Шофёр. Назад в СССР. Том 3

– Мне сегодня тоже в милицию нужно, – сказал я, – для дачи показаний.

– Может, пересечешься ты с ней, – Степаныч криво пожал плечами: правое поднялось слабей левого.

– Это вряд ли. Мне на шесть назначено. Ну ладно! Бывайте. Пойду я на учения. А то нашей комиссии и мыла не надо, чтобы куда не туда влезть, ежели опоздаешь.

Я направился к выходу, но тут же услышал Степанычево:

– Игорь, постой.

– Что? – Я обернулся.

– Нужно мне кое-что тебе сказать. По поводу Катьки Серой, сестры моей. И по поводу допроса. Что-то срочное.

– Это чего же? – Я глянул на него настороженно, – чего такое срочное?

Глава 7

Степаныч хотел было что-то сказать и даже открыл рот, но передумал. Глянул сначала на Олегыча, потом на завгара. Те уставились на него в ответ.

– Неловко мне, мужики, – сказал он, помявшись, – если б мог бы, сам с Игорем отошел за диспетчерскую. Но, сами знаете, ходок с меня нынче неважный.

Завгар засопел, явно не зная, как себя тут вести.

– Ну чего, – спас положение Олегыч, вставший из-за своего столика, – пойдем, мож, покурим? А, Федотыч?

– Ну пойдем, – не сразу ответил завгар, но все же кряхтя встал, – коль уж нас просют.

Степаныч как-то виновато опустил глаза. Вместе с ним, подождали мы, пока завгар с Олегычем выйдут из диспетчерской.

– Ну, куда прешь, Казачок? – раздался за приоткрытой дверью строгий голос дядь Миши.

– Дак, к Никите Олеговичу, за путевкой.

– Ай! Балда! Никита Олегович вот он, с нами! Пойдем лучше покурим, в кабинет покамест нельзя!

Дверь совсем захлопнулась, и остались мы со Степанычем одни.

– Катька на тебя донос написала в милицию, – тут же, без предисловий сказал Степаныч, – что, мол видела она, как это ты стрелял в Мятого. Призналась мне вчера.

– Вот так номер, – сказал я задумчиво.

– Ага, – он вздохнул, – пытался я ее отговорить, поносил злыми всякими словами, за то, что она такая дура. А та уперлась, мол, не дам второго сына на растерзание. Первый и так неизвестно куда пропал.

– Глупо это с ее стороны, – я взял стул из-за стола Олегыча и поставил его напротив Степаныча спинкой вперед. Сел верхом, – там много свидетелей было. Много доказательств есть того, что стрелял Матвей.

– Мда, – Степаныч вздохнул, – это она больше с отчаяния. Думает, что сможет так отвесть беду от младшего сына.

– Не сможет, – сказал я холодно.

– Да знаю, – покивал Степаныч, – я той вашей драки не видел. Слышал только по рассказам Катькиным. Мне она сказала, что ты стрелял, – нахмурился механик, – а вот Зинка Игнатова, мамка Ваньки Кашевого, которая ходила ко мне по очереди с Катькой, так та рассказала по-другому. Что стрелял Матвей. Что застрелил бы он и Ваньку Кашевого, да ты не дал.

– Если б Ванька когда надо не вбежал бы, – покачал я головой, – я бы так просто не смог бы Серого взять.

– Ну так вот, – Степаныч отвел в сторону мутноватые глаза, – Зинкина история складнее выходит. Убедился я в том, глядя на это, – он кивнул взгляд на повязку, что торчала из-под короткого рукава рубашки. – Ты думаешь, я просто так в гараж приперся? Да мне до конца двора сложно добраться, ни то, что до гаража. Приехал я, чтобы тебе все рассказать.

– Спасибо, – я улыбнулся, но Степаныч ничего не ответил. Мы помолчали. —Что ж ладно, – я встал, – поговорю я по этому поводу с Квадратько. И с Екатериной Ивановной тоже.

– Это вряд ли. Потому как она не захочет с тобой разговаривать.

– Глянем, – улыбнулся я Степанычу, – ну ладно. Бывай, Егор Степаныч. Выздоравливай. И еще раз спасибо тебе.

– Тпру! Глуши его! – Кричал агроном Николаенко, который сегодня следил за комбайнами на втором маленьком тренировочном поле, где мы убрали небольшой недокосок ячменя.

Комбайны выстроились в линию у выезда с поля. Жатки их, что крутились еще мгновение назад, медленно заканчивали свой бег. Молотилки с гидравлическим шипением поднимались от земли.

Начался обед. Новые комбайны через час угонят на другое поле, а с ними и нас. Я, сделавший к этому моменту уже четыре рейса, сел с остальными шоферами в посадке. Каждый развернул свой обеденный узелок.

Видел я, как Николаенко запрыгнул на груженую Васки Ломова машину, зачерпнул из кузова ячменя. Спустившись, стал разминать его в ладонях, глядеть.

– Слышь, Герасимыч! – Подозвал он Вакулина, – а ячмень, кажись, бьет!

Вакулин подбежал к агроному, и стали они рассматривать зерно вместе.

Недолго я следил за ними. Хотелось есть, и я развернул свою газетку. Сегодня на обед у меня была жареная курица – остатки со вчерашнего ужина. Взял я куриное бедро руками и принялся обгладывать. Закусывать присоленным из спичечного коробка огурцом.

– Игорь, слышь, Игорь, – подлез ко мне сбоку Титок.

– Когда я ем, я глух и нем, – сказал я с набитым ртом.

– Да чего ты как маленький? Мне спросить кой-че надо.

– Ммм, – отмахнулся я, прожевывая вкусное мясо, – сам поел, дай другим.

Титок надулся обиженно, но отстал. Он поглядывал на меня терпеливо, ждал пока я доканчивал свое едово. Потом подлез снова:

– Игорь!

– Ммм? – я вытер жирные руки о тряпку, которую взял из Белки, – чего ты хотел-то?

– Да совет мне нужен твой, – заговорщически оглянувшись, начал Титок полушёпотом, – кажется мне, что только ты сможешь мне его дать. Потому как сам ты чуть ли не первую красавицу на поликлинике нашей заполучил. От Стеники Машку отбил.

– Вот так новости, – удивился я громко, – и даже выпрямился, сидя на траве, – это ж какой такой совет тебе надо?

– Да тихо ты! – Титок снова огляделся.

Однако другим шофером, кажется и дела никакого не было до нашего с Титком разговора: кто-то доедал обед, другие болтали, стоя под чьей-то машиной, курили.

– Ну ладно, не томи, – заинтересовался я, – чего у тебя там за секретное такое дело?

– В общем, – вздохнул Титок, – посоветуй мне, пожалуйста, как мне Эммочку заполучить.

– Кого? – Не понял я.

– Эммочку, – удивленно заморгал глазами титок.

– Какую еще Эммочку?

– Ну как же? – Вытянул Титок шею, – Эмма Кох. С немцев. Помнишь?

– Девочка-инженерочка, что ли? – Нахмурился я.

– Ну да!

На миг, между нами повисла молчаливая пауза. Я уставился в глаза Титку, а она в мои. А потом, я просто грянул таким хохотом, что шофера вокруг обернулись.

– Игорь, ну чего ты? Чего? – обиделся Титок, – чего тут смешного-то?

– Да того! – еле унялся я, утирая слезы, – тебе что? В Союзе не хватает девок, что ты на немок заришься?

– Эх! – Махнул Титок рукой, – так я и думал, что не будет от тебя никакой помощи! А у меня ж, понимаешь, может настоящая любовь! Эмма, – замечтался он, – она какая-то другая, не такая, как наши, станичные девушки. Она…

– Титок, – вздохнул я, – ну ты серьезно думаешь, что она останется в Союзе? С тобой будет жить? Так это ты как маленький!

– Ну не хош, не помогай, – Титок встал, – чего издиваесся?

– Не издеваюсь я, – я тоже поднялся следом, – просто хочу сказать тебе, что брось ты это дело. На немочке-Эммочке свет клином не сошелся. А если полезешь туда, то можешь и на неприятности нарваться. Вдруг у нее жених есть?

– Нету, – быстро ответил Титок, – я уже узнал.

– У кого же? – Удивился я.

– У Эммы.

– А ты, что ли, немецкий знаешь? – Поднял я бровь вопросительно.

– Ну так. Как все. В школе учил. Да там другое! У нас, понимаешь, – Титок шлепнул руку об руку, – общение выходит как-то самом собой. Нету между нами никакой в этом отношении границы. Понимаем, что называется, друг друга без слов!

– Мда, Титок, – я потер висок, – кажись, ты и правда втюрился по уши. Так если вы друг друга без слов понимаете, то чего тебе еще надо?

– Понимаешь ли, Игорь, – он поджал губы, – холодна она ко мне как-то. Я с ней и приветливый, и вежливый. Как ни встретятся наши отряды, где в поле, так тут же за ней поухаживать бегу. А она, как энтот, как его? Как айсберг! Во!

Я ничего не ответил, только хмыкнул.

– В общем, Игорь, – посерьезнел он, – я тебя не спрашиваю, надо ли мне с Эммой крутить любовь или нет. Знаю – надо! Моя это девка. Ты мне скажи, как к ней подступиться-то?! Как мне еешний айсберг растопить?

– Да мне почем знать? – Пожал я плечами, – ты что, никогда с девчонками не гулял? Не знаешь, как оно бывает?

– Да гулял, гулял же, – стиснул Титок рубаху на груди, – да я же тебе говорю! С Эммой, с ней как-то все не как. Она другая, не как наши девки!

– Ну тогда тем более я тебе не помощник. Извиняй, Титок.

– Мда, – он вздохнул, – ну тогда хотя бы мнением поделись. Вот как тебе кажется, если я ей хороший, дорогой подарок подарю, поможет?

– Это какой же? – Свел я брови к носу.

– Эх, – Титок потер шею и кисловато скривился, – пока и не знаю. Но, может, чего и придумаю.

– Ну попробуй, – я пожал плечами, – только даже не знаю, чего такое ты можешь ей подарить. Да еще и дорогое.

– Угу, – задумчиво возвел глаза к небу Титок, – незадача. Ну ладно. И на том спасибо!

– Да не за что, – сказал я, провожая Титка взглядом к его машине, – ты только в неприятности не угоди.

– Да капитально все будет! – Обернулся Титок на ходу, – вот увидишь!

Обед подходил к концу. От солнца, что было высоко, Кубанское небо казалось, чуть ли не былым. Жара крепчала. Даже в тени посадки все обливались потом. Кто выходил на солнце, тут же спешил спрятать голову от пекла.

Комбайны уже ушли на другой участок. Завтра подходил последний день учений. Ну а потом грянет прямое состязание. Советские и немецкие машины, на глазах у немцев станут показывать то, на что они способны в прямом столкновении.

– Игорь, погоди! – Притормозил меня Вакулин, когда я собирался уже хлопнуть дверью.

– А! Чего Евгений Герасимович?!

Викулин, одетый в светлые брюки, мешковатую рубаху-безрукавку и белую кепку, спешил ко мне с худеньким кожаным портфелем в руках.

– Дело у меня к тебе есть! Срочное!

– Ну, – я заглушил двигатель Белки, чтобы не перекрикивать, спрыгнул из кабины на устланную половой землю.

– Проблема у меня вышла, – сказал Вакулин, приблизившись, – причем такая, что хоть убей. И только ты мне в этом сможешь подсобить.

– Ну и что ж у вас там стряслось-то?

– Помнишь заявление, что писал ты мне на вступление в отряд? Потерял, – Вакулин пожал плечами, – куда-то засунул, а куда – забыл. И хоть умри, не помню! А мне надо его секретарю райкома направить, чтобы тот отчитался по проделанной работе в крайком.

– Хотите, – догадался я, – чтобы я вам его заново написал?

– Ну да!

– Давайте, Евгений Гирасимыч, напишу. Бумага с ручкой есть?

– Конечно, – кивнул Вакулин и полез в свой портфельчик.

Недолго пошуршав внутри чем-то, он достал единственный листик для печатной машинки, да ручку.

– Во! Последний остался! Повезло нам. Не будь бумаги, пришлось бы искать где-нибудь.

– Ну или, если бы вы не только мое заявление потеряли, но и еще чьи-то, – ответил, принимая листочек.

– Да не, – Вакулин улыбнулся, показал желтоватые зубы, – я всю стопку в кабинете храню. А твое, видать, не донес. Не помню! Ты не подумай, – строго свел он брови, – я не растяпистый. Просто вот, затерял.

– Да я и не думаю, – сказал я и полез в кабину Белки, потому как там удобнее было писать.

– Так-то я, – продолжал зачем-то оправдываться Вакулин, – все важные документы держу под ключом, в сейфе. А ключ только у меня и у… – Осекся он внезапно.

– Чего, – нахмурился я, – глядя на побледневшее Вакулинское лицо.

– Ну-ка отойдем, Игорь, – Вакулин подергал меня, сидящего в кабине, за штанину, – кое-что срочное надо мне тебе сказать. Похоже, возникла у нас с тобою проблема.

– Это что ж, – не понял я, – заявление вы потеряли, а проблема у меня?

Глава 8

– Если правильная ко мне пришла мысля, – сказал Вакулин задумчиво, – то у тебя тоже могут быть проблемы. Эх… Из-за меня, да. Но переговорить нам все равно надо.

– От кого прячемся? – Спросил я, глядя на Вакулина из Белкиной кабины.

Вакулин нахмурил брови, поджал свои тонкие губы. А потом покивал куда-то назад. Глянув в ту сторону, увидел я, как Алла Ивановна и Егоров болтают о чем-то с агрономом Николаенко.

– Значит, Евгений Герасимыч, думаете вы, что не потеряли мое заявление. Кто-то его, хм, взял.

– Думаю, – он кивнул.

– Ну ладно, – я выпрыгнул из кабины, – пойдемте поговорим.

Вакулин еще раз оглянулся на секретаршу бюро, и вместе мы потопали за машину. Стали с той стороны, под Белкиным именем.

– Думаете, Алла Ивановна? – Спросил я

– Очень может быть, – он покивал, – заявление ж чем ей ценно? Почерком твоим. Подписью. А за ней в прошлом замечались уже подлоги. Да еще и по такой схеме. С заявлениями.

– Вот как, – я задумался, тронул подбородок, – какие подлоги-то?

– Был скандал несколько лет назад. Собирали в край, со всего району добровольцев. Уж по какому поводу не помню, да вот ответственной назначена была тогда Алла Ивановна. Членом бюро она была, не секретарем.

– Ну и что? Подделала списки?

– Еще хуже, – пожал он плечами, – подделала подписи рабочих в списках. Кинься она раньше, желающие и так бы нашлись, да вот стала она доготавливать списки в последнюю неделю. Ну и не добралось народу. Так, они со всех заявлений, что в райкоме от граждан были по разным поводам, нашлепали туда подписей, мол согласные они.

– И как же она еще сидит на своем месте? – Я нахмурил брови, – это ж уголовное преступление.

– Угу, – снова кивнул Вакулин, – только Алла Ивановна увернулась. Перекинула все на подчиненную, Лидию Петровну Пересвет. Ну ее показательно пожурили. Выгнали из партии с позором. Судить, правда, не стали. А Аллочка осталась сидеть. Как я не давил на органы, чтобы поглубже в этом деле капнули, так и не смог добиться, чтобы и ее проверили. Есть у нее где-то нечестные подвязки. Только вот пойди найди где.

– Значит, – сложил я руки на груди, – думаете, и тут такая же история? Взяла она мое заявление, чтобы устроить подлог? А зачем ей? Не. Ну, конечно, мы с Аллой Ивановной совсем не друзья, да только надо ли так рисковать, чтобы мне просто подложить свинью?

– Ты ее не знаешь, – покачал головой Вакулин, – она хитрющая как лиса. Да только не очень умная. Возможно что-то есть у нее такое на уме. Может, ты задним числом, где числишься. Может еще, где пытаются тебя вписать. Я таких документов не видел. Но, – он вздохнул, – признаю, оплошал я тут. Очень оплошал.

– Как выкручиваться будете? – Я подбоченился, – не надо мне, чтобы где-то ни там я был вписан.

– Понимаю, – Вакулин кивнул, – обещаю выяснить сегодня. А завтра с тобой увидимся и поговорим по этому поводу.

– Ладно, – кивнул я серьезно, – пробуйте. Не хотелось бы мне и тут все в свои руки брать. Потому как от подковерных партийных интриг меня вывертывает наизнанку так, что сил никаких нету.

– Понимаю, – серьезно закивал он, – меня тоже. Да ничего не поделать. Коль хочу очистить хотя бы наш райком от всей этой бюрократической дряни, приходится их же оружием работать. Но все равно, Игорь. Стыдно мне перед тобой очень. А мож, могу я еще чем-то тебе помочь? Мож, нужно тебе что-то, чем подсобить? Ну, искупиться мне перед тобою хоть как-то.

– Да нет. Узнайте че там с заявлением, – пожал я плечами, а потом меня осенило, – хотя… Есть одна штука.

– Какая? – заинтересованно склонил голову набок Вакулин.

– Расскажите, мне, где вы немцев расселили? Я у кого не спрошу, либо не знают, либо не хотят говорить.

Вакулин сначала удивленно поднял брови, громко засопел. При этом лицо его быстро потемнело, стало хмурым.

– А тебе зачем? – Спросил он.

– По личному делу. Ничего особенного. Просто познакомился я с одним из немцев на учениях, и кое-что надо ему передать.

– Вот как, – Вакулин задумался, – вещь какую?

– Вроде того.

– М-да, – он засопел. Полминуты молчал, решаясь, потом все же решился, – ладно. Раз уж я так перед тобой виноват, то скажу. Хутор Раздольный, что в пяти километрах от Красной.

– А, – хмыкнул я, – как я сам не догадался?

Раздольный был очень новым хутором. Вернее, заново отстроенном. Стоял он вблизи от тамошней огородней бригады, на которой, собственно все жители и работали. Там же стояла и ихняя МТС, небольшая, но с новым парком тракторов. Там и хранили, кстати, немецкие комбайны до начала учений.

В хуторе была своя школа, детский сад и фельдшерский кабинет. А самое главное, жилье там было квартирным. Ни хат, ни казачек в Раздольном не найти. Всюду стояла малоэтажная, но многоквартирная застройка на два-три этажа. Видать, по колхозным квартирам и расселили немцев.

– Ага, – сказал Вакулин, – да только с немцами ты просто так не увидишься. Присматривают там за ними. И точно тебя не подпустят.

Присматривают, значит… Ну что ж, понятное дело, что если есть иностранцы, то где-то рядом будут и товарищи из КГБ. Наверняка без этого никак. И, скорее всего, будут тайно. Значит, действительно просто так в гости к ним не попадешь. Хотя, колхоз у нас глухой, тихий. Может, одними партийными обошлись?

– А скажите, – глянул я на Вакулина, – кто за немцами смотрит? Ваши? Партийные?

– И наши, и не наши, – уклончиво ответил Вакулин.

Значит, точно там КГБ сидит среди немцев. И правда проще уж мне этого Рихтера в поле выловить и объяснить, что почем.

– Так что, ты это дело, Игорь, брось, – продолжал Вакулин, – Если уж нужно, что, то лучше на учениях. Там тебе проще будет с немцем увидеться.

– Угу, – покивал я, – проще. Ну ладно, Евгений Герасимович, пойдемте заявление переписывать. – Да, пора уж, – покивал он, – а то больно уж у нас много нынче работы. Особенно у меня.

Вечером, к назначенному времени, я был в местном нашем отделении. Если честно, про донос, что написала на меня Екатерина Серая я особо и не переживал. Знал, что разобьется он о чужие многочисленные показания и доказательства. Знал также, что он, этот донос, может худым делом обернуться самой Екатерине Ивановне.

В милиции встретил меня Саня, Светкин друг, да повел, куда следует. Когда пришли мы с Саней в кабинет к Квадратько, Иван Петрович, широкий, как шкаф сидел за своим столом. Стол этот, покрытый стеклом, казался на фоне майора маленьким, как школьная парта.

– А, здорово, Игорь, – Квадратько встал, пожал мою руку, – как жизня течет?

– Потихоньку, – присел я на предложенный Саньком стул.

– Мда, – он вздохнул, – как рана твоя?

– Заживает.

– Добро, добро, – потянул Квадратько, – значит так. Давай с тобой начнем сначала и пойдем до конца. Нужны мне от тебя, Игорь, объяснения по сложившемуся делу. Чтобы приобщить, собственно, к еноту самому делу. Мне его завтра на суд передавать. Да и интересно мне, как вообще по твоему разумению все в тот раз обстояло.

– Ну давайте расскажу, – я пожал плечами.

– Угу, – Квадратько достал листок и ручку, приготовился записывать.

– Иван Петрович, – вздохнул я, – давайте я сам напишу.

– Землицын, – Квадратько нахмурил кустистые брови, – ты что? Не доверяешь? Аль чего боисся? Мы ж, вроде с тобой друзья-товарищи, не?

– Иван Петрович, – глядя Квадратько прямо в глаза, начал я, – не в обиду вам. Просто я сам привык. Не через вторые руки.

Квадратько поглядел на меня как-то обиженно, а потом передал листок и ручку.

– Ладно. Пиши. Но сначала так расскажи, как все было. По порядку.

Когда мой рассказ закончился и я изложил его письменно, Квадратько взял исписанные мною листы, вчитался. Некоторое время пыхтел, сопел, шамкал толстыми губами.

– Завтра днем, – сказал он наконец, – передаем мы Матвея в район на суд. Будут там ему меру пресечения определять. А дальше уж глянем. Скорее всего, попадет он в армавирский следственный изолятор. До выяснения. А может, и куда похужей, если ему не повезет.

– А я кем пойду по делу? – Спросил я.

– Да это теперь в прокуратуре решат, – пожал плечами Квадратько, – тут я тебе не помощник.

– И что? – Глянул я на майора внимательно, подался, слегла вперед, к нему, – ко мне нету больше вопросов?

Мрачный Квадратько помрачнел еще сильнее. Санек, немного растерянный, стоял у стеночки и глядел то на меня, то на майора. Иван Петрович громко открыл ящик стола, достал оттуда тетрадный листик рукописного текста. Положил перед собой. Мои показания, напротив, вложил в тоненькую папочку и отправил в ящик.

– Есть к тебе вопросы, Игорь.

– Тогда я слушаю.

Смурной Квадратько некоторое время сверлил меня взглядом, потом глянул на Саню.

– Где она? – Спросил Квадратько.

– Сидит в кабинете у Матросова.

– Ну веди тада.

– Угу, – Санек кивнул и скрылся за дверью.

– Кто сидит? – Спросил я настороженно, – кого веди?

– Щас-щас, Игорь, – Квадратько причесал пальцем усы, – обожди чутка.

Буквально через минуту в кабинет вернулся Сашка. Был он не один. Екатерина Ивановна Серая, одетая в невзрачные платьице и косынку, перепуганная, как мышь перед котом, вошла вперед Сашки.

Вот так номер… Это что ж выходит? Квадратько ее время перенес? Или попросил задержаться?

– А чего это тут такое? – Сказала она очень растерянно, потом глянула на меня мельком, но тут же кинула взгляд на Квадратько.

Видно было, что совсем Екатерине Ивановне неуютно на меня глядеть. Тряпичная сумочка с замком-защипом, что держала Серая, ходила у нее в руках ходуном.

– Спасибо вам, Екатерина Ивановна, что согласились задержаться, – Сказал Квадратько.

Серая промолчала. Только громко сглотнула слюну, приоткрыла рот как бы от удивления.

– Присаживайтесь, – он указал на стул.

Саня поторопился поставить его перед рабочим столом майора, рядом со мной. Серая опасливо села.

Квдаратько поглядел на Серую, потом снова в свой листочек. Вздохнул.

– Иван Петрович, – нарушил я молчание, – вы чего тут устроили? Очную ставку, что ли? Если уж так, то не по закону это получается. Зря вы затеялись.

– Не кипятись, пожалуйста, Игорь, – Квадратько тоже сглотнул, – ответь сначала на мой вопрос. А потом уж поглядим.

– Зависит от вопроса, – насупился я.

– Иван Петрович, – дрожащим голосом заговорила Серая, – чего тут такое? Зачем я вам нужна была? Расскажите, я не понимаю!

– Сейчас поймете, – сказал он, глядя на Екатерину Ивановну из-под тяжелых век, – и поймете, и слово получите. Но Землицын вперед. Итак, Игорь…

Теперь свинцовый взгляд Квадратько переместился на меня. Майор повременил продолжать, а потом все же заговорил:

– Из дела, показаний остальных свидетелей, в том числе Мятого и Екатерины Серой, в девичестве Игнатовой, супруги арестованного, все ясно. В связи с этим у меня к тебе вот что, Игорь.

– Да хватит вам ломать комедию, – отмахнулся я, – я догадываюсь, чего вы хотите сказать. И мне даже интересно, как вы это обоснуете.

– Вот как, – удивился Квадратько, но быстро скрыл свое удивление, – ну тогда ответь мне, будь добр. Но, между нами, неофициально.

– Мне, мож, выйти? – Спросил вдруг разволновавшийся Саня.

– Да стой уж, – глянул на него Квадратько. Потом снова посмотрел на меня, – так вот, Игорь. Будешь ты писать на Екатерину Ивановну Серую заявление в милицию на заведомо ложный донос?

Глава 9

– Заявление?! На меня?! – Напугалась Екатерина Ивановна.

Нахмурившись, я опустил глаза. Потом поднял взгляд на побледневшее от страха лицо Екатерины Ивановны, на ее дрожащие руки. Глянул на Квадратько, каменной глыбой, восседавшей за своим рабочим столом.

Сашка Ивановский от всего происходящего, казалось, даже дыхание затаил, был тише воды ниже травы. Создавалось впечатление, что и нету его в кабинете.

Не скрою, что такой поворот и меня удивил. Не думал я, что Квадратько подсунет мне такой финал всей этой сказочки. Потому, посмотрел я на него снова, силясь в незыблемых его чертах, рассмотреть какой-то намек, ключик, или еще что похожее.

Милиционер тоже глянул на меня. А потом, едва заметно подмигнул. Я удержался от того, чтобы хмыкнуть, и тут же раскусил все его намерения. Ай да Квадратько! Ай да хитрый лис! Ну молодца!

– Не знаю, – сказал я, – дело тут сложное. С одной стороны, пожилую женщину на срок обрекать, пусть и условный, ежели повезет, как-то не удобно. Это ж какой для нее позор на семью? А с другой стороны, заведомо ложный донос – серьезное преступление. Сложно мимо такого пройти просто так, да глаза закрыть.

– Да вот и у меня такие точно мысли, – Квадратько изобразил тоскливую задумчивость, – потому я и не знаю, что тут делать.

Я глянул на Екатерину Ивановну. Та сидела на своем стуле белая, как призрак. Лицо ее, искаженное страхом, казалось, застыло восковой маской.

– Екатерина Ивановна, – засопел Квадратько, – есть вам что на это сказать?

– Я всего-то хотела беду отвесть от своего младшенького, – проговорила она тихо.