Танки в спину не стреляют

– Товарищ капитан, задание выполнено. Авианалет произошел, в ходе операции личный состав не пострадал. Из танка «КВ» подбиты две единицы немецкой летной техники, взят в плен немецкий летчик. Вот его документы. У танка «КВ» от ударной волны вышли из строя приборы управления, передвигаться на собственном ходу не удалось. Возле машины оставлен дежурный, рядовой Евсин. Командир отряда старшина Логунов!

– Ох, как же вовремя, Логунов, как же к месту эти карты, – потряс комбат тяжелым планшетом немца. И тут же строго уточнил: – Кто сбил самолеты из танковой пушки?

Логунов замялся, а порывистый Омаев выкрикнул из-за его спины:

– Это он, Василий Иванович, два самолета сбил!

– Ну, молодец, Василий Иванович, – снова крепко тряхнул руку старшины Лавров, ничуть не разозлившись на выходку младшего по званию. – Отдыхайте, товарищи. Спасибо вам, вы герои, настоящие герои!

С планшетом он заторопился обратно в землянку, Соколов чуть подождал и последовал за комбатом. В помещении уже сидел командир разведчиков, что ночью делали вылазку за линию фронта, готовя сведения для наступления. Лавров торопливо перелистывал немецкие карты:

– Товарищ старший лейтенант, срочно? – обратился он к Соколову. – Мне сейчас с летчиком разобраться надо. Вы матчасть получили?

– Мехводов отправил и командиров отделений, – кивнул Алексей. – Я, товарищ капитан, по другому вопросу. Знаю немецкий язык, могу переводчиком побыть при допросе. И на карты тоже хотел взглянуть, чтобы позиции на станции более точно запланировать.

– Отлично! Тащи, Соколов, сюда этого летуна, пока не кончился, сейчас вытрясу из него каждый метр вражеских укреплений!

С наступлением утра жизнь в танковом батальоне закипела. БТР с мехводами отправился к железнодорожной станции, чтобы получить новые танки, прибывшие с эшелоном. Отряд Логунова устроился на отдых в землянке, жарко натопив укрытие под землей. Соколов до самого обеда находился у комбата, переводя его вопросы немецкому штурману. Лавров с азартом отмечал каждый пункт с немецкой карты, сравнивая с той схемой, что доставила рота разведки:

– Спроси, спроси еще у него, здесь минные поля? Вот это, где отмечены черные кружки.

Алексей послушно переводил вопросы и ответы. Бегло на немецком он уже говорил в школе в Куйбышеве благодаря своей учительнице, которая была немкой, эмигрировавшей в СССР из Германии, где уже росла тоталитарная диктатура НСДАП (Национал-социалистической немецкой рабочей партии). Школьник Алешка подружился с Максом, сыном учительницы, и болтал с ним каждый день обо всем на свете. Потом в танковой школе к его разговорной речи добавились технические термины и военные понятия, так что теперь из-за правильной речи и поставленного выговора старшего лейтенанта даже сами немцы принимали его за своего.

– Так, ну все, ночью отправим саперов на разминирование, вот на эту высоту зенитчиков с «катюшей», – сказал капитан, довольный итогами допроса. Повернулся к Соколову и с задором ткнул его в плечо кулаком. – Знаешь, как они нашу зенитку называют?

– Не слышал, товарищ капитан.

– А ты спроси, знает ли он, что такое «сталинский орга`н»? – расхохотался Лавров.

Соколов перевел, и офицер в ужасе застонал – в армии Вермахта не понаслышке знали о знаменитом гвардейском миномете «БМ-13», от звука выстрелов которого фрицы даже сходили с ума. От его стона комбат снова зашелся в хохоте:

– Завтра сыграем для вас на «сталинском органе»! Можешь подпевать! – И тут же нахмурил брови: – А это что, вот здесь? На 118-м километре, где линия фронта проходит через лесной массив, на восточном берегу Днепра? Что за постройки или что это такое, не пойму… Минное поле, заграждения… Что это такое, Алексей, переведи!

От нового вопроса офицер побледнел еще сильнее, отвернулся в сторону и пробормотал:

– Это лагерь для местного населения.

– Какой еще лагерь, там болота, я же вижу: вокруг минное поле обозначено. Чего ты мне тут сказки рассказываешь!

Капитан близко наклонился к лицу раненого, от ярости у него выступили острые скулы, сжались челюсти.

– Что здесь такое, что еще за лагерь?

Хоть и спрашивал он на русском языке, немец его прекрасно понял. Опустил глаза и забормотал под нос. Алексей переводил его слова, а сам чувствовал, как по спине бежит от ужаса холодок.

– Это лагерь смерти, живой щит вермахта на границе линии фронта. Там нет построек, мирное население за колючей оградой под охраной автоматчиков. Старики, женщины и дети со всей Белоруссии. Их свезли на заболоченные площадки у поселков Дерть, Озарич и Подосинник. Специально устроили живую преграду на передовой, чтобы вы не могли атаковать. Если откроете огонь, то все минные поля вокруг территории, а вместе с ними люди взлетят наверх.

В землянке установилась жуткая давящая тишина. Кошмарная новость о беззащитных людях, которые стали живым заслоном для армии Гитлера, шокировала всех вокруг. Вдруг Лавров взревел и кинулся на пленного:

– Сдохните, звери, вы звери, проклятые уроды. Ненавижу вас!

Он несколько раз ударил кулаком в лицо летчика, так что во все стороны брызнула кровь, выхватил из кобуры личный «ТТ» и приставил кричащему военному ко лбу.

– Дмитрий Федорович, не надо, стойте! – Его руку перехватил разведчик, потащил разъяренного капитана из землянки. – Он нам еще пригодится, сведения нужны для наступления. Давайте на воздух, надо сделать перерыв!

Комбат послушно пошел за ним, не выпуская пистолет из ладони. Лицо его превратилось в каменную маску, искаженное горем и ненавистью. Обратно разведчик вернулся уже один, кивнул Соколову:

– Ты не пугайся, у нашего комбата всю семью в концлагерь угнали, родителей, жену, двоих детей. Не знает до сих пор, что с ними. Вот и не удержался… Давай этого в автомобиль, товарищ капитан его лично в штаб доставит. Поднимет всех на уши, надо как можно быстрее освобождать людей из этого лагеря на болоте.

Алексей в ответ лишь кивнул. Он помог дотащить раненого до машины и забросить внутрь, словно мешок картошки. Лавров, мрачный и задумчивый, вскочил на подножку лендлизовского «Виллиса» и рявкнул: «Трогай!» А Соколов вдруг повернулся к командиру разведроты:

– Товарищ старший лейтенант, как же так? Неужели мы ничего сделать не можем? Ведь там сейчас творится ад, на улице минусовая температура, а там живые люди на болоте, на голой земле, под дулом автоматов… У нас тут землянки, питание, оружие. А они ведь беззащитные совсем. Надо срочно атаковать!

– И взорвать все? Ты же слышал, поля вокруг заминированы. Ты не думай, наш комбат сейчас что-нибудь организует. Он такой, добьется своего. Освободим людей, какие бы подлости немцы нам ни устраивали!

В свою землянку Соколов шел, вздрагивая от ярости. Ему, как и Лаврову, хотелось срочно броситься, ударить, убить, отомстить за страдающих обычных людей. Только для этого надо пробиться через минные поля, вооруженные заслоны, ряды колючей проволоки. И чем быстрее они продумают и начнут наступление на переднем крае немецкой обороны, тем быстрее освободят пленных.

– Товарищ старший лейтенант, а мы вас ждем, хотели узнать, когда в наступление. – Из раздумий его вывело обращение поджарого смуглого парня.

Красная пелена ярости перед глазами исчезла, старший лейтенант узнал в военном с петлицами ефрейтора командира одного из своих отделений с необычной фамилией Христо.

– Да, давайте все в землянку: взводные, командиры отделений. Разбужу Василия Ивановича, и начнем совещание.

Он зашагал торопливо к своему временному жилищу. Внутри разгоралась досада на самого себя: вот так ротный командир, уже подчиненные бегают за ним и просят дать информацию о боевых действиях. Ничего не готово для наступления, а он теряет время даром, злясь на фашистов. Надо ненависть направить в работу и нанести такой удар, чтобы от обороны вермахта не осталось ни одной позиции!

В полутемном укрытии набилось больше десятка людей – взводные, командиры орудий, сонные после короткого отдыха члены командирского экипажа. Соколов подвинул керосиновую лампу поближе к карте, откашлялся. Волнительно – вот так держать речь перед опытными уже, бывалыми танкистами, как отрекомендовал их командир. С другой стороны, хорошо, что он перед ними выступает, может быть, они подскажут новые хитрости при ведении боя.

– Товарищи танкисты, нам поставлена боевая задача атаковать железнодорожный узел у деревни Глушняки, товарная станция магистрали Витебского направления. Там находятся очень важные инженерные сооружения, населения мирного немного, с десяток домов, но возможности для маневров сильно ограничены. Так как в этом месте сходится множество главных, обходных и соединительных железнодорожных линий.

– Давай проще, командир, а то я в таборе вырос, в школе всего три класса отучился, в линиях не силен! – выкрикнул с заднего ряда смуглый Христо.

– А теперь живую лошадь на железного коня сменял! – не удержался, чтобы не сострить, кто-то в заднем ряду.

От шутки привычно грохнула рота танкистов, которые служили вместе уже больше года, и подшучивания над цыганским происхождением Якова Христо давно стали доброй традицией. Но новый командир веселого нрава не оценил, вдруг оглядел всех с тоской и объяснил:

– Товарищи, в лесу, отсюда в ста двадцати километрах, немцы организовали концентрационный лагерь для мирного населения. Лагерь смерти. Там на болоте на голой земле сейчас мучаются тысячи стариков, женщин, ребятишек. Когда мы освободим их, нам понадобится железная дорога, чтобы всех узников доставить в госпитали, привезти лекарства, еду. Поэтому этот железнодорожный узел так важен, там придется очень аккуратно вести обстрел, точечно, чтобы не разрушить пути, стрелочные переводы, отстойники для вагонов.

Низкий мужичок с пшеничного цвета усами и таким же чубом покачал головой:

– Непростая задачка, танк – это не пистолет, чтобы пульками по немцам стрелять.

– Это верно, товарищ… – Алексей смутился, не запомнил всех сразу по фамилиям.

Но тот совсем не растерялся, наоборот, охотно подсказал:

– Старший сержант Рыжиков я, Алексей Николаевич, тезка.

– Да, Алексей Николаевич, вы правы, задача трудная, поэтому я согласую для нашей роты поддержку отрядом стрелков. Первая линия обороны у немцев противотанковая – мины. Ночью саперы расчистят проход, расставят вешки. А дальше начинаются наши маневры, вокруг станции немцы установили ежи с колючей проволокой. Дополнительно возведен забор с вышками для огневых пулеметных точек, он является второй линией обороны, отделяющей станцию от дороги.

– Видать, не зря, – протянул себе под нос круглолицый мужчина, взводный командир Семен Успенский, и кивнул ротному, извиняясь, что не удержался от замечания. Служил старшина давно, но до сих пор не мог избавиться от привычки проговаривать свои действия вслух и частенько, забывшись, бормотал под нос сам себе прямо в эфире во время сеанса связи между экипажами.

– По данным разведки, на станции сейчас на тупиковой ветке стоит состав с цистернами, немцы готовят к перегону топливо для поддержки сил обороны. Еще и поэтому стрелять надо осторожно, при необходимости и лишь по отдельным целям. В первой линии атаки взвод Рыжикова, остальные «Т-34» идут второй линией. После того как все немецкие укрепления будут уничтожены, двойками расходимся вдоль квадрата, заходим с флангов и окружаем противника. Огонь ведем пулеметный, пехота стреляет из скрывающихся огневых точек, я им наметил позиции на разных высотах вокруг станции.

– У нас пулеметчика нет, – вздохнул Яков. – В госпитале второй месяц валяется, жук.

Остальные тоже зашумели, обсуждая недокомплект танковых отделений.

– Товарищи, повторяю, что выстрелы только по намеченным ориентирам по моему приказу. До линии инженерных сооружений откроем огонь из пушек. Но больше для устрашения противника, в качестве психологической атаки. С помощью фугасных снарядов первый взвод ликвидирует огневые точки на крыше ремонтно-смотрового отсека для вагонов. А дальше работают пулеметчики, если таковые в экипаже отсутствуют, то его заменяют наводчик или башнер. Танковых соединений противника наша разведка не засекла в районе Глушняков. Задача нашей роты – разрушить противотанковые укрепления, занять позицию, а один взвод должен укрепиться. После чего остальные экипажи возвращаются назад на пять километров и по развилке двигаются к колхозу «Коммунист» для слияния с основными силами гвардейской ТБР. Там будет нанесен основной удар по соединениям врага. Бой будет совместно с частями пехоты и артиллерии.

– А что разведка сообщила, какая техника у немцев на станции стоит, оружие? – уточнил Логунов.

– На подходах к станции бронетехники артиллерии нет, но мощь обороны немцев состоит во множестве огневых позиций, расположенных на высоте. Гнезда пулеметов, минометов находятся через каждые десять метров. Я сейчас покажу вам на карте позиции немцев. Территория будет распределена на сектора, и каждый экипаж возьмет на себя уничтожение конкретной позиции.

Танкисты зашумели, посыпали вопросами. Они сгрудились над картой, рассматривая подробный план Соколова. Он рассказывал, кивал, а сам чувствовал, как внутреннее напряжение его отпускает. Какие толковые взводные, боевые командиры танковых отделений, слаженные, четко, по-военному разобрались с планом и теперь старательно запоминали свою позицию и последовательность маневров. Глаза горят от азарта, уже ждут начала штурма. С ними все получится, прорвут они линию обороны и будут дальше теснить германскую армию ударными темпами.

Они еще в течение часа обсуждали план действий, потом перешли к обычным разговорам, делясь фронтовым опытом.

Неожиданно в просвете брезентового полотнища показался румяный от мороза Бабенко:

– Получил, Алексей Иванович, новехонький, только с завода. Там командир батальона вернулся и почту привез из штаба.

– Товарищи, час отдыха для обеда и чтения почты. – Соколов увидел, как мгновенно изменились суровые лица фронтовиков, расцвели теплыми улыбками. Каждый сейчас вспомнил о доме, о любимых, близких, о том, ради чего они воюют. Ждали этих писем несколько месяцев, и вот наконец тугой мешок с посланиями прибыл. – Потом занимайтесь матчастью, взводным – составить карточки секторов обстрела. В шесть вечера жду командиров отделений и взводов с рапортом по боеукладке и топливу.

Танкисты заторопились к выходу, и вместе с ними двинулся командир. Писем ему ждать было не от кого, но теперь он с нетерпением ждал возвращения Лаврова, чтобы узнать, когда же отправят войска для освобождения пленных из Озаричей.

Но еще более мрачный, чем утром, комбат на предложение старшего лейтенанта укрепить атаку танков стрелками лишь отрицательно покачал головой. Потом молча выслушал подробный план захвата станции и кивнул:

– Молодец, хорошо все продумал. Но справляться придется своей ротой, все соединения распределены вдоль линии наступления, пехотная дивизия атакует на рубеже Плесецкого канала, там из-за обстрела немцами не сумели построить переправу для танков. В общем, там без пехоты не обойтись. Как займешь станцию, уходи к «Коммунисту», там завтра я камня на камне не оставлю от позиций немцев. – Он застонал вдруг и с размаху ударил ладонью по земляной стене. – Должен быть выход, должен! Не можем мы их бросить умирать на болоте! – Словно отвечая на непроговоренный вопрос Соколова, он повернулся к своему ротному и тряхнул в отчаянии парня за плечи. – Весь день всем штабом голову ломали, как их вызволить. Срочную депешу генералу Батову отправили. И тот молчит! Не могу я так, Алексей! Завтра после боя выдвигаемся туда. Я не знаю как, хоть своими ногами по лесу, хоть руками голыми душить охрану будем, но спасти людей надо!

– Я согласен! – заволновался парень. – Мы на танке там за линией фронта проходили, я посмотрю карту, найду путь! У меня там девушка может быть любимая, она живет в Могилевском районе, он соседний с Озаричами. Летчик сказал, что всех жителей туда из соседних районов согнали. Я готов на все, товарищ командир!

Он и правда был так же, как Лавров, готов на любую жертву ради спасения несчастных людей. С комбатом ему было с первой минуты знакомства легко. Тот, огненный и открытый в минуты волнений, рассудительный во время совещаний, казалось, слышал и проговаривал вслух все мысли, что были у Соколова в голове. Вот и сейчас он заглянул в глаза парню и сказал:

– Мы спасем их, обещаю!

Глава 3

Утром перед маршем командир роты лично обошел все экипажи, чтобы убедиться, все ли готово для выступления. Танкисты без привычных шуток и хохота приветствовали командира. Один из них удивил своим видом ротного. Высокий, сутулый, с длинными ногами и руками, без головного убора, он был одет в куцую, не по размеру куртку, из прорех которой пучками торчала вата.

– Что за вид, рядовой? Как фамилия? – Алексей был настроен сурово, не из боя они вышли и не от немцев по лесам скрывались, чтобы выглядеть таким пугалом.

– Рядовой Гуг-гулевич, т-т-товарищ командир, – виновато скороговоркой выкрикнул парень.

За него тут же вступился командир отделения Христо:

– Не ругайтесь, товарищ командир, это Гуля наш. Мой мехвод Гулевич, он после контузии из госпиталя возвращался, его штрафники в карты раздели. Вот насобирали одежу со всех по нитке. Он малахольный немножко, чисто ребенок, мы уже привыкли. Но водитель отличный, с закрытыми глазами танк проведет, где надо.

Соколов покачал головой, разберется позже с этим странным типом. Пора выступать на марш.

Машины выстроились рядами и пошли за головным танком, которым управлял Бабенко. В люках башнеры наблюдали за периметром вокруг, выглядывая, нет ли в небе вражеских штурмовиков, не слышны ли звуки выстрелов из приготовленной немцами засады. На дороге было тихо, раздавалось лишь гудение двигателей, да в ушах звучал шум эфира. Соколов опустился в танк.

– Логунов, примите наблюдение! – Он переключил ларингофон на командирскую частоту. – Всем экипажам прием, говорит командир роты. Командиры взводов, доложите оперативную обстановку.

Мгновенно отозвались башнеры машин с цифрами 078 и 016 на башне.

– Командир взвода Рыжиков, все спокойно, идем по курсу.

– Ноль шестнадцатый, Успенский, идем по курсу. – И тут же Семен пробормотал под нос прямо в эфир: – Ох, не нравится мне эта тишина.

– Мне тоже, товарищ сержант, как бы немцы засаду не устроили, – поддержал его Соколов, который тоже нервничал из-за безмолвия вокруг. – Усилить наблюдение, оружие привести в боевой порядок. Через пять километров начинается первая линия обороны, минное поле. Построение в два ряда по моему приказу.

Стоило танкам вытянуться в две линии перед минными полями, где саперы трудились всю ночь, расчищая проходы и устанавливая вешки для их обозначения, как вдалеке загрохотала канонада артиллерии – заиграл «сталинский орган», как и обещал Лавров. Батальон начал наступление вместе с остальными частями танковой бригады, вытянув линию атаки на несколько десятков километров, чтобы прорвать оборону вермахта и танковым клином, словно острым ножом, вспороть систему из минных полей, фортификаций и огневых укреплений.

Охрана на вышках и крыше станции тоже заметила русские «Т-34» и принялась поливать машины пулеметными очередями. Соколов нервничал, ведь надо успеть пройти эти сотни метров до стальных конструкций с густыми обмотками из проволоки как можно быстрее, пока противник не применил что-нибудь помощнее, чем пулеметы. Но мехводам приходилось вести машину на пониженной передаче, ювелирно придерживаясь линий узких проходов, чтобы не нарваться на мину, которая может вывести танк из строя, а значит, создаст затор на пути у тех, кто идет позади. Лишь один водитель провел свой «Т-34» довольно лихо, не снижая скорости, попадая ровно в колею между сучками для ориентира. Соколов прильнул к панораме: 031, танк Христо. А управляет им так лихо тот самый недотепа Гулевич, который возмутил командира своим внешним видом. Старший лейтенант прижал ларингофон к горлу:

– Тридцать первый, говорит восемнадцатый. Сбавь обороты, не надо будоражить остальных.

Хоть и приятно было Соколову смотреть, как ровно выводит водитель тяжелую бронированную технику, но он понимал, что может найтись желающий повторить маневр за лихачом. А вот опыта для управления может не хватить. И ценой удали будет подорвавшийся на мине танк.

– Так точно, товарищ командир, – отчеканил Яков, и тут же его машина замедлила ход.

Да и остальные экипажи тоже растеряли шутливость, в эфире царило молчание. Даже говорун Успенский молча вдавил лицо в панораму, через зеленый триплекс следя, чтобы танк не сбился на опасном участке с маршрута.

Метр и еще один в напряженном молчании, только лязгают гусеницы, монотонно гудят двигатели, мехводы двигают рычагами, словно ничего не происходит. Будто танки идут обычной проходкой, а не под нарастающим шквальным огнем из фашистских пуль. Немцы поливали все сильнее и сильнее, пули с визгом отлетали, чиркали, высекали искры от бронированных бортов. Конечно, пулеметы бессильны пробить броню, но как же трудно сохранять внутреннее спокойствие, когда в лицо несется рой из смертоносных снарядов. Они, будто густой град, оранжевый и страшный, выбивают жуткую дробь по железным бокам танка. Хорошо, что рота подобралась сильная, опытная, как обещал Лавров. Никто не закричал, не запетлял в испуге по колее между мин, не остановил от шока мерное движение танков.

Опасный участок, когда танки шли друг за другом на открытом участке местности без возможности маневрирования, наконец закончился.

– Логунов, ориентир – пулемет на крыше станции. Рыжиков, вышка по левому флангу, Успенский, пост на правом фланге. Снять охрану! – Пришло время остудить пыл немцев.

Почти одновременно прозвучали все три огневых залпа из пушек «тридцатьчетверок». Логунов взял прицел низковато и снес вместе с пулеметом и стрелком часть крыши. Доски и тело между ними рухнули за почти двухметровый забор, да так, что немец распластался кровавой лепешкой на белом снегу. А на крыше забалансировал расчет из двух человек, спешно устанавливая на нижние станки два длинноносых тяжелых ПТР schwere Panzerbüchse 41. Опасный противник для танков на таком расстоянии. До забора осталось всего лишь метров триста, и пуля, выпущенная из тяжелого противотанкового ружья, пробивает бронированный лист толщиной до сорока миллиметров, а значит, меткий стрелок сможет даже в лобовой броне «Т-34» пробить отверстие и ранить экипаж.

– Логунов, ориентир – крыша. Огонь! Не давай им развернуть орудия! Остальным экипажам начать маневры, расчистить противотанковые укрепления!

Немцы все еще возились с тяжелыми станинами двухсоткилограммового орудия, когда Логунов прильнул к прицельной сетке. Снаряд в казенник, прицел, огонь! Попадание! Крыша здания окончательно превратилась в зияющую прореху, утащив обрушившимися перекрытиями вниз вражеский ПТР вместе с расчетом. Остальные машины утюжили заграждения, сминая их мощными гусеницами.

– Двойками рассредоточение по периметру! На таран! Орудия поверните на левый фланг, чтобы не повредить.

Командир отдал новый приказ, и танки, разделившись на двойки, начали штурмовать высокий забор. От напора гусениц и бортов с грохотом и брызгами щеп лопнули доски, в образовавшиеся проемы хлынули советские танки, вытягиваясь в два боевых строя по обе стороны от железнодорожного полотна. Со всех сторон раздавались выстрелы винтовок, стрекот немецких пулеметов из разных точек. Три взвода стремительно шли вдоль путей, сминая гусеницами преграды, столбы вышек и нити колючей проволоки между ними. Расчистив территорию, «Т-34» начали путь обратно, поливая пулеметным огнем кусты и заграждения, где притаились немецкие стрелки.

Два взвода разделяла полоса из нескольких черных лент рельсов, на одной из них пыхтел локомотив «Эшка» с коротким составом в пять вагонов. Из нескольких зданий, что вытянулись длинной буквой «Г», огибая разгрузочную площадку у тупикового пути, врассыпную бежали немцы. Кто-то просто убегал сломя голову в ближайшие заросли, кто-то на ходу отстреливался из автоматов. Лихая «тридцатьчетверка» с номером 031 на борту взвыла, крутанула петлю и, подкатившись боком к зарослям, куда, спасаясь, убегали противники, дала длинную очередь из пулемета, затем сразу же еще одну. Но командир роты только с досадой покрутил головой: опять этот лихач вперед всей роты спешит. Сам же подтянулся наверх и, приоткрыв люк, осмотрелся: неужели взяли плацдарм за каких-то пятнадцать минут, почти без выстрелов. Будто услышав его мысли, Успенский прошептал на командной частоте:

– Ох, не нравится мне эта тишина.

– Экипажи, уходим к лесному массиву, машины не покидать, вести наблюдение. Пулеметчики, с оружием по двое прочесывать лес, всех пленных на станцию. – Он нашел, чем занять лихача тридцать первого. – Христо, ваш экипаж ведет наблюдение за обстановкой на шоссе!

Танк под управлением Гули резво развернулся и поехал к проломам в заборе, встав кормой к роте. Все остальные машины выстроились вдоль полоски редкого пролеска в ожидании приказа Соколова. А тот никак не мог поверить: неужели задача выполнена? Слишком легко, слишком быстро. Но на станции было тихо, даже выстрелы отступающей разрозненной охраны затихли. Та, поняв, что ничего не может сделать с грозными машинами, бросилась наутек по кустам в глубину леса. Алексей прижал бинокль к глазам, осмотрел станцию. Как и приказывал комбат, никаких повреждений, кроме разбитой Логуновым крыши. С одной стороны широкого полотна из рельсов и шпал – его рота, прижатая к лесу, на другой стороне – разрушенные заграждения, широкая проселочная дорога да одинокий танк Христо, охраняющий подъезд к строениям и тупику с несколькими десятками цистерн. «В цистернах-то топливо, – подумал Соколов. – Их немцы планировали отправить в глубину оккупированной территории, подальше от форпостов. Вот почему настроили в три ряда заборов, здесь у фашистов топливная база».