Паранойя. Апокалипсис

Дмитрий Леонидович

Паранойя. Апокалипсис

Все так смешалось.

Очень сложно

Найти свой путь

Куда-нибудь.

1. Начало

О том, что происходит, объявили только вечером в воскресенье.

В пятницу я ехал домой с работы. Устал ужасно. Еще и голова была мутной – заболел чем-то. Температура поднялась выше тридцати девяти, при этом – ни кашля, ни насморка. После обеда я держался исключительно на таблетках.

Вся неделя была какой-то дикой.

На дорогах народ будто взбесился. Столько пробок и битых машин, как за эти дни, я не видел за весь предыдущий год, даже зимой после снегопада. Вот и сейчас я краем глаза заметил – на съезде с кольца притерлись боками две машины и, похоже, началась драка. Всем было плевать. Поток медленно и безразлично объезжал возникшую пробку. Наконец, проехал, дорога впереди очистилась, я вжал педаль.

И на работе как будто весеннее обострение. Клиенты постоянно звонят, уточняют, не нарушим ли мы сроки. Пользователи истерят по поводу каждой непонятки, а непонятки у них случаются регулярно, причем по собственной глупости. Новые заказчики отказываются платить авансы. Коллеги злые, постоянно ссорятся. Начальство… ну хоть тут без изменений – как были жадными мудаками, так ими и остались.

Подъехал к дому. Какой-то деятель занял мое место на парковке. Я так устал, что даже разбираться с этим не хотелось. Просто поставил машину чуть подальше от подъезда.

Поднялся в квартиру. Открыл железную дверь, зашел внутрь, в коридор, которому давно не помешал бы ремонт. Поморщился от вида дешевых обоев и ковролина на полу.

Квартира съемная. Живем тут уже год.

Я бы сделал ремонт, когда въезжал, но… один раз я так уже поступил. Когда только перебрался в Москву, снял свою первую комнату в Подмосковье у какой-то пожилой тетки. Тетка разговаривала строго, как будто я ей должен по жизни, как будто я бомж безродный, а она мне дворец сдает, а не ободранную комнату. Жить в бардаке мне не хотелось, руки у меня на месте, энергии дохрена, я сразу купил всё нужное и сделал ремонт. А через месяц квартирная хозяйка повысила арендную плату. Ремонт сделан? Сделан. Комната стала дороже. И если кому-то что-то не нравится – чемодан-вокзал-Рязань, а она на эту комнату другого жильца найдет.

Поэтому теперь я не тороплюсь делать ремонт. Повышение аренды я просто не потяну.

* * *

Вика уже дома.

Она выходит в коридор. У меня болит голова, это отвлекает от всего окружающего, и я не сразу понимаю, что вид у нее недобрый.

– Ты трахал Светку! – заявляет она.

Я молча скидываю ботинки.

– Олег, я знаю, ты ее трахал!

– Милая, я заболел, мне плохо.

– Я давно замечала, как вы переглядываетесь и жметесь в углах!

Вика раскраснелась, руками машет, почти кричит.

Мы съехались год назад. Ради этого я и стал снимать эту квартиру, чтобы съехаться с ней. До того я жил один, в Подмосковье, там сильно дешевле. Правда, дорога на работу и обратно выматывала еще больше, чем сейчас.

Познакомились в институте. Мы оба учимся заочно. Я работаю в небольшой АйТи компании, а Вика – в бухгалтерии торговой фирмочки. Учимся, чтобы стать кем-то значимым, а не просто «персоналом».

У нас много общего. Главное – обоим не на кого опереться. Я приехал в Москву и начинал тут с нуля. Она жила с матерью, без отца. Мать ей особой поддержки в жизни оказать не может, да и характер у нее непростой. Может, потому мы и сошлись, и держимся вместе, потому что больше нам надеяться не на кого. А еще мы с Викой хорошо дополняем друг друга. И в постели, и вообще по жизни.

– Милая, я люблю тебя. Не Светку.

– Я знаю! Не спорь! Ты с ней спал! Признайся лучше сам!

Светка – еще одна студентка из нашей группы. Подруга Вики.

У меня в виске отдается острая боль. Я теряю терпение и ору:

– Да, я трахал эту толстожопую Светку! Два раза! Довольна?

* * *

У Вики на глазах появляются слезы.

– Зачем, Олег? Чего тебе не хватало?

– Это было давно, – я выплеснул эмоции и успокаиваюсь. – Еще до того, как мы съехались. Просто любопытно стало, а она не против была.

В дверь звонят. Потом колотят кулаком.

«Соседи, – решаю я. – На крики пришли».

Открываю замок, распахиваю дверь.

Из полутьмы подъезда на меня наваливается высокая массивная фигура. Какой-то мужик хватает меня за горло, валит своим весом на пол. Я только успеваю шею подогнуть, чтобы затылком не удариться, но все равно в глазах после падения на миг темнеет.

Мужик душит меня. Я копошусь под ним, пытаюсь отодрать его руки от шеи.

– Я тебя, гнида, за Светку задушу!! – рычит он.

«Это еще кто??».

Я ничего не могу сделать. Неужели это конец?

Вдруг мужик со всхлипом вдыхает, прогибается назад. Его руки слабеют. Я спихиваю его с себя. Вижу, что из уголка его рта тянется тонкая струйка крови.

* * *

Я отползаю от мужика и дышу.

Причина, почему он меня отпустил, очевидна. У него из спины торчит ручка кухонного ножа. Рядом бледная Вика, переводит глаза с меня на него.

– Спасибо, – говорю, откашлявшись.

– Я его убила?

– Ага. Что это за псих?

– Сосед наш. У него жену Светой зовут. Толстая такая.

– Твою мать!

Я встаю и захлопываю дверь.

– И что теперь?

– Не знаю. Под голову ему бы что-нибудь подложить, а то кровь изо рта на ковролин попадет, потом с хозяевами не расплатимся.

Арендодатели – особенные люди. Когда человек начинает регулярно сдавать недвижимость, у него необратимо меняется мозг. Любую порчу своего имущества, самую мелкую, он замечает и оценивает. Я знаком с экономикой и абсолютно уверен, что стоимость аренды покрывает и косметические ремонты, и капитальные, и износ всего оборудования, и даже стоимость жилья с учетом ипотечного процента. Но стоит об этом заикнуться арендодателю, как происходит загадочная метаморфоза. Человек, который только что в уме легко пересчитывал разовые платежи в годовые и ежемесячные аннуитеты, тут же надевает маску дебила и говорит, что ничего такого он не знает, но денег я ему должен. Маска дебила – последняя и непробиваемая линия обороны жадных мудаков. Почему так происходит? Потому что для людей, сдающих жилье, это не бизнес, а способ существования. У них есть входящий денежный поток, который можно направить либо на содержание недвижимости, либо на себя. На себя, конечно, хочется больше. Они и тратят. На ремонты средств не остается, и они находят способ компенсации – тянут дополнительные деньги со съемщиков.

Вика приносит с кухни пакет. Мусорный.

– На голову ему надень, – советую я.

Конечно, такие операции с трупом полицейские воспримут с большими вопросами, но найти общий язык с полицией возможно, а с арендодателем – невероятно.

– Что же теперь будет?

Я жму плечами. Иду на кухню, плещу холодной водой в лицо. Голова чуть-чуть просветляется.

– Я думаю, это самооборона. Он явно психованный, еще немного и убил бы меня. Хотя, конечно, нервов из нас высосут много.

– А вдруг меня посадят? Будешь Светку трахать? А я как же? – плачет.

– Далась тебе эта Светка.

– Я ее убью! Вот сейчас поеду и убью! Сука! А еще подругой казалась.

– Тихо, никого не надо убивать. Тогда тебя точно посадят. Вот представь, – я обнял девушку за плечи. – Ты в тюрьме, Светка мертвая, кого я буду трахать?

– Тогда я тебя убью? – с сомнением предложила она.

– Тогда тебя тоже посадят, и некому будет тебе передачи носить. И трахать тебя тоже будет некому.

– Это да… – носом шмыгнула, успокоилась, задумалась.

* * *

Полицию мы не вызывали. Соседи наверняка слышали шум, может даже вызвали наряд. Но тут как раз началась громкая ссора на этаж выше, если наряд и приезжал, им было с кем разбираться помимо нас.

Мы сидим на кухне. Я принял какой-то особо ядреный аспирин от температуры и головы. Вика чуть успокоилась.

– И что теперь делать? Полицию вызывать?

Когда боль отступила, я осознал, что мы в заднице.

У нас на полу в коридоре труп.

Доказывать отсутствие превышения самообороны будет непросто. Скажут в суде, что Вика могла схватить не нож, а, допустим, скалку, и не убивать, а оглушить. И что? И это в общем-то правда, поди докажи, что скалку искать надо, а нож на столе лежал. И вообще она не в том состоянии была, чтобы разные варианты просчитывать.

С полицией я имел дело только при проверках документов. И от этих контактов осталось стойкое впечатление, что люди там сталкиваются со всяким, от чего сильно очерствели. С плохими людьми они сталкиваются чаще, чем с хорошими, потому заранее смотрят на всех окружающих с подозрением. Наш случай станет для них заурядной бытовухой, одной из многих, наша судьба им глубоко безразлична, чем это дело кончится – зависит от настроения какого-нибудь прокурора или следователя. Возможно, из нас попытаются выжать денег. Много. Сколько не жалко за свободу. А если не дать – могут всех собак на нас повесить, чтобы показатели раскрываемости повысить.

Нет, может всё и не так, а следователи – сплошь милые люди, которые сочувствуют невинным. Но проверять это на своей шкуре не хочется.

В общем, вызывать полицию желания нет. Не верю я им.

Поговорили с Викой. Та боится. Я просто пессимист, а она почти в панике.

* * *

Вика сидит на табурете, смотрит на меня. Молчит и боится.

У нее шок, адекватно соображать она сейчас не способна, принятие решения переложила на меня.

У меня голова мутная и температура. Но переложить решение с себя мне не на кого.

Решать надо, причем быстро. Чем дольше мы не вызываем полицию, тем больше подозрений это вызовет.

А вызывать не хочется. Вот не верю я им. Как задумаюсь – сразу в голову эпизоды из сериалов лезут – то как телку главного героя сажают за явную самооборону, то как в тюрьме ее прессуют потом, то в другом сериале мужику что-то подкидывают, и его сажают, вообще ни за что, и деньги из него трясут…

И чем дольше мы так сидим, тем меньше желания вызывать полицию. Если вызовем – это создаст нам гарантированные неприятности. Может, небольшие. А может они выльются в реальный срок для Вики. Мы не знаем. А если не вызывать, если мы попытаемся смерть этого психа скрыть, есть шанс, что нам ничего не будет. Но если найдут – вероятность сесть выше, срок больше, причем уже для обоих.

Тут аспирин подействовал, меня пот пробил, температура спала, в голове окончательно прояснилось.

Уже полчаса прошло, если вызывать полицию – возникнут вопросы, почему так долго.

Как этот мужик к нам ворвался, никто не видел. В квартире следов тоже не останется. Из раны в спине крови почти не вышло, она в одежду впиталась, изо рта немного вытекло – но на голове пакет, кровь в нем осталась. Если тело как-то незаметно вывезти – то нас к нему никак не пришьешь.

Я подошел, оценил объем задачи. Мужику лет сорок, высокий, толстоватый. Кило на сто двадцать, а может и больше, потянет.

Я с сомнением посмотрел на Вику. Нет, она мне не помощница в погрузке трупа. Мы с ней вдвоем в сумме весим как одно это тело. До машины не дотянем никак. А уж незаметно – точно не вынесем.

Изложил проблему подруге. Я в нашем дуэте обычно стратег, а она – практик.

Носом шмыгнула, говорит:

– Надо ему руки-ноги отрезать и отдельно упаковать.

Я поискал другие варианты. Не нашел. Не сбрасывать же его с балкона? Такой фокус точно незаметно не пройдет, даже если допоздна выжидать. Это только кажется, что ночь, темно. В доме – десятки квартир, столько же в доме напротив, во дворе молодежь зависает, из клубов люди возвращаются, у стариков бессонница, перед окнами сидят, у собачников недержание, в общем – на любой шум точно кто-то высунется и посмотрит, что за движ происходит. И не просто посмотрит, еще и на телефон снимет, и в сеть выложит.

– Даже если конечности отрежем, тело всё равно большое, тяжелое. И как его прятать от чужих глаз?

Моя милая встала, подошла, приценилась.

– В мой большой чемодан войти должно, если без головы.

Притащила из спальни чемодан на колесиках, с выдвижной ручкой, примерила. Реально подходит по размеру.

– А остальное – в мусорные пакеты и в твою спортивную сумку упаковать.

– Это вариант, да… и я знаю, куда можно отвезти выбросить, – сдался я.

План был намечен, осталось его выполнить…

Потом, позже, я понял, что действовали мы, мягко говоря, несвойственным нам образом. Обычно я трупы не расчленяю. И Вика в этом не была замечена. Но это мы потом поняли, а тогда – просто выполняли задачу.

* * *

Никогда не думал, что тащить человеческое тело так тяжело и неудобно. Чуть поясницу себе не сорвал. А ведь слабаком меня не назовешь. Хорошо – переносить надо было недалеко – из коридора в ванную, всего пару метров. Взял под мышки и потащил. Ванная у нас совмещенная с туалетом, благодаря этому довольно большая. В компактной с телом не развернешься, а так – дотащил, туловищем на бортик положил и внутрь перевалил.

Вздохнул. Нож из спины покойника вытащил. Примерился лезвием к суставу на ноге. Понял – надо одежду снимать. Хотя бы чтобы кровью ее не залить, иначе потом все вокруг испачкаем.

Стали вдвоем ворочать и раздевать тело. Мерзкая и тяжелая работа. Хорошо – мне вещи сохранять целыми не надо, куртку и футболку просто на спине разрезал и, как распашонку, стащил с рук.

В куртке, в кармане, нашелся кошелек. А в нем – пара банковских карт, клочок бумажки с записанными пин-кодами от них, и деньги. Не очень много, но и немало – тысяч двадцать. Для человека средних лет, жизнь которого как-то определилась, это просто обычная сумма на бензин и карманные расходы, а для нас с Викой – серьезные деньги, потому что после оплаты за квартиру от наших зарплат остается ровно столько, чтобы дотянуть до следующего месяца.

Карты сначала хотел выбросить вместе с одеждой и отключенным телефоном, но пожадничал. Оставил, думаю – вдруг как-то получится снять с них деньги без риска попасться.

В барсетке лежали документы на машину и ключи от нее. Китайский внедорожник. Я его видел иногда у подъезда – немолодой, но вполне рабочий агрегат.

– Я в детективе читала, сейчас везде видеокамеры, – вдруг вышла из апатии Вика. – Если на своей машине поедешь, тебя засекут и по номеру вычислят. А если на его – нужно просто отпечатков не оставить внутри, и машину потом где-то в стороне бросить.

Это предложение показалось мне удачным. Может, мне просто не хотелось марать свою машину перевозкой трупов.

* * *

Потом, вспоминая наши неумелые действия, я понял, что следов мы оставили столько, что самый ленивый следователь нас нашел бы. Ну вот, скажем, одежду с тела мы снимали, а перчатки на руки не надели перед этим. И оставили отпечатки и на пуговицах, и на самом теле. Если бы его нашли – нам конец. И в машине мы наверняка оставили следы. Хоть те же волоски, прилипшие к подголовнику, или следы грязных подошв на коврике. А может – наши голоса на авторегистраторе, в тот момент мы даже не задумались о том, что он там есть. И записи на регистраторах соседских машин. И запись маршрута в навигаторе. В общем, преступники из нас получились так себе.

Всё делали, как в тумане. Хотя при этом я всё видел предельно четко. Помню, в школе про Раскольникова читал, там что-то похожее описывалось, он тоже в полубреду с места преступления уходил. Вот и у меня как-то так получилось.

* * *

Тело без одежды выглядело мерзко. Хорошо хоть пакет непрозрачный на его голове, лица не видно. А мне еще и поворачивать его, и разрезать…

Вот странно, мужики в бане тоже голые, но отвращения не вызывают. Правда, там к ним прикасаться не приходится.

Зато сейчас отступать уже некуда.

А раз отступать некуда – эмоции и чувства нужно засунуть поглубже и делать то, что надо. Кроме меня никто этого не сделает. На самом-то деле человек в безвыходном положении может совершить многое, чего и представить в обычной жизни не может.

Опыта в расчленении чего-то более крупного, чем курица, у меня, конечно же не было от слова «совсем». Самое близкое – рядом с домом родителей есть магазин, куда привозят свежее мясо тушами, и там в рабочей зоне, прямо за прилавками, на глазах покупателей, эти туши разделывают. Мне приходилось видеть, пока в очереди стоял. Там у мясника были разные инструменты на все случаи жизни, и вот, когда нужно было разделить крупный сустав, он действовал коротким очень острым ножом. Вот и я взял нож подходящий, наточил его и…

Это было физически тяжело и отвратительно. Но всё плохое рано или поздно кончается.

Когда мы упаковали части тела в отдельные пакеты, рассовали в чемодан и сумку, уже стояла глубокая ночь.

* * *

Я собирался грузить и везти тело один. Но Вика сказала, что поедет вместе со мной. Где-то поможет, где-то посторожит, да и едущая ночью в машине парочка меньше подозрений вызывает, чем встрепанный одинокий парень.

Я согласился. Девушка у меня разумная, ее советы обычно бывают полезными, удачными и вовремя.

Переоделись, перчатки и бейсболки надели, постояли немного перед дверью, обнявшись, и поперли наш груз в подъезд, в лифт, к выходу.

Вышли, старясь не греметь дверью.

Я огляделся – вроде тихо. Вдалеке машина проехала. В некоторых окнах свет горит – полуночники чем-то интересным занимаются. Во дворе людей не видно. Тепло. Соловьи поют.

– Ты тут постой с вещами, я машину найду и подгоню, – вот уже и пригодилась Викина помощь.

Нажал кнопку брелка – внедорожник покойника фарами мигнул. Я сел, завел, подрегулировал зеркала и сиденье, подкатил задом к подъезду. Не сразу нашел кнопку открытия багажника, потом сообразил – на брелке она есть.

Багажник у этого чуда китайского автопрома был большой. Чемодан с телом в нем почти незаметен. Что удобно – на порожке багажника ролик стоит, на него краем чемодан забросил, а дальше закатываешь, легко и удобно. Молодцы китайцы.

* * *

Сели, тронулись, выехали из двора. Стало немного легче, напряжение спало. Потом подумал – вдруг на посту на выезде из города остановят? Опять стало страшно. Я твердил себе, что смогу, что должен позаботиться о Вике.

– Куда едем? – она спросила.

– За город. Рядом с тем местом, где я квартиру снимал, есть то ли река, то ли канал. Через него мост. Вот с него и скину.

В машине радио работало, как я двигатель завел, так и стало бубнить. Сначала не обращал внимания, потом что-то начали говорить о крупном ДТП на МКАДе. И не просто ДТП, грузовик намеренно снес с дороги внедорожник, который вылетел через ограждение, скатился по склону на развязку и там загорелся. А в него другая машина въехала.

– Жуть какая.

– Ага.

Мы так увлеклись сообщением, что не заметили, как проехали пост. Нас не остановили. Может, у дежурных были более интересные дела, а может увидели, что я не один, и не стали тормозить. Пятница, парочки из клубов как раз возвращаются, мы на этом фоне ничем не выделяемся.

Как проехать к нужному мостику я помнил – ходил летом купаться в те места, когда жил рядом.

Мост был пешеходным, выезд на него перегорожен столбиками. Но нам несложно и пешком дотащить сумки и чемодан от берега до середины пролета, это недалеко.

Там я по очереди выбросил пакеты за ограждение. Самый тяжелый поднимали вдвоем. Я побаивался, что туловище не утонет, но мы примотали к нему пару кирпичей, и проткнули в нескольких местах, чтобы газы выходили (про это Вика в детективе читала), так что утонуло и оно.

Когда в воду улетел последний пакет, с вещами покойника, я вздохнул с облегчением.

* * *

Домой вернулись без приключений. Машину оставили на обочине дороги, метрах в ста от нашего дома. Ключи от нее я не выкинул, подумал – вдруг еще пригодится?

Сели на кухне, Вика чай зеленый согрела. Сидим, пьем, в себя приходим.

– А вдруг нас найдут и посадят? – вдруг спрашивает.

– Не бойся, если совсем плохо будет, я на себя всё возьму.

Сказал это и понимаю – да, так будет правильно. Я в любом случае должен защитить свою ласковую нежную девочку.

– Ты правда меня любишь? – носом зашмыгала.

– Правда. Ты же тоже человека не побоялась убить, чтобы меня спасти.

– Это потому, что я эгоистка. Я тебя хочу, а если тебя убьют – кто меня трахать будет? Да и вообще, жить без тебя я как буду?

– Я тоже эгоист. Ты самое дорогое, что у меня есть, потому я тебя буду защищать и заботиться о тебе.

Чай был тут же отставлен в сторону, мы стали целоваться, обниматься, через пару минут перекочевали в постель.

Вообще о Вике правильнее сказать, что она нежная, чем что страстная. Но в ту ночь что-то изменилось. Она прижималась ко мне, скользила всем телом по моей коже, терлась лобком о мое бедро, жадно целовала. Ее губы были сухими и теплыми, а дыхание хриплым.

Она быстро распалилась и тихо простонала «Ну давай же».

Я вошел. Никогда раньше она не была такой горячей, как будто я член в нагретую духовку сунул. Духовку с упругим скользким входом. Раньше я думал, выражение «горячая женщина» – образное, а оказалось – действительно такое бывает.

Движения наши были быстрыми и жесткими. Вика ахала. Кровать скрипела. Потом я выплеснулся в нее, а она выдала утробный стон и вцепилась мне в спину когтями.

Пока я лежал на подруге, собирая свои мысли в кучку, она успела немного поплакать, успокоиться и сонно засопеть.

Я тихонько примостился рядом, прижал ее к себе и тоже провалился в сон.

* * *

Ночью я проснулся от ее тихих стонов. Она хрипло дышала, тело было обжигающе горячим.

«Неужели я ее заразил? – пришла мне в голову мысль. – И она так быстро заболела?».

Мысль эту я отбросил, как несущественную. Надо было мерить температуру, сбивать ее как-то, может горло проверить, или еще что. Разбудил Вику. Она бредила, еле понимала, что происходит.

Принес ей воду с растворенной жаропонижающей таблеткой. Дал выпить. Протер ей тело прохладным влажным полотенцем. Положил его ей на лоб. Вроде стало легче, но тело всё равно горячее.

Что еще? Вызывать скорую?

Попытался дозвониться, долго ждал ответа. Оператор усталым голосом сообщила, что все машины на вызовах, до утра ко мне ехать некому. Назвала несколько средств, которыми можно сбить температуру.

Я обшарил аптечку. У нас в ней кроме бинта и йода почти ничего и нет.

Намочил в холодной воде уже нагревшееся на лбу Вики полотенце.

– Обними меня, – шепчет.

Я обнял. Прижал ее тело к себе плотно. Подумал – если обтирания оказалось недостаточно, чтобы сбить температуру, то плотного контакта с моим телом может и хватить. Ее сорок пять кило с повышенной температурой, мои семьдесят пять – с нормальной, теплообмен так или иначе ее остудит.

Так и получилось. Вика успокоилась, дыхание выровнялось, она заснула. И я заснул.

* * *

Проснулся в темноте. Под ладонью – гладкая горячая округлость. Вставший член удобно примостился в ложбинке между ягодицами. И эти ягодицы прижимаются ко мне.

Сквозь сон начал поглаживать шелковистую кожу бедра и зада. Потом перебрался ладонью на грудь.

Пока всё это происходило, мы оба проснулись.

Вике стало лучше. Она недвусмысленно стала поглаживать ладошкой мой член и прижиматься ко мне задом. Подруга опять была влажной, горячей и на всё готовой.

В этот раз я не торопился. Мой член упруго толкался в ее влагалище. Она постанывала. Пару раз меняли позы. Скоро оба получили свое удовольствие.

Мы что-то прошептали друг другу в благодарность и снова уснули.

2. День второй

Проснулся я поздно. Проснулся от того, что мой член попал в мягкие теплые губы.

Над моим пахом склонилась голова Вики.

Скоро члену стало тесно во рту. Она подняла лицо, хитро улыбнулась.

– Нравится такое пробуждение?

– Ага, – выдохнул я.

– А если так?

Она наклонила голову, неторопливо накручиваясь губами на член. Глубоко. Совсем глубоко. Пока моя головка не почувствовала впереди препятствие, ее гланды. После короткой задержки Вика отпрянула. Она улыбалась.

– Мне сложно. Нужна практика. Я давно хотела попробовать, но стыдно было.

Девушка села верхом на мое бедро, потерлась о него промежностью. Она уже была влажной.

Потом перебралась на член. Села, покачалась на нем недолго. Слезла, улыбнулась шкодливо, глядя на мое лицо взяла член в рот. Облизала головку. Всосала глубоко. Опять села на него верхом.

Так она развлекалась еще несколько раз, пока не стала терять контроль над собой. А потом отбросила все игры и стала мощно двигать задом, прижимаясь ко мне своим гладким лобком.

– Давай! – резко задергалась она, когда у нее приблизился оргазм.

Через несколько движений я выплеснулся в нее.

– Феерично! – выдохнула она мне в шею, когда дыхание успокоилось. – Я теперь буду делать всё, что ты захочешь. Всегда. Чего бы ты хотел?