Моя миссия любовь

А что если бы все было иначе? Мама могла бы прийти ко мне на работу под конец дня, и я бы показала ей кабинет, а потом мы бы поехали ужинать и долго говорили. Можно было бы сходить за покупками, я бы заметила, что ей понравилось, и потом купила эту вещь в подарок. В Новый Год мы бы резали салаты и выпили по бокалу шампанского. Мы могли бы чувствовать, что есть друг у друга и что мир за окном – просто декорации.

Без десяти шесть, собираю вещи и выхожу. Доезжаю быстро, поднимаюсь на шестой этаж, лифт напоминает о древесном аромате парфюма, моих слезах и его теплых руках. Звоню в дверь, в ответ тишина. Нажимаю «вызов» на телефоне – ничего. Сердце ускоряет ритм. Пишу сообщение: «Ты дома? Я приехала». Через минуту на экране появляется «мама».

– Ало, мам. Ты где?

– Чего звонишь?

– Ты уже неделю трубку не берешь, я переживаю. Ты где?

– Не беру – значит, не хочу говорить. Хватит трезвонить, – она холодно игнорирует вопрос.

– Мам, ты в порядке?

– А что со мной будет-то?

Слышу на фоне голоса.

«Девушка, в больнице она», – доносится из трубки. Лицо заливает жаром.

– Что случилось? – сжимаю телефон в ожидании ответа.

– Не твое дело. Не звони, раз не беру. Давай, пока.

Гудки. Я стою в темноте, совершенно растерянная. Знаю, что звонить повторно бесполезно. Выдыхаю. Убираю телефон в карман, складываю руки крест накрест, поочередно хлопаю по плечам. Продолжаю несколько минут, дышу с длинным выдохом, чувствую, что становится спокойнее. Она ответила сама, настроение типичное, значит, все нормально. В больнице, значит – под присмотром врачей. Еще длинный выдох. Здесь стоять бессмысленно, спускаюсь в машину и уже знаю следующий шаг.

– Владимир Сергеевич, добрый вечер. У меня к вам просьба, можете узнать, в какой больнице пациентка? Да, конечно, как всегда, сейчас пришлю данные.

Отправляю сообщение с именем, датой рождения, номером страхового. Что бы ни говорила мама, я – врач, и связи в медицинских учреждения у меня есть. Были разные случаи с клиентами, когда приходилось искать их по больницам и моргам, поэтому такой вопрос от меня даже не выглядит странно.

«Областная, в кардиологии», – приходит через несколько минут. Выезжаю. Звоню знакомому психиатру в областной, спрашиваю, к кому можно обратиться, чтобы пропустили. Объясняю, что там моя мама. «Скажи – от меня, я сейчас предупрежу дежурного», – понимающе отвечает коллега. Выдыхаю.

– Мам, привет!

Она сидит на дальней кровати у окна, серый халат немного помят, очки сползли на нос, в руках – книга. Женщина выглядит маленькой и слабой, я готова заплакать, потому что никогда не видела ее такой. Приходится окликнуть еще раз: может чтение интересное, может, не слышала, скорее всего – не ждала. Наконец глаза поднимаются и замирают от удивления, она молча наблюдает, как я подхожу ближе.

– Амаля, – только и может произнести рот с морщинками в уголках губ.

– Мам, ты как? – присаживаюсь рядом, но не решаюсь обнять или взять за руку.

– Чего приехала?

– Переживала. Расскажешь, что случилось? – стараюсь говорить как можно мягче.

– Ничего не случилось, – бубнит она и отводит взгляд.

– Спрошу у врача. Тебе что-то нужно?

– Нет, – сухо и холодно.

Как же тяжело раз за разом пытаться прорвать оборону и ничего не получать взамен! Стараюсь не скатываться в обиду.

– А я ей говорила, чтобы позвонила родным, – вклинивается прокуренный голос. – Сидит без воды, без сменной одежды, халат вон ей выдали хотя бы, – голос доносится с кровати у входной двери и принадлежит тучной барышне лет шестидесяти. От этих слов у меня внутри сжимается.

– Лишнего то не болтай, – строго рычит мама, распрямившись, словно готова накинуться.

– Что ей нужно? – обращаюсь к соседке.

– Не надо мне ничего. Езжай домой уже, меня скоро выписывают, – в привычной манере перебивает мама.

Но через пять минут у меня уже есть список необходимого, а еще через пятнадцать – информация о состоянии ее здоровья от дежурного врача. Привезли на скорой с высоким давлением, решили оставить понаблюдать. Много напряжения, годы не прожитой злости, заблокированные эмоции – классические психосоматические причины гипертонии.

Через час я снова в палате номер восемь, с двумя пакетами и недовольным взглядом, которым одаривает меня самый родной человек. Я просто не могу поступать иначе, не могу бросить ее, не могу причинить еще больше боли.

– Спасибо за заботу.

Протягиваю коробку конфет барышне у двери, широкое лицо расплывается в улыбке, от чего становится милым.

– Езжай домой, поздно уже, – нейтрально повторяет мама.

– Если что-то нужно будет – звони. Я приеду завтра.

– Да не надо мне ничего, ты и так столько притащила, половину в помойку можно.

Стараюсь сохранять состояние, эти слова – просто ее попытка защититься.

– Хочешь – выброси, я еще привезу, – каждое слово произношу не от головы, а от сердца. – Мам, прошу тебя, бери трубку.

– Ладно, – тихо отвечает она и поднимает глаза. Боль, боль, боль, боль, боль. Мои жалобы на эту планету сейчас кажутся капризами избалованного ребенка. То, что прошла эта женщина, я даже не могу представить.

Вспышка. Воспоминание о договоре на уровне души. Мы заранее договариваемся с родителями, к которым приходим, о необходимом для всех сторон опыте. И сейчас спонтанно распаковалась память о том, как ее душа сказала – вернее, передала вибрационно: «Тебе будет нелегко, но если сердце сможет увидеть скрытое, все откроется». В человеческих словах звучит странно, но суть в том, что мой опыт – не бороться, не исправлять, а принять и увидеть больше. Видимо, сейчас мой поступок, слова и состояние, то есть частота вибрационной волны, соответствует тому, о чем мы договаривались.

Значит, лед тронулся, двери приоткрылись, процесс запущен. Скорее всего, дело не только во мне, но и в том, что на этой линии реальности, мама позволила себе снять какой-то процент защиты. В моем сердце, раскрываясь лепесток за лепестком, расцветает лотос. Любовь – основная энергия вселенной, но проживать ее в человеческом теле – как услышать любимую мелодию под водой в скафандре. Хочется пуститься в пляс, но тело слишком тяжелое. Чертова гравитация. Сажусь в машину и почти растекаюсь по креслу. Мама в порядке и впервые за наши тридцать лет вместе, я чувствую, что есть надежда. Ответ, как всегда, очевиден – любовь.

Глава 15. 15 декабря. Семейные ценности

Нервно барабаню по рулю, подгоняя светофор. По пути из больницы опаздываю в салон на макияж и укладку. Оттуда еду сразу к родителям Ника. На заднем сидении пакет с подарком – китайский чайный сервиз на шесть персон. Из рассказа Ника я запомнила, что его мама любит красивую сервировку и хорошо печет. Он мало говорил о родителях. Знаю еще про старшего брата от первого маминого брака, а отец Ника – так называемый «фестивальный» ребенок. Дедушка Попула приехал из Эфиопии на какой-то международный студенческий съезд, влюбился, решил остаться.

Оля звонит уже третий раз, нажимаю «принять».

– Минута, – говорю я, предвосхищая вопрос, и сворачиваю в сторону салона.

– Хорошо, жду тебя, – меня накрывает волной благодарности за то, что в моей жизни есть хоть кто-то близкий.

Спустя два часа у большого зеркала стою красивая я и трое девушек, ответственных за это. На мне темно-фиолетовое шерстяное платье на запах, сапоги на невысоком каблуке, черное пальто. Локоны, ровная кожа, нюдовый маникюр. Сегодня я не выгляжу как психиатр, сегодня я – идеальная девушка. Улыбаюсь отражению. Благодарю девочек и отправляю сообщение своему парню, хоть и не настоящему. Пока не настоящему.

Мы не виделись больше недели, Ник вернулся из Москвы сегодня. За семь дней – два коротких звонка и несколько сообщений с вежливыми вопросами о самочувствии. Плюс мое чистосердечное признание, пока только себе: я скучаю. Попытки забыть его эти одиннадцать лет были безуспешны, а с началом наших не настоящих отношений и вовсе потерпели крах. Сейчас это как стратегическая игра, кто первый напишет, кто сделает шаг, что абсолютно выматывает. Поэтому сегодня, после ужина, я собираюсь признаться ему. Открыть ящик Шредингера и выйти из суперпозиции. Какой смысл затягивать, если мы оба заинтересованы? Еще меньше смысла, если один из нас не хочет, а другой надеется. У меня на это нет времени.

Беру пакет с подарком и сажусь в такси. Вечерний Новосибирск переливается огнями, отражая себя же в миллиардах снежинок. «Шазамлю» песню, которая играет по радио: «Tanerelle» Continuum. Добавляю в свой плейлист.

Как интересно распаковывается эта линия жизни, каждый поворот открывает новое и мне кажется, что сегодняшний вечер станет точкой невозврата. Это волнительно. Закрываю глаза и чувствую, как дребезжит тело. На уровне атомов. Дышу.

Высокий мужчина в черном пуховике ждет у шлагбаума. Даже издалека узнаю осанку и манеру держаться. Это человек, от которого зависит моя миссия и самооценка. Хотя, стоп. «И то и другое зависит исключительно от меня», – пафоснее обычного поправляет Богиня. Спасибо большое, так и есть. Черный пуховик хрустит навстречу, и у меня перехватывает дыхание. Нет, дело не в улыбке, а в энергии, которая от него исходит. У всего есть вибрационная волна. Его – похожа на теплое облако, в которое хочется укутаться.

– Привет! – он берет пакет и протягивает мне руку, помогая перебраться через сугроб. – Мама весь день готовилась, она в предвкушении, – он закусывает губу, что можно было бы принять за смущение. Но Ник и смущение находятся в разных парадигмах. Значит, показалось, я полагаю.

– Я волнуюсь, – честно признаюсь, когда мы заходим в лифт. Это мое любимое место с ним – крошечное, закрытое пространство, которое быстро наполняется древесным ароматом, сегодня с нотками цитруса.

– Мы справимся, – широко улыбается мужчина и легонько дотрагивается до моего плеча, в качестве поддержки, я полагаю.

Широкая дверь приоткрыта, за ней холл с десятком лампочек. Это напоминает современное поместье. Квартира пропитана стилем.

– Проходите!

К нам выходит высокая брюнетка, похожая на модель или актрису. Крупные черты лица, выразительные серые глаза. На ней простой белый свитер и джинсы идеальной посадки. Как и Ник, эта женщина производит впечатление несуществующей идеальности. Это его мама, я полагаю.

Мы проходим в просторную гостиную, здесь тоже все выдержано в неоклассике. Мой внутренний эстет наслаждается.

– Мам, это Амалия, – его голос звучит немного торжественно, и на минуту я забываю, что все это – лишь спектакль, это все – не мое.

– Папа еще не приехал? – спрашивает Ник, оглядываясь.

– Скоро будет.

Стол уже накрыт. Я спешно дарю Елене Васильевне сервиз. Она, кажется, искренне радуется и какая-то часть меня начинает надеяться, что спектакль превратится в реальность. Идеальная семья, идеальный Ник, все здесь кажется совершенством. «Вот именно, КАЖЕТСЯ», – мягко подсказывает другая субличность, я не успеваю понять, какая.

Рассказ Елены Васильевны, которая попросила называть ее Еленой, прерывает звонок в дверь. Она на секунду замирает, как будто обдумывая, кто это может быть или нужно ли открывать. Грациозно поднимается с места и скрывается в коридоре. Доносится несколько голосов, но слова не разобрать. Через минуту в гостиную заходит мужчина, с внешностью богатыря из детских сказок. Высокий, плечистый, с кудрями цвета соломы. Ник чуть заметно вжимается в стул. Он пристально смотрит на нежданного гостя, чтобы скрыть это. Здоровяк улыбается во все зубы, кажется, искренне и открыто. Он источает свет и безусловную силу – не физическую, а силу духа, личности и души. За его спиной показывается невысокая женщина в платье-футляре, говорящем «я знаю, что шикарна». Элегантным движением она поправляет пряди волос, и я вижу лицо. Раскосые глаза, полные губы, черты лица как у азиатской версии Арианы Гранде. Стоп! Это же Диана. Та, что была в тот вечер с Ником!

Сегодня волосы распущены, но это точно она. То есть, Диана – девушка брата? Значит, они с Ником общаются как друзья или даже почти родственники? Диана машет нам миниатюрной ладонью, и я замечаю ее взгляд в сторону Ника. Взгляд не поверхностный, как его, а с вызовом, с энергией. И это что-то значит, я полагаю.

– Привет! – мягко тянет здоровяк, обращаясь ко мне голосом Зевса.

Я растягиваю улыбку и мычу. Это, видимо, моя классика общения с мужчинами. Диана обвивает рукой широкое предплечье и улыбается молча и натянуто. Теплая рука Ника касается моей спины, и я вздрагиваю от неожиданности.

– Знакомьтесь! Это моя девушка, Амалия, – он пристально смотрит брату в глаза. – Амалия, это мой брат, Антон.

В голосе все еще есть напряжение, и пока я не понимаю, что между ними происходит. Потому что богатырь искренне улыбается всем лицом. И теперь, когда он ближе, я могу рассмотреть глаза цвета новосибирского неба. Они похожи на те, что мне снились. Эти мужчины – противоположности, но наследственность у них отличная, оба выиграли ДНК-лотерею. Знаю, что иногда душа может специально выбрать тело, близкое к идеалу человеческой красоты, чтобы пройти определенный опыт. Внешняя привлекательность может стать «проклятием», потому что когда мир видит в тебе красивую картинку, не замечает, что внутри.

Слишком много идеальности на квадратный метр. Даже в стильной одежде и с макияжем, в этой гостиной я чувствую себя персонажем из сказки про Элли – чучелом. Внутренняя Богиня негодует от таких мыслей, Жириновский готовит трибуну, чтобы начать речь об истинной красоте и как в нашей стране ее «просрали». Но я лишняя здесь еще и потому, что ненастоящая девушка: просто макет, чтобы отогнать назойливые вопросы родителей.

Ловлю диссоциацию: кажется, я не совсем здесь, и это не со мной. Иду в туалет, чтобы прийти в себя. Смотрю на отражение, потом фокусируюсь на предметах, ощущениях и звуках. Вот кусок мыла с ароматом лимона, прохладная вода. Пол с подогревом, платье мягко прилегает к телу, чуть щекотно от пряди волос на шее. На полочке стоят свечи и аромадиффузор. Прислушиваюсь к аромату, кажется что-то ванильное. Дышу осознаннее, замечаю, как на вдохе воздух чуть прохладный, а на выдохе – теплый. Вдох и выдох. Мысленно представляю, как возвращаюсь в тело, дышу через солнечное сплетение. За дверью слышны шаги и голоса.

– Что у нас тут за ярмарка обуви? – доносится из коридора. Отец Ника, я полагаю.

– Мальчики приехали. А Коля с девушкой! – от радости голос Елены звучит выше.

Шаги отдаляются, я еще раз смотрю в отражение. Понравлюсь ли я этому мужчине? А нужно ли мне это? Они – второстепенные герои моей истории. Зачем ждать одобрения? Субличности устроили митинг в поддержку самоценности. На плакатах большими буквами «Я(МЫ) шикарны». Улыбаюсь образам из бессознательного и выхожу в яркий свет холла.

В гостиной пока четверо: Елена, двое ее сыновей и миниатюрная Диана. На столе появилось огромное блюдо с крабами, на тарелках – салат, в бокалах – что-то соломенное. Ник беззвучно произносит «шампанское». Киваю. Я не любитель пузырьков, но выпендриваться, пожалуй, не буду, сделаю вид, что пью.

В гостиную входит высокий, под два метра, мулат спортивного телосложения. Свитер, джинсы, осанка как у военного, выражение лица под стать, волосы очень короткие, гладко выбритое лицо. Возраст не определить. Если бы увидела его в другой обстановке, никогда бы не подумала, что это – отец Ника. Владимир, сложное отчество не запомнила.

Хозяин дома садится во главе стола, напротив жены. Я упираюсь взглядом в улыбающееся лицо Антона, мне хочется назвать его «Ясно солнышко», он как будто сошел с былины о Русских князьях. Большой, но не перекачанный; красивый, но не слащавый. Антон внимательно слушает и поддерживает нить разговора. Он заразительно смеется и тонко шутит. Ник единственный, кто не реагирует на харизму и обаяние брата. Мой ненастоящий парень притих, я чувствую напряжение с момента появления незваных гостей. Елена тоже заметила это, она старается вовлечь его в разговор, касается руки, удерживает визуальный контакт. Ник на все это отзывается сдержанно.

Первый тост за знакомство предлагает Антон. Он говорит, что рад видеть семью в таком составе и благодарен Амалии, то есть мне, что наконец «приручила зверя». Ах, если бы! Натянуто улыбаюсь. Владимир с легкостью разделывает очередного краба и, между делом, интересуется рабочими вопросами. Из разговора понимаю, что Антон – юрист и работает с отцом в их семейной компании. Интересно, как богатырь выглядит в костюме.

– Жаль, Николай никак не удосужится нам помочь. А мог бы, – разламывая очередную фалангу, произносит Владимир. Ник задерживает дыхание.

– Родной, мы обсуждали эту тему много раз, давай не будем сейчас, – мягко вмешивается Елена, касаясь руки младшего сына. Тишина чуть затягивается, но отец, продолжая свои манипуляции с содержимым тарелки, обращается к Диане, которая молчала весь вечер:

– Напомни, кем работаешь?

– Я блогер и фитнес тренер, – улыбаясь и хлопая ресницами чаще нужного, отвечает девушка.

– Это теперь считается профессией? – тон серьезный, Владимир смотрит в тарелку, ковыряя салат.

– Пап, у нее аудитория почти десять тысяч и заработок отличный, – Антон с нежностью накрывает маленькую ладонь девушки своей огромной лапой.

– Учить людей жопу качать – благородно, ничего не скажешь! Амалия, ты тоже блогер? – он переключается на меня. Сглатываю.

– Она психиатр, – опережает меня баритон Ника.

Владимир отрывается от салата и изучающие смотрит мне в глаза. Отвечаю тем же, стараясь не отвести взгляд от волнения. У этого мужчины глаза цвета черной дыры, проницательные и «тяжелые».

– Ты врач?

Утвердительно киваю. Он переводит взгляд на Ника и поднимает палец вверх, давая свое одобрение, я полагаю. Впервые за вечер их отец не критикует. Видимо это одна из нескольких или вообще единственная причина, почему Ник предложил именно мне такую взаимовыгодную сделку. Улыбаюсь и делаю три больших глотка шампанского, морщусь от пузырьков. Судя по всему, понравиться папе моего не настоящего парня действительно сложно, и пока мне это удается. Теперь было бы здорово понравиться и самому парню.

Вечер становится чуть расслабленнее; может, это связано с несколькими тостами от Антона, а может, Владимир был слишком голоден и раздражен, передавая всем свое состояние. Ник откидывается на стуле, и я наконец-то слышу его смех. Мне тоже комфортнее, я забываю и о договоренности, и о миссии, и об утекающем времени. Позволяю себе просто быть. Ловлю себя на том, что наслаждаюсь обществом этих людей. Одновременно становится грустно, что это наша первая и последняя встреча.

– Амалия, ты на праздники в городе остаешься? – интересуется Елена. Утвердительно киваю, запивая торт.

– Приезжайте с Ником на дачу на Рождество! Мы празднуем католическое. В понедельник – ужин, потом останемся там до нового года.

Медлю с ответом: ведь мы планировали только один вечер. Ник взглядом спрашивает, не против ли я. Киваю. Я за.

– Конечно, мам, – улыбается он в ответ.

Предложение звучит, как очередное одобрение. Диана с Антоном тоже подтверждают свое согласие. Елена радостно потирает ладони и говорит, что предвкушает чудесные праздники. Потом Антон помогает ей с посудой, а Ник с отцом уходят в кабинет. Мы с Дианой почти не говорим, ограничиваясь несколькими вежливыми вопросами о работе. Она достает телефон и полностью погружается в его содержимое. Я рассматриваю коллекцию винила и книги по искусству.

– Амалия, – мое имя голосом Елены звучит мягко и элегантно, – позови ребят из кабинета, Антон с Дианой уезжают, проводим их.

Иду через холл по коридору в дальнюю комнату. Останавливаюсь возле одной из картин – на черном фоне переливающиеся нейроны головного мозга. Я знаю эту картину, ее автор – Грег Данн, бывший ученый. Это строение задней теменной коры, отвечающей за координацию движений. Задерживаюсь, чтобы рассмотреть получше. Нахожу сайт художника, оставляю в закладках: было бы здорово повесить такую в кабинете.

– Она знает про Диану? – доносится из приоткрытой двери.

– Нет.

– Тебе же лучше, чтобы никто не узнал. Если еще раз увижу вас вместе, молчать не буду. Она – девушка твоего брата. Тебе что, мало девок для развлечения? Зачем с будущей женой брата спать?

– Все не так, пап. Она моя бывшая…

– Просто не вздумай продолжать, – рычит голос. Я до боли сжимаю в руках телефон и боюсь пошевелиться. – С врачихой серьезно?

– Вряд ли.

– Ну, разберешься. Что с инвестициями?

Пульсация в голове глушит голоса, медленно возвращаюсь в общий холл.

Я – не чучело, а прикрытие. Щит, закрывающий постыдные связи. И это «вряд ли» – вишенка на куче. Сердце превращается в шаманский бубен, тело мелко трясет. Поднимается злость. «Подонок, я для тебя игрушка, что ли?» – кричит Богиня, голосом Жириновского. Да, он мне ничего не обещал, мы договорились о помощи друг другу открыто и цивилизованно. Но боль предательства пронзает желудок. Как можно спокойнее, чтобы не привлекать внимание, иду в туалет, полоскаю рот, дышу, смотрю в зеркало. Стучу поочередно по плечам, чтобы помочь психике «переварить» услышанное. Информация тоже может отравить, сейчас мое тело реагирует на слова как на прокисшее молоко – пытается избавиться. Но это не молоко, я не могу забыть «зачем спать с будущей женой брата». Кишечник готов вывернуться наизнанку.

Важно включить логику и анализ, иначе эмоции захлестнут с головой: ревущая без повода Амалия на этом празднике жизни точно будет лишней. Довести уговор до конца, отыграть свою роль, улыбнуться на прощание и больше никогда их не видеть. Завтра это будет просто воспоминание, туман, нелепое совпадение. В целом, я делаю благое дело – помогаю сохранить пару Антона и Дианы. При мысли об этом передергивает. Сочувствую старшему брату, которого обманывает девушка, брат и отец, скрывающий правду. Это слишком сложно и драматично для моей скучной, последовательной жизни. Моя симпатия к Нику растворяется. Еще минуту назад я хотела ему нравиться. Теперь хочу ударить.

Я планировала рассказать ему о своих чувствах? Буду придерживаться плана. И как только выйдем, скажу все, что думаю. Субличности в полной боевой готовности. «Поехали!» – кричит Жириновский, и я выхожу в холл.

Злость помогает удерживать улыбку, пока мы прощаемся с Антоном и Дианой. Я глушу мысли и жду. Елена предлагает задержаться еще, картинно зеваю и смотрю на часы. Ник вызывает такси, родители уговаривают его съехать из отеля, тот отказывается. Прощаемся. Елена и Владимир выглядят счастливыми, на фоне мелькает мысль о двуличии, но вовремя вспоминаю, что я – первая в списке, ненастоящая девушка. Премию в студию! Не мне судить, у каждого из нас свои мотивы.

У субличностей есть позитивное намерение, что-то хорошее, чего они хотят. Как мой Жириновский жаждет справедливости и безопасности, но иногда перегибает палку с чрезмерной защитой. Так и у человека есть причина на поведение и поступки, даже неадекватные. Включилась префронтальная кора, и злость трансформировалась в желание выяснить правду, а ещё закрыть гештальт – признаться Нику в безответных чувствах. Может, вся эта ситуация нужна, чтобы оставить его в прошлом и шагнуть в новое?

Молча садимся в такси. Мне кажется, Нику тоже есть, что сказать, он не решается, я полагаю.

– Поехали к тебе, – произношу нетвердым голосом, потому что все еще сомневаюсь. Но разговор на его территории позволит мне уйти в любой момент.

Мой ненастоящий парень поворачивается и как будто пытается разгадать намерения. Потом говорит таксисту «в Mariott», и мы резко разворачиваемся на перекрестке. По инерции меня прижимает вправо, наши плечи соприкасаются, и я снова чувствую ток. Сегодня и без того сложные чувства превратились в непроходимый квест. Мои ценности сильнее любой страсти, гормонов и притяжения. Но я ведь даже не знаю ситуации. Решаю просто дождаться разговора, а пока не выдумывать лишнего. Половина драм в литературе и кино – элементарное недопонимание, когда один сделал, второй подумал, третий решил, и никто ни с кем это не обсудил. В итоге – разбитые сердца, изломанные жизни и потерянное время. Последнее беспокоит меня больше остального.

– Не помню, когда видел маму такой счастливой, – прерывает напряжение Ник.

Смотрю на размазанный в фонарях город, пытаюсь справиться с лавиной эмоций. Он продолжает:

– Ты правда сможешь в четверг поехать на ужин?

– Не знаю, – честно отвечаю, отворачиваясь в квадрат окна.

– Я бы хотел, чтобы ты поехала. Чтобы мы поехали, – мягко касается баритон, вызывая очередную волну диссонанса.

Снова злость. Богиня уже в танке и готова к бою. Длинный выдох, чтобы задержать нападение. Истерика в такси – слишком в стиле дешевых сериалов. Какой смысл в осознанности и сотнях часов проработок, если не экологичное проживание такого… Жириновский подсказывает слово, но мой внутренний цензор его «запикивает».