Флэшбэк

– Хорошо сложилось, что вы оба тут появились – можете пообщаться. Я пойду, – перед уходом, отец Дианы коснулся моего плеча, в очередной раз благодаря за помощь. Плюсом намекнул, что нужно занять художника беседой, и удалился к дивану, где сидела Ольга Юрьевна к компании других родственников.

Мы остались вдвоем. Егора, однако, это не слишком беспокоило. Он проверил пуговицы манжет, отвернувшись, будто меня здесь не существовало, и засмотрелся на фотографии. Удивительно, но неизвестную девочку внимательный художник заприметил почти сразу. Направился к снимку, остановился вплотную, разглядывая его.

– Кто это? – спросил, чуть повернув голову в мою сторону.

Я издал вопрошающий звук, словно не расслышал, но сам сделал шаг к нему, готовый ответить.

– Вот это, – парень постучал ухоженным ногтем по стеклу. Его пальцы были чрезмерно длинными, это я заметил еще при рукопожатии. – Не видел ее здесь.

– Ее тут и нет, – я встал рядом, скрестив руки на груди. Егор сощурился, переводя темно-зеленые глаза с Дианы на подростка.

– Так ты знаешь ее?

– Нет. Я тут вообще никого не знаю, кроме хозяев.

Художник, наконец, посмотрел на меня. Оценивающе, с подозрением.

– А как ты тут оказался? Парень? – предполагая, он указал головой в сторону фото.

– Я? Нет, нет, я просто таксист. Помог с организацией.

Мой ответ вызвал у нового знакомого усмешку.

– С каких это пор таксисты похороны организуют? Это у вас дополнительные услуги такие?

– Нет, – я сглотнул, пытаясь вернуть голосу обычное звучание. Давно так не переживал, общаясь с кем-то, да и тема была не самой приятной. – Я Диану к тому мосту привез.

Глаза, на мгновение вернувшиеся к рамкам, снова прыгнули на мое лицо. Так уж складывалось, что аура от этого парня исходила не самая приятная, потому и резко проснувшийся в такой ситуации интерес заставлял пожалеть о сказанном.

– Чувство вины не мучает? – полюбопытствовал он.

– Нет, я понимаю, что такое случается.

Снова усмешка, но уже более снисходительная.

– Да ладно? Поэтому с похоронами возишься? Себя хотя бы не обманывай.

– Это просто вежливость и желание оказать поддержку. Люди потеряли дочь, боюсь даже представить, какие муки они испытывают. А в такой ситуации думать о том, как ее похоронить – такое себе удовольствие.

– Не они первые, – проговорил Егор, поворачиваясь к гостиной в поиске чего-то. – Все переживают и как-то планируют, но ты молодец. Всегда такой добрый?

То, как равнодушно человек искусства высказался о такой эмоциональной теме, заставило меня усомниться, что он вообще может заниматься подобной отраслью. Сухарь, не иначе. Не подумаешь, что ему вообще нужен был правдивый ответ.

– То есть?

– Ну, не каждый осмелится влезть в решение заварушки, будучи причастным к ее возникновению. Хоть и косвенно, давай признаем. Кстати, не знаешь, здесь выпивка где-то есть?

Я смотрел на него, не чувствуя себя. Только когда Егор изменил выражение лица, задавая тем самым повторный вопрос, собственные нервные окончания вновь стали чувствительными. Брови оказались на середине лба, глаза раскрылись. Он что, серьезно сказал это?

Так просто? Обвинил меня и даже мышцей не повел?

– Погоди, – я нахмурился, опустив взгляд. – Ты сказал, что я виноват в ее смерти?

– Нет, я сказал, что ты – косвенный участник. Остальное ты додумал сам. И еще говоришь, что не чувствуешь вины. Знаешь, Руслан, в первую очередь нужно быть честным с самим собой, а там и другим врать научишься. В обратном порядке это не работает, – монотонно вещал Егор, беззлобно и открыто глядя на меня. Затем, вздохнув, повторил. – Так есть здесь алкоголь или нет?

– Нет, скоро всех за стол должны посадить, там будет, – угрюмо ответил я, признавая свою ошибку. Его слова были грубыми, но честными. Возможно, стоило бы высказаться более деликатно, только вот кому эта деликатность здесь поможет? Хоть у кого-то хватило смелости сказать такую правду мне лично.

Странно, но стало легче.

– Ты серьезно? – парень недовольно скривился. – За стол? И что они там разливать будут? Водку?

– Есть вино.

– Аллилуйя. Ты пьешь?

– Нет, я… Мне нельзя.

– Почему? Неужели, вам в такси выходные не дают?

– Это из-за травмы. Голова, – я махнул расслабленной рукой в сторону виска. Егор снова проявил любопытство:

– Что случилось? Клиент буйный попался?

Ясно. Любит пошутить. За основу решил взять род моей деятельности. Кажется, его вообще ничего не останавливает.

– Парни какие-то избили. Больше десяти лет уже прошло.

Егор подавил смешок, но его губы все равно предательски изогнулись. Кажется, подоспела новая шутка. Почему-то такая наглость меня не отталкивала. Точнее, немного. Он слишком открыто ее проявлял, потому создавалось впечатление, что это естественное поведение, не подкрепленное желанием обидеть.

В ответ на сдавленный короткий смех, я вопросительно изогнул бровь.

– Скины? – спросил художник.

Еще одна тема для шуток – национальность. Давненько я такого не слышал. Мы что, в школе? Легко быть расистом, когда ты белый, как снег.

– Нет, так что тебя это тоже может коснуться.

Мой ответ, похожий на завуалированную угрозу, рассмешил Егора. Его плечи задергались, пока он смотрел куда-то вперед, поджав губы. Старался вести себя тише, как культурно. Хотя бы какие-то детали в воспитании не упустили – знает, что в обществе, тем более, на похоронах, нужно быть скромнее.

– Хороший ответ. Принимается.

– Руслан, пойдем, поможешь, – скомандовал Николай Степанович, появившийся около нас будто из-под земли. Я кивнул. Хотел, было, спросить, не хочет ли Егор тоже поучаствовать, но тот сразу же отвернулся и побрел в сторону окна. Не удивительно.

Пока мы выносили столы и выставляли на них блюда, художник не отрывался от созерцания погоды и соседних многоэтажек. Его лицо снова вытянулось, приняло то же равнодушно-недовольное выражение. Высокомерие чистой воды.

Когда все дела были сделаны, я подошел к нему, чтобы позвать.

– Идем.

Он дернулся, оборачиваясь. Казалось, вырвался из глубоких раздумий, ожидая увидеть кого-то другого. Растерянность продержалась всего пару секунд, затем исчезла.

– Вино точно есть?

– Есть.

Мы заняли соседние места в самом конце стола. Обоим не хотелось лезть в середину, да и права для этого не было. Егор ничего не ел, но для приличия положил что-то в тарелку. Сразу я не заметил, но вид у парня был весьма говорящий. Говорящий, что ему с алкоголем пора завязывать, иначе скоро худое лицо превратится в раздутый шар.

Я сам тоже мало ел. В основном, чтобы не обижать хозяев дома. Хромовы – хорошие люди, не стоило создавать им лишних поводов для переживаний.

Когда все расселись, комната осталась почти пустой, потому портрет Дианы был виден отчетливо. Девушка смотрела на всех нас, радуясь. Думая так, есть вариант успокоить себя, якобы, теперь она в лучшем мире и то, что тревожило ее здесь, здесь и осталось. С нами.

Так как я не пью, мой стакан наполнялся вишневым компотом, а вот товарищ, сидящий по правую руку, только и успевал опустошать стопку вместе с другими гостями. На столе стояли только они, потому и вино наливали маленькими порциями. Могу поспорить, Егора это нервировало, потому что вел он себя максимально раздражительно.

В очередной раз, махом влив в себя напиток, он пробурчал сквозь зубы:

– Да вы, мать вашу, издеваетесь.

Я знал, где хранится остальной алкоголь, но ему говорить, конечно же, не торопился. Художник решил разрулить ситуацию сам: проверил время на телефоне и поднялся, стукнув меня по плечу.

– Вставай, я выйду.

– Куда?

– Домой. Час прошел, заберу деньги и свалю. Ты бы тоже собирался, не стоит злоупотреблять гостеприимством. Уж без тебя как-то дальше справятся.

Я рассудил, что, возможно, он и прав. Стоит оставить родственников одних.

Мы поднялись и подошли к Николаю Степановичу. Тот закивал, выводя нас из комнаты.

– Егор, про ваши деньги я помню. Руслан, пойдем с нами, пожалуйста. Хочу кое-что отдать.

Егор посмотрел на меня вопросительно, следуя за мужчиной в одну из дальних комнат. Я показал ему, что сам понятия не имею, в чем дело. Его такой ответ не обрадовал. Ясно, человек не любит сюрпризов.

Внутри стало понятно, кому спальня принадлежала. Об этом говорила куча снимков, сделанных на полароид, они висели лентой над кроватью, торчали из-за зеркала, лежали на подоконнике, рядом с альбомом. Комнату прибрали, это было заметно, но фото почему-то не тронули.

Егор стоял в стороне, осматриваясь с тревожным, рассеянным вниманием.

Николай Степанович подошел к кровати и взял с подушки два кулона.

– Вот, возьмите. Выберите, кому какой больше нравится.

– Что это? – художник не растерялся, принялся изучать их довольно отстраненно.

Украшения представляли собой два камня на цепочках. Один – мутный сине-зеленый, а второй – почти прозрачный малахит. Огранка странная, похожая на трапецию. У соединения с цепью камушки окутаны металлическими витиеватыми деталями. На вид оба украшения одинаковые, за исключением цвета.

Я на автомате взял тот, что был ближе – сине-зеленый. Егор брать подвеску не торопился.

– Это украшения Дианочки. Я ей их из экспедиции привез месяца три назад, она с ними не расставалась почти, постоянно с собой носила. Хотел с ней похоронить, а потом подумал, что лучше оставить. Чтоб не пылились, решил в чьи-то руки передать, она бы хотела. Старикам такое, сами понимаете, ни к чему, а молодых родственников у нас нет.

Егор неуверенно потянулся к камню. Взял его, покрутил. Цепь лязгнула о его кольцо, надетое на средний палец, чем привлекла внимание.

– Спасибо, – сказали мы в один голос и машинально стрельнули зрачками друг на друга.

– Не за что, рад, что взяли. Так память о Дианочке сохраните.

– А… Где экспедиция была? Вы археолог, я так понимаю? Видел награды в гостиной, – Егор сунул подарок в карман брюк, а я не мог оторвать взгляда от своего. Что-то в нем было такое… Притягивающее.

– Да. Экспедиция была на Западе России, там, на границе с Казахстаном деревушка есть, названия не вспомню, если нужно, смогу потом сообщить. И ходила там история, что неподалеку стояла изба какого-то шамана. Говорили, что шаман, но если вдаваться в детали, то шаманом он быть не мог. Изба, деревня, сами понимаете. Мой друг, тоже археолог, большой любитель мистических историй, и мы решили проверить. Исследовали, нашли много интересных вещей. Местные туда не ходили, боялись. И одной из находок был сундучок с этими камнями.

– Интересно. Больше вы ничего про них не узнавали? – я тоже подключился к обсуждению, привязывая цепочку к шлевке брюк за неимением карманов.

– Да нет. А зачем? И так видно, что толку от них немного.

Молчание грозило затянуться, но блондин поставил точку первым.

– Ладно, мы тогда пойдем, – вздохнул он. – Примите мои соболезнования еще раз.

Я протянул руки Николаю Степановичу, пожал обеими его дрожащую ладонь.

– Звоните, если вдруг что-то понадобится.

– Конечно, Руслан. Спасибо за помощь.

Следом с ним попрощался и Егор.

– Погодите, ваши деньги за портрет, – спохватился мужчина. Хотел вырвать руку, но художник сжал ее крепче, останавливая.

– Не стоит. Вы мне уже заплатили. Будем считать – кулон покрыл долг, хорошая вещица.

– Но как же, – не понял Николай Степанович, глядя на него совсем растерянными глазами.

– Все в порядке, не волнуйтесь. Оставьте деньги себе, вам они нужнее.

Я смотрел на высокомерного художника по-новому. Оказывается, он все-таки может совершать добрые поступки.

Хромов тоже так подумал – обнял парня, благодаря. Это длилось дольше нужного, и все это время Егор стоял смирно, не смея оттолкнуть его. Кто знает, может, я ошибся, первое впечатление бывает обманчиво.

Вскоре мы вышли из квартиры.

Глава 6. Егор

Я оказался на улице, уже вызвав такси. Новый знакомый, громко топоча, вышел следом. С таким мясом на костях тяжело ходить тихо, понимаю. Приложение показало, что скоро машина будет на месте, потому я встал у проезжей части, с наслаждением вдыхая осеннюю свежесть – народ в закрытой квартире истратил весь кислород.

Руслан направился в другую сторону. Остановился у автомобиля неподалеку и уже взялся за ручку, когда обернулся.

– Егор?

– Да?

– Может, тебя подвезти?

Я оглядел его машину, заведомо зная, что откажусь. Сощурился, выпятил губы. Седан среднего класса, ничего особенного.

– Нет, пожалуй.

Руслан отреагировал на мой выпад пассивно-агрессивно: промолчал, но взгляд у него при этом превратился в укоризненный. Веселый парень.

– Расслабься, я просто уже такси вызвал. Через минуту будет.

– Ладно. Пока.

– Ага, давай.

Руслан хотел сказать еще что-то, но сошел на тяжелый выдох и сел в автомобиль. Вскоре скрылся из двора, а следом за ним заехал мой вызванный «бизнес».

Дома я разулся и на автомате сунул руку в карман, выискивая мобильный. Поначалу не понял, на что наткнулся – это подвеска кольнула пальцы. Вытащил ее на свет, потянув за цепочку. Прозрачное стекло очень красивого цвета, искусная подделка. И что с ним делать? Я же не косплеер, чтобы такие штуки на себя вешать. Надо будет хоть Пашке отвезти, в его играх явно кто-то с таким ходит.

Подаренная вещь быстро оказалась в пустом ящике ближайшего комода. Шаманы. Как же. Цыганка какая-то обронила, не больше.

Первым делом я направился в душ, собирая разбросанные утром вещи. Так торопился, что даже не подумал о беспорядке. Не сказать, что обычно меня это слишком беспокоило, вся ответственность за чистоту жилища лежит на тех, кто этим зарабатывает.

Мягкие струи воды помогли притупить недавние эмоции, проявившиеся так неожиданно. Первая годовщина со смерти Евы была в прошлом месяце. Иногда я не мог определиться со своим пониманием времени: то кажется, что прошло уже куда больше, и это помогло забыть, каково ощущать чье-то отсутствие, то кажется, что этого вообще не случилось. Скоро она вернется, войдет в эту дверь, будто все у нас хорошо. Потому так спокойно временами.

Наверное, я просто начинаю ее отпускать, не знаю. То слишком больно, то не больно совсем. То я готов убить любого, кто плохо говорит о ней, то сам вспоминаю плохое. Надеюсь, скоро это пройдет.

После душа пришло время заправить себя до нужного уровня. Новая бутылка вина, мягкий диван и вид из большого окна на живые высотки. Тело, окутанное пушистым халатом, быстро расслабилось. Тянуло в сон, как после длинного рабочего дня на ногах. Знаю, о чем говорю, не всегда была возможность зарабатывать живописью.

После похорон Евы я спал больше суток. Ничего не снилось, просто темнота. Проснулся разбитым, напился и снова уснул, желая оказаться в этой темноте еще хотя бы ненадолго. В этот раз все ощущалось похоже. Флэшбэки с похорон убивали меня на протяжении часов, что пришлось провести под крышей Хромовых, и если бы не этот пришибленный Руслан, было бы еще тяжелее. Пришибленный в прямом смысле, судя по его короткому объяснению, касаемо выпивки. Интересный кадр, но туговат.

На самом деле, было приятно поговорить с тем, кто понятия не имеет о моих проблемах. Да и простота нового знакомого однозначно подкупала, у него будто вообще нет способностей к лжи.

Ева бы оценила.

Как же жаль, что все так случилось с той девчонкой. Не могу даже представить, как отреагировал бы, будь на месте родителей. Каким образом догадаться, что было в голове твоего ребенка, когда он прыгал с моста? Тут пытаешься понять, о чем думал человек, перед тем, как его снесло фурой, и натыкаешься только на сплошной негатив. Зная, с чего это началось, иначе думать не выходит. Вряд ли, уезжая, она думала о том, как хорошо будет вернуться в дом того, кто ее морально растоптал.

Телефон, лежащий на кофейном столике справа от моих ног, засветился, оповещая о новом сообщении. Я увидел, от кого оно, даже издалека. Испустив звук пренебрежения перевернул его экраном вниз и наполнил фужер до середины. Потом расслабился на диване, проваливаясь в него, как в воду. Сообщения продолжали приходить, нервируя. Этот звон был единственным во всей квартире, потому слышался слишком четко. Резал уши. Пришлось выключить звук.

Но даже так не помогло. Экран потухал и загорался, освещая пространство вокруг себя через стеклянную столешницу. Я долго терпел, глядя на пол, пока в какой-то момент не подскочил с дивана, все еще держа фужер в руке, и не скрылся в другой комнате. Можно было остаться, швырнув мобильный в стену, но он мне еще нужен.

Номер сменить что ли, чтобы перестала писать?

Надо было сделать это раньше. Намного раньше, Егор.

Мысли об этом неизбежно возвращали меня к Еве. В такие моменты просыпалось дикое желание поговорить с ней. Пройтись по квартире, подмечая детали, показывающие, что она все еще здесь. Чтобы ее туфли, как всегда, стояли у порога, а не в гардеробе, а тонкий шарф висел на спинке барного стула. Она повязывала его на сумку, с которой выходила из дома, потому, возвращаясь, оставляла по пути для удобства и на следующий день повязывала на другую. Чтобы на кухне стояла ее любимая чайная чашка, зажатая между микроволновкой и кофеваркой. Чтобы столик был забит журналами. Она любила читать статьи «конкурентов» и выделять интересные мысли черным маркером. Иногда громко смеялась, передразнивая кого-то из них из-за глупых идей. Я не всегда это понимал, но всегда поддерживал, расспрашивал, давая выговорится. Это было самым приятным, когда она с горящими глазами рассказывала о новых интервью или темах для статей. С ней ушел весь уют. Даже смысла возвращаться домой не осталось, кроме как в очередной раз нажраться или написать очередную копию.

Еще, при Еве дверь в нашу спальню никогда не закрывалась. Странно было вспоминать, что, вообще-то, эта комната существует. Я туда год не заходил и, наверное, столько же не зашел бы. Спал на диване в гостиной. Даже если срочно нужна была какая-то вещь, я ее покупал, потому что взять ее из нашего общего любимого места казалось слишком сложным. Точнее, я просто понимал, что не смогу зайти и выйти, останусь там на долгое время и пойму, что теперь в этой комнате, где она проводила так много времени, ее больше нет.

Ноги сами принесли меня к нужной двери.

Может, пора уже открыть? Она ведь не вернется, как бы я не хотел.

Чтобы решиться на такое, нужны долгие минуты или часы подготовки, плотного обдумывания и настраивания себя. Казалось бы, чего уж проще, взять и открыть дверь, которая даже не заперта, просто прикрыта. Но ладонь все равно замерла у ручки, подрагивая. Я смотрел на нее, как на сложную задачку по физике: как открыть, чтобы не размозжить себе сердце? Чтобы остаться в том же пограничном состоянии, питая глупые надежды и ожидая, пока что-то произойдет, когда выпадет шанс встретить ее снова.

Неисправимый романтик, либо же упрямый тупица. Так или иначе, я обхватил пальцами металл, надавил и толкнул, но замер на пороге, наблюдая, как луч белого света проникает внутрь. Из-за плотных синих штор там висела почти полная темнота. Кругом пыль. Даже недолгое движение подняло ее в воздух – шлейф потянулся за дверью.

Заправленная постель попалась на глаза первой. Затем – аккуратно составленная косметика на трельяже. Все покрыто толстым серым слоем, каждая крышечка и баночка. Там же, рядом, квадратная шкатулка с украшениями. Двери шкафа плотно закрыты, скрывая от меня ее одежду. Я помнил много нарядов, но лучше прочих – кожаный плащ, который Ева обожала.

На прикроватной тумбе лежала замшевая коробочка с обручальными кольцами. Помолвочное осталось на ней, как и парное серебряное, которое я подарил на нашу первую годовщину. Та еще история.

Все убрано, потому что мы уехали в загородный дом, чтобы провести ее отпуск на природе. Эльвира Степановна отдала нам ключи, мы сели в одну машину и направились туда всего на неделю. Именно эту неделю она не пережила.

Не желая больше ворошить тот момент, я резко наклонился, хватая ручку, и захлопнул дверь с такой силой, что едва штукатурка с потолка не посыпалась.

Нет, нет, нет. Слишком сложно.

Сердце билось о ребра практически буквально, по ощущениям. Мозг лично принял решение показать мне обрывки того вечера. Как бы я не старался закинуть их подальше, перебить чем-то другим, они все-таки взяли верх.

Сходя с места, я прислонился лбом к стене и закрыл глаза. Одни части диалога звучали наперебой, намеренно пряча за собой другие.

– Как ты мог?! – кричала Ева. Она не плакала раньше, такой я ее знал – сильной. Только вот с каждым месяцем обратные черты становились главенствующими. – Тебе мало того, что обычно происходит?

– А что обычно происходит? – я пожал плечами, разведя руки в стороны. Раздражение росло с каждым словом, как и желание разнести весь лесной домик на щепки. – «…».

– «…» Мне надоело слушать одно и то же!

– Никакого проклятья нет, ты просто привыкла быть идеальной! Вылечи свой идиотский синдром отличницы, Ева!

Никакого проклятья нет.

Голоса стихали в голове, рассыпаясь эхом. Собственный звучал неоправданно зло, хотелось зажать рот, чтобы это прекратилось.

Звон ключей. Гроза за окном. Она выбежала на улицу и села в машину. Уехала.

Я не погнался за ней, не остановил. Давился своей гордыней, глядя, как автомобиль выруливает по лесной грязи и скрывается за деревьями. Думал, что утром она позвонит. Может, ночью. Будет извиняться. Я извинюсь тоже, и жизнь наладится.

Но позвонили только полицейские.

Пытаясь избавиться от навязчивых воспоминаний, я оторвал голову от стены и снова прислонился, приложив силу. Затем еще раз, и еще, все сильнее, пока не почувствовал сильную боль. Горизонт завертелся, будто я стоял посреди парусника. Будто я сам им был. Кренился, маневрируя между редкой мебелью, пока не упал на диван. Фужер, все это время неизменно зажатый окаменевшими пальцами, упал на белый ковер. Красное пятно разлилось по нему. Вино или кровь? Мне не хватило сил, чтобы проверить.

– Что ты делаешь?

– Это Мона Лиза.

– Да, я… Я вижу. Только… – Ева скрестила руки на груди, неодобрительно глядя на мольберт. – Почему у нее мое лицо?

Это не могло не вызвать прилив смеха. Конечно, картина должна была стать подарком на День Рождения, но я придумаю что-то другое, получше, чтобы ее порадовать. Создавать подобный сюрреализм было плохой идеей, тем не менее, стоит признать, техника и подбор оттенков явно удались.

– По-моему, вышло очень хорошо. Ты прекрасно получилась.

– Да я и не спорю, – она дернула плечами, укутанными в простую коричневую футболку с длинным рукавом. Никакого восторга на любимом лице заметить не удалось – девушка точно была удивлена не в самом хорошем смысле. – Что ты будешь делать с этим?

– Не знаю. Продам кому-нибудь. Твоему начальнику, например, – я отложил кисть и увлеченно принялся осматривать Мона Еву со всех углов.

– Ты же не серьезно? – настоящая Ева в этот момент стояла позади, выныривая с противоположной стороны, чтобы удостовериться в моей нечестности.

– Серьезно, – я утвердительно кивнул, будучи довольный завершенным шедевром. – Он будет рад.

– Нет, Егор. И не надо так шутить.

– Я и не шучу. Но есть запасной вариант.

– Какой?

– Оставим ее дома. Ты же согласна?

Моя девушка явно знала меня слишком хорошо, потому выставила защиту.

– Хорошо, если ты разрешишь выложить ее и отметить тебя. Пусть все знают, что ты – несерьезный художник. Художник от слова «худо».

– Пожалуйста, – я отошел от холста, давая ей прекрасную возможность сделать кадр.

Ева округлила глаза, вытягивая руку с телефоном. Решила воспользоваться данной возможностью сполна.

– Ничего себе. Ради того я разрешу ее даже на самом видном месте повесить.

Я приоткрыл один глаз, направив его в сторону имитации камина. Над ним и занимал стену пресловутый шедевр, повернутый внутренностями холста к моему лицу. Рядом, на полу, стояли две коробки с вещами, которые уже давно стоило отвезти Эльвире Степановне. Матери от них явно будет больше пользы.

Со временем Ева полюбила эту картину и постоянно всем показывала. Глупо, очень глупо и неправильно было вешать ее вот так, наоборот. Нужно разобраться со всем этим, но не сегодня. Когда-нибудь я смогу. Мне нужно немного времени, и все наладится. Найду выход.

Глава 7. Руслан

С похорон прошла неделя. Всю эту неделю я не мог работать, постоянно думал о произошедшем, фильтровал заказы, выискивая только самые «безопасные». Как определял? – наугад, потому и нервничал без конца. Не сосчитать по пальцам, сколько раз я зависал на светофоре, сверля пассажиров в зеркало заднего вида. Странная ситуация: смотрел на незнакомцев, но мысли крутились только около Дианы. Казалось таким неправильным, что я не разглядел человека, который хотел умереть. Он сидел совсем рядом, можно было рукой до него дотянуться. Живой. Здесь, прямо за мной, и вот его уже нет. Ни за мной, ни вообще в этом мире. Растворился, словно не существовал. Если бы не память и сохранившиеся вещи, напоминающие, что этот человек реален – можно было усомниться в этом.