородок и дверей и не давали нам, младшеклассникам, справить нужду. «Мелкие зассанцы должны носить памперсы», – дразнил кто-нибудь из них под нестройный гогот своих товарищей. Они кидали окурками в того, кому нужно было по-большому. Они гордились тем, что могут унижать нас. Отхожее место было их резиденцией. Многим из нашего класса приходилось ждать, когда начнется урок, чтобы отпроситься в туалет. Но у некоторых не хватало сил – пару раз случалось кому-нибудь из моих одноклассников описаться на уроке. Кто-то до урока ходил в кусты за школой.

К нам в класс пришел Андрей. Он был на год старше нас, но болел эпилепсией и потому некоторое время учился дома. При его высоком росте и хорошем физическом развитии вел он себя трусовато. Как-то перед уроком труда Андрей решил самоутвердиться, сказав при всех обидную вещь насчет моей спины. Я его пихнул, он толкнул меня – и переросло в драку. За меня заступился одноклассник Макс, с которым мы учились еще в начальной школе. Как гонг, прозвучал звонок. После потасовки я решил извиниться. Макс последовал моему примеру. Мы пожали друг другу руки и быстро сдружились.

Я ощущал себя взрослым. И дома выполнял соответствующие обязанности: забирал брата из детского сада, готовил еду для всех. Дед грустил и периодически ездил на могилку к бабушке. Установил там оградку, скамейку и стол. Посадил сосенку. Я хотел отвлечь его от скорбных мыслей и поэтому, например, записывал на видеокассеты утренние выпуски десятиминутных передач про автомобили. Мне казалось, поскольку дед много времени проводил в гараже, тема автомобилей соответствует его увлечению. Еще я любил заниматься с дедом математикой. Он мотивировал меня решать примеры на несколько тем вперед и задачи со звездочкой. Я пересказывал ему то, что читал для уроков истории и литературы. Дед спрашивал, почему происходило так, а не иначе, и я задумывался, находил причинно-следственные связи. Мне это помогало на уроках уверенно излагать свои мысли, когда остальные могли просто вызубрить, не отражая сути.

Мы с дедом любили ходить в баню по субботам, а потом играть в шахматы. Он сидел в одном полотенце, похожий на древнего грека, – чинно пил горячий чай, покручивал седую прядь на голове, пока я обдумывал свои ходы. Наши шахматные вечера стали традицией.

В «Энциклопедии для маленьких джентльменов» раздел про шахматы я изучил самым тщательным образом, чтобы стать достойным игроком. Но мое внимание снова привлекли заклеенные липкой пленкой страницы. Я устранил установленное ограничение, и мне открылось увлекательное и познавательное чтение. Ведь никто тогда не занимался сексуальным просвещением детей.

Когда у меня были уроки по субботам, мама давала мне ключи от своей квартиры. Так я никого не будил в выходной рано утром. Мне доставляло удовольствие хвастаться перед одноклассниками, что я живу один в огромной квартире, допоздна смотрю фильмы…

Как-то весной 2001 года я не сразу после уроков пошел к деду – показал друзьям квартиру, а потом решил остаться в ней ненадолго. Изучая книги в шкафу, я нашел отцовские журналы, напечатанные на грубой серой бумаге, обучающие кунг-фу. Рядом с ними лежала видеокассета без обозначений. Оказалось, что на ней был записан эротический фильм. Я проматывал на пикантные сцены. У меня была эрекция, но я не знал, что должен делать. Прозрачная вязкая жидкость капала с моего члена. Я снимал штаны и ставил между ног ведро, продолжая смотреть. Так я проделал несколько раз, но не чувствовал того удовлетворения, о котором читал в энциклопедии. Однажды я уединился в туалете, пока мама готовила еду. Я подумал: если в фильме мужчина двигается взад и вперед над женщиной, то руками я могу создать подобие влагалища, двигая ими вверх и вниз. Мастурбируя, я ощущал приятное расслабление. В голове всплывали кадры из фильма. Неожиданно меня накрыло. Я был так поражен этому чувству, что чуть не упал с унитаза. И осознал, зачем люди занимаются этим. Это самое главное мое открытие в одиннадцать лет. После этого я мастурбировал при любом удобном случае.

Примерно через пару лет я посмотрел фильм «Дорожное приключение», где мне запомнилась сцена, в которой герою Шона Уильяма Скотта медсестра давила на простату через анальное отверстие, от чего тот испытал бешенный оргазм. Я решил попробовать то же самое. Своей рукой было не очень удобно делать подобное. Тогда я взял чапельник с округлым лакированным черенком, который смазал кремом для рук, и засунул в себя почти целиком. Оргазм был мощным, но не нарастающим, а резко берущим верхний пик, словно по нажатию кнопки. Иногда в ванной я засовывал себе пару пальцев, чтобы представлять чувства женщины, которой я также бы погрузил их внутрь. Это возбуждало еще сильнее.

Я только перешел в шестой класс, когда решил обзавестись подругой. После уроков, идя обычным маршрутом из школы, встретил одноклассницу Галю. Я проводил ее до дома, где она навещала дедушку. Тот раньше руководил местным пивзаводом. Галина была угловатой плоской девочкой с прической как у пуделя. Она не вызывала во мне симпатии, я просто ухватился за первую возможность завести подружку. Приходил к ней пару раз в гости.

Когда Галя предложила вместе посмотреть мультфильмы по телевизору, я заявил, что вырос из этого. После уроков одноклассники бежали домой смотреть очередных «Покемонов», «Котопса» или «Губку Боба». Мне были непонятны их увлечения. Когда Андрей пытался мне рассказать сюжет первого фильма о Гарри Поттере, я посчитал, что у него серьезные проблемы со вкусом. Однако при показной взрослости во мне еще жил ребенок.

Разбирая старые вещи на шкафу в комнате деда, я нашел игровую приставку Dandy, которую мне купили в далеком 1994 году. Отец с мамой вырывали друг у друга джойстик, чтобы поиграть в «Марио». Иногда очередь доходила и до меня. Бабушке не нравилось, как я стою перед телевизором, нервно вдавливая кнопки, поэтому мою забаву отправили на шкаф. Мне хотелось проверить, работает ли еще приставка. Большинство детей в то время уже имели 16-битную Sega. Зато у Макса была игровая приставка как у меня. Освоившись в управлении джойстиком, я стал проводить много времени у друга за любимой игрой Teenage Mutant Ninja Turtles III.

В начале сентября 2001 года ко мне с серьезным разговором обратилась мама. Я был на балконе. Она вошла ко мне и прикрыла за собой дверь. Сказала, что ей важно со мной поговорить. Она беременна, но не знает, оставлять ребенка или нет. Николай после регистрации брака ночевал у нас буквально один раз. Их отношения стремительно начались и быстро распались. Я в то время был полон оптимизма. Был уверен, что мы сможем воспитать нового ребенка в нашей семье. Маму воодушевила моя поддержка. Вопреки мнению деда и Николая она решила оставить ребенка.

Мы стали чаще жить в четырехкомнатной квартире. Мама периодически приходила с нами туда, чтобы дать возможность деду отдохнуть.

Так было и 11 сентября 2001 года. Вечером мы меняли постельное белье перед телевизором. Внезапно эфир прервался на экстренное сообщение: горит небоскреб в Нью-Йорке. Мы не понимали, что происходит. Я добавил громкость. Наш корреспондент стоял на крыше высотки, рассказывая о страшной авиакатастрофе. На заднем плане вздымался дым от одной из башен-близнецов. Спустя мгновение другой самолет врезался во второе здание. Мы не могли понять, как два разных пилота могли допустить одну и ту же чудовищную ошибку, ведь небо было ясным. Лишь потом сообщили, что это теракт. Тогда я впервые задумался о жутком значении этого слова. А прежде те, кого называли террористами, были для меня лишь условными злодеями в американских боевиках.

* * *

В апреле 2002 года мама смогла получить должность мирового судьи, скрывая от всех свою беременность. Она сдала экзамен на судью еще в 1998 году, но все ставки были заняты. Когда законодательно ввели дополнительную судебную инстанцию, то во всех регионах срочно стали набирать резервистов. Она подходила по всем критериям. Медкомиссию ей разрешили пройти после назначения на должность. Она проработала всего несколько дней перед запланированными родами.

Тридцатого апреля после работы мама почувствовала, что пришло время. Я проводил ее до больницы – дед куда-то уехал. Вечером он очень беспокоился, что отсутствовал в такой важный момент, и даже не обратил внимания, как я допоздна играл в приставку. Дед уснул в кровати с братом. Я же до шести утра был поглощен картриджем «Робокоп-2», пока не прошел игру до конца.

У нас было принято ложиться спать не позже одиннадцати вечера. Около месяца назад в это время по Первому каналу показывали церемонию вручения «Оскара». Я, разумеется, слышал об этой легендарной премии, но никогда не видел, как ее вручают. Включив перед сном Первый канал, я увидел, как объявляли режиссеров-номинантов в огромном зале среди людей в шикарных костюмах. Потом на сцену за статуэткой поднялся рыжеватый мужчина с залысиной. Мне хотелось посмотреть на этот праздник, но мама выключила телевизор. Пока она ходила в туалет, я снова включил церемонию. Лучшим фильмом назвали «Игры разума». Я захотел его увидеть.

Первого мая, в обед, меня разбудил дед. Сообщил, что мама вчера вечером родила девочку. У меня появилась сестра Ева.

Как только закончились праздничные дни, мама вышла на работу. Утром из районного суда позвонили домой, чтобы узнать обо всем. Я ответил, что не сообщаю неизвестным информацию личного характера. По маленькому городу быстро разошелся слух о том, что судья родила, только приступив к работе. Председатель суда боялся, что она уйдет в отпуск по уходу за ребенком. Однако ухаживать за ребенком взялись мы с дедом. Пока я был в школе, нянчился он. Потом эстафета передавалась мне – до прихода мамы с работы. Дед не любил менять пеленки. Это приходилось делать мне. Также я готовил детскую смесь. Брызгал себе на руку молоко, чтобы понять, горячее ли оно. Придерживая сестре головку, кормил из бутылочки.

Ева была спокойным ребенком. Мне нравилось с ней возиться. Мама предлагала нанять няню, но я возражал. Считал, что нельзя доверять воспитание чужому человеку. Мы решили, что, пока у меня каникулы, обойдемся без нее.

Тем летом в обеденное время часто транслировали чемпионат мира по футболу. Мама считала, это примитивная игра. Я заочно поддерживал ее мнение. Однако дед в молодости любил смотреть футбол. Лишь позже его страстью стали трансляции лыжных гонок и биатлона. Он добавил звук, объяснил мне суть игры. Сказал, что эти матчи проходят раз в четыре года среди лучших команд мира. Мне стало интересно наблюдать за таким редким событием. Я нашел в газете заметку о сетке турнира и фаворитах чемпионата. Мы с дедом, качая ребенка, смотрели футбол каждый день. За решающим матчем нашей сборной с Бельгией на групповом этапе турнира мы следили не отрываясь. Под конец его комментировал даже В. Жириновский, веривший, что наши футболисты смогут сравнять счет, когда Сычев на 88-й минуте забил второй гол. Однако Бельгия прошла дальше по турнирной сетке. Финал чемпионата я ждал с нетерпением. Германия встречалась с Бразилией. Во время второго тайма меня неожиданно позвал на улицу одноклассник. Я удивился, что он не смотрит футбол. Ему была нужна шина для колеса велосипеда. Я сказал, моя ему не подойдет. Вернувшись к экрану, я подумал, как же много теряют люди, занимаясь бытовыми делами во время событий глобального масштаба. Деду было жалко Оливера Кана. Он за весь турнир до этого пропустил всего один мяч, а теперь не взял целых два за 25 минут до конца матча.

* * *

Когда я пошел в седьмой класс, для моей сестры нашли няню. Эта женщина работала в детском саду много лет до выхода на пенсию. Я наблюдал, как она занимается с Евой. Пришлось признать: она делала это намного лучше нас с дедом. Няня включала малышке детские песни, играла с ней в разные игры, читала сказки. Я даже немного ревновал. Она заметила, что у меня длинные пальцы, как у пианиста. Мне понравилось такое сравнение. А еще она обратила внимание, что у меня слишком сутулая спина. «Держи ровнее», – мягко говорила она.

Я нашел для себя новое увлечение – покупал в киоске газету «Телесемь», чтобы следить за кинопремьерами. В нашем маленьком городе не было кинотеатров, а мне хотелось смотреть новинки раньше других. Купив пиратскую видеокассету, будь то экранка или копия, по уверениям продавцов, лицензионной версии, я приносил ее – порой даже не распаковав – в школу, чтобы похвастаться. Как-то взял с собой видеокассету с фильмом «Люди в черном – 2» на собрание актива самоуправления. Положил на парту запросто, как учебник. Ребята из классов постарше смотрели на меня с недоумением. За три года эти собрания мне порядком надоели. С учителями я уже и так хорошо ладил, а для одноклассников моя роль ничего не значила. Кроме того, мне стало неинтересно участвовать в театральных праздничных мероприятиях, где выступал весь актив школы. В пятом классе я выходил на новогоднюю сцену в парике, блестящем платье и женских туфлях под фонограмму Аллы Пугачевой «Мадам Брошкина». На новогодней елке в следующем году исполнял ведущую роль. Скоморохом с наведенными алой помадой щеками я выбегал на сцену, одетый в нелепые розовый колпак и старую желтую рубашку, на которой болтались декоративные красные заплатки. Широкие спортивные штаны усиливали нелепость наряда, а мое выразительное произношение доводило комичность образа до апогея. Меня больше не тянуло участвовать в подобных фрик-шоу.

Кино стало моей настоящей страстью, захватило меня целиком. Мама ругала меня – слишком много, говорила она, я трачу на видеокассеты. Мне же казалось, что пара фильмов в неделю вовсе не расточительство. Я смотрел все, о чем раньше только слышал: от «Гладиатора» до «Матрицы».

Посмотрев первый фильм о «мальчике с отметкой на лбу» и вспомнив восторженный отзыв Андрея, я понял, что пересказ сюжета может звучать нелепо, не имея ничего общего с магией самого кино.

После очередной премии «Оскар» я стал отсматривать в первую очередь фильмы, которые удостаивались признания в профессиональных кругах. «Банды Нью-Йорка» Мартина Скорсезе были моим фаворитом. В дни премьеры я посмотрел его несколько раз. Пытался показать фильм маме, но она нашла его очень скучным.

Маме нравилось индийское кино. С интересом она смотрела и советские мюзиклы вроде «Гардемарины, вперед!» и «Собака на сене». Тогда я включил ей «Чикаго». Думал, мама, как поклонница подобного кино, поможет мне разобраться, почему он стал лучшим фильмом года, по мнению американской киноакадемии. В то время у меня не было интернета, чтобы узнать о важности культурного контекста: не только для самих произведений, но и для их верного восприятия аудиторией. Я же понятия не имел о значении мюзикла Боба Фосса в американском театральном сообществе. Мама считала, что фильмы смотрят ради удовольствия и нечего копаться в них. С этого времени я перестал ориентироваться на ее мнение. Наши вкусы сходились лишь относительно кино развлекательного жанра, вроде «Сокровищ нации» и «Пиратов Карибского моря».

Я стал смотреть на телеканале «Россия» «Синеманию» и рубрику «Киноакадемия». Меня поразил «Малхолланд драйв» Дэвида Линча – непостижимый, магический.

Мама все пренебрежительней относилась к моему увлечению, не понимала, зачем я смотрю такие фильмы. Она топтала и разбивала мои видеокассеты, желая добиться от меня повиновения. А однажды, когда я был захвачен кульминационным моментом «Зеленой мили», выдернула шнур от телевизора из розетки и потребовала срочно вынести мусор. Она не понимала, что морально травмирует меня. В ответ я мстил, вырывая страницы в ее кодексах законов. Вел себя как младший школьник, а потом испытывал неловкость за это.

В целом же у меня с мамой были доверительные отношения. Она мне рассказывала о своих любимых книгах, включая «Графа Монте-Кристо», делилась воспоминаниями о детстве. Иногда, правда, говорила то, чего бы я не хотел слышать: например, о пристрастиях моего отца в сексе. Я не подавал виду, чтобы не нарушить ее доверие.

Все в семье называли маму по имени и, будучи ребенком, я повторял за ними. Она была не против. Ей казалось, так она моложе в глазах посторонних. А меня после восьми лет разные люди часто ругали за неуважительное отношение к матери. Только к двенадцати я перестал обращаться к ней по имени, однако и мамой называть стеснялся, обходясь не нагруженным особенными смыслами «ты». Так же обращался я и к отцу. Правда, по имени никогда его не называл. Сколько ни пытался, так и не смог говорить им «мама» и «папа».

* * *

Когда пришла эра DVD, мои познания в кино стали заметно расширяться. На одном диске могло быть записано по десять фильмов, я компоновал их. Покупал сборники по фильмографии актера или режиссера, по номинантам наградного сезона или по новинкам недели. Мне было интересно разбирать стиль отдельных авторов и закономерности в различных жанрах. Кроме того, в четырнадцать лет я изменил свое отношение к анимации после просмотра «Шрека». Осознал, что мультфильмы могут быть созданы не только для детей.

Мне так нравился яркий мир кино, что редко хотелось переключаться на действительность. На первом этаже нашего дома алкоголик в белой горячке убил мамину подругу, вогнав ей молотком отвертку в голову. Он хотел убить и своего тринадцатилетнего сына, крича на всю улицу, что на него напали «чечены», но юноша смог скрыться в подъезде другого дома. Мама ходила к подруге в больницу – та лежала две недели в коме, прежде чем умереть. В окно я видел, как выносят гроб из подъезда. Было жутко от мысли, что жизнь этой женщины закончилась так рано и бессмысленно. Через полгода лечения в психбольнице убийца от горя повесился в колодце.

По вечерам компании подростков часто мешали жильцам дома, выпивая под окнами и разбивая бутылки о гаражи. Дети помладше издевались во дворе над животными. Один раз они засунули бедной дворняге под хвост палку от дерева. Мой учитель географии, живший на четвертом этаже нашего дома, выбросился из окна от несчастной любви. Я видел, как он перед учительской целовал красивую блондинку, преподававшую в начальных классах. Он выжил, но ушел из школы. Стал работать судебным приставом.

Я не понимал, зачем продолжать батрачить на огороде, если с финансами порядок – мама хорошо зарабатывала. Под осенним холодным дождем мы с дедом выкапывали урожай. В перчатках, ставших черными от мокрой земли, невозможно было разглядеть корнеплод. Мы толкали телегу по вязкой грязи сквозь ботву. Я не хотел для себя такой участи. Кино открывало мне огромный, разнообразный мир, отличавшийся от депрессивной картины вокруг. Я решил, что после окончания школы выберусь из этого города любой ценой.

В этот период мама стала общаться с Сергеем, от которого жена ушла к Николаю, отцу мой сестры. Ситуация очень смахивала на мелодраму: отверженные, одержимые вендеттой, обретают новую любовь. Мама предложила отдать свой предмет одежды Сергею, чтобы тот оставил его в спальне бывшей жены. Для убедительности советовала разбросать повсюду презервативы. Так она хотела насолить бывшему мужу и его новой пассии. Разговоры о показной мести привели мою мать к третьему браку.

Сергей был водителем в сети магазинов. Дома он всегда молча смотрел телевизор. Мама устроила его работать к себе в суд судебным приставом. Я с ним почти не разговаривал. Он периодически жаловался на меня матери, что я часто занимаю туалет и порчу воздух в зале.

В летние каникулы перед восьмым классом я неожиданно открыл для себя, что не только люблю смотреть футбол, но и неплохо в него играю. На просторной лужайке перед одним из частных домов стали играть ребята, посещавшие футбольную секцию. Я позвал с собой Макса, и мы присоединились к ним. Сначала я стоял на воротах, потому что привык на волейбольной секции в падении доставать мячи. После выхода в нападение несколько раз забил, обводя защитников, которые выступали на школьных соревнованиях. Игра была динамичной, но без фолов. Наши матчи приходил смотреть и мой дед. Так мы играли около месяца, пока один из местных парней не прикатил пьяным на мотоцикле с бензопилой. Он под корень уничтожил деревья, которые мы использовали в качестве ворот. Играть в других местах было не так весело – к нам приставали местные гопники, намереваясь отнять у нас кроссовки.

В новом учебном году в мой класс перевели симпатичную девочку Алену. В то время я сидел на второй парте среднего ряда. Со мной по очереди садились два моих друга – на тех предметах, по которым отставали, чтобы я им помогал с контрольными. Я успевал решить за урок два варианта. Так получилось, что они оба отсутствовали в первую неделю занятий. Алену посадили со мной. Мы понемногу стали общаться. Я узнал, откуда она и где сейчас живет. Иногда удачно шутил, вызывая у нее улыбку. Я думал: может, теперь мне повезет завязать отношения с интересной девочкой. Однако через несколько дней Алена отсела от меня к новой подружке. На уроках физкультуры я старался попасть в одну с ней команду по волейболу, чтобы любоваться сзади на ее упругую спортивную попу в обтягивающих шортах. Ее длинный хвостик из блестящих русых волос хотелось потрогать ладонью. Она бегала стометровки лучше наших парней. Меня привлекали ее сильные ноги. Я влюбился, но не знал, как к ней подступиться.

К 8 Марта мы должны были подготовить подарки девочкам, имена которых вытащили из распределительной шляпы. Каждый сам придумывал, что подарит. Один мой одноклассник не знал, куда деть картину, – та, которой предназначалось живописное полотно, не пришла на классный час. Я выкупил у него картину. После уроков пошел за Аленой, прося принять подарок. «Мне ничего не надо», – сказала она и быстрым шагом направилась к своему дому. Я догнал ее, встал перед ней на колено, протягивая картину. Алена обошла меня сбоку. Пришлось оставить полотно у двери ее квартиры.