Внутри болезни. Целостный подход к лечению хронических заболеваний: от психосоматики до доказательной медицины

Наконец я нашел дом, «твердо стоящий на ногах», и поселился в нем с семьей. Слухов о землетрясениях в Ване не было, но я все равно изучил все – от расположения дома до уровня его безопасности, от соседей до состояния грунта, даже качество бетона. Поиск жилья значительно задержали моя склонность все контролировать, осторожность и чрезмерное внимание к деталям. Кроме того, вероятно, мне жаль было расставаться с чувством защищенности, которое я испытывал в компании Озгюра, или страх взять на себя ответственность за жену и ребенка, которые переехали бы ко мне в этот город, где я не чувствовал себя своим и где я время от времени испытывал сильный страх. Возможно, это был отголосок страха, передававшегося из поколения в поколение от моих предков, в генах которых сохранилась память о землетрясениях, которые они пережили давным-давно.

“Процессы, происходящие вне нашего сознания, которые мы практически не осознаем, например, истории, наследуемые телом и передаваемые эмоциями, играют ведущую роль во всех механизмах принятия решений”.

Единственное объяснение, которое я дал тогда своим друзьям, которые не понимали, зачем я ищу сейсмостойкий дом, и которое я считал логичным, было следующим: «Ван – сейсмоопасная зона, надо быть осторожным».

Болезнь прогрессирует, и я ищу помощи врачей

После того как я поселился в Ване, больше, чем одиночество, меня начало беспокоить обострение хронических заболеваний, сопровождавших меня в течение многих лет, которые время от времени значительно обострялись. Дискомфортные ощущения, начавшиеся еще в студенческие годы, существенно снижали качество жизни. Особенно в период экзаменов беспокойство о том, что я не смогу выступить достойно и так, «как от меня ожидают», серьезно обостряло мои кишечные расстройства и проявления аллергии. Не поймите превратно: еще до университета я всегда стремился быть лучшим. В конце концов, я был сыном отца, который сказал: «Почему не десять?» – когда я получил девятку на экзамене, но в детстве мне было не так сложно уживаться с этими особенностями.

На третьем курсе университета у меня в голове была прорва предположений о том, что может быть причиной моих жалоб на вздутие и боль в правой нижней части живота и диарею, которые становились все более интенсивными и тяжелыми. Как вы понимаете, все эти жалобы могут существенно повлиять на социальную и трудовую жизнь человека. Неприятно наступать на ноги всему ряду, пытаясь выбраться в туалет посередине чудесной пьесы, которую смотришь с любимым человеком. Не говоря уже о том, что посреди урока в школе я морщился и страдал от боли в животе.

Может ли быть так, что за моими болями и проблемами с кишечником, которые усилились за последние пять-шесть месяцев, стоит серьезное заболевание? Самой негативной и самой тревожной ситуацией было подозрение на рак. Мое состояние также могло быть предвестником таких заболеваний, как язвенный колит и болезнь Крона. Только через несколько месяцев после того, как я решил, что пора обратиться к врачу, я смог действительно это сделать. В голове возникали ужасные сценарии, с которыми я боялся столкнуться. Даже будучи врачом, я боялся возможного диагноза и хотел по возможности избежать его. Не знаю, говорил ли я вам, но мы, врачи, тоже люди.

Я набрался смелости и выбрал самого близкого, самого отзывчивого из своих учителей. Даже если случалось что-то плохое, он по-доброму говорил мне об этом и помогал найти выход, не оставляя меня одного. Этим преподавателем стал доцент кафедры внутренних болезней, знающий, заботливый и очень продвинутый и современный врач. Я подробно рассказал о своих жалобах, упомянул, что они начались в период, когда я поступил в университет и жил в общежитии, то есть когда изменились обстановка, питание, режим сна. Я описал свои жалобы на одновременные интенсивные выделения из носа и носоглотки, чихание, заложенность носа, от которой я просыпался по ночам, и жалобы, связанные с аллергией. Упомянул, что по утрам просыпаюсь вялым и уставшим, что не могу остановить прокручивание в голове сценариев плохих ситуаций, словом, что уровень тревожности значительно вырос по сравнению с тем, что было раньше.

Он выслушал меня, осмотрел, назначил анализы крови. В результате проведенных обследований он сказал мне, что моя болезнь несерьезная, что это может быть синдром раздраженного кишечника, другими словами, СРК и что психологические причины могут играть определенную роль. Он не забыл добавить, что по другим своим жалобам я могу получить поддержку у оториноларинголога и психиатра. Название болезни было чуждо моему слуху и разуму, поэтому я не получил удовлетворительного ответа на вопросы: «Как возникло заболевание, что произошло, какие факторы лежат в его основе, на что следует обратить внимание?» Взаимосвязь с психологией никогда не имела для меня смысла: разве ж психологическое состояние может так интенсивно влиять на организм в физическом плане?! Я должен был принимать лекарства, и если жалобы сохранятся, то желудок и кишечник должны были быть обследованы изнутри с помощью прибора с камерой, т. е. эндоскопии.

Конечно, низкий риск опухолей, рака и других серьезных заболеваний давал мне некоторое облегчение, но лекарства, которые я носил с собой и которые очень осторожно использовал, практически не помогали. Три препарата, назначенные мне почти двадцать лет назад для снижения кислотности желудка, регуляции работы кишечника и борьбы со стрессом, занимают ведущее место в протоколах лечения этого заболевания и сегодня. Конечно, я последовал рекомендациям своего учителя и пошел к оториноларингологу. Он очень заинтересовался и внимательно меня осмотрел.

Он пришел к выводу, что мое заболевание носит аллергический характер, и назначил антигистаминные препараты и назальный спрей, содержащий стероидные гормоны, который я мог использовать время от времени для устранения заложенности носа. Эти лекарства были эффективны, и я получал от них пользу, но они действовали только тогда, когда я их использовал. Если я забывал или пытался отложить прием лекарств, то через очень короткое время все симптомы возвращались. Если я забывал принять лекарство, мне было трудно даже дышать, а ведь это самая базовая человеческая потребность. Вспомните, как вам было некомфортно, когда вы простужались и у вас был заложен нос, как вы теряли вкус к еде из-за этого. А теперь представьте, что вы испытываете это постоянно. Дыхание, а особенно правильное дыхание, напрямую влияет на качество жизни. Не волнуйтесь, я не буду портить вам настроение, рассказывая о проблемах с кишечником, которые возникали у меня, когда я забывал или задерживал прием лекарств. Одним словом, без этих лекарств качество моей жизни значительно снижалось. Чтобы держать их все время при себе, я даже приобрел специальную сумку, в которой их постоянно носил. И ужасно переживал. Ну как же, врач – и не расстается с сумкой, набитой лекарствами!

Сильные приступы тревоги, проблемы с кишечником и аллергия оказывали серьезное негативное влияние на мою жизнь. В какой-то момент вместе с врачами мы пришли к выводу, что «окончательного выздоровления при таких заболеваниях ожидать не стоит и что мне надо научиться с ними жить». Мои профессора, которые, руководствуясь благими намерениями, после изучения тысяч научных трудов и круглосуточной работы освоили современные медицинские методы и научились применять их с большим мастерством, были фактически беспомощны в моем случае. Я перестал стесняться своих лекарственных запасов, и препараты для лечения пищеварительной системы и аллергических заболеваний стали моими близкими друзьями.

Как я обнаружил связь

Связаны ли все мои жалобы между собой? Работали ли отдельные системы организма независимо друг от друга подобно нам, врачам, которые специализируются в отдельных областях? Может быть, существует какая-то деталь, на которую я должен обратить внимание в своем рационе, список продуктов, которых я должен избегать, программа питания, которая принесла бы определенную пользу, если бы я следовал ей? Неужели тот факт, что в период моего студенчества в медицинском институте практически все продукты питания мы получали в одном из сетевых супермаркетов, предлагающих «дешевые и надежные» товары, тоже не имеет никакого значения? Теперь вы можете сказать: неужели только вы плохо питались в университете? Конечно, рацион, основанный на макаронах и хлебе, – классика общежитий, но я питался куда хуже. Прежде всего, моим мастхэв[7] стали шоколадные конфеты из дешевых, некачественных ингредиентов и кукурузного сиропа. Я начинал день с картошки, жаренной на подсолнечном масле, и продолжал на нездоровой пище. Непременной частью моего ужина были батончики или тосты.

Мой организм выдерживал этот цикл в течение двух лет. К концу второго года жалобы на вздутие и боли в животе, нерегулярную дефекацию достигли своего пика. Сейчас мне кажется странным, что никто из врачей, к которым я обращался в то время, не задавал вопросов о моем рационе. Перед вами сидит пациент с жалобами на желудок и кишечник, а вы даже не интересуетесь его питанием. Удивительный подход! Существовали ли какие-то витамины, минералы или травяные сборы, или биохимические препараты, которые могли бы помочь моему организму снова заработать гармонично? Эти вопросы крутились в моей голове годами, но каждый раз я приходил к выводу, что не может быть такого, что столько врачей, достигших высшего уровня в своей работе, не знали о таких препаратах и что, если бы знали, они не стали бы скрывать от меня эту информацию. В какой-то момент я понял, что не только питание, но и напряженные жизненные ситуации влияют на мое психическое состояние и значительно мобилизуют организм.

Усиление симптомов после приезда в Ван и за время плавания в незнакомых водах еще раз обнаружило эту связь. Когда я поступил в университет, отъезд из безопасной, защищенной домашней обстановки, где у меня было мало обязанностей и любимые заботливые мама и сестра, начало жизни в студенческом общежитии в незнакомом городе за много километров от дома сделали мои болячки, до этого практически незаметные, очень ярко выраженными. Заболевания, долгое время протекавшие в управляемой умеренной степени тяжести, вновь дали о себе знать в Ване в условиях новой неопределенности. Мышечные боли, рецидивирующие инфекции верхних дыхательных путей, повышенная утомляемость по утрам и легкие боли в суставах стали моими новыми гостями.

Меня назначили психиатром в Ване, я считался одним из самых компетентных специалистов и должен был ставить диагнозы, назначать лекарства в соответствии с этими диагнозами и лечить людей от проблем. Я решил подавить собственные симптомы, не добираясь до их источника, хотя, выслушивая пациентов, старался сделать прямо противоположное: понять причины их проблем. В прошлом их не замечали, не слышали, не понимали, возможно, игнорировали, и я стремился понять их и надеялся, что, глядя, как день ото дня улучшается их самочувствие и утихает боль, возможно, я тоже исцелюсь.

С течением времени я понял, что большинство пациентов реагируют на обычные методы лечения лишь краткосрочно, а через некоторое время снова сталкиваются с теми же проблемами. Интересно, что, помимо психиатрических жалоб, многие из них годами страдали от хронических заболеваний щитовидной железы, фибромиалгии[8], проблем с кишечником, хронической усталости и инсулинорезистентности. В условиях, когда язык не мог выразить эмоциональные потребности, говорило тело, и антидепрессанты, которые мы назначали, не могли его успокоить. Что-то шло не так. Диагнозы, поставленные в течение нескольких минут после краткосрочных осмотров, к которым я и раньше относился скептически, лечение с помощью ограниченного выбора синтетических препаратов, моя беспомощность перед собственными болезнями и то, что теперь я наблюдал похожие ситуации у своих пациентов, постоянно занимали мои мысли. За время пятилетнего обучения в ординатуре по психиатрии я много внимания уделял подбору лекарственных средств и процессу психотерапии, и, конечно, эти подходы были очень важны. С другой стороны, отделение психиатрии было представлено как отдельное, самостоятельное направление, но внимательное изучение физических заболеваний и историй болезни почти всех моих пациентов показало, насколько глубоко они связаны с психическим состоянием.

Мое первое исследование, «пробуждение», началось с моего собственного лечения. Постепенно меня охватывало сильное любопытство по поводу внутренней работы организма и системы внутренней коммуникации. Еще в пятилетнем возрасте я, несмотря на все предостережения, разбирал каждую механическую игрушку, которую мне давали, и рассматривал ее нутро, пытаясь понять принцип работы двигателя. Человеческий организм тоже имеет определенные принципы работы, и общепринятый подход был с ними несовместим. Конечно, система лечения, которую я знал, изучал и применял, была безопасной зоной комфорта для меня и всех моих друзей-врачей. Тогда мне не хватало смелости, знаний и оборудования, чтобы пойти другим, полным неизвестности путем, и я продолжал выписывать лекарства и принимать их сам, купируя симптомы. Вероятно, больше ничего и нельзя было сделать за те три-пять минут, которые каждый из нас успевал уделить пациенту. Для меня самого в конце рабочего дня, после приема сотни пациентов, не было ничего лучше, кроме как принять лекарство для подавления симптомов и отправиться спать.

Землетрясение и безысходность

Бывают крохотные моменты, которые могут привести к огромным переменам в жизни. Вы не можете ни определить, ни контролировать их. Вселенная сделала свой ход. Произойдет то, что произойдет, и ваша жизнь уже никогда не будет прежней. Однажды в воскресенье мы с женой и сыном возвращались домой после завтрака с друзьями в Ване. Оказавшись перед домом, мы вдруг передумали. Вместо того чтобы войти, мы решили поехать в центр гулять. Мы так и сделали, сын был в коляске, а мы с женой шли пешком. Все было нормально, пока не раздался сильный гул. Я не мог понять, откуда он исходит, и забеспокоился, ведь в последнее время было много объявлений о беспорядках в центре города.

Звуки становились все сильнее и сильнее, все на улице были в панике, куда-то бежали. Я не мог понять, что происходит. Всего через несколько дней после переезда в отдельный дом мы стали свидетелями нападения на патрульную машину на соседней улице. Происходило ли сейчас нечто подобное? Если это был взрыв, разве вызвал бы он такие толчки, а если нападение, то с какой стороны? Я вытащил сына из коляски, одолеваемый этими вопросами. В какую сторону идти, какое направление безопасно? Когда я наконец догадался, что мы переживаем землетрясение, толчки были уже очень сильными. Мы вместе со всеми двинулись в безопасную зону, где была наименьшая вероятность того, что на нас что-то упадет.

Я сразу вспомнил о маме. «Она будет очень волноваться», – подумал я и позвонил ей еще до того, как толчки закончились. Сказал, что у нас все в порядке, но, скорее всего, скоро отключат связь и ей не стоит паниковать, если она не сможет до нас дозвониться. Не помню другого дня, когда мое сердце билось бы с такой скоростью, а разум просчитывал столько возможностей и я так глубоко ощущал беспомощность и страх. Я мог оказаться в доме, от аренды которого отказался в последний момент и который рухнул от первого же толчка, или в доме, где мы жили, дверь которого заклинило так, что понадобилась кувалда, чтобы ее открыть.

Когда подземные толчки закончились, нас окружило плотное облако пыли. Все спешили дозвониться до родственников, послушать новости, сообщить о себе. Мы оставались неподвижными в этом, как нам казалось, безопасном месте около двух часов. Как там наш дом, как наши друзья, с которыми мы не могли связаться, все ли с ними в порядке, живы ли они? Неуверенность, которую я испытывал с тех пор, как переступил порог этого города, приступы тревоги, поиски сейсмостойкого дома превратились в самоисполняющееся пророчество. Моя вера в то, что я могу все контролировать, была разрушена этим городом и подземными толчками.

На следующий день я отправил жену и сына из Вана первым же самолетом. Я остался один в городе, полном развалин, и чувствовал ужасное одиночество. Город начал пустеть, к выходу из него стали образовываться длинные очереди. Несколько дней после землетрясения я прожил у друга, а потом перебрался в больницу, где работал. Здание было новым, значительных разрушений не было, за исключением нескольких трещин.

Я находился в городе, откуда все стремительно уезжали, оставляя меня одного, улицы и проспекты были пустынны. Я был лишен дома, вещей, своей книжной полки и даже подушки. Словно невидимая сила оторвала меня от всего, за что я держался, чему придавал значение. Я чувствовал даже не одиночество, а покинутость. Боялся потеряться, исчезнуть, быть похороненным, как ребенок без матери, без отца, без дома. Больше всего я боялся оставить без отца собственного ребенка… Отчаяние маленького ребенка перед возможностью смерти матери или отца очень болезненно. Никогда не забуду время, когда моей маме предстояла операция. Это была не опасная для жизни операция, но тогда пятилетний Дениз никак не мог этого знать. Он пытался понять опасность по реакциям и чувствам отца. Когда моя мать была в операционной, отец проецировал страх потери на меня так, что я был почти уверен, что она не выживет. Страх и беспомощность были в центре моего сознания в тот момент: маленький ребенок, оставшийся без матери, и отец, эмоционально неспособный быть рядом. Я не мог держать сына в этом опасном месте, и я не мог оставить Ван, потому что из пятисот пятидесяти дней стажировки, которые я должен был отработать, оставалось еще четыреста пятьдесят. Когда я сажал его в самолет, в голове у меня был только один вопрос: хороший ли я отец?

Беспокойство за свою безопасность и будущее семьи, сон, который я пытался поддерживать, постоянно просыпаясь в обстановке, где я не чувствовал себя в безопасности, и сценарии плохих ситуаций, которые я представлял, стали меня изматывать. В то время я задвинул эти тревоги на очень глубокий уровень, вел себя так, как будто ничего не случилось, будто я силен и не нуждаюсь в помощи. Мое состояние очень напоминало состояние потрясенного старшеклассника, которого вытащили из-под завалов примерно через пятьдесят часов после землетрясения, привели на психологическое обследование, и на мой вопрос о самочувствии он ответил: «У меня скоро экзамен, как я буду готовиться?» Я не знаю, было ли это состояние отчуждения от самого себя вызвано отсутствием умения распознать собственную потребность в эмоциональной близости или скорее защитным механизмом преодоления, направленным на облегчение душевной боли путем игнорирования всех ощущений. Но я точно знаю, что физически мне было очень плохо.

“По мере того как я отчуждался от себя все больше, прятал эмоции подальше, повышал голос мой многострадальный кишечник”.

В то же время я пытался понять, откуда взялись эмоции, которые я пытался подавить. Мне казалось, что меня никогда не любили и не ценили, и я пытался разобраться, откуда эти чувства. Да, я очень боялся быть неудачником, никчемным, бессильным, нелюбимым. Когда-то, узнав о печали и разочаровании отца, который ждал мальчика, когда родилась моя сестра, и о том, что он показал свое недовольство, отдалившись от моей матери, я как будто оказался запрограммирован на то, чтобы не разочаровать его еще раз. Когда я добивался успеха, отец не показывал эмоций, но по его взгляду и языку тела я понимал, что ему это приятно, убеждая себя, что я достоин любви. Когда я проанализировал все это, во мне будто заговорила та часть, которая была ребенком, борющимся, извивающимся и пытающимся выполнить условия, чтобы получить любовь. «Заметь меня, позаботься обо мне, признай мои потребности!» Но неужели семья действительно не будет любить меня, если я на время остановлюсь, испугаюсь, окажусь бесполезным, потерплю неудачу, почувствую себя плохо?

Так все мои детские схемы были раскрыты. Я могу с легкостью утверждать, что за многими тревожными сценариями, которые мы строим в отношении своих детей, скрывается существование непризнанных, неудовлетворенных эмоциональных потребностей из нашего собственного детства. Эти переживания положили начало процессу, когда я стал искать решение проблемы внутри, а не снаружи.

Пустота и трещины

Землетрясение было сильным потрясением, и оно помогло мне реализоваться, хотя и сделало уязвимым для новых психологических травм, став катализатором того, что незащищенный брошенный ребенок во мне поднялся на поверхность из глубины. Моя трансформация уже началась, хотя я и не планировал ее. Я был похож на заброшенное здание, которое не рухнуло от подземных толчков, но штукатурка отвалилась и выдавала глубокие трещины. Я был потрясен, но пытался встать на ноги. В моей душе тоже затряслась земля. Пришло время посмотреть на свой фундамент, на свои корни, на то, откуда я пришел, кто я и зачем я здесь.

В моей жизни начался новый период, я почувствовал, что вступил в фазу, когда осознал разрыв между тем «я», которое я представлял во внешнем мире, и тем «я», которое было в моем внутреннем мире, и мои физические боли усилились. Разница между нашим внутренним и внешним миром может дать важные данные о степени отчуждения от самого себя. Если ваш внутренний мир штормит, и вы вот-вот утонете в море тревоги, а внешне вы веселы, спокойны и способны в одиночку справиться с любыми невзгодами, здесь кроется большая проблема. Для того чтобы устранить этот разрыв, необходимо осознать свои эмоциональные потребности. Ведь каждая эмоциональная потребность, которую мы не признаем, скорее всего, будет бессознательно удовлетворяться людьми с аналогичными потребностями, что увеличит нашу склонность к зависимым отношениям.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Турецкие названия этих пяти процессов формируют слово birim, которое означает «я – единое целое». – Прим. пер.

2

Сверхскопление галактик. – Прим. науч. ред.

3

Своеобразная «схема» головного мозга, комплексная карта нейронных связей. – Прим. науч. ред.

4

Все перечисленные города расположены далеко за пределами Эгейского региона, куда мечтал попасть автор. В частности, Ван – город на юго-востоке Турции, недалеко от границы с Ираном. – Прим. пер.

5

Вероятно, пациентка автора принадлежит к курдам, индоевропейскому народу, проживающему в восточной части Турции, а также разных регионах Ирана, Ирака и Сирии, который в Ванской области составляет бо́льшую часть населения. – Прим. пер.

6

Вероятно, речь идет о проявлениях турецко-курдского конфликта. – Прим. науч. ред.

7

Обязательный пункт в каком-либо списке. От англ. must have – должен иметь. – Прим. науч. ред.

8

Хроническая мышечная боль, рассредоточенная по всему организму. – Прим. науч. ред.