Музы светлого Дома изящной словесности

Учитывая то, что глаза Аделаиды и так были достаточно большие и круглые, эффект получился…

– Ты чего? – испугалась Серафима. – Со мной что-то не так?

– Вы… ты… – бормотала Аделаида. – Вы надели колготы? На самом деле? Не жмут?!

И она почти обвиняюще ткнула указательным пальцем в Серафиму.

– Нормально, – пробормотала Серафима. – А что?

– Девочки говорили, – прошептала Аделаида, – что колготы везде жмут! Что их невозможно носить! Что чулки удобней!

– Девочкам, может быть, и жмут! – рассердилась Серафима. – А мне удобно. Кто там пришёл?

– А-а-а, – Аделаида переключилась на деловой тон. – Там Гуагурова со своими диорамами. Закончила очередную. Пришла союз продлять. С ней Музико-сан. Что им сказать? Вы скоро?

– Аделаида, – укорила её Серафима, – она пишет литдорамы! Между прочим, очень популярные. Когда ты это запомнишь?

– Да знаю я, – отмахнулась Аделаида, – дорамы, панорамы… Что ей сказать?

– Позови-ка её сюда, – попросила Серафима. – Она женщина современная. Подскажет: какое мне платье выбрать.

– Легко! – сказала Аделаида и, уже уходя, недоверчиво прошептала. – Значит, нигде не жмут…

Маленькая и шустрая, как обезьянка, Гуагурова материализовалась в гардеробной, окинула любопытным взглядом бардак, устроенный Серафимой, и завистливо присвистнула:

– Кучеряво живёте, Серафима Андреевна!

– Не жалуемся, – подтвердила Серафима. – Помогите мне, пожалуйста, выбрать платье из вашего времени для важного мероприятия. Такое, чтобы я была в нём привлекательной.

– Да вас во что ни наряди… – задумчиво проговорила писательница, разглядывая то Серафиму, то развешенные наряды. – Причёску менять не надо… Многое бы я отдала за такие же кудряшки.

Серафима посмотрела на писательницу. Её короткие жидкие волосы, действительно, выглядели жалко и тускло.

– Цель мероприятия? – уточнила Гуагурова.

– Свидание с мужчиной, – смутилась Серафима.

– Ага! – торжествующе воскликнула литдорамщица и моментально ткнула пальцем в тёмное платье с умеренно яркими крупными цветами (поясок, бант-воротник, рукав одна четверть, длина юбки ровно до середины колена). – Вот это будет смотреться на вас идеально.

– Не слишком простенькое? – засомневалась Серафима.

– Не-е, – авторитетно заявила Гуагурова, – изящная простота, высший шик, про лейбл вообще молчу.

– Ну ладно, – согласилась Серафима. – Пусть будет оно.

– Только лифчик чёрный надень, – посоветовала писательница. – И бельё я бы тебе рекомендовала сменить. Или ты собираешься его демонстрировать?

– Нет! – испугалась Серафима. – Это невозможно.

– Я тоже всегда на это надеюсь, – серьёзно сказала Гуагурова. – Но каждый раз всё происходит наоборот. Мужики… они не обращают внимание на красоту, они норовят всё с тебя снять. И это правильно. Я тебе честно скажу, Серафима, если найдёшь мужика, который в состоянии оценить красоту женских трусов, – беги от такого чёртового эстета со всех ног…

Серафима вздрогнула на словах «чёртов эстет».

– В мужиках, – продолжала поучать Гуагурова, – в них другое главное. А бельё лучше натуральное носить. Бельё должно быть удобным. Уж у тебя-то, как вижу, есть из чего выбрать!

Серафима суетливо начала перебирать указанные предметы гардероба.

– Вот это! – уверено тыкала Гуагурова. – И вот это ещё… Вот эти туфельки. Ещё обязательно нужна сумочка… Цепочка, лучше золото. Серёжки неброские…

«Про сумочку я и без тебя догадалась!» – почему-то с возмущением подумала Серафима.

Переодеваться она ушла за ширму, которая то ли всегда была здесь, то ли незаметно возникла специально для Серафимы.

– Какая прелесть! – воскликнула Гуагурова, заметив этот предмет интерьера. – Роспись по шёлку, да? Подлинная? Я посмотрю, ладно?

И она чуть ли не носом уткнулась в одну из панелей ширмы.

Переодевшись, Серафима почувствовала себя как-то иначе. Уверенней. Современней. «Словно я стала маленьким тропическим ураганом…» – вспомнились ей слова Вита. И потом, уже перед зеркалом, наводя последние штрихи на губы, брови, ресницы, она вспомнила эти слова ещё раз, подумала: «Да, это про меня. Хочу быть такой!».

В главной комнате Приёмной творца маленькая, ещё ниже своей авторши, Муза Гуагуровой педантично-аккуратная Музико-сан, с выбеленным лицом, одетая в традиционную японскую одежду, что-то оживлённо обсуждала с Аделаидой. Увидев Серафиму, она радостно улыбнулась и почтительно наклонила голову.

– Рада тебя видеть, Музико! – помахала ей Серафима.

Гуагурова, выходя из гардеробной последней, стала невольной свидетельницей того, как разбросанные вещи сами собой убираются в свои ящички или исчезают, как, например, платья со стен. Едва женщины покинули гардеробную, в неё вернулся идеальный порядок. Эффект от увиденного произвёл на писательницу сильное впечатление. Она с большим интересом уставилась на платье Серафимы и, показывая то на него, то на дверь гардеробной, запинаясь, спросила:

– Серьёзно тут у вас всё! А-а-а вот если мужика так нарядить, а потом – фи-и-ить! – это возможно?

Серафима поняла её мысль, улыбнулась.

– Конфуз! – мечтательно прошептала Гуагурова.

– Пойдёмте! – распорядилась Серафима. – Извините, что заставила ждать.

Когда Вит увидел вернувшуюся Серафиму, он вздрогнул, улыбнулся, хотел что-то сказать, но, заметив входящих следом Гуагурову и Музико-сан, тут же с деловым видом уставился в свои записи. Но Серафима уже прочитала в его глазах всё, на что надеялась.

– Вы подготовили заявление на продление союза? – торжественно спросила она.

– Нет, – небрежно ответила писательница. – Музико-сан сейчас напишет…

Гуагурова, войдя в комнату, взглянула на Волкова с любопытством, но, видя, что он занят бумагами, отвернулась, задумалась, вспомнила что-то, повернулась, сделала шаг в его направлении.

– Я вас где-то видела, – сказала она, привлекая его внимание. – У вас запоминающееся лицо. Мужественное. Серьёзное.

Вит неопределённо пожал плечами.

– Точно-точно. Видела, – бормотала Гуагурова.

Серафиме не понравилось, что она заговорила с Волковым.

– Вы уже придумали сюжет для новой книги? – спросила она.

– Да? Что?.. Конечно, примерный план у нас есть. Будем продолжать приключения нашей героини, муж которой теперь…

Гуагурова осеклась.

– Точно! – воскликнула она, опять обращаясь к Виту. – Вы были в друзьях у вашей жены! Там я и видела ваше лицо. У вас на аватарке в социальных сетях фотография?

– Да, – растерялся Вит. – Но с женой я давно развёлся.

Он посмотрел на Серафиму виновато.

– Я вот тоже сразу подумала, что эта стервоза такого мужика не достойна! – заявила Гуагурова. – Правильно сделали. Нет, профессионал она отменный, но претензий у неё по жизни…

– Моя жена раскручивает книги, – пояснил Вит. – Раскручивала. Вас она, наверное, тоже раскручивала?

– Инга! – Гуагурова протянула руку. – Инга Гуагурова, автор сетевой прозы. Литдорамы, сериалы, современная проза, восточная философия.

– Вениамин. Можно просто Вит.

А далее он задумался.

– Хвостом заметая следы?.. – нерешительно спросил он.

– Что? – удивилась писательница, но потом сообразила. – А-а-а, да. Было у меня такое название. Оказалось неудачным, я его заменила. Ого, вы меня даже вспомнили…

Серафиме их разговор надоел.

– Вы будете подавать заявление? – не слишком любезно спросила она.

– Конечно, – обстановку разрядил тихий голос Музико-сан, – всё готово, Серафима-сан. Пожалуйста.

Творец-машина с заявлением литдорамциц тянуть не стала. Практически сразу же появился вердикт: «Молодцы! Союз продлить разрешаю».

Миниатюрная Муза встала, улыбнулась, церемонно поклонилась.

– Поздравляю, Инга-сан, – сказала она. – Я очень рада.

Гуагурова бросила взгляд в сторону Вита. Чувствовалось, что ей хотелось бы продолжить разговор. Но Серафима настойчиво взяла её под локоток, повела к выходу, говоря:

– Это замечательно! Творец написал, что вы молодцы. Он редко кого-то хвалит. Надеюсь, что и ваше новое произведение…

– Это с ним у тебя свидание? – прямо спросила Гуагурова.

Они уже шли мимо стола Аделаиды. Серафима ничего не ответила.

– Классный мужик, – продолжила говорить Гуагурова. – Я его по общению в чате вспомнила. Я не знала, что он развёлся. Если в другой город не переехал, то мы совсем рядом живём. Пожалуй, я ему напишу.

Серафиме тут же захотелось сказать ей что-нибудь едкое и противное.

– Возможно, у него уже кто-то есть! – нашлась она.

– Это реально, – согласилась Гуагурова. – Такие мужики на помойках не валяются. Но я ему всё равно напишу.

Серафима была против того, чтобы Вит общался с этой писательницей, но она не знала, как это сказать. Но ему… ему она всё выскажет.

– А вот интересно, – задумалась Гуагурова, – когда писатель – мужик, а его Муза – женщина, то она будет против его личной жизни? Или она и в ней его вдохновляет? Меня, например, моя Музико много в чём просветила…

– Я – против! – решительно сказала Серафима. – Нельзя путать дар творца и яичницу!

– Но он же мужик, – почти с жалостью прошептала Гуагурова. – Ему баба нужна. Что ему твои сны?..

Серафима решила уйти со скользкой темы.

– А о чём пишет Вениамин? – спросила она.

– Кто? Что? – не сразу поняла её Гуагурова. – А-а-а, ну да. Раз он здесь, то он тоже пишущий. Я думаю, что какую-нибудь фантастику, что ещё мужики писать могут? Скафандры, агукающие зеркала, сплошная заумь… Но не знаю, не читала, врать не буду.

Серафима её уже не слушала. Она вдруг поняла, что все её действия совершенно неразумны. Она даже не знает – сумеет ли помочь Виту в его творениях. Конечно, в отличие от многих Муз, она – универсал, она не специализировалась на чём-то конкретном. Но… фантастика?!

– Не надо бояться! Не надо стесняться! – звонкий знакомый голосок Юлии невольно ворвался в мысли Серафимы. – Пусть автор и Муза объединятся! Чтоб текст был логичным, эпичным, красивым. Муза в союзе – великая сила!..

«Во как стихами чешет! – невольно восхитилась Серафима. – Как по писаному. Может быть, она – поэтическая Муза? Давно у нас такие не рождались…».

Серафима посмотрела на зашевелившиеся кусты. Оттуда послышался ещё и мужской голос:

– Где тут этот ваш домик творца?

– Нам вот сюда.

На тропинку выбрался паренёк, знакомый по утренней встрече. Потом – Муза Юлия. Рука девушки была в руке парня. Он не стал возвращать себе свой реальный внешний вид, так и шёл в образе полуголого красавца-атлета. Гуагурова и Музико-сан посторонились, пропуская их.

– Коннитива, – поклонилась Музико.

– Чего? – ошалело спросил парнишка.

Чувствовалось, что он ещё не привык к обстановке светлого Дома, что всё его удивляет.

– Это означает: здравствуйте, – шепнула ему Юлия. – Это Муза. Музико-сан. Она так здоровается.

Гуагурова понимающе усмехнулась. А серые глаза Юлии сияли торжеством. «Добилась своего, значит, – подумала Серафима. – Даже не знаю: радоваться мне за тебя, девочка, или огорчаться? Но раз уж привлекла внимание автора, то уже – молодец. Музы должны быть настойчивыми».

Она слегка кивнула головой и махнула рукой, приглашая их зайти в дом.

Глава VI. Приём посетителей. Могусов.

Едва войдя в кабинет, где находилась творец-машина, и усевшись на стул, парень удивил Серафиму неожиданным вопросом:

– А могу я ноги на стол положить? Мне так удобней. Я сниму ботинки, если хотите.

Тут юноша увидел, что находится в образе и что обуви на нём нет. Улыбнулся самоуверенно:

– А у меня, кстати, и ноги босые…

– И грязные! – припечатала Серафима. – Здесь, молодой человек, ноги на стол не задирают.

– Жаль, – едва слышно прошептал парень.

«Вот ведь достанется такой автор – и мучайся с ним! – подумала Серафим. – Бедная Юленька». Украдкой она бросила взгляд на Вита и поняла, что тот улыбается, закрывшись листом бумаги.

– Представьтесь, пожалуйста, – сухо сказала Серафима.

– Автор. Молодой. Талантливый, – самоуверенно заявил парень. – Могусов-Паприкен-Запэ.

Серафима чуть не поперхнулась.

– Ого! Это имя такое? Или фамилия? Или это такой авторский псевдоним?

Могусов-КТО-ТО-ТАМ вдруг фамильярно подмигнул Серафиме:

– Это очень интимный вопрос. Я…

– Он может рассказать об этом только Музе, с которой его соединят союзом, – поспешила объяснить Юлия, демонстрируя свою сопричастность к секрету парня.

– Понятно, – сказала Серафима, а сама подумала: «Идиотизм! Бедная Юленька! Дай ей, творец, сил…». – Значит, вы хотели бы попросить себе в Музы…

– Я внимательно изучил каталог, – перебил её Могусов, – и хотел бы работать над своей книгой вместе с Преподобной Фредерикой или хотя бы с Наташей.

– Что-о-о?!

Сказать, что Серафима удивилась, – значит ничего не сказать! Муза Юлия тоже была ошарашена услышанным.

– Я думаю, – парень сменил позу, – что такой талантливый автор, как я, должен работать с красивой и опытной Музой, а не с какими-то там… ну…

Он запнулся, подбирая подходящее слово. На Юлию было больно смотреть. Она попыталась встать.

– Я… я пойду, Серафима Андреевна. Я его к вам привела…

Серафима подскочила к Юлии, сжала пальцами плечо, насильно усадила обратно. Ей захотелось её погладить, поцеловать в макушку, но она сдержалась.

– Посиди, пожалуйста, Юля. Мне нужно ещё с тобой кое-что обсудить.

Юлия промолчала. Послушно села. Чувствовалось, что она на грани отчаянья, что ей хочется скрыться в келье, остаться одной, а не выслушивать откровения коварного Могусова. «Сейчас ты уверена, – думала Серафима, – что я старая отвратительная сука, которая желает насладиться твоим унижением. Всё так, девочка. Испей эту чашу до дна. Убедись, что авторы не пушистые зайчики. Среди них немало мерзавцев, особенно по отношению к нам, к Музам».

– Почему именно с Преподобной Фредерикой? – спросила Серафима. – Как вам вообще это пришло в голову?!

А ещё она задумалась о Наташе. С этой Музой у неё были сложные отношения. Они родились одновременно, много времени провели вместе. Одновременно заключили свои первые союзы. Первым автором Наташи стала женщина, пишущая романтическую подростковую прозу, а Серафиме достался её муж, придумавший роман о приключениях трёх героев в неведомой стране. Эта была пожилая супружеская пара, тихие интеллигентные люди. К своим Музам они относились с уважением и ничего невозможного не требовали.

Серафима с Наташей были, можно сказать, подругами. Долго. До тех пор, пока Наташа не задумала очаровать скульптора, который в то время был в союзе с Серафимой. И ей это удалось.

– Но Фредерика же опытная и зрелая Муза, – попытался объяснить Могусов. – Такая мне и нужна.

– А вот Наташа… – задумчиво проговорила Серафима. – Она же работает преимущественно с женщинами. Наташа – это любовь, эротика, желание, страсть. Она редко заключает союзы с мужчинами.

– Наташа очень красивая, – возразил Могусов.

– Но, – усмехнулась Серафима, – вы сказали «хотя бы с Наташей». Вы думаете, что красивым Музам подобная фраза понравится?

– Да откуда она узнает? – отмахнулся Могусов. – Ну подумаешь… Не так сказал. Бывает. Не казнить же меня за это!

– Наташа, – взорвалась Серафима, – это длинные, затейливые эпитеты, подробные описания природы, нарядов, интерьеров. Это тонкие чувства на грани осколков разбитой вазы или невзначай сказанного слова! Это блеск глаз как отражения порывов души. Это любовь и коварство! Это – фатальные случайности, разбивающие жизнь или возвращающие мечту. Вы уверены, что умеете так писать?

– Так я научусь! – воскликнул Могусов. – Она меня и научит. Хотя Фредерика мне больше нравится. Но можно и Наташу. Вы ей, главное, не говорите про моё случайное «хотя бы», и всё будет хорошо.

– Да я, может, и не скажу…

Серафима вдруг наткнулась на злой и серьёзный взгляд Юлии и поняла: Наташа узнает. Она всё обо всём узнает. «И правильно! Никакого «хотя бы» Наташа не заслужила! Тем более от этого пижона!» – подумала Серафима.

– Что касается Преподобной Фредерики… – начала объяснять Серафима, но снова не выдержала. – Это вообще чушь! Творец никогда подобного не одобрит. Фредерика – это высшая лига, это почти постоянная Муза великой Очи. Вы знаете Очу?

– Оча Редькина? – уточнил Могусов. – Читал. Сыто пишет. Так свою сказку завернёт, что мозги набекрень. Уважаю! Так Фредерика с ней работает? Значит, я правильно её выбрал, она меня точно научит…

– Оча Редькина, – немного с презрением к невежеству Могусова сказала Серафима, – замечательная сказочница. Но Преподобная Фредерика состоит в союзе с иной ипостасью Очи – Оча Ровательная! Не читали?

Могусов внимательно слушал.

– Судя по тому, что цвет вашего лица не изменился, – не читали, – констатировала Серафима. – А следовало бы! Фредерика – это инквизиция, средневековье, ведьмы, вампиры, тьма, блеск, дикий разврат, пытки, грязь, интриги. И одновременно Фредерика – это великая любовь, побеждающая время. Это надежда во мраке, это лопающиеся сухожилия, шлёп капли из вен врага, хрип умирающего на дыбе, но в этом же тексте, вне мрачных стен, это беззаботный и светлый мир, в котором весёлые пташки купаются в луже разлитого молока. Вы хоть что-нибудь понимаете из того, что я вам говорю?

Могусов продолжал молчать, а Серафима неожиданно увидела, что Вит смотрит на неё с восхищением. Это её успокоило. «Я сумею его вдохновить, – подумала она. – Пусть он и пишет фантастику. Сделаем её необычной! Капелька красоты и романтики всегда уместна! Были же примеры…».

– Я, наверное, так тоже могу, – произнёс Могусов. – Про вампиров, про сухожилия, про птиц. Я просто не пробовал. Но Фредерики меня научит.

Повисла пауза.

– Какая тематика ваших произведений? – устало спросила Серафима.

Парень вздрогнул.

– Математика? А она зачем? Я её ненавижу!

– Те-ма-ти-ка! Про-из-ве-дений! – громко и раздельно, тщательно выговаривая каждый звук, повторила Серафим.

Могусов растерянно молчал.

– Ну-у, о чём ты пишешь? – Серафима попыталась сформулировать вопрос иначе.

– А-а-а, – обрадовался парень, – вот вы про что… Я про попаданца хочу написать. В атланта, египтянина или в скифа. Или в любого другого варвара. Чтобы там сражаться со зверьём, покорять женщин, убивать предателей и переживать разные приключения.

– Про попаданца? – удивилась Серафима. – Но при чём здесь тогда…

– По-моему, – негромко сказал Вит, – мальчишка ещё школьник.

– Школьник? – переспросила Серафима и уточнила: – Несовершеннолетний?

– Личные Музы, – тихо, вроде как нейтральным тоном, но очень ядовито заметила Юлия, – положены только авторам категории «восемнадцать плюс».

– Да, – подтвердила Серафима.

Могусов вскочил.

– Чего вы сразу – школьник?! Я уже взрослый! Я старше вас всех! Я такое пережил! А вы почему на меня набросились? Вы все белые и пушистые, да?! А я, по-вашему, чмо?!

«Чмо ты и есть, очень точное определение», – про себя подумала Серафима и заметила, что Вит тоже улыбается.

– Ты не простое чмо, – процедила Юлия, – ты…

– Да кто вы такие?! – заорал Могусов. – Пусть творец решает, чмо я или талант и с кем мне вступать в союз!

– А действительно, – сказала Серафима. – Спорим тут зря. Пишите заявление.

Могусов взял лист бумаги, ручку и засопел. Юлия начала нервно притоптывать ногой. Вит опять уткнулся в свои записи, но чувствовалось, что он внимательно следит за происходящим.

– Вот, – сказал парень, протягивая исписанный лист.

Серафима машинально отметила очень крупный разборчивый почерк. В заявлении фигурировали Преподобная Фредерика и Наташа, перешедшая в категорию «или, может быть». Имелось даже особое пояснение: «Начинающему талантливому автору требуется зрелая и опытная Муза».

Творец-машина гудела недолго. Заявление Могусова было перечёркнуто крупными жирными буквами – «Отказать!». Серафима облегчённо выдохнула, Могусов насупился, а машина продолжала гудеть. Из неё выполз ещё один лист, который Серафима зачитала вслух.

«Могусов – обманщик! До совершеннолетия он не имеет права находиться на территории Домов изящной словесности, но, учитывая его потенциальную перспективность, ему разрешено посещение. Разрешён даже союз с Музой при однозначном согласии последней».

– Вот! – с торжеством вскричал Могусов. – Я же говорил, что талантлив, а вы мне не верили!

– Как бы там ни было, – сказала Серафима, – вы должны заручиться согласием Музы или Муза, прежде чем заключать союз. Таков вердикт.

Могусов подобрался, расправил плечи.

– Юлия, – проникновенно начал он.

– Нет! – юная Муза среагировала немедленно.

– Но я талантлив, – вкрадчиво заметил парень. – Это подтвердил творец. А вы говорили…

– Нет! – уже спокойней сказала Юлия. – Никогда.

– Ну и ладно, – обиделся Могусов. – Получше найду.

– Ищите, – сказала Серафима. – Могу посоветовать поговорить с Мякишем. Зрелый опытный Муз…

На этих словах Серафима невольно улыбнулась и продолжила:

– Спец по попаданству, иной истории и древним векам, сейчас свободен. Лучшего вам не найти.

– Мужик? – скривился Могусов. – Не хочу. Я хочу красивую. Чтобы отрываться с ней в рифмобаре.

– Больше я вам ничем помочь не могу, – закончила разговор Серафима.

Глава VII. Откуда берутся Музы?

После ухода Могусова Серафима подошла к Юлии и дала волю чувствам. Она обняла её, погладила по голове, как ребёнка, сказала:

– Ты замечательно держалась, Юлечка. Умница! Я тобой горжусь.

Юлия не стала горько рыдать, но весело ей не было.

– Почему же так, Серафима Андреевна? – всхлипнула она. – Он же обещал, говорил…

– А знаете, Юля, – Вит неожиданно встал и подошёл к девушкам, – если этот парень действительно способный, то это многое объясняет. У талантливых авторов часто скверный характер, они любят ставить эксперименты на людях. Но вы держались молодцом, я согласен.

– Получается, – грустно сказала юная Муза, – что хороший человек лишен выдающихся способностей? А я, если я хочу работать с талантливым автором, должна настроиться на общение с мерзавцем? Так по-вашему?

– Ну-у, – улыбнулся Вит, – столь глобально обобщать я бы не стал. Люди разные. И отношения с ними разные. Иногда даже не очень порядочные люди замечательно относятся к тем, кого считают своими. А бывает, что внешне очень вежливый, обаятельный человек к близким относится безобразно.Я думаю, что талантливые люди в силу нестандартности своего мышления иногда не очень осознают, что творят.

– А вы, – задумалась Юлия, – если всё это понимаете, то, получается, что вы совсем лишены таланта?

– Ну-у-у, – улыбнулся Вит, – лично о себе я думаю, что невероятно талантлив! А тем, кто в этом усомнится…

И Вениамин шутливо потряс кулаком:

– …придётся познакомиться с силой моего… духа!

Серафима и Юлия улыбнулись. В кабинете стало как-то уютнее, теплее.

– Серафима Андреевна, – спросила Юлия, – а откуда вообще берутся Музы? Зачем мы нужны? В чём наша цель? Как жить, если твой автор – предатель? Что случается с Музой без автора?

– Ой, сколько вопросов, – Серафима уселась в своё кресло. – После заключения союза, Юленька, Муза становится частичкой души автора. Она генерирует вдохновение, заботится о своём авторе, направляет его, подсказывает, контролируют. Ты это и сама должна знать.

– Если хотите, – вклинился Вит, – то могу рассказать историю о том, как моя Муза меня однажды спасла.

– От прокрастинации? – понимающе спросила Юлия.

– Нет, от грабежа и нехороших друзей, – улыбнулся Вит. – В жизни, не в произведении.

– Это как? – заинтересовалась молодая Муза.

– Рассказать? – Вит посмотрел на Серафиму.

– Расскажи, – ответила она. – Это может быть интересно. Музам действительно иногда приходится вмешиваться в личную жизнь автора.

– Это была моя самая первая Муза, – начал свой рассказ Волков. – Её звали Татьяха. Её мне назначил творец. Я, как и многие начинающие авторы, не смог сам определиться с выбором…

– Татьяха? – удивилась Юлия. – Но у нас такой Музы нет.

– Да, – смутился Вит, – она Муза тёмного Дома.

– Вот как, – многозначительно сказала Серафима.

– Тёмного?! – поразилась Юлия.

– Девушки, – выдохнул Волков после небольшой паузы. – В силу некоторых обстоятельств, я, как автор, попал изначально в тёмный Дом. И мой путь к светлому Дому изящной словесности был совсем непростой, но это уже другая история.

Юлия, подумав, пристально уставилась на Волкова. На его месте немедленно появился симпатичный чёртик. Впрочем, Вит почти мгновенно вернул себе прежний вид.

– Понятно, – сказала Юлия.

– Ладно, – смилостивилась Серафима, – рассказывай, как тёмная Татьяха спасала тебя от друзей.

– Мы как-то встретились с однокурсниками, – начал своё повествование Вит, – выпили пива, а потом решили сходить в кино. Там, когда куртки в гардероб сдаёшь, очень большая очередь. Мы стоим, ждём, шутим друг над другом. И тут приспичило мне в одно место сбегать. Второй раз стоять эту очередь не хотелось, поэтому я попросил товарища сдать мою курточку, а сам умчался. Когда вернулся, вижу – друзья мои усмехаются как-то нехорошо. «Сдали куртку?» – спрашиваю. Смеются. «Где номерок?» – а они хохочут. «В квадратном железном ящике, – говорят, – рядом с пустыми бутылками и банановой кожурой». И тон у них мрачный и издевательский. Психанул я. Чуть не подрались. Да даже подрались фактически. Потом все ушли кино смотреть, один друган на улицу убежал, а я стою, злой, не могу ничего понять: если сдали в гардероб мою куртку, то где номерок? А если не сдавали, то куда они её дели? И тут моя Муза мне говорит, что друзья у меня козлы, что куртку у меня реально украли и что мне жандармам надо звонить.