Возвращение домой

Регина Сервус

Возвращение домой

Глава 1 Странная комната.

– Ты понимаешь, что мы можем опоздать на самолет?

– Ну, на минуточку! На са-а-амую маленькую, крохотную минуточку!..

– Минуточка не может быть ни большой, ни маленькой, – назидательно изрек Павел, он во всем любил точность и порядок. – Минута – это минута. А завернув к вашему загородному дому, мы по меньшей мере потеряем полчаса!

– Ну, пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Ведь здесь, считай, прошло все мое детство! А к моменту нашего возвращения, отец уже может продать этот дом, и я его уже больше никогда не увижу… – Изабелла из-под опущенных ресниц как можно более грустно посмотрела на жениха.

Они летели в Париж, в предсвадебное путешествие, так сказать. Сразу же после свадьбы им предстояло отправиться куда-то в Африку к новому назначению Павла. Переезд, обустройство на новом месте, Павел с головой окунется в работу – о каком медовом месяце может идти речь! А так… Медовый месяц до свадьбы… В этом что-то есть! Хотя… Она часто ловила себя на мысли: могла ли она полюбить Павла? А он ее? Да, они заключили сделку, она уже привыкла к нему, но можно ли было то, что происходило с ними назвать любовью?.. Что, вообще, это такое: любовь? Конечно, она много думала о любви… читала… Конечно, она прекрасно понимала, что в жизни все не так, как в книгах, но чтобы так…

Отец сказал: "Пора уже задуматься о самостоятельной жизни". Отец познакомил ее с Павлом. Павел красив, умен, перспективен… Все подруги ей страшно завидуют, и это льстит!.. Но время от времени ее посещала странная мысль: "Все это лишь какой-то длинный забавный сон! Как-нибудь я открою глаза… и ничего нет!.."

А, к черту! Чем меньше думаешь – тем веселее живешь!

Она сморщила свой и без того маленький носик и всхлипнула.

– Не реви! – голосом Карлсона проговорил жених.

Она снова притворно всхлипнула, подхватив игру.

– Это ты ревешь или я реву? – вновь голосом Карлсона проговорил Павел, он очень здорово умел пародировать Василия Ливанова.

– Это я реву! – Изабелла попыталась сказать это голосом Клары Румяновой[i], но у нее как всегда получилось не очень похоже, поэтому уже своим голосом она как можно жалобнее проговорила:

– При том горько-прегорько…

– Ну, ладно! Ладно-ладно, – сдался Павел, сворачивая на проселочную дорогу, что вела к небольшой деревеньке, где, по рассказам Изабеллы, находился их загородный дом.

Ему нравилось делать ей приятное. Любил ли он ее? А что такое любовь? Как понять, когда ты просто влюблен, увлечен, подвержен влиянию гормонов, а когда возникло то настоящее чувство, которое останется с тобой на долгие годы… преодолеет все препятствия?..

Препятствий перед ним никаких не было. Эммануил наоборот сразу так и сказал:

– Я буду счастлив видеть тебя своим зятем.

Сама Изабелла тоже не особенно возражала.

– Если отцу срочно потребовалось выдать меня замуж, – сказала она. – Пусть так и будет. Но, надеюсь, ты понимаешь, что это лишь для нашей общей выгоды: ты получаешь возможность поехать в Африку, а я получаю свободу. Отец, конечно, никогда не держал меня в золотой клетке, но чувство, что за мной постоянно кто-то следит никогда не покидало меня. Надеюсь, после замужества это прекратится. Заключим партнерское соглашение?

Он так и сказал тогда своим ближайшим друзьям, когда они пили за их отъезд:

– Мы заключили партнерское соглашение.

Конечно, они подняли его на смех. Денис, который всегда был самым умным и рассудительным, сразу сказал:

– Не стыдно тебе использовать девушку в своих корыстных целях?

– Я вовсе не использую ее! – возмутился Павел.

– Ты просто хочешь в Африку, – резюмировал друг.

– «В Африке акулы, в Африке гориллы, в Африке большие злые крокодилы…» – устрашающе продекламировал третий из их компании, Валерка, он специализировался в психиатрии, поэтому всегда старался избегать каких-либо острых моментов, сводя все к шутке.

– Да, я хочу в Африку, – согласился Павел, с грохотом поставив на стол протянутый ему Валеркой бокал. – И я не вижу ничего плохого в том, что женюсь ради достижения своей цели. Не я придумал эти идиотские правила!

– Тогда выпьем за правила! – не унимался Валерка. – Пусть даже и идиотские. Ведь из-за них наша холостяцкая компания лишается одного из ее лучших членов. Пусть и номинально, – он, как бы сдаваясь, выставил перед собой ладони рук и обезоруживающе улыбнулся.

Павел хотел что-то возразить, но вместо этого поднял свой бокал и залпом осушил его.

– О, вот это хорошо! – одобрил Валерка, потягивая свой виски. – Это по-нашему…

– Ничего вы не понимаете, – пробормотал Павел, откусывая бутерброд. – Мне она показалась такой одинокой… такой несчастной… Когда она сказала, что очень любит своего отца, но ей нужна свобода, я решил, что помогу ей… У нее какая-то детская травма… Она нигде не учится… не работает…

– Детские травмы – это по моей части, – оживился Валерка, подливая янтарную жидкость в опустевший стакан своего друга. – Жаль, что психиатры в Африке не нужны.

– А как она играет… – продолжал Павел, пропуская слова Валерки мимо ушей. – А еще у нее такие необыкновенные глаза… как море на горизонте…

– Э-э-э, дружок! Да у тебя, как говорят у нас в психиатрии, обсессивно-кампульсивное расстройство, – Валерка подмигнул Денису. Проще говоря, болезнь F63.9.

Денис с Валеркой расхохотались.

– Да, заткнитесь вы оба! – вспылил Павел. – Я просто хочу в Африку!..

– И освободить свою прекрасную принцессу из лап злого дракона! – хихикнул Денис.

***

– А, вон окна моей спальни! – обрадовано воскликнула Изабелла, едва выскочив из машины. – Я только поднимусь наверх, пройдусь по моей детской, а потом помашу тебе из окна. А ты меня сфотай, ладно? И чтобы дом было видно, и чтобы меня! Получится?

Она поспешно чмокнула Павла в щеку и побежала в дом.

Сердце защемило – здесь все напоминало о детстве. Как хотелось не торопясь пройтись по всем комнатам, снять пропыленные чехлы, потрогать мебель, открыть крышку рояля, вспомнить, как мама когда-то учила ее играть… Она тяжело вздохнула и поднялась на второй этаж. Вот и детская. Ее кровать, шкаф, книжные полки… Вся мебель была зачехлена, но она прекрасно знала, что где находится. Стало очень грустно. По-настоящему грустно! Не так она представляла себе встречу со своим детством и юностью…

Изабелла подошла к окну. Павел внизу многозначительно постучал по циферблату своих швейцарских часов. Она помахала ему, попыталась позировать, но слезы сами собой покатились из глаз. Он сфотографировал ее на Айфон и махнул, всем своим видом показывая, что пора бы поторопиться. Она вышла из детской и плотно закрыла за собой дверь. Вытерла слезы, и тут взгляд ее упал на дверь соседней комнаты. Та была чуть приоткрыта…

С самого детства Иза знала, что с этой комнатой что-то не так. Она находилась за стеной ее спальни, и по ночам ей казалось, что там кто-то ходит, скребет чем-то острым по старым доскам пола, хлопает дверцами шкафов и при этом вздыхает, и стонет. Иногда ей казалось, что она слышит чей-то плач, иногда какие-то сердитые голоса, но сколько ни прислушивалась, она никогда не могла понять, о чем шла речь.

Будучи совсем маленькой, она пугалась, кричала и плакала. Приходила мама. Она успокаивала ее. Нежно обнимала своими тонкими мягкими руками, тихо шептала на ухо самые добрые, самые правильные слова, которые знала только она.

Вместе, крепко взявшись за руки, они шли в эту комнату.

– Лампочка, наверное, перегорела, – в очередной раз сетовала мама, безуспешно щелкая выключателем. – А, может, с проводкой проблемы, – вздыхала она и включала заранее принесенный большой электрический фонарь. Сколько Иза помнила себя, здесь никогда не горел свет.

Они обходили комнату. Иза изо всех сил прижималась к маме, одной рукой она держала ее за руку, а в другой крепко сжимала подол ее широкой юбки – она знала, что если поднырнуть под него, укрывшись с головой, страх пройдет, так как то, что скрывается в этой страшной комнате уже никогда не сможет найти ее.

Широкий луч фонаря освещал стены, покрытые старыми бумажными обоями. Кое-где они отставали от стен и свисали клоками, словно комната, подобно змее выросла из своей старой кожи и пыталась высвободиться из нее. У одной стены стоял большой высокий буфет из темного дерева. Дверцы верхнего шкафа уже давно не закрывались, выставляя напоказ свои пустые полки, покрытые пылью. Такой же слой пыли покрывал и искусно вырезанные, словно увитые плющом боковые стенки открытой части буфета. Дверцы нижнего шкафа, украшенные той же затейливой резьбой, напротив, давно не открывались – скорее всего, были заперты на ключ, который уже давно был потерян.

Мама подходила к буфету, дергала за резные медные ручки, показывая, что никакая сила не способна их отворить. Медленно проводила лучом под узкой щелью между буфетом и рассохшимися досками пола. Иза низко наклонялась и вслед за лучом заглядывала под буфет. Там было пыльно и грязно. Девочка знала, за левой резной ножкой буфета прячется маленькое белое блюдце. Оно всегда стояло там. Да, когда-то оно несомненно было белое, а теперь пыльное, грязное, покрытое паутиной. А еще где-то там лежал маленький мячик, неведомо как и когда закатившийся туда.

Затем, следуя за лучом фонаря, осторожно ступая по жалобно поскрипывающему под их ногами полу, они шли в угол, где стоял большой книжный шкаф – родной брат буфета. Он был сделан из такого же темного дерева и украшен таким же резным узором. Потянув за медную ручку, мама открывала скрипучую дверцу и освещала полки, заваленные разными бумагами, заставленные картонными папками и старыми, потемневшими от времени книгами. От движения дверцы пыль, скопившаяся на полках и книгах взметалась вверх. Мама поспешно закрывала шкаф и обе, попеременно громко чихая, спешили покинуть эту комнату.

Мама укладывала дочку в постель и пела песню про далекую необычайную страну над которой летят два дракона. Они – повелители этой страны. Все, кто видят их в небе приветственно машут руками им вслед: трудолюбивые гномы, лохматые Йети, каменные тролли, девушки, танцующие на водной глади и разные другие странные существа, населяющие леса этого удивительного мира.

– Ты и я – вместе мы сила, – шептала мама ей на ухо.

– Мы все преодолеем и никому не сдадимся, – улыбалась в ответ Иза. Это был их тайный ритуал. Иза успокаивалась и засыпала.

Потом мамы не стало. Иза так никогда и не смогла примириться с этим. Она сама нашла ее однажды утром в спальне. Мама не двигалась и не дышала. Иза долго стояла и смотрела на нее – она никак не могла поверить, что это ее мама. Ей казалось, мама куда-то ушла, оставив в кровати восковую куклу, очень похожую на нее. Она так и сказала встретившейся ей во дворе молочнице:

– Мама ушла. Совсем ушла.

Та почему-то заохала, выронила трехлитровую банку с молоком и попыталась увести Изу. Она что-то говорила об одетом задом на перед платье… даже шутила… Смешная молочница! Иза стояла и смотрела, как осколки банки разлетаются во все стороны, как белые струи молока растекаются по поверхности плиток дорожки, скапливаются в щелях и исчезают… Смешная молочница… Она не понимала, что мама просто ушла… И Иза, кажется, даже знала, куда. Ее забрала та самая страшная комната.

Потом были похороны. Все плакали, кидали в могилу комья земли. Иза подошла к краю, и ей показалось, что кто-то окликнул ее сверху. Она подняла глаза, и все закружилось – сосны внезапно стали такими большими-большими, они угрожающе нависли над девочкой. Она зажмурилась, а когда открыла глаза, увидела над собой встревоженные лица: молочница, соседка, что приводила к маме своего племянника. Он хотел поступить в консерваторию, и мама подолгу занималась с ним. Тетя Катя… с ее дочерью Иза часто бегала в лес за грибами. Папа… Девочка попыталась вскочить, но отец удержал ее, положив на плечо большую теплую ладонь.

– Лежи, лежи, – проговорил он. – У тебя закружилась голова. Так бывает. Сейчас все пройдет.

Иза схватила его за руку.

– Мама ушла? – с тревогой спросила она.

– Ушла, Бельчонок, ушла…

Ей показалось, что папа как-то быстро состарился. Только вчера он был таким веселым и шумным, они все вместе возились в саду, бегали на озеро: Иза, папа и мама… Ах, да! Мама ушла… Девочка потерла лоб.

Соседки о чем-то шептались, поглядывая на нее. До нее долетали отдельные слова:

– …бедное дитя…

– истинно святой человек…

– …талантливая… добрая…

– …ах, Карина Тиграновна…

– … как тут умом-то не тронешься…

***

И вот Иза выросла. Выросла, но продолжала бояться странную комнату. Иногда, когда дверь комнаты была приоткрыта, ей казалось, что кто-то смотрит на нее из темноты. По спине пробегал холодок, и хотелось бежать прочь, все быстрее и быстрее, но ноги не слушались. Хотелось плакать и кричать, но она уже была достаточно большой, чтобы звать маму. Да и мамы уже не было… Иза зажмуривалась, взяв себя в руки, твердой походкой подходила к двери и плотно закрывала ее. Порой ей казалось, что она слышала чей-то тяжелый вздох, но знала: это лишь движение воздуха.

Вот и сейчас она ощутила на себе чей-то напряженный взгляд и почувствовала знакомое оцепенение. Надо взять себя в руки, подойти и закрыть эту дверь. Закрыть ее навсегда! Больше она никогда не увидит ее! Никогда не узнает, что скрывает эта странная комната…

Изабелла собралась с силами, подошла к двери и крепко ухватилась за ручку. Внезапно, неожиданно для самой себя, она, вместо того, чтобы плотно закрыть дверь, распахнула ее и шагнула в темноту.

Дверь медленно и тихо закрылась за ее спиной. Девушка стояла в кромешной тьме и ощущала, как страх постепенно сковывает ее по рукам и ногам. Вот он уже добрался до самого горла, и теперь она, даже если бы и очень захотела, не смогла бы произнести ни звука. Тьма казалась живой и плотной, и что-то жуткое и опасное неумолимо собиралось позади нее. Она уже чувствовала чье-то холодное дыхание на своей шее и с ужасом ждала, что кто-то или что-то вот-вот коснется ее плеча. Боясь обернуться, она стояла еле жива.

Внезапно в комнате начало светлеть. Через несколько секунд Изабелла уже четко видела лучи света, пробивающиеся сквозь щели нижнего шкафа буфета. Дверцы распахнулись, и яркий резкий свет, ворвавшись во мрак комнаты, ослепил ее. Она зажмурилась.

– Добро пожаловать домой, дорогая! – услышала она такой знакомый, такой родной голос.

– Мама!..

Изабелла резко открыла глаза и тут же вновь зажмурилась: нет не от яркого солнца, которое беззаботно сияло на чистом, без единого облачка небе (и это в Подмосковье в самом начале лета!) – прямо перед собой она увидела огромную чешуйчатую морду.

Тысяча мыслей пролетели у нее в голове: "Я сплю!.. Я умерла и попала в Ад!.. Я лежу в коме и мне мерещатся всякие ужасы! С чего это вдруг мне умирать?! Или впадать в кому?!Как я могла ни с того, ни с сего уснуть по среди дня? Меня убили…"

Она не успела додумать ни одной из этих мыслей до конца, кто-то нежно коснулся ее волос и тихо прошептал на ухо те самые слова, что знали только она и мама:

– Ты и я, и вместе мы – сила! Вместе мы всех одолеем и никому не сдадимся!

Изабелла приоткрыла один глаз, затем второй и, закричав от радости, повисла на шее у матери. Да-да! Это была ее мама. Ее самая любимая, самая родная, самая замечательная мама! И ничего, что она была как-то странно одета: облегающий тело красный кожаный комбинезон, высокие ботфорты, длинные, выше локтей перчатки. Мама сняла одну из них и погладила дочь по голове.

Когда первые восторги от встречи прошли, Изабелла изумленно огляделась по сторонам. То место, где они находились, даже отдаленно не напоминало Подмосковье. Скорее каким-то невероятным образом она очутилась где-то на Кавказе или еще дальше: в Гималаях или Кордельерах каких-нибудь. В любом случае, это были горы. Они были повсюду, насколько хватало глаз: большие и маленькие, голые неприступные скалы и поросшее лесом вершины. Они с мамой стояли на горном плато, щедро заросшем густой травой.

– Значит, я все-таки умерла? Сюда попадают люди после смерти? – заглядывая в глаза маме, тихо проговорила Изабелла. – Ведь и ты тоже…

– Нет, детка, нет! И ты, и я – мы вернулись домой! Мы с тобой принадлежим этому миру!

– Этому миру… Какому миру?

– Тому, где я родилась и где должна была всегда жить. Быть тем, кто я есть…

– Кто ты есть… Ты – моя мама! Мама! Ты понимаешь?

– Да, детка, да! Именно поэтому я так долго жила в том мире, где родила тебя…

– Долго?! Ты… ушла, когда я была еще маленькой! Еще ребенком! Ты оставила меня! Ты… умерла!

Изабелла сама испугалась этого слова. Никогда она не произносила его вслух. Это она однажды солнечным летним утром обнаружила маму мертвой в загородном доме. Это она потеряла сознание, когда гроб опускали в могилу. Это она сидела во главе стола вместе с отцом, а все родные и знакомые говорили о том, каким хорошим человеком была ее мама. Но даже после всего этого, говоря о маме, она упрямо твердила: "Ушла…" и вот теперь…

– Прости меня… если сможешь… Я больше не могла оставаться там и не могла взять тебя с собой. Переход в иной мир до совершеннолетия для таких, как мы, чреват разными опасностями, болезнями, травмами… Ты родилась в том мире и должна была стать взрослой, прежде чем посетить мой мир, – мама смахнула слезу и поцеловала дочь в лоб. Изабелла прижалась к ее плечу и крепко обхватила ее обеими руками. Ей хотелось стоять вот так, всю вечность и никогда-никогда не расставаться с мамой. Без разницы в каком мире это будет. Даже если она сама умерла, даже если она лежит где-то в коме, и все это ей только мерещится. Может, это как раз и есть любовь?

– Перестань думать о смерти и коме! – неожиданно сказала мама.

– Ты, что, читаешь мои мысли? – Изабелла удивленно уставилась на нее.

Мама немного смутилась.

– Тебе предстоит многому научиться, – сказала она. – Многое узнать. Если ты решишь здесь остаться…

– Значит, я могу вернуться? – обрадовалась Изабелла.

– Да, – грустно и просто ответила мама.

– Павел, наверное, меня убьет! – заволновалась Изабелла. – Ведь теперь мы уже, наверняка, опоздали на самолет.

– Даже если ты задержишься здесь еще немного, он этого не заметит, – улыбнулась мама. – Время здесь и там идет по-разному. Но ты можешь остаться здесь навсегда, – она посерьезнела, повернулась к дочери и обхватила ее ладони своими руками. – И… если ты решишь остаться здесь, тебе лучше будет умереть для того мира.

– Это как?! – Изабелла так и подпрыгнула на месте.

– Да, ничего особенного, – махнула рукой мама. – Подбросим в дом морок. Неожиданный разрыв сердца, или тромб, или… Что бы ты хотела?

Изабелла отпрянула от нее она села на землю, обхватила руками колени и зарылась в них лицом. "Вот, значит, как! Вот как! Все, значит, будут там плакать, говорить, каким хорошим человеком я была…" "Можешь просто исчезнуть, тогда, боюсь, у твоего Павла будут большие неприятности", – услышала она у себя в голове мамин голос.

– Прекрати! Прекрати лезть ко мне в голову! – что было сил закричала Изабелла, почувствовав, как комок подкатывает к горлу, и слезы буквально фонтаном начинают брызгать из глаз. – Ты даже представить не можешь, как мне было плохо, как плохо! Как мне не хватало тебя все эти годы! А ты… морок… Все это время…

Она чуть не задохнулась и закрыла лицо руками.

Мама опустилась рядом, обняла ее за плечи, та сначала дернулась, но потом позволила маме уложить себя ей на колени, прижалась к ней.

– Мне было очень плохо, – пожаловалась она.

– Знаю, – вздохнула мама. – Я приглядывала за тобой и пыталась тебе помогать… Но ты такая непослушная! – притворно рассердилась она.

– Если бы я знала, что это ты, – вздохнула Изабелла, – я бы только тебя и слушала.

– Зато ты научилась мыслить самостоятельно и самостоятельно принимать решения, – улыбнулась мама. – Ты стала взрослой… Может полетаем? – неожиданно предложила она.

– Т-т-то есть, как это "полетаем"? – от удивления Изабелла начала заикаться. Она выпрямилась и круглыми, огромными, словно мельничные жернова, глазами смотрела на свою маму.

– А вот так! – весело воскликнула та. Она ловко вскочила с места и, разбежавшись, лихо кинулась вниз.

– Мама! – что было сил закричала Изабелла и бросилась к обрыву.

Огромный красный дракон, набирая высоту, чуть не задел ее своим длинным чешуйчатым хвостом. Он поднялся высоко в воздух, сделал круг над ее головой и плавно опустился неподалеку. Девушка во все глаза смотрела на него, но все же упустила тот момент, когда он внезапно вновь стал ее мамой.

– Эт-т-то что? Эт-т-то… как?! – растерянно хлопая глазами и продолжая заикаться, еле слышно пролепетала Изабелла.

– Я – дракон, детка, – просто сказала мама. – Как и ты…

– Я?! – Изабелла чуть не задохнулась от изумления.

– Вспомни, ты рассказывала мне о своих снах. Во сне ты летала…

– Все дети летают во сне, говорят, что они так растут, – буркнула Изабелла.

Мама рассмеялась:

– Сны снам рознь, как и полеты. Сны о твоих полетах были мне хорошо знакомы! Ну же, детка! – она протянула ей руку.

Изабелла неуверенно сделала один шаг, второй, затем решившись, подбежала к маме и схватила ее за руку. Они вместе разбежались и…

Она даже не поняла, что произошло, но вот уже могучие ярко желтые крылья несли ее ввысь к такому же яркому желтому солнечному диску. Она с недоумением некоторое время разглядывала свои огромные когтистые лапы и даже попыталась взглянуть на свой длинный хвост. но тут же словно волчок заветрелась в воздухе и едва не вошла в штопор.

"Осторожно! – услышала она в своей голове голос мамы. – Хвост нужен для балансировки полета. На земле у тебя будет масса времени разглядеть себя во всей красе".

Они летели над заснеженными пиками гор, где в подобных медвежьим берлогах жили удивительные создания – Йети. Они умели по своему желанию в любом месте пересекать грань миров, что породило множество споров и раздоров в мире, который Иза долгое время считала своим. Они пролетали над скалистыми горами – местом обиталища злобных троллей, над горными шахтами, в которых трудились неутомимые гномы, над лесами, населенными прекрасными эльфами, шкодливыми пикси и заботливыми зелеными дамами. Тритоны и русалки махали им из морских глубин, а озерные девы – Гуарагед Аннон – танцевали на озерной глади, как на паркете, посылая им вслед воздушные поцелуи. Этот мир был необычен и прекрасен. Чувство полета было упоительным. И, хотя Иза понимала, что не все может быть так гладко и прекрасно в этом новом мире, как казалось ей с высоты, что всегда, в любом чистом потоке могут обнаружиться острые подводные камни, этот мир все больше и больше нравился ей, становился все ближе и ближе. Ей казалось, что она вспоминает места, над которыми пролетала – генетическая память, как сказала мама. Она все больше и больше чувствовала себя дома, как будто вернулась из далекого путешествия или очнулась от долгой комы.

***

– Это дочь профессора Драгунского! Скажите своему главврачу! Он, наверняка, знает его. Это дочь самого Драгунского…

Двое охранников вытолкали Павла за дверь, и он остался в зале ожидания приемного покоя, шокированный и растерянный. Дежурная приемного отделения подала ему стакан воды.

– Да что ты, сердечный, – довольно равнодушно проговорила она – за свои долгие годы работы в приемном покое она уже столько повидала. – Все будет хорошо. У нас очень хорошие, знающие доктора. И никакой профессор не нужен. Сядь, успокойся. А лучше иди домой. Позвонишь потом, все тебе скажут.

Павел отрицательно помотал головой и опустился в неудобное деревянное кресло. От его помощи тоже отказались. У них хватало своих врачей. Он не настаивал. Да и чем он мог им помочь? Это явно был не его случай – он врач-инфекционист. Собирался ехать в Африку, изучать экзотические болезни, лечить местное население… А вот теперь… Он поймал себя на мысли, что больше думает о том, что теперь поездка в Африку накрылась, а не о том, что случилось с Изабеллой.

"Неужели ты ее совсем не любишь? – в очередной раз спросил он себя. – Неужели она для тебя лишь шанс подняться по карьерной лестнице?"

Ему стало стыдно. Он оперся локтями в колени и закрыл лицо руками. Он никогда не был таким. Что с ним стало? С тех пор как его кумир, профессор Эммануил Леонидович Драгунский, сказал ему, что он не сможет быть хорошим врачом, если не научиться принимать ответственные решения, не научиться рисковать… И, хотя он признался, что все равно уважает его, как старательного студента и интерна, Павел чувствовал себя мальчишкой, которому дали леденец, вместо того, чтобы взять с собой в поход. Он не мог думать ни о чем другом кроме того, как доказать, что он не только может быть хорошим врачом, что он и есть хороший врач. Однако, когда в клинике объявили конкурс на поездку в Африку, он не подал заявление. Внезапно он засомневался в собственных силах. "А вдруг что-то пойдет не так?, – подумал он. – Вдруг там, в Африке, он не сможет доказать всем, чего он стоит?" Но оказалось Эммануил Леонидович сам предоставил необходимые справки, собрал его статьи и исследования. Затем было объявлено, что в дипмиссию возьмут только женатых специалистов, и вновь профессор пришел на помощь любимому студенту. Он предложил ему познакомиться с его дочерью. Вот тут Павел струсил по-настоящему. В голове заметались всякие абсурдные мысли вплоть до того, что у профессора уродливая дочь, и он специально привечал Павла, чтобы сбагрить ее замуж. С трясущимися ногами шел он на первую встречу с нею, но ничего не смог придумать, чтобы этого избежать.