Солонго. Том 2

Айзере слушала, а слезы, крупные и прозрачные продолжали капать на ее шаль. Она замотала головой и заговорила используя монгольские и персидские слова.

– У меня есть жених, наши родители с детства определили, что мы поженимся. У нас так принято. А я не знаю, что с ним. Мы должны пожениться, это воля родителей. Пока мы живы, мы не можем нарушать это решение, иначе Боги разгневаются. Это страшный проступок. Мы должны быть верны друг другу. Так пишется и в Книге Великого Знания Авесте. Там говорится, что чистота нравов связана с чистотой ума, помыслов. Как я могу нарушить то, во что верят все персы?

– Дорогая, не печалься, все еще может измениться. Скоро зима, за это время к нам не будут заходить караваны и мы не узнаем новости, но уже с первым караваном мы будем знать, если твой город освободили, то мы пошлем весть в твой дом. Возможно кто-то из твоих родных вернется туда. Я сделаю все возможное, чтобы ты вернулась домой. А теперь перестань плакать, давай рассмотрим покупки. Маха в это время молча слушала не вступая в разговор. Когда я закончила. она вдруг сказала:

– Знаешь, Айзере, мы были простыми крестьянами, мой отец был охотником, а теперь моя мать и мы принадлежим семье Великого Оуюн Хагана. Разве это не счастье? Моя мать теперь повелевает всем кочевьем и сам Оуюн Хаган слушает ее. Она для него самая главная женщина, нет того, что бы он не сделал для нее. Ее желания превыше всего… ну и мои конечно тоже. Я бы ни за что не согласилась вернуться в наше село. Там моя мать и даже я все время должны были работать. А сейчас у нас есть помощницы. Моя мать родила еще двух детей и Оуюн Хаган теперь любит ее еще больше. Она продлила его род. А мы с матерью ему поэтому очень преданы. Ведь он самый главный Вождь во всей Великой Степи. Он самый умный и сильный.

Я застыла в недоумении, откуда у нее такие мысли?! Я не выдержала и подскочила к ней, едва сдерживаясь чтобы не накрутить на руку ее толстую косу.

– Маха! Что ты такое говоришь?!

– А что такого? Я сказала правду! Все знают это. Ты уже давно уехала из Племени, а она решает многие вопросы. Если кому-то что-то надо, то сначала идут к ней, она думает, потом просит отца и всегда добивается своего. Это знают люди, они боятся ее, стараются ей угодить и понравиться. Отец ведь часто занят и в разъездах, а она всегда на месте, он доверяет ей, она в курсе всего! Что же тут плохого?! Почему ты рассердилась?– не унималась Маха.

– Так вы обе корыстные и алчные! А мой отец ведь верил вам!

– Ну да! И правильно! А кому он еще должен верить?! Мы никогда не предадим его!

Айзере слушала нас, переводя взгляд с меня на нее, она явно не все понимала.

Я заметалась по юрте, не зная, что делать. Ведь наказать девушку ничего не даст, нужно, чтобы она изменила свои мысли. Но как? Вероятно, что и Маланья думала так же! Неужели отец ничего не подозревает?! Злость на Маланью и Маху накрыла меня покрывалом гнева. Мне нужно было успокоиться и принять решение. Сейчас никто не сможет помочь мне. Я, я сама должна поступить правильно. Рядом нет ни Баэрты, ни Хасана. Отцу я не могу сказать этого, не хочу ранить его. Я повернулась и молча ушла в малую юрту с рукописями. Мрачные мысли, словно назойливые мухи роились в моем уме, порождаемые им, наполняя тревогой за судьбу отца и всего Племени. Действительно, права Маха, я давно уехала из Племени и не в курсе того, что происходит там, может быть Маланья плетет интриги вокруг отца. Какие решения она принимает? Хорошо, что он отправил Маху сюда. Разъединив мать и дочь, он сделал правильно. Ведь подрастая, видя как ведет себя мать, она возможно тоже могла нанести вред власти отца. Рассуждая так я провела много времени одна, но так и не приняла никакого решения. Устав от этих мыслей, я забылась вязким сном, где в воображении всплывало довольное лицо Маланьи, она что-то шептала, сидя на высоком троне из большой подушки. Вдруг она приподнялась и я увидела, что это не подушка, а мешок с монетами, она развязала его и из него посыпались монеты, наполняя пространство, будто золотая река, вышедшая из берегов. Подбежала Маха и стала сгребать их обратно в мешок, но они выскальзывали сквозь пальцы и сыпались вновь на пестрый ковер. Маха кого-то позвала и я увидела вбежавшего в юрту купца Жооша. Он трясущимися пальцами с грязными ногтями стал собирать монеты и засовывать себе за пазуху, но они опять посыпались на пол и рекой текли по юрте. Маха и Маланья кому-то еще крикнули и вбежал Бямбасурен, увидев реку из монет стал исполнять шаманский танец. Глаза Маланьи горели алчным огнем, она бесшумно шевелила губами, слов я не слышала, но Бямбасурен и Жоош низко поклонились ей и попятились, задом выйдя из юрты. Я с трудом открыла глаза, впечатление от сна было живым и явным, я привстала с небольшого топчана, служившего мне также и рабочим сиденьем, было тихо и темно, я зябко поежилась и пошла в основную юрту, сквозь проем видно было беззвездное небо, маленькие капли моросящего дождя кружились в свете догорающего огня в очаге. Я подбросила кизяка и легла спать, накрывшись теплой шкурой и обняв детей. Мне не спалось. Мысли все время возвращались к моему сну и к Махе. Ясности, что с ней делать не было. Я решила подумать об этом утром и поворочившись какое-то время, пригрелась и уснула.

Наутро в юрту заглянул Бакыт сказав, что некоторые купцы хотят говорить со мной, чтобы уточнить детали по прошлым договоренностям. Я наспех привела себя в порядок, не забыв надеть высокую шапку, указывающую на мой статус Главы Племени, сухо сказала Махе, чтобы была готова записывать и не дожидаясь ее вышла из юрты чтобы перед встречей поговорить с Бакытом, он был моей поддержкой, моей правой рукой, он, как и Самдан был важной фигурой в нашем Племени.

– Бакыт, ты знаешь, что хотят от меня?

Жоош настроен решительно, хочет в присутствии остальных купцов уронить твой авторитет, но ты не беспокойся, я буду рядом.

– Так в их глазах у меня нет авторитета, я же женщина,– горько усмехнулась я

– Знаешь, Солонго, я доверяю выбору Оуюн Хагана. Если бы он сомневался, что ты справишься, он бы никогда не назначил тебя. А это важнее мнения купцов, или кого бы то ни было.

– Спасибо, Бакыт,– помолчав, я продолжила,– Бадма задержалась, все ли нормально у вас? Успеет ли до перехода на зимнее кочевье?

– Задержалась потому, что ее мать болеет. А мужчины в семье все заняты, невестки все с маленькими детьми, некому ухаживать за ней. Но сейчас к зиме уже будет проще, кузнецы будут посвободнее, кто-то, да будет рядом с ней в юрте. Я тоже жду их. С ними приедет гонец, привезет письма. Ты тоже напиши отцу перед зимой.

– Я еще кое-что хочу обсудить с тобой, но не сейчас, после разговора с купцами выберем время.

– Что-то случилось?– спросил встревоженно Бакыт.

– Не волнуйся, просто нужно поговорить. У меня есть некоторые опасения. Сейчас у нас мало времени, вон уже и Маха , пойдем к купцам.

Подойдя к гостевой юрте, Бакыт одернул полог, пропустив меня вперед, за мной вошла Маха и расположилась, не скрываясь и приготовилась записывать, между нами на топчан устроился Бакыт. Жоош удивленно поднял брови, ведь так открыто еще никто не вел записи переговоров, но я умышленно решила показать, что Маха запишет все и потом уже нельзя будет переиначить слова. или отказаться от них. Я спокойно поздоровалась, Маха низко склонила голову в поклоне. После вчерашнего разговора видно было, что она переживала, что наговорила лишнего и была как никогда скромна и тиха.

– Ты хотел видеть меня достопочтенный Жорш?

– О, несравненная Солонго, вдова безвременно ушедшего к предкам Тархана! Я всегда счастлив лицезреть твой светлый лик!– распинался в витиеватом приветствии Жош, явно обдумывая свою последующую речь. Я поморщилась, не боясь показаться невежливой и подняла руку, жестом прерывая его поток слов.

– Достопочтенный Жоош, побереги время своей и нашей жизни, давай приступим к делу.

– О да, о да, дорогая Солонго, конечно. Разговор ведь вот о чем пойдет. Мы все эти годы торговали по договоренностям с Тарханом. Они были выгодны и нам, и вашему Племени.

Я кивнула, наблюдая за ним из-под опущенных ресниц, так я видела как бы всех сразу, но и каждого в отдельности. Меня этому научил Хасан и сейчас его советы пригодились.

– А сейчас мы хотим продолжать торговать на тех же условиях.

– О каких условиях идет речь, уважаемый Жоош? Уточни, пожалуйста!

– Конечно, конечно, откуда знать женщине о договоренностях между мужчинами.

Я постаралась не показать недовольства замечаниями купца, хоть он и замолчал, глядя пытливо на меня в ожидании реакции.

– Я и правда не знаю о чем речь,– сказала я, не желая затягивать паузу.

– А речь о товаре, который Тархан изготавливал на вашей кузнице для нас. У нас был особый заказ.

– И что же это за заказ?

– Я по заказу теперешнего правителя Персии заказал двенадцать больших арбы кандалов особыми замками.

– Кандалы?– удивилась я,– зачем они?

– Сейчас идут большие вереницы рабов, кандалы, которые изобрел Тархан легкие и прочные, даже ребенку не тяжело и замки на них такие, что расстегнуть невозможно. Так можно оставлять руки рабов свободными. Видишь, как мы заботимся о них! А еще есть пояса для рабынь. Так мы убережем их от изнасилований. А то ведь в пути всякое бывает, а живой товар надо беречь, чем в лучшем состоянии будут рабы, тем больше монет получим, всем хорошо! Ведь верно?– с кажущимся благодушием продолжал купец, пытливо поглядывая на меня.

– Что-то я не помню, чтобы среди торговых договоров был такой заказ,– строго сказала я.

– А мы на словах договорились, ведь мы друзья, Тархан доверял нам, а мы ему.

– В моем Племени действуют только те договоры, которые записаны на бумаге и где я приложила печать.

– Конечно, это очень хорошо, уважаемая Солонго!– воодушевился Жоош,– давай сейчас и запишем этот договор!

– А знаешь ли ты, уважаемый Жоош, что мой отец, Великий Оуюн Хаган против того, чтобы неволить людей?

– Так мы и не неволим. Мы помогаем людям, а то бывает ведь, что от трудной дороги и тяжелых кандалов слабые, особенно женщины и дети не переносят тягот пути, заболевают и умирают. А так в легких кандалах, да со свободными руками ой, как далеко можно дойти! Мы хорошо заплатим! Так весть о мастерстве ваших кузниц разнесется по всем странам и у вас будет еще больше заказов, а Племя ваше будет богатеть, ведь разве не этого должен желать Вождь?

– Да, я как и каждый Глава Племени, желаю этого, ты прав. Но я следую Учению Будды. Он хотел чтобы все живые существа были избавлены от страданий, а рабство- это страдания. Я не хочу иметь с этим ничего общего. Такие товары не принесут счастья нашему народу.

– Как же так?!– воскликнул Жоош,– я дал слово арабскому Халифу, его купцам и воеводам, что привезу кандалы, меня казнят,– взмолился кыргыз. Лицо его покрылось красными пятнами от волнения, руки, теребящие жидкую бороденку, затряслись,– что я скажу им?

– Скажи им правду. Я ничего не знаю об этом заказе. Устные договоренности с Тарханом более не действуют,– продолжала я стоять на своем, купцы зашевелились и разом загалдели, я подняла руку, приказывая замолчать,– я не изменю своего решения, Жоош,– я повернулась к другим и велела говорить следующему купцу. Это был средних лет усталый мужчина с низким спокойным голосом. Он почтительно поклонился мне и сказал:

– Уважаемая Солонго, я соболезную твоему горю, знаю, что править Племенем непросто, нужно иметь сильный ум и хорошую память. Я договорился с Тарханом о покупке особенной соли, которую вы добываете в местных горах. Могу ли я рассчитывать, что ты продашь мне то количество, о котором я договорился с Тарханом?

Прежде чем ответить купцу, я спросила его имя.

– Урман,– сказал купец, опять поклонившись.

Я всмотрелась в его лицо, голос мне показался смутно знакомым. Я никак не могла вспомнить, где я его слышала, а может быть я записывала его договор с Тарханом? Я решила посмотреть свои записи прежде чем дать ответ.

– Уважаемый Урман, я посмотрю записи договоров и завтра дам тебе ответ. Я непротив продажи тебе соли. Если надо, мы обновим договор.

Я кивнула следующему купцу, приглашая к разговору. Это был пожилой сморщенный тощий старик, он запахнулся поплотнее в полосатый халат и попросил войлока и шерсти, я согласилась, но решила все же уточнить достаточно ли шерсти и войлока останется для нас, ведь для такого количества освобожденных рабов требовались юрты и теплая одежда.

Так по очереди я выслушала всех. Купцу из Хазарии я отказала в покупке партии оружия, остался последний, купец странного вида. Казалось, что его длинные руки принадлежали другому туловищу, массивная челюсть и глубоко посаженные глаза с колючим взглядом были неприятны мне. Он нехотя поклонился мне и сказал:

Уважаемая Солонго, мы с Тарханом обсудили возможность добычи руды в ваших горах для изготовления оружия без обычных заготовок.

Краем глаза я увидела, как Бакыт нервно дернул плечом.

Я знаю, что в наших горах есть руда, Тархан говорил мне об этом, но у нас нет достаточного количества мужчин и вьючного скота для ее добычи.

Но людей можно найти. Я займусь этим. Речь идет о сотрудничестве. Это выгодно и тебе и мне.

Я слушаю тебя.

Я могу пригнать много рабов мужчин. Сильных мужчин.

У нас нет рабов. Мужчин, отбитых у разбойников мы освобождаем.

Но это будут мои рабы.

Нет.

Что ты хочешь сказать?

Я сказала нет.

Мы с Тарханом все продумали.

Через наши земли не проходят караваны с рабами.

Солонго, Тархан согласился.

Тархана больше нет. Все договоренности с ним остались в прошлом.

Не торопись отвечать, подумай,– глядя на меня исподлобья тяжелым взглядом сказал он.

Я не меняю своих решений. Это возможно только если Оуюн Хаган велит мне.

Он помолчал потом тихо сказал:

Ты пожалеешь об этом, Солонго. Но будет поздно,– раскрошив твердый шарик соленого сыра зло сказал он.

Я промолчала, проводив его взглядом. Купцы встали и потянулись к выходу. Мы остались сидеть пока все не покинули юрту. Маха откинулась на спинку топчана закончив писать. Я встала, закуталась в шаль и мы вышли на холодный осенний воздух. На душе было неспокойно. Я сказала Махе, чтобы она скрутила все записи, а сама предложила Бакыту пройтись к реке. Мне хотелось посетить кузницу и увидеть что за кандалы и пояса изобрел и изготовил Тархан. Как я могла жить и не знать, чем занимался мой муж в кузнице. Почему я не интересовалась этим раньше. Правильно ли я сделала, что отказала в продаже кандалов, ведь так и правда я могу облегчить путь рабов. Все эти вопросы мучили меня. Бакыт молчал, видя мои переживания. Наконец я сказала:

Бакыт, что ты знаешь о кандалах? Ты слышал о договоре продажи?

Когда я старался вникнуть дела Тархана, кузнецы были осторожны, я не успел узнать все. Знаю, что были изготовлены большие партии оружия, где их спрятал Тархан я не знаю. Чем еще он занимался может знать Самдан.

Когда Тархан увез меня в степь, перед тем, как его настиг отец, он сказал мне, что есть хранилище оружия, что он спрятал все там и продав его он может еще долго жить на эти монеты. Часть оружия и странная юрта, из которой может одновременно без перерыва выпускать стрелы три человека, была увезена отцом, а также много стрел, обнаруженных на месте, но кто знал о хранилище? А вдруг его обнаружат разбойники? Как мы не подумали об этом?

Я все разузнаю, Солонго, не волнуйся!

Столько тайн и вопросов мне оставил Тархан. Получается, что я многого не знала о делах мужа. Мне нужно еще раз посмотреть все договоры с купцами, вот, например этот купец, Урман, он показался мне знакомым. да и голос его я будто бы уже слышала, а вспомнить не могу. Он хотел соль. Вроде бы что тут такого? Но мы ведь заготавливаем соль на год. Хватит ли нам ее до следующего года? О чем договорился Тархан? Я не могу вспомнить есть ли договор.

Вся соль накрыта от дождя большим войлоком и перевязана веревкой, я посмотрю сколько ее и позже скажу тебе.

Но он хочет довольно много соли.

Да, не волнуйся, ты сможешь уже сегодня дать ему ответ.

Мы помолчали, думая каждый о своем.

Ты что-то еще хотела рассказать мне, Солонго.

Да, я хотела поговорить о Махе,– и я рассказала ему о том, что она мне сказала накануне.

Бакыт задумался.

Да, Солонго, я тоже замечал, что Маланья стала много позволять себе. Она перестала бояться Оуюн Хагана. Стала властной, у нее обнаружился крутой нрав. Люди боятся ее гнева. Она решает многие вопросы в обход Оуюн Хагана. О многом он даже не знает. Я предполагал, что ей дают даже монеты за некоторые решения. Племя стало большим, за всем уследить трудно, твой отец решает многие проблемы. А она всегда на месте. Маха вся в нее, избалована и капризна. Отец ей ни в чем не отказывает, любуется ее красотой, бережет ее. Она получает все, что хочет. У нее много редких украшений, одежда самая красивая и дорогая. Эти женщины нам чужие, у них нет почитания мужа, они сейчас привыкли к степной жизни, но это не значит, что Маланья и Маха стали как наши женщины.

Мне нечего было сказать ему, тревога за отца захватила мой ум. Я уже не могла расслабиться и относиться к Махе, как раньше, мне не хотелось больше иметь ее в моей юрте. Может быть написать отцу о моих опасениях? Разве могу я обсуждать с ним его отношения с Маланьей?

Скажи, Бакыт, есть ли кто-нибудь верный чтобы проследил за Маланьей?

Когда я был в его кочевье, я наблюдал за ней. Ведь я был одним из основных помощников Оуюн Хагана, но никто не осмелится, даже если некоторые и догадываются. Все ее боятся, не Оуюн Хагана. Она может приказать убить человека.

Разве мой отец не принимает таких решений? Ведь только он один может давать такие приказы.

Да, конечно… Но у нее есть свои люди, они просто убьют, не казнят, а тайно убьют и кинут в реку! Никто не узнает.

В чьих интересах действует Маланья?

В своих и только в своих! Она хочет власти. Она не связана с разбойниками, или с теми Племенами, которые хотят ослабить и захватить наше Племя. Нет. В этом отношении можно быть спокойными. Она не заинтересована в этом. Она в тени твоего отца чувствует себя в безопасности. Поэтому она ни от кого не зависит, хотя я и видел, что она сама принимает иноземных купцов и гонцов.

Она освоила грамоту? Научилась писать?

Нет. Для этого она слишком ленива и имеет тяжелый неповоротливый ум. То есть я хочу сказать, что она умна только в определенных вопросах. Когда там жила Маха, она была всегда рядом с матерью и иногда читала кое-что для Маланьи и я видел, что что-то писала от лица матери. Сейчас такого человека в стане нет. Это создает некоторые трудности для Маланьи. Я все время получаю новости из кочевья. Она опять ждет ребенка и это делает ее неуязвимой. Она еще в том возрасте, когда способна рожать. Это сильная женщина с хорошим здоровьем. Сейчас она раздалась вширь, у нее крутые бока, круглый большой живот и грудь, напоминающая вымя. Толстые ноги, как столбы, крепко стоят на земле. Лицо круглое и щеки всегда красны, она полнокровна. Хасан ей сказал, что это плохо для здоровья и нужно пускать ей кровь, но она высмеяла его и выгнала из юрты. Она стала очень красива. Таких красавиц, важных и полных в нашем кочевье еще не было. Она всегда с гордо поднятой головой, увешана украшениями с волосами, заплетеными в косу и обернутую вокруг головы словно корона. С Оуюном всегда улыбчива и нежна, словно мать. Он глаз не может отвести от ее лица и всегда любуется ее необъятной фигурой. Одаривает подарками, исполняет желания.

Я вздохнула. Мне было неприятно слушать хвалебные речи о Маланье. Бакыт понял это и замолчал. Мы какое-то время поговорили еще о делах и я пошла в юрту. чтобы найти все рукописи с договорами и заняться вопросами торговли, ведь уже через день караван уйдет на запад, остановится в кочевье отца и уйдет по дороге на северо-запад, стараясь успеть преодолеть трудную часть пути до наступления зимы.

В юрте Маха, напевая, примеряла купленные на базаре украшения и наряды. Она купила больше всех. Айзере приобрела несколько белоснежных нижних рубашек, которые всегда носила, отдавая дань традициям своего народа. Выглядывая из-под верхнего кафтана, белая ткань приятно оттеняла темные волосы и делала еще ярче внешность девушки. Айзере всегда следила чтобы рубашка была чистой. Нам было странно смотреть, как она моет рубашки в холодной реке, натирая ворот и рукава пористым камнем. Высыхая на ветру, рубашки приятно пахли свежестью, наполняя этим ароматом всю юрту. Айзере еще купила широкие шелковые шаровары, два стеганых расшитых кафтана и шерстяные с кистями жилеты. Мы уговорили ее купить также шапочку, которая очень подходила к нарядам, выбранным девушкой. Маха набрала разного, была здесь и длинная рубашка лазоревого, как неба цвета, она была из ткани, казалось сияющей в темноте. Цвет ткани менялся от бирюзово-зеленого до небесно-голубого. Все очень красиво подчеркивало цвет глаз, отражаясь в них и делая еще более яркими. Были и халаты, мягкие и уютные из тонкой шерсти, согревающей в зимнюю стужу, купила Маха и шали, и чуни из толстого расшитого цветными нитями войлока, шапочки, варежки, кафтаны, чего там только не было! Маха умела одеваться красиво и подчеркивать свою необыкновенную красоту. Золотые волосы, заплетенные в одну толстую косу, напоминающую колосья спелой ржи, выбивающиеся из нее короткие непослушные волоски, окружающие голову и лицо легким, как бы светящимся ореолом, до чего же красива может быть девушка! Маха, в отличии от Маланьи была грамотна, умна и хитра. Наблюдая за ней я понимала, что она далеко пойдет. Но как направить ее ум и красоту в нужное русло? Ведь воспитание матери уже сформировало ее характер. Но все же я решила не сдаваться, а воспитывать ее в духе Законов Степи. Я решила быть с ней еще более строгой, не оставляя ей времени на глупые мысли.

Маха,– повелительно и твердо сказала я,– немедленно собери вещи и иди в малую юрту, будешь помогать мне разбирать рукописи. Нужно будет переписать и составить новые торговые договоры, а также ты должна написать письмо отцу, ты не забыла, что каждые поллуны нужно писать ему?

Я помню,– надула губы Маха. Только наступит зима и гонцы не будут доставлять письма. Сейчас я напишу конечно, хотя и не знаю о чем писать… Ведь у нас все спокойно и новостей нет… Разве что напишу, что учу с Айзере ее язык, а она учится говорить на языке Степи… А что еще?

Зимой ты будешь тоже писать ему каждые поллуны, как и обещала.

Зачем?!– удивилась Маха

Потом отправим их сразу все. Если обещала, то нужно исполнять.

Да ему же будет неинтересно!

Это не должно тебя волновать. Будешь писать.

Ты просто разозлилась на меня, да? Поэтому хочешь заставить меня. А я не буду.

Как это, не будешь?! Отец наказал тебе писать ему каждые поллуны, или даже чаще.

Маха резко поднялась с топчана, одежда и украшения, лежащие на коленях, упали на пол и повернувшись, выбежала из юрты. Айзере нагнулась и подняла с пола сверкающее ожерелье. Аккуратно свернула халаты и шали, сложив все в большой красивый мешок. Она не все поняла, но вмешиваться и спрашивать ни о чем не стала.

Я пошла в малую юрту и занялась делами, разбирая старые рукописи. Я нашла среди записей и договор о соли. Там же была короткая дополнительная запись о целебном веществе, находящимся в пещере, которое может быть целебным, или же в большом количестве превращается в яд. Его в некоторых племенах наносили на наконечники стрел. Возможно я бы и не обратила внимание на эту короткую фразу раньше, но теперь я была внимательна. Я взяла рукопись и пошла искать Урмана. Мне хотелось узнать у него зачем ему вещество, добываемое в пещерах. Этот купец у меня не вызвал неприязни и сумел своим спокойным видом и ровным голосом расположить меня к себе. Я узнала, что он был из славного города Самарканда, стоящего на торговом шелковом пути. Он стоял за своим прилавком, разговаривая в одним из жителей кочевья. Я остановилась поодаль, наблюдая за ним. Мне было интересно, что продает Урман. Я увидела различные специи и незнакомые мне порошки и травы. Я подошла ближе ожидая когда покупатель наберет в мешочки разных приправ и расплатившись уйдет. Наконец Урман поднял на меня глаза и приветливо улыбнулся, слегка наклонив голову, поздоровался:

Приветствую тебя, уважаемая Солонго! Рад видеть тебя.

Я пришла посмотреть чем ты торгуешь,– честно сказала я, глядя ему в глаза.

Да вот, специи и разные виды соли.

Разные виды?– удивилась я. Ведь я знала, что есть соль с запахом серы, которую добывали в горных пещерах недалеко от кочевья отца и нашу, которая была более светлой, розоватой, без вкраплений породы и резкого запаха. Я считала, что это такая же соль, просто более чистая.

Да, соль бывает разная, в разных местах добытая соль отличается. Есть соль из воды , она белая и пахнет морем, есть из соленых озер, она серая и не пахнет ничем, крупные ее кристаллы более твердые, есть темно- красная, будто пропитанная кровью, есть розовая, черная, разная есть соль. Она и соленая по-разному.