Экспресс на 19:45

Как раз перед тем как устроиться на работу в семью Селены, она присматривала за мальчиками Такеров. Они не были счастливы вместе и до появления Женевы: оба, несмотря на двух детей, работали, выплачивали огромную ипотеку, ездили на арендованных машинах (она на «Лексусе», он – на начищенной до блеска «БМВ»), имели членство в загородном клубе. Их мальчики были совершенно неуправляемыми – родители интересовались в основном работой, своими устройствами и социальной жизнью. В доме царил хаос. Эрик Такер был красив, обаятелен и… С червоточиной. Теперь это стало очевидным.

Женева была серийной разлучницей. Против воли. Она много обсуждала это со своим терапевтом, но никогда не скидывала перед доктором всех масок, не рассказывала об истинных причинах. Были в ее жизни вещи, которыми она просто не могла поделиться. Например, из-за чего она снова и снова оказывалась в подобных ситуациях.

Когда раз за разом происходит одно и то же, нужно присмотреться к ситуации повнимательнее. Снять всю мишуру и понять, почему мы причиняем боль себе и другим.

У обочины она остановилась. Может быть, ей стоило вернуться?

Попытаться поговорить с Селеной? Сумеет ли она хоть раз быть с кем-то честной? А что, если отступление от обычного сценария приведет к иным результатам?

Нет, это было первое правило: всегда притворяться, что все в порядке.

Люди – особенно женщины – терзались сомнениями в себе. Они озирались вокруг в поисках зацепок, которые помогли бы им разобраться в ситуации, – как пассажиры попавшего в зону турбулентности самолета обычно ищут ответы в лицах стюардесс. Просто продолжай улыбаться, продолжай идти. Шагом, не бегом.

Но, вероятно, если она расскажет Селене свою историю, та поможет. Она всегда стремилась подать нуждающемуся руку – даже тому, кто причинил ей боль.

Женева думала об этом, продолжая удаляться от дома.

В округе было тихо, дорогу затеняли высокие дубы. Она никогда не видела во дворах людей. Дети почти не играли на улице, не катались на велосипедах. Тротуаров попросту не было. Большие дома стояли поодаль от дороги и друг от друга, хотя прилегающие участки не казались такими уж огромными.

Отличная иллюстрация современности: каждый жил в маленьком бункере, транслируя отредактированную версию собственной жизни со своего экрана на чужие. Тишину нарушали только ее шаги. Дыхание паром клубилось в холодном воздухе.

Она уже собиралась сесть в машину, когда услышала, как кто-то открыл – и тут же захлопнул дверь. Этот звук волной прокатился по всем ее нервным окончаниям.

Возникшая на дороге темная фигура двинулась к ней. Женева оглянулась на дом. В синеве раннего вечера его окна лучились теплым оранжевым светом. В других домах было темно.

Она полезла в сумку за ключами. Фигура приближалась.

Женева безуспешно пыталась найти связку. Сердце бешено колотилось. Почему в ее сумке был такой беспорядок? Но когда она подошла к машине, двери открылись автоматически. Она все время забывала об этом. О том, что в новой машине ключ был магнитным.

Почему-то она не спешила залезать в салон. Вместо этого Женева обернулась и прищурилась в полумраке, стараясь разглядеть надвигающегося незнакомца.

Кто же это мог быть? Когда она наконец его узнала, то испытала удивление, смешанное с ужасом.

– Ох, – выдавила она. – Это ты.

Глава девятая

Перл

– Ты ведь делаешь это без разрешения? – Чарли вошел в подсобку книжного магазина и увидел, что Перл копается в кожаной сумке матери.

– Ей все равно, – ответила Перл.

Она изучала маленький – и совершенно пустой – блокнот в форме сердца.

Перл любила мамину сумку, которую Стелла беспечно оставляла где только можно было. На пассажирском сиденье машины, на кухонном столе. В магазинной тележке, когда отходила поискать что-то на полках, словно подначивая кого-нибудь эту сумку украсть.

Перл она казалась волшебным мешком, полным тайн, и при первой же возможности она бесстыдно в этом мешке копалась. Там были помады всевозможных оттенков, спички из ресторанов и баров – Перл понятия не имела, когда Стелла успевала в них бывать. Зажигалка в виде женщины. Какая-нибудь книга, которую она читала в данный момент: попадался и Кафка, и творения малоизвестных зарубежных писателей, и последние бестселлеры. Беллетристика, романы, триллеры, классика, научная фантастика, фэнтези, женская проза – мать читала все подряд.

– История есть история, – считала Стелла. Для нее книги были порталами в другие миры. Способ избавиться от реальности – которая всегда проигрывала вымышленной кем-то жизни.

Упаковка презервативов. Мама спала с кем попало. Она не отличалась особой разборчивостью ни в книгах, ни в мужчинах. В кого она только не влюблялась: в строителя, во врача, в бизнесмена, в продавца.

Сладости. Они всегда были в наличии. Мармеладки, «Тик-Так», батончики «Марс», ее любимые мятные леденцы. Скомканные купюры – и почему Стелла не хранила деньги в кошельке?

– Быстрее достану – быстрее потрачу, – язвительно объясняла Стелла. – Какой смысл их беречь? Все равно испарятся, едва я их получу.

Телефонные номера на обрывках бумаги. Иногда сигареты. Один раз она нашла косяк. Зубная нить – Стелла тщательно следила за гигиеной.

– В твоей матери есть загадка, – сказал Чарли.

– Да не то чтобы, – возразила Перл. Для нее мать была открытой книгой.

– Во всех женщинах есть.

– Их видят только мужчины, – ответила Перл. – Потому что не слишком внимательны.

Чарли сидел за столом матери и копался в компьютере. По словам Стеллы, теперь он заведовал бухгалтерией. За последнюю пару месяцев он успел стать частью их жизни. Он проводил с ними много времени и продержался дольше, чем кто-либо другой. Теперь, спускаясь перед школой вниз, Перл часто заставала его на кухне готовящим завтрак. На прошлой неделе он вычитал ее эссе по английскому, а потом они долго обсуждали затронутую проблематику. Чарли нравился Перл, но она не хотела к нему привязываться. Она слишком хорошо знала Стеллу. В конце концов он ей надоест.

– Загадочнее женщин только девочки-подростки.

Она чувствовала на себе его взгляд. Он все время наблюдал за ней. А она все время наблюдала за ним. Пыталась его разгадать. Он был вежлив, умен, пунктуален. Хорошо ладил с клиентами. Хорошо, по словам Стеллы, управлялся с продажами. Был начитан. Знакомился с завсегдатаями и рекомендовал книги, которые могли бы им понравиться.

– Он словно из прошлого века, – сказала как-то раз Стелла. – Настоящий книжник в индустрии, которая давно перестала заботиться о качестве историй и погрязла в цифрах.

Но. Но. Но.

В нем было что-то еще. Перл была наблюдателем. Она рассматривала его, спрятавшись за книжной полкой. И никак не могла его раскусить. Симпатичный, на вид – немного «ботаник». Тощий. Всегда безупречно одетый: выглаженные рубашки и брюки цвета хаки, практичная обувь, носки, подобранные в тон штанам.

– Не поможешь сегодня с книгами? – позвал он. – Мы только что получили большую партию, новое издание Карин Слотер[16].

Он кивнул в сторону коробок у двери.

– Конечно, – согласилась Перл.

– С домашней работой успеешь?

– Да, – ответила она. – Никаких проблем. А где мама?

Чарли пожал плечами.

– Как я и сказал. Загадка.

– Сумка-то здесь, – заметила Перл, отрывая кусок жвачки «Блэк Джек»[17] и закидывая его в рот.

Чарли нахмурился, размышляя.

– Я уверен, она брала кошелек и телефон. И ключи, – наконец вспомнил он.

Звякнул дверной колокольчик. На изображении с камеры слежения – монитор висел прямо на стене – они увидели вошедшую в магазин группу детей. Чарли встал и направился в зал – поприветствовать их. У двери он обернулся и улыбнулся Перл.

До Перл доносились их голоса и звонкий смех. Они раздали в ее школе рекламные листовки, и теперь во второй половине дня дети приходили в магазин на дополнительные занятия. Это была идея Чарли – одна из многих его отличных идей.

Перл взяла канцелярский ножик и осторожно вскрыла первую коробку. Она любила распаковывать книги. Любила вдыхать аромат свежей печати, разглядывать глянцевые и матовые обложки, ощущать под кончиками пальцев рельефные буквы, чувствовать вес настоящей книги в руках, слышать шелест переворачиваемых страниц. Она любила книги в твердом переплете ничуть не меньше, чем выпускаемые для широких масс книги в мягких обложках. Любила находить им место на полках магазина.

В зале воцарилась тишина. Пришедшие учиться дети действительно учились. Она узнала одну из девочек, две другие были ей незнакомы. Школа Перл, больше похожая на тюрьму, возвышалась над округой огромным бетонным монстром. Она знала далеко не всех. На самом деле она не знала никого. Иногда обедала с другими «ботанами» – они были с ней любезны. Но в основном она держалась особняком и проводила перемены, уткнувшись носом в книгу.

В магазин проскользнуло еще несколько детей. Первым делом они направились к пончикам, затем, по примеру остальных, устроились на одном из диванов и достали блокноты и ноутбуки. Она еще ни разу не видела здесь столько людей в будний день. Если бы не онлайн-продажи и деньги, вырученные от сдачи помещения в аренду для вечеринок, встреч и собраний книжных клубов, магазин Стеллы давно бы обанкротился. Чарли был нужен магазину. И, похоже, был нужен Стелле. Да и Перл нравилось его присутствие.

Но она не позволит себе привязаться.

День клонился к вечеру. Перл расставила книги на столике у входа, предназначенном для бестселлеров. Затем она прошлась по полкам перьевой метелкой, сбивая пыль с беллетристики, научно-фантастических романов, подростковой литературы и красочных книг с картинками. Закончив, она плюхнулась в мягкое кресло у самой витрины и принялась за домашнее задание.

Наконец начало смеркаться – настало время закрывать магазин. Стелла так и не вернулась.

– Думаю, мы просто встретимся с ней дома, – проговорил Чарли, хмуро уставившись в телефон. Она видела, что он писал сообщения – еще днем, то и дело бросал на экран выжидающие взгляды. Ей было жаль его – начиналось. Стелла, наверное, устала от Чарли. Признаки, отлично знакомые Перл, были налицо.

– Захватим ужин, – решил он.

Они забрали деньги из кассы и заперли магазин. Перл взяла сумки, к которым теперь прибавилась сумка Стеллы, и села в «Понтиак»[18] Чарли. Всю дорогу домой он выглядел спокойным и задумчивым. Они заехали за бургерами.

Остановившись на подъездной дорожке, они увидели, что свет наверху был включен. В салоне пахло гамбургерами и картошкой фри. Перл заметила в окне тень. Силуэт ее матери в объятиях незнакомца. Нового парня – догадалась Перл.

Чарли тоже видел?

– Знаешь, – сказал он, поправляя очки и глядя прямо перед собой. – Просто попроси маму позвонить мне. Если она захочет.

Перл не знала, что ответить.

– Бери гамбургеры, – тихо продолжил он. – Поужинайте обе.

Бледный в свете уличного фонаря, он сжал зубы.

– Мне жаль, – сказала Перл, выбираясь из машины с сумками и едой. Она достала из пакета один гамбургер и протянула его Чарли. Когда он потянулся за ним, их глаза встретились. Он улыбнулся, она улыбнулась в ответ. У нее не было человека ближе. Она смутно понимала, как это странно. Но понимала она и то, что от себя не убежать.

Она хотела сказать что-нибудь еще, но он просто махнул ей на прощание.

В прихожей она услышала музыку и заливистый смех матери. Затем – гулкий мужской голос. Прежде чем закрыть входную дверь, она оглянулась. Чарли все еще сидел в припаркованной перед домом машине. Что он там делал? Наверное, просто хотел убедиться, что она доберется до двери без приключений.

Она поужинала за кухонным столом в компании книги. Музыка, доносившаяся из комнаты матери, играла все громче. После ужина она прибралась: загрузила грязные тарелки в посудомоечную машину и протерла столешницу. По дому снова разнесся смех. Послышался глухой мерный стук.

Она поднялась в свою комнату, чтобы закончить домашнее задание, – там было поспокойнее. Наконец в доме воцарилась тишина.

Она была рада, что не позволила себе привязаться к Чарли.

Когда она уже собиралась гасить свет, она выглянула из окна – его машина стояла на том же месте.

Глава деcятая

Селена

Стивен и Оливер проспорили весь ужин, а за просмотром фильма и вовсе подрались. Успокоились они только к ночи – чтобы послушать перед сном сказку. Даже сделали пару фотографий друг друга в кроватях, пока Селена лежала между ними на полу.

– Мальчики, будьте добры друг к другу, – прошептала она в полумраке комнаты. На потолке зеленели люминесцентные звезды. Она вспомнила, как лепила их туда вместе с Грэмом. Это заняло целую вечность, и на следующий день у обоих болели руки и спины. – Любите друг друга.

– Фу, – скривился Оливер.

– Заткнись, – огрызнулся Стивен.

– Я сейчас уйду, – пригрозила Селена. Оба замолчали, Оливер обиженно отвернулся. Стивен буквально прожигал ее взглядом. Когда он был меньше, он лежал в кровати и смотрел на нее до тех пор, пока его не смаривал сон.

На твердом полу спина болела меньше. День выдался тяжелый. Ее жизнь рушилась, но она, прилагая титанические усилия, делала вид, будто все в порядке. Улыбаться, разговаривать с клиентами, надевать маску нормальности – это выжирало силы, истощало, изматывало. Она думала, что обеденный перерыв – наполненный пустой болтовней, вежливым смехом, неподвижными, накачанными ботоксом лицами и правдой, скрытой за дизайнерскими сумочками, – она и вовсе не переживет. На рабочее место она вернулась с адской головной болью.

– Ты в порядке? – спросила Бет позже, когда они ехали в такси.

– Лучше всех, – солгала она. – Просто превосходно.

Поначалу Селена не была уверена, что работать на лучшую подругу – хорошая идея. Но она оказалась отличной. Они уважали и поддерживали друг друга, слаженно действовали в команде и просто веселились. Мужчины почему-то думали, будто женщины не способны найти общий язык в профессиональной сфере. У нее же никогда не возникало проблем с коллегами-женщинами. Все было с точностью до наоборот. Свою карьеру она строила среди наставниц и подруг.

– Просто аллергия, – сдалась Селена. – Голова раскалывается.

Они с Бет дружили давно. Когда обеим было чуть за двадцать, они работали журналистами в небольшом издательстве. Через что они только не прошли: парни, расставания, смерть родителей, встречи с теми единственными, свадьбы, беременность, рождение детей, развод Бет, Микаэла – подруга, которую у них отнял внезапный сердечный приступ.

Бет кивнула и, сочувственно улыбнувшись, сжала ее руку. Мгновение она всматривалась в Селену, но затем продолжила копаться в электронной почте на телефоне. Ее идеальные ярко-розовые квадратные ногти, гипнотически постукивающие по сенсорному экрану, сверкали под стать бриллианту в кольце, которое она купила себе после развода.

– Дай знать, если захочешь поговорить, – непринужденно бросила Бет. В переводе это значило: «Если не хочешь рассказывать, что происходит, – ничего. Я с тобой».

– Все хорошо, – снова соврала Селена. – Правда.

– Как успехи Грэма в поисках нового места? – В переводе: «Когда твой муж-неудачник вернется на работу?»

– Пока ищет.

Бет бросила на нее короткий взгляд и снова уставилась в телефон. Она недолюбливала Грэма. Никогда не говорила этого вслух – но Селена все понимала по тону, с каким она произносила его имя, по выражению ее лица на общих встречах. Они не были обязаны любить мужей друг друга – хватало обычной вежливости. Видит бог, Селена почти десять лет терпела, натягивая улыбку, теперь уже бывшего мужа Бет Джона – властного жмота и изменщика. Вежливость была золотым правилом дружбы. И не только дружбы. Будь люди вежливее, мир был бы куда лучше. Вторым правилом было позволять друзьям иметь секреты. И поддерживать их, когда все летит в тартарары.

В те тартарары, в которые все полетело вчера.

Весь день она старалась не думать о скандале с Грэмом. Она вспомнила собственный голос – тихий из-за спящих детей, но дрожащий от ярости. Она никогда еще не слышала его таким. Добела раскаленным. Вспомнила свои слова. Вспомнила его – болезненные, как удары по почкам. Какая некрасивая сцена. Когда в них появилась вся эта язвительность, вся эта злость друг на друга, ядовитой плесенью разъедавшая их союз? Черная гниль, разросшаяся под сорванными ими обоями. Заполонившая все.

– Папа не позвонил пожелать нам спокойной ночи, – буркнул Оливер.

– Видимо, не смог поймать сеть, – ответила она, глядя в потолок.

– Он не попрощался.

Селена почувствовала укол вины – за то, что произошло, за свою ложь. Она врала собственным детям. Здорово.

– Он позвонит завтра, – пообещала она. – А сейчас пора спать.

– Мама, – начал было Оливер. – Я видел…

– Не сейчас, милый, – оборвала она сына. Если бы он стал рассказывать о чем-нибудь, что видел в школе, или по телевизору, или в компьютере, разговор затянулся бы минут на двадцать. Стивен непременно встрял бы, и они принялись бы спорить. – Засыпай.

– Но…

– Оливер! – Она включила «строгую маму». – Спи.

Она задумалась, сколько раз говорила – и еще скажет – это за свою родительскую жизнь. Потому что родительский день заканчивался, только когда дети засыпали. В жизни тех, кто еще и работал, это было единственное спокойное и свободное время, когда можно было снова стать собой и на несколько часов с чистой совестью забыть о бдительности и бесконечном перечне детских желаний и потребностей. А время ей было нужно – чтобы обдумать случившееся и понять, что делать дальше.

В поезде по дороге домой она высматривала женщину, которую встретила вчера вечером. Она хотела найти ее и в то же время страстно надеялась, что их пути никогда больше не пересекутся. В этой импровизированной исповедальне они разделили друг с другом нечто особенное, эта беседа была честнее и правдивее всей ее нынешней жизни. Она ужасно хотела выговориться – но боялась этого не меньше.

«Ты когда-нибудь мечтала о том, чтобы проблемы разрешились сами собой?» – так ведь она сказала?

Что-то в этом воспоминании, в голосе той женщины заставило ее похолодеть.

«Плохие вещи происходят постоянно».

Селена закрыла глаза – ее одолевал сон. Интересно, как скоро она сможет выползти из комнаты мальчиков? Ей не хотелось засыпать, чтобы в два часа ночи обнаружить себя на полу с ноющими костями. Она прислушивалась к мальчикам, считая собственные вдохи и выдохи. Открыв глаза, она наткнулась на пристальный взгляд Стивена.

– Не уходи, – попросил он, словно прочитал ее мысли.

– Закрывай глазки, – прошептала она.

Некоторое время спустя их дыхание стало ровным и глубоким. Стивен посапывал. Он спал крепко – в отличие от ворочающегося и вздыхающего во сне Оливера, который, как и она, пробуждался от малейшего шороха. Она тихо встала и вышла из комнаты – задачка была не из простых.

Она скользнула по коридору в спальню и, притворив дверь, глубоко вздохнула.

Она нечасто бывала просто Селеной. Двадцать восемь минут в день: четырнадцать минут по дороге от дома к поезду и четырнадцать – от поезда к дому. Иногда она слушала подкаст или аудиокнигу, иногда ехала в тишине. Наслаждалась роскошью быть собой.

Так же, как когда дети спали, а Грэма не было дома. Она сама, ни на кого не оглядываясь, решала, чем заняться. В офисе она играла роль эффективной и надежной сотрудницы, веселой и безупречной. Дома превращалась в маму и жену, любящую, покладистую, понимающую. В обитом темной кожей салоне машины она становилась собой. Никто не дергал ее и ничего не требовал. Она не нуждалась в этих мгновениях. Она не чувствовала себя несчастной. Ей вроде как нравилась ее жизнь. Взять хотя бы все эти радостные посты на ее страницах в социальных сетях с тэгами #спасибо, #слишкомсчастлива, #люблюсвоихмальчиков.

Вчерашние крики, рыдания, звон бьющегося стекла чудом не разбудили мальчиков. Это был не первый их скандал, но совершенно точно – худший. Головная боль усилилась.

Была ли она по-настоящему счастлива?

Они с Грэмом ходили на футбольные и бейсбольные матчи. Улыбались, смеялись, подбадривали юных игроков. Устраивались у самого поля на собственных раскладных стульях, купленных для подобных мероприятий. Приносили сумку-холодильник с водой и апельсинами, чтобы угостить команду и других родителей. Они прекрасно проводили время на дружеских вечеринках и пикниках, всей семьей ездили на отдых. Успели обзавестись целым легионом друзей, знакомых и соседей. Посещали школьные мероприятия, благотворительные аукционы и общественные забеги. Их то и дело звали пожарить барбекю на заднем дворе. Такую они построили жизнь – иногда казалось, будто она возникла сама, из ниоткуда и без спросу их захватила. И они были счастливы. Разве нет?

Но чего она хотела раньше, до того как все закрутилось в этом вихре? Кем надеялась стать?

Она мечтала писать книги.

Она расплакалась – впервые с прошлой ночи. Включила телевизор, зарылась лицом в большую мягкую подушку и позволила рыданиям вырваться наружу. Она изливала в хлопковую наволочку весь свой гнев, всю печаль, усталость от сдерживания этой боли, страх перед будущим. Выплакавшись, она почувствовала себя лучше, свободнее.

Ей нужно было подумать, решить, что делать дальше.

Она взглянула на темный экран лежавшего рядом с ней на одеяле телефона. Кому бы позвонить? Кому стоило позвонить? Никому. Не сообщать же обо всем сердобольной матери, идеальной сестре, успешным друзьям. Разве она могла рассказать кому-нибудь, в какой бардак вот-вот превратится ее замечательная жизнь? Единственным человеком, чей голос она действительно хотела услышать, был Уилл, ее бывший, мужчина, которого она бросила ради Грэма. Как ни странно, они все еще оставались друзьями. Хорошими друзьями. Она знала, что могла позвонить ему. Он был бы счастлив поддержать ее в сложившейся ситуации. Даже слишком счастлив. Идея казалась заведомо провальной, и она предпочла не звонить никому вовсе.

Она снова подумала о женщине из поезда. Женщине, которую звали Марта. Которой она исповедалась. Возможно, с ней она сумела бы поделиться. Что бы Марта ей сказала? Не то чтобы она могла с ней связаться.

На комоде стояла их семейная фотография: Грэм, Оливер, Стивен и Селена. Тогда их брак переживал не лучшие времена. Собрать и вытащить всех в парк на встречу с профессиональным фотографом было чертовски непросто. Стивен всю дорогу проплакал. Грэм считал, что это глупая трата времени, ворчал, нервничал из-за пробок, огрызался на мальчиков. День выдался просто ужасный. Но к фотосессии все взяли себя в руки и даже натянули фальшивые счастливые улыбки.

– Не волнуйтесь, – сказала фотограф, пожилая женщина с растрепанными кудрявыми волосами и мудрой улыбкой. Должно быть, почувствовала напряженность между ними, хотя Селена всеми силами пыталась ее скрыть. – Оно того стоит.

Фотограф ободряюще потрепала Селену по плечу. Она говорила не о фотосессии – о чем-то куда более важном.

Фотографии получились идеальными. Все выглядели блаженно-счастливыми, она и Грэм – влюбленными, мальчики были похожи на маленьких ангелочков. Из одной она сделала рождественские открытки[19], от которых все пришли в восторг. Увидев фотографии, Селена подумала, что их создательница была права – оно того стоило.

Теперь это казалось ей гнусной ложью. Она сжимала портрет в руках – и хотела разбить его вдребезги. Но вместо этого поставила рамку на место, легла на кровать и уставилась в телевизор. Шла «Игра престолов», на экране мелькали красивые, знойные, обтянутые кожей герои и героини, взволнованные надвигающейся войной. Она позволила себе ненадолго погрузиться в этот жестокий, но прекрасный мир. Драконы. Грязный секс. Трехглазый Ворон. Армия мертвецов. Там все было куда проще, чем в реальной жизни.

Вдруг она что-то услышала и тут же убавила громкость.

Охранную сигнализацию она включила – еще до того, как они поднялись на второй этаж.

Коридор встретил ее зловещей тишиной.

Остановившись на площадке, она прислушалась, затем спустилась вниз. Убедилась, что входная дверь заперта, а сигнализация по-прежнему включена. Задняя дверь тоже была закрыта. Селена проверила каждое окно в каждой комнате на первом этаже. Она не слышала о случаях взлома в их районе.

Но женщина из поезда была права: плохие вещи происходят постоянно. В самых неожиданных местах. В самые неожиданные моменты.

Селена повернулась – кто-то тощий стоял на верхних ступенях лестницы. К горлу подступил крик.

На одно ужасное мгновение ей показалось, что силуэт принадлежал женщине из поезда.

– Мама! – Это был Оливер. – Я что-то слышал.

Она с облегчением поднялась вверх по лестнице и обняла его за плечи.

– Ты напугал меня, дружок.

– Прости.

– Иди в кроватку.

– Стивен храпит. Можно я посплю с тобой?