Белые люди

– Это в каком смысле?– не поняла Лера.

– Ну я же не работал на заброшенных станциях. Я вообще не разбираюсь, как туда попадать.

– Зашибись!– протянула девушка.– Ну ничего, мы с тобой доедем как-нибудь, а потом уж разберёмся, куда идти.

Сосредоточься Молчанов на происходящем, он обязательно схватился бы за голову. Но у Максима Владимировича были другие мысли в его и без того перегруженном разуме. Размышления о таинственных людях, которых он начал видеть с недавних пор оказались вытеснены абсолютно другими суждениями, появившимися в голове, как только Максим Владимирович окинул взглядом вагон. Он наблюдал за собравшимся в вагоне народом и ужасался.

Несмотря на свободные сидения, пассажиры стояли, прислонившись к дверям. Разве они не знают что если в основном цилиндре случится пробоина, через которую будет выходить воздух, то двери тут же откроются? В памяти всплывали байки, которые иногда рассказывали понурые машинисты. Например, как из открывшейся двери вывалился человек, и буквально пару секунд его спина касалась стены тоннеля. Его вытащили почти сразу, мужчина даже остался жив. Но так как было лето, жара, на несчастном была только одна рубашка. От неё остались только рукава и передняя часть. Вся ткань со спины исчезла вместе с кожей и большей частью мышц. Мужчина корчился от боли, а остальные пассажиры старались не смотреть на торчащие из кровавого месива рёбра с позвоночником.

Или про девушку, которая тоже вывалилась из-за неполадок с цилиндром, в панике попыталась схватиться за какую-то трубу, но зацепилась за торчащий из стены крюк и была буквально разорвана. К тому же, крюк вошёл в тело сбоку и прошёл между рёбер. Но за рёбрами шёл позвоночник. Когда до него дошёл крюк, то спрятанный за позвонками спинной мозг оказался просто выдран из её тела.

Страшно хотелось рассказать всем этим недалёким пассажирам парочку таких историй. Все эти люди ужасно раздражали Молчанова своей тупостью. Помимо дислексиков, игнорирующих надпись «не прислоняться», вагон наполняла безвольная серая масса, уткнувшаяся в свои крохотные мирки, состоящие из единственного тупика. Кто-то глядел в смартфон, кто-то спал, а самые безнадёжные просто смотрели в одну точку. И зачем только Молчанов поехал на этом поезде?

Вскоре состав остановился, и Максим Владимирович услышал рингтон своего телефона. Молчанов достал аппарат из кармана и взглянул на экран. Звонила Лысенко.

– Кошмар, у тебя что, звонок по умолчанию?!– Аглицкая даже выпучила глаза от изумления, настолько не ожидала услышать стандартную заводскую мелодию в век развитой музыкальной индустрии. Но Максим Владимирович отмахнулся:

– Да?

– Алло, Молчанов? Тут опять этот твой парень плачущий стоит. Не знаю, может, тебе надо… Это ты кого там тащишь?– последняя фраза была ответом на вскрик Леры «Эй, ты куда меня потащил?». Максим же Владимирович, как только услышал о возвращении плачущего юноши, в ту же секунду схватил Аглицкую за плечо и выскочил с ней из закрывающихся дверей.

– Арина, глаз с него не своди, я скоро буду!– прокричал Молчанов.

– Что значит не сводить? Мне на турникеты смотреть надо.

– На него смотри, чтоб не ушёл! Всё, жди!– Максим Владимирович отключился.

– И что это значит?– Аглицкая приняла позу крайнего возмущения: подбоченилась, сдвинув бёдра вправо, и принялась постукивать ногой по полу. Молчанов махнул рукой в сторону противоположных путей:

– Пошли. Там мой призрак вернулся.

– А,– в голосе Леры послышалось понимание вкупе с заинтересованностью,– поняла. Пошли конечно.

Максим Владимирович и сам не понимал, чего ожидает от встречи с загадочным плачущим юношей. В глубине души он, безусловно, жаждал получить ответ на вопрос, кого же Молчанов тогда видел на «Бауманской», а ещё Максим Владимирович надеялся, что тот как-то связан с покончившей с собой студенткой. Ситуация явно выходила из-под контроля.

– Что же это за год такой, всё ведь нормально у меня было всю жизнь, спокойно. И вот что это началось?– бормотал Молчанов, под грохот колёс, чтобы Лера не услышала. Впрочем, Аглицкой и не было интересно, чем сейчас занимается её новый знакомый. Она что-то очень внимательно читала в своём телефоне. Что-то выяснив, она наклонилась к Максиму Владимировичу и перекрикивая все шумы сообщила ему:

– Там сейчас депо!

– Где?– прокричал в ответ Молчанов.

– На станции этой заброшенной!

– А! Меня бы туда так просто и не пустили бы. А с тобой ещё сложнее было бы.

– Ничего не поняла, но скорее всего, согласна,– кивнула Аглицкая.– Всё, выходим,– и она впереди Молчанова побежала прочь из вагона.

– Ты не поверишь, Молчанов!– Лысенко разводила руками и активно поднимала и опускала брови после каждой фразы.– Я на полсекунды взгляд отвела – и, ты не поверишь, пропал! Народу тогда вообще никого не было, ни в какой толпе он затеряться не мог! Куда делся – ума не приложу!

– Да что ж за хрень такая!– выругалась Аглицкая. Максим Владимирович же просто сел на пол, обхватив голову руками. Опять упустил.

– Да ладно тебе, ты не расстраивайся, ещё увидишь этих призраков сколько надо будет!– утешала Молчанова Лера.– И в депо поедем посмотрим. Разберёмся, не переживай!

В этот момент Максиму Владимировичу так захотелось укорить девушку, что он даже поднял голову и попытался нахмурить брови. Но брови Молчанова вместо этого взлетели вверх, как только он увидел, кто идёт позади Аглицкой. Плачущий юноша.

Но на этот раз в нём что-то было по-другому. Его кожа никак не светилась и не казалась белой – кожа как кожа. Молчанов вскочил на ноги и проводил юношу взглядом. Аглицкая поначалу не поняла, из-за чего Максим Владимирович так резко изменился в лице, но увидев, что тот смотрит куда-то ей за плечо, обернулась.

– Это он?– Лера тут же поняла, что происходит, и оказалась взволнованна ничуть не меньше Молчанова.

– Он,– кивнул Максим Владимирович, сглатывая подступивший к горлу комок.

– Молчанов, ты видел?!– Лысенко выбежала из своей будки.– Как он вышел за турникеты? Я бы его углядела!

– Ты чего стоишь, пошли догоним его!– закричала Аглицкая и побежала к эскалаторам. Максим Владимирович пытался осознать, что происходит, поэтому не сразу отреагировал. Лера уже скрылась из поля зрения Молчанова, как вдруг его подхватила под руку Арина.

– Пошли быстрее, он уедет сейчас!– Лысенко впервые за всё время её общения с Максимом Владимировичем проявила такую прыть.– Слышишь, ты как умудрился такую девку найти, а?– спросила Арина, пока они с Молчановым бежали к платформам.

– Какую?– не понял Максим Владимирович.

– Безбилетную эту. Активная такая, боевая. Инициатива на лицо, с тобой такие обычно не общаются.

– Со мной никто обычно не общается,– буркнул Молчанов. В ответ Лысенко расхохоталась. Эскалатор на «Сухаревской» был на редкость длинным.

Когда контролёры оказались на платформе, они принялись оглядываться в поисках либо Аглицкой, либо плачущего юноши. Молчанов никак не мог найти ни предполагаемого призрака, ни новую знакомую. Он чувствовал, что сейчас произойдёт что-то страшное, что-то очень плохое. Тут наконец Максим Владимирович увидел и Аглицкую, и загадочного юношу. Лера стояла посередине зала и оттуда наблюдала за стоящим у края платформы парнем, по лицу которого потоком струились слёзы. Но если Лера совсем не понимала, что происходит, и просто с волнением наблюдала за плачущим юношей, то Молчанов сразу понял, к чему идёт дело.

Эти сжатые кулаки, трясущиеся колени, губы, которые что-то беззвучно шепчут на прощание. Рука несколько раз дёрнулась к карману. Максим Владимирович знал, что в кармане лежит телефон: хочется напоследок написать кому-то, или позвонить. Всё это Молчанов уже видел как-то раз. И запомнил на всю жизнь. Между тем таймер показывал двадцать секунд до прибытия поезда. Надо было что-то предпринимать. Причём срочно.

Максим Владимирович пошёл в сторону плачущего юноши, ускоряясь с каждым шагом. Тоннель уже был освещён фарами приближающегося поезда. Парень сделал глубокий вдох и, всхлипнув, выдохнул; закрыв глаза, сжал кулаки ещё сильнее и шагнул на пути. Молчанов, не раздумывая, прыгнул вслед и за секунду до непоправимого повалил парня в жёлоб между рельсами.

– Охренеть, я в какой фильм попала?– поражённая увиденным Лысенко с ошарашенной улыбкой подошла к Аглицкой. Лере же захотелось достать телефон и вызвать себе санитаров, а заодно посмотреть, не поседели ли её волосы.

Когда Молчанова и плачущего юношу, который оказался вполне живым и назвался Георгием, достали из-под поезда, Арина нервно смеялась и расспрашивала парня о причинах неудавшейся попытки суицида.

– Ну чего у тебя? Любовь несчастная, да?– юноша кивнул.– Господи, банально-то как! Вот вообще не переживай. Сама она дура. Красавец какой! На такого любая девушка нападёт и не отцепится, если у неё глаза не в жопе! Ну чего ты так кардинально, а? Вот это вообще не выход. От слова совсем. Я тебя лично на сайте знакомств зарегистрирую, если надо будет, слышишь! Тебе лет-то сколько? Жизнь только начинается! Ты таких баб столько ещё встретишь, что считать перестанешь. Вот вы, мужики, странные! Одна идиотка попадётся – и сразу под поезд! Ну кто так делает? Не выход это, ещё раз скажу! Ты внимательно меня сейчас слушай. И реветь не надо. Нервы свои не трать, они не восстанавливаются.

– Восстанавливаются,– хрипло проговорил Георгий.

– Да хрен с ними, с нервами!– отмахнулась Арина.– Тебе просто не обидно столько сил тратить на какую-то пилотку? Ты парень замечательный, по тебе сразу видно. Это она теряет, понимаешь? У меня вот у подруги дочка сейчас есть одинокая. Красавица просто высшего уровня! Лично вас сведу, понял? Ты близко живёшь?

– Да. Дом за церковью. Там во двор… зайти надо. Через арку.

– Я тебя лично доведу и в руки кому-нибудь передам. Не-не-не, ты у меня живее мёртвого будешь!

Пока Лысенко заговаривала Георгия, Молчанов, утирая пот со лба, наблюдал за этим диалогом, сидя на лавке вместе с Аглицкой. Девушка, убедившись, что её волосы сохранили свой удивительный цвет оттаявших после долгой зимы листьев ясеня, повернулась к Максиму Владимировичу и откровенно спросила:

– У вас каждый день такой писец происходит?

– Нет, конечно. Хотя в последнее время что-то часто под поезд бросаются. То собаки то люди…– неожиданно, Молчанов кое-что вспомнил. Он подошёл к Георгию и прервал словесный поток Лысенко.– Простите, молодой человек, а в вашем круге общения не было студенток Бауманки?– юноша помотал головой.

– Молчанов, ты сбрендил? Какая Бауманка?– не поняла Арина. Засмеявшись от глупого вопроса, Лысенко тут же продолжила.– Ты его не слушай. А вообще ты мне сразу показался каким-то несчастным. Как увидела ещё когда ты в первый раз пришёл, сразу поняла – что-то не то!

– В какой первый раз?– Георгий начал отходить от потрясения и попытался понять суть вопроса.

– Ну ты же не сразу решился, раза два до этого приходил сегодня,– пожала плечами Лысенко.

– Ничего п-подобного. Я только один раз сюда пришёл. Сейчас. Чтобы сразу… прыгнуть,– выдавил юноша.

– Бедняжка,– Арина вздохнула.– Всё из головы вылетело. Ничего, оправишься. Ну и вот, слушай дальше…

Максим Владимирович отошёл обратно к Аглицкой и опустился на лавку. Лера не знала, что сказать, а Молчанову нужно было подумать, поэтому на какое-то время воцарилось молчание. Нарушил его, что удивительно, Максим Владимирович.

– Там сейчас другая бригада подъедет, я сегодня работать не буду.

– Ну само собой,– кивнула Аглицкая.– Сейчас бы работать после такого веселья!– и опять тишина. Однако через пару минут Лера вздрогнула и ткнула в бок своего нового знакомого.– Максим Владимирович, дай номер свой.

– Чего дать?– не понял Молчанов.

– Телефон свой дай, говорю.

– Это в каком смысле?– Максим Владимирович совсем не ожидал такой просьбы и нашёл её двусмысленной.

– Ничего не подумай, с тобой весело просто. А у тебя девушка-то есть?

– Нет,– Молчанов помотал головой.

– Найдём. Я тебя в свет выведу. Какой-то ты загнанный.

Когда Максим Владимирович пришёл домой и сел перед телевизором, то даже не включил его. В голове роились мысли. Он отчаянно пытался понять, что за существ видел уже два раза за последнюю неделю. Они наверняка были одного происхождения. Георгий явно был жив, значит, это точно не призраки. Но кто-то же стоял у стены тогда. Кто-то же плакал, поднимая голову к потолку. Кто-то, излучавший загадочное белое свечение. Кто-то, точь-в-точь похожий на Георгия. Кто-то, но не он.

Глава 3. Жизнь ради искусства

Через несколько дней после инцидента на «Сухаревской» Максиму Владимировичу объявили, что какое-то время ему предстоит работать на «Трубной» в великолепной, по мнению Молчанова, должности. Максиму Владимировичу предстояло сидеть в мониторной, куда транслировались видео с камер на станции, и изредка выходить, если появится что-то нехорошее. Это входило в обыденное для Молчанова понятие Службы безопасности. Огорчало немного то, что при таком виде деятельности подразумевался коллега – работа была парной.

Но это можно было перетерпеть. Коллега явно не начнёт вытаскивать Молчанова на прогулки, не будет пытаться пойти с ним в клуб. Дело в том, что за эти несколько дней у Максима Владимировича появилась подруга. Лера была первым человеком, которого не смущала полная безынициативность Молчанова. Она писала ему первой, сама звонила порой, звала на прогулки, и, в целом, Молчанов понял, что её звонки прекрасно помогают справиться с мрачной серостью работы в метро.

В тот день эту серость, помимо Аглицкой, скрасил коллега. Оказавшись в мониторной, Максим Владимирович увидел за пультом знакомый силуэт. Это был едва ли не единственный человек, общество которого Молчанову было приятно – его тёзка, тоже Максим. Но Вячеславович. Максим Вячеславович Иссинский, худой, среднего роста мужчина с длинными тёмными волосами, плотно прилегающими к черепу. На его лице всё время было позитивное выражение. Даже если Иссинский был сосредоточен на чём-то, уголки его губ всегда были чуть приподняты. Рассмешить Максима Вячеславовича было невероятно легко. Он был лёгок на подъём и быстро вникал в суть любой шутки. Приятнее человека Максим Владимирович в метро не встречал. Как всегда, Иссинский сразу же обернулся на звук открывшейся двери.

– О, Молчанов,– Максим Вячеславович засмеялся и, привстав, пожал Максиму Владимировичу руку. Его веки в состоянии покоя всегда были чуть-чуть опущены. Создавалось впечатление, что Иссинский всё время хочет спать. Но в моменты беспокойства и крайнего сосредоточения глаза распахивались во всю ширь.– Как жизнь?

– Как всегда,– Молчанов пожал плечами.– А ты как?

– Ты знаешь, я потерялся!– сообщил Иссинский. Эта фраза означала совершенно конкретную ситуацию – несколько минут назад, Максим Вячеславович связывался с диспетчером Наринэ-Иванной. Наринэ-Иванна была хорошо знакома Иссинскому, на неё Максим Вячеславович всё время почему-то попадал в экстренных случаях. Каждый раз, звоня в диспетчерскую чтобы сообщить о каком-то происшествии, Иссинский слышал один и тот же голос с красивым акцентом. Он уже примерно представлял себе эту даму, несмотря на то что вживую они ни разу не виделись. Её примечательные фразы Максим Вячеславович нередко цитировал. Однажды, когда Наринэ-Иванна запуталась руками в проводах, она с возмущением заявила в трубку: «Я потерялас!». Это рассмешило его донельзя. Ещё Максим Вячеславович несказанно радовался, когда в рации появлялись помехи и Наринэ-Иванна принималась раздражённо жаловаться: «Да я не понимаю, щто это за радио, где вообще находимся? Щто за шум… Кто шумит-т?!». Ещё Иссинский любил порой пытаться скопировать очаровательный акцент Наринэ-Иванны, но терпел крах. Её голос был уникален, спародировать его не представлялось возможным. Слегка тянуть звук «м» на конце слов, выделять «о» в окончаниях – этого было недостаточно. Порой Максим Вячеславович порывался написать книгу «Как говорить, как Наринэ-Иванна». Ведь есть же книга «Как говорить, как Стивен Фрай», значит и про Наринэ-Иванну нужно что-то такое создать. Этот уникальный говор, ласкающий слух посреди грубых интонаций прочих работников метрополитена, был для Иссинского определённой отдушиной. И раз сейчас Максим Вячеславович радостно сообщил, что потерялся, это явно было следствием недавнего диалога с Наринэ-Иванной.

– По какому поводу на этот раз созванивались с Наринэ?– поинтересовался Молчанов

– У нас художник опять чудит.

– Какой художник?– не понял Максим Владимирович.

– На «Трубной» бродит один дедушка, всё время мольберты свои расставляет. Нам его либо самим надо убирать, либо силы посильнее звать,– такие фразы тоже были фишками Наринэ-Иванны. Она иногда говорила Иссинскому, что его наглядность не наглядная, когда тот описывал ей некую ситуацию на станции.– Руководство утверждает, что он мешает движению народа.

– А он мешает?

Иссинский пожал плечами:

– Да не особо. Но нам его сегодня необходимо будет гонять, если опять припрётся.

– Ну если надо, значит будем гонять.

И начался рабочий день. По камерам, с одной стороны, не показывали ничего интересного. Но, с другой, это были и не новости городка N, или депрессивное ток-шоу. Разговоры с Максимом Вячеславовичем изрядно скрашивали день Молчанова. Они успели обсудить все проблемы типичного работника метро. Иссинский жаловался на машинистов, которые, смертельно бледные вылезали из-под поезда с кровавой кашей на руках после того, как сбивали очередного неудачливого пассажира. По словам Максима Вячеславовича, все машинисты обязательно начинали ныть об этом Наринэ-Иванне, используя диспетчера как психолога.

– Я… я его сбил, убил, перерезал напополам!– со слезами в голосе сообщал ей очередной убийца поневоле.

– Даже так? Безобразие!– осуждающе комментировала такие сообщения Наринэ-Иванна.

А после этого она обязательно звонила Иссинскому и рассказывала, насколько же ей надоели эти несчастные. По словам Максима Вячеславовича, Наринэ-Иванне уже не хотелось их жалеть, как поначалу. Когда приходится выслушивать подобные истории раз в два-три дня, пропадает всякое желание тратить на них нервы. Самое интересное заключалось в том, что в диспетчерскую нужно было звонить совсем не машинистам, а другим работникам станции – дежурному или его помощнику. Но обезумевшие от свершившегося машинисты, в ужасе выползающие из-под поезда и выбирающиеся на платформу блевануть, почему-то почти поголовно ковыляли к связистам и лично дозванивались до диспетчера.

– Я где-то читал про женщину, которая на машине сбила старушку и тут же сама стала звонить в полицию,– рассказывал Иссинский.– Вроде как даже не плакала, не кричала, просто в состоянии аффекта сообщила, что она сбила бабку. Это, по-моему, статья в каком-то журнале была. И там ещё психолог объяснял, что такие вещи сразу хочется проговорить с кем-то. Ну даже не хочется, а это просто необходимо. Вот с машинистами то же самое.

Но больше всего Максима Вячеславовича раздражали люди с длинными шарфами, которые волочились по полу и порой попадали в ленту эскалатора. Обычно удавалось шарф быстро развязать или вырвать из цепких металлических челюстей коварного механизма. Но случались и смертельные исходы. Иссинский даже показал Молчанову видео с монитора, где маленькая женщина с очень длинным шарфом, оказавшимся смертельной ловушкой, задыхалась на полу у эскалатора, пока ей не помог спустившийся следом мужчина.

– Ну не дура ли?– возмущался Иссинский.– Идиотка просто! Мозгов нет вообще. Шарфы в метро категорически не нужно носить, я считаю. И уж точно надо следить за ними возле эскалаторов.

За такими непринуждёнными и весёлыми диалогами прошло часа два. И тут, на очередной позитивной ноте, Иссинский бросил взгляд на монитор и вздохнул:

– Ну что такое!

Молчанов тоже посмотрел на экран, и в одну секунду у него перехватило дыхание:

– Ты тоже видишь это?– на камере номер четыре шёл странный человек. Его тело было невозможно разглядеть на камере из-за странного белого свечения. В толпе людей выделялось жуткое белое пятно. Максим Владимирович трясущимися руками схватил Иссинского за плечо и слегка встряхнул:

– Ты это видишь?!

– Конечно вижу! Это кошмар какой-то, мне надоело, я не пойду. Молчанов, сходишь?– Максим Владимирович непонимающе взглянул на коллегу. Призрачная сущность появляется в радиусе ста пятидесяти метров, а Иссинский не хочет туда идти. Это как?

– А ты их часто видишь?– Молчанов решил уточнить, параллельно направляясь к двери.

– Да почему их, он один, вообще,– Максим Владимирович резко развернулся.

– В каком смысле один? У меня это уже третий.

– Интересно, я думал такой долбанутый в метро только один,– задумчиво протянул Иссинский.

И тут Молчанову пришла в голову мысль, что они говорят о разных вещах.

– Ты сейчас про кого?– спросил Максим Владимирович.

– Про художника. А ты про кого?– Молчанов пригляделся к мониторам и увидел на экране под номером шесть забавную картину. Многие колонны на «Трубной» были украшены витражами, изображающими различные города и достопримечательности России – цветные стёклышки, выложенные в форме вещей и зданий, ассоциирующихся с определёнными местами, создавали на станции атмосферу торжественной галереи искусств. И возле витража Коломенского расположился небольшой мольберт, за которым сидел старичок с пышной седой шевелюрой. Он рисовал станцию с таким упоением, что выглядел продолжением стены – настолько он был статичен.

– Это тот художник, что ли, которого прогонять надо?– догадался Молчанов.

– Конечно. А ты про кого?– не понял Иссинский.

– Да ни про кого,– Максим Владимирович уже успел пробежаться взглядом по камерам и понять, что таинственное белое пятно в виде человека уже исчезло. Молчанов открыл дверь и вышел из мониторной. Спускаясь, он размышлял о странных вещах, которые с ним начали происходить. И самым странным было то, что Молчанов даже не мог решить, какая странность смущает его больше – сверхъестественные люди или появление (страшно сказать) подруги.

Лера Аглицкая проявляла в отношении Молчанова свою бесконечную инициативу. При этом девушка каждый раз подчёркивала, что они только друзья и на нечто большее Лера подписываться не будет. Максим Владимирович не знал, как относиться к её рассказам о вдохновляющих вещах. Аглицкую восхищала архитектура Питера, лошади и книги некоего Кирилла Схимника. Обо всём этом Лера с воодушевлением вещала Молчанову, притом что ему в какой-то момент даже стало интересно, чем же так цепляют книги Кирилла Схимника, какой район Питера лучше подходит для жизни и как верховая езда влияет на правильную осанку. Аглицкая была только рада поделиться подобной информацией. И что эта шикарная девушка нашла в Молчанове? Он же никуда не годится как друг – сидит целыми днями на работе, потом спит дома, музыку не слушает, книг не читает, в кино не ходит. Когда Лера узнала обо всём этом, то пришла в ужас. А после того как Максим Владимирович сообщил, что у него даже компьютера нет, Аглицкая и вовсе чуть не расплакалась. Молчанов поражался её терпению и интересу к его персоне. Для самого себя Максим Владимирович казался тотально неинтересной личностью. Собственно, так и было. Лера говорила, что во всей судьбе Молчанова есть какой-то трагизм, какая-то мистика. И это было интересно.

Между тем, за подобными мыслями Максим Владимирович проехал весь эскалатор и направился прямо к художнику. Предстоял нелёгкий разговор. Нормальный человек уже придумал бы, что сказать этому коренастому, плотненькому дедушке с густыми седыми волосами. Но Молчанов – это Молчанов. Он просто подошёл к художнику и похлопал по плечу. Тот обернулся. Лицо у старика было на редкость добрым. Обрамлённое аккуратной бородой и пушистыми усами, его лицо демонстрировало правильный прямой нос, маленькие глаза с сетью морщин в уголках и потрескавшуюся нижнюю губу. Лоб у живописца оказался также испещрён морщинами. Сейчас брови старика были сосредоточенно нахмурены, и он непонимающе глядел на Молчанова.

– Вы не могли бы уйти? Вы мешаете людям ходить,– сухо сказал Максим Владимирович.

– Так мне же совсем чуть-чуть осталось!– грустно воскликнул старичок. Молчанов бросил взгляд на его картину. Станция на самом деле смотрелась как вживую. Но на завершение полотна явно требовалось ещё много времени.

– Не чуть-чуть,– возразил Молчанов.

– Ну хорошо,– вздохнул старичок. Он медленно убрал кисти и палитру в чемоданчик, куда после была отправлена картина, неторопливо сложил мольберт и ушёл.

– Делов-то!– хмыкнул Максим Владимирович.

Пока он ехал на эскалаторе обратно, то думал, за что же Иссинский так сильно недолюбливает этого художника. По мнению Молчанова, жалующиеся машинисты являли собой куда более мощный раздражитель. Вновь оказавшись в аппаратной, Молчанов застал окончание диалога Максима Вячеславовича с диспетчером.