Великие научно-фантастические рассказы. 1939 год

«Тогда удачи тебе, Дарак».

«Спасибо. Может, лучше „да помогут тебе боги“?»

«Да поможет тебе Эсир – это в самый раз. – Уэр усмехнулся. – Ты не сможешь связаться со мной, кроме тех случаев, когда я буду использовать более мощный телепатор здесь, в лаборатории. Ты знаешь, в какое время меня можно застать?»

«Да, спасибо».

– Думаю, нам тоже пора. – Кэррон грузно поднялся. По сравнению с его огромной фигурой даже стол собраний показался маленьким. А его голос, когда он впервые заговорил, разнесся по комнате подобно удару грома. – Я провожу тебя до ворот Сарна, Дарак.

Он взглянул на руки заместителя, поигрывавшие чернильницей. На вид они были пухлыми, изнеженными и казались очень неуклюжими. Но то, как пузырек с чернилами мерцал и подрагивал, то появляясь, то исчезая из виду под его порхающими пальцами, выдавало их удивительную ловкость. Сверкнув в последний раз, чернильница скрылась под его ласковой пухлой ладонью, а в следующий момент вместо круглого красного пузырька он уже держал квадратный черный.

– Спасибо, Кэррон. Депеши, Грейт?

Голос Дарака был довольно высоким для мужчины, но в остальном ничем не примечательным. После Уэра Дарак был самым умным человеком своего времени. Но его склад ума был совершенно иным, чем у Грейта. Грейт был психологом, единственным человеком из ныне живущих, способным объединить и заставить действовать большие группы людей, Уэр – ученым, воплотившим многолетние усилия сарнов по развитию одаренных людей-техников. А Дарак? Дарак обладал пытливым умом Уэра, психологическим чутьем Грейта и решительностью, которая сделала великана Кэррона тем, кем он был.

Грейт бросил своему заместителю кипу бумаг, раздутую и бесформенную. Дарак быстро сложил их в портфель, который носил с собой. «Кое-что мне придется исправить, – телепатировал он. – Металл слишком сильно блестит». Двадцать пять серебристых дисков мелькнули среди быстро пролистываемых бумаг и исчезли, когда его толстые пальцы проскользнули мимо них.

– Все в порядке, – сказал он вслух. – До свидания. Я вернусь дня через четыре.

При ходьбе его ноги издавали едва ощутимый шум – достижение гораздо более трудное, чем беззвучная поступь. Незаметный шаг слышен ровно настолько, чтобы удовлетворить слух, но не настолько, чтобы привлечь внимание. Бесшумная поступь очень пугает, особенно у довольно полного, крепко сложенного мужчины.

Он прошел через приемную, миновав череду секретарей и клерков, которые собирали статистические данные по всему миру людей, сопоставляя и упорядочивая их для Грейта и человеческого правительства. Двое подняли головы, когда он проходил мимо, но ни один из них не обратил на него внимания. Они не заметили его, как не заметили одиннадцать восьмифутовых стражниц-сарнок, продвигавшихся мимо них в противоположном направлении совершенно бесшумно благодаря подушечкам на ногах, которыми их наградила природа. Ибо ни одна из сторон не желала быть замеченной, и у каждой был свой собственный покров, позволявший ей оставаться невидимой.

Дверь на мгновение приоткрылась, когда Кэррон и Грейт заканчивали разговор. Бартел вышел, а затем Кэррон, широко распахнув дверь, чтобы пройти, на мгновение задержался в проеме. Три сарнки, ростом даже выше, чем шестифутовый Кэррон, бесшумно проникли в кабинет.

Дверь за командиром легиона мира закрылась, и Грейт остался один. «Эсир – Эсир – Э-сир…» – безмолвно позвал он через телепатор.

«Да?» – рявкнул Уэр.

«В комнате три сарна, я не могу их видеть. Еще восемь – в приемной. И Кэррон, и Бартел пытаются связаться с тобой – они стояли в дверях, чтобы задержать тех троих. Все они невидимы. Я могу уловить их мысли, но не могу расшифровать».

«Знаю. Я научился „слышать“ их. Для этого нужно немного перенастроить телепатор из-за различных моделей мышления. Я сейчас пытаюсь разобрать, о чем они думают, но они слишком далеко. Не нравится мне все это».

– Грейт, представитель Человечества, – голос декалона с необычным сарнским акцентом раздался прямо из воздуха. Она говорила на языке, общем для людей и сарнов.

Грейт вздрогнул, огляделся по сторонам, яростно потряс головой и, словно в сомнении, потянулся к кнопке вызова.

– Стой, – рявкнула сарнка. Рука Грейта замерла в воздухе. – Мать Сарна послала нас за тобой. Встань.

– Г-где же вы? Вы…

Грейт резко замолчал. Мощные мускулистые руки сарнки внезапно обхватили его, и одновременно на него надвинулась непроницаемая чернота. Чернота более непроглядная, чем могла быть вызвана тем тонким и мягким материалом, по ощущениям напоминавшим ткань, который сопутствовал ей. До его ушей донесся очень слабый похожий на шуршание резины звук, и одновременно он почувствовал, как стражница-сарнка зашевелилась, поправляя свой плащ.

– На нас плащи Матери, – прошипела она. – Ты будешь вести себя тихо. Не издашь ни звука, не скажешь ни слова. Понятно?

– Да, – выдохнул Грейт. И безмолвно добавил: «Ты уловил мои ощущения, Уэр?»

«Да», – прошептал голос в его сознании. Присутствие человека, который находился с ним в тесном контакте, действовало успокоительно. Темнота, полная темнота сбивала с толку и вызывала панику. Огромные мускулистые руки сарнки, секретность незримого ареста – все это вызывало чувство неудержимого страха. В который снова мощно, но безмолвно вторглось невозмутимое спокойствие Уэра. «Эта чернота не имеет никакого отношения к моей. Я подозреваю, что она образуется благодаря тому, что свет полностью отражается от твоего тела. Чтобы стать невидимым, ты должен быть невосприимчив к видимому свету, поскольку любой орган, способный видеть, по своей природе задерживает свет. Поборись немного. Ударь по лицу кого-нибудь из стражников».

Грейт вздрогнул. Стражница что-то делала у его ног. Дрожь пробежала по его телу, и на какое-то мгновение он вырвался из мощных рук, с судорожным вздохом разбив их тиски внезапным ударом. Его рука наощупь вытянулась вперед. Затем, со следующим вздохом, похожим на всхлип, он затих под певучий, напряженный голос декалона, отдававший резкую команду.

«Защитные очки, – тихо сказал Уэр. – Трансформаторы, вероятно, работают на ультравидимом свете, что делает возможным зрение при полной невидимости».

От возбуждения Грейту казалось, что их разговор слышит полсотни других человеческих сознаний, полсотни людей во всем этом большом городе, Сарне, столице как человеческого, так и сарнского мира.

«Ты должен остановить их, – сознание Грейта уловило настойчивый шепот. – Уэр, ты должен освободить его. Тайное задержание означает, что они надеются отправить его туда, где Эсир не сможет найти и освободить его». Мысли Деи звучали тревожно. Предводительница человеческих женщин, решительная и готовая бросить вызов вековой власти сарнов, сковывающей разум, пришла в ужас от этого внезапного, почти сверхъестественного появления невидимых стражей – из-за человека, которого она любила.

«Оставайся там, где ты есть, Уэр, – мысленно отчеканил Грейт. – Сейчас они перемещают меня… выводят… нет, выносят меня из моего кабинета. Секунд через тридцать я совершенно потеряюсь; темнота ослепляет меня и сбивает с толку».

Грейт вдруг ощутил под ногами твердую почву. Затем он почувствовал, что его вращают вокруг своей оси четыре мускулистые руки огромной сарнки. Одно мгновение темнота бешено кружилась перед его глазами, затем он неуверенно встал на ноги, не имея ни малейшего представления о том, где он находится, когда сильные руки подтолкнули его вперед.

«Оставайся там, где ты есть. В любом случае я не знаю, где я, но кроме того, я уверен, что это ловушка, чтобы привести тебя туда, где специально приготовленное оружие Матери сможет уничтожить тебя и вместе с тобой нашу надежду на революцию. Я нужен ей только как приманка для тебя. Оставайся на месте!»

В голове Грейта мягко прозвучал легкий смешок Уэра. «Если бы я знал, где ты, друг мой, я бы уже пришел. Но я вскоре узнаю. В свое время Мать увидит, что известно вам – а значит, и мне. Она понимает, что вы можете телепатически общаться со мной. Насколько я знаю, она до сих пор не раскрывала секрет этих плащей-невидимок…»

«Были и другие необъяснимые исчезновения; это первый раз, когда телепатор может передавать сообщения», – вставила Дея.

«Неважно. Это очень вовремя, ибо никакая сила, никакое могущество, никакое оружие и излучение, никакая бомба и ничто другое не сможет сорвать плащ Эсира. Никакая энергия, какой бы огромной она ни была, не может пробить этот щит. Мать на это и не надеется, ведь только сегодня утром в зале суда она испытала на этом плаще все свои изобретения – об одном или двух из них, Грейт, не знает ни один сарн на Земле, кроме самой Матери. Тогда они не сработали, да и не могли бы. Она больше не собирается испытывать его, она только хочет понять, как он устроен».

Непринужденное ликование Уэра передалось Грейту, понемногу успокаивая его.

«Она ни на йоту не преуспеет в этом, Грейт. Нет, она хочет увидеть плащ в действии, увидеть его на ее собственных условиях, в выбранное ею время, в выбранном ею месте. И, клянусь Эсиром и всеми богами Земли, Грейт, мы покажем ей то, что она хочет увидеть. Клянусь всеми богами, от Митры до Тора, мы предоставим ей такую возможность, я буду морозить ее драгоценный дворец там, на Сарнском холме, пока не заболят ее старые кости. До сих пор ни один сарн не страдал от ревматизма, но, клянусь Землей и всеми людьми на ней, этой ночью мы узнаем, на что способна тысяча сарнских костей!»

«Ты останешься там, где ты есть, самодовольный ты болван! – взвыл Грейт в телепатор. – Это ты наша надежда на революцию, не я. Бартел способней меня, хоть и не мастер говорить. Мать Сарна в сотни раз старше тебя; она исследовала пространство, время и все виды энергии с помощью приборов и инструментов, о которых ты понятия не имеешь. Ты для нее ребенок, неразумный болтливый ребенок, Уэр. Оставайся там, где ты есть! Если ты не знаешь ни одного способа изучить или разрушить этот твой щит, это не значит, что его не знает Мать, в распоряжении которой вся десятитысячелетняя наука сарнов».

Заливистый смех Уэра странно прозвучал в телепаторе. «Все научные достижения сарнов давно опубликованы, Грейт. Телепатор, мой друг, работает как педагог, готовый уловить, расширить и выразить каждую мысль как сложившееся мнение, только он обращен внутрь. Так и человеческая наука, Грейт. Под моим домом – когда-то я пытался сделать лабораторию, которую не смогли бы найти сарны, – я обнаружил древнее метро и погребенную под землей лабораторию. Некие люди, которых подвергли преследованию, соорудили ее в свои последние дни, прежде чем взрывы и газовые атаки положили конец их жизни. Целые тонны книг и журналов неуклюже громоздились там как забытое завещание».

Грейт застонал. Кожа на его спине вдруг странно натянулась, как это бывает у телепатов, когда между двумя могущественными умами устанавливается сильная связь. На спине Уэра висел тяжелый рюкзак. Оглушительное шипение блока атомных ламп, переделанных так, чтобы выдерживать нагрузку, в миллион раз превышающую ту, на которую они были рассчитаны, – шипение, которое растворялось в пронзительном беззвучии. Перед глазами Грейта неясно вырисовывалась секретная лаборатория Уэра, обнесенная каменной стеной. Она на мгновение проступила на фоне окутавшей его кромешной тьмы. Затем Уэр нажал кнопку на своем поясе, и она превратилась в темноту, непонятную, непроглядную темноту и холод.

«Уэр, – взмолился Грейт, – я не знаю, где я. Если ты сейчас же не пообещаешь мне, что никуда не пойдешь, по крайней мере до тех пор, пока я не буду владеть хоть сколько-нибудь определенной информацией, я растопчу медальон Матери, и, клянусь богами, ты больше ничего не узнаешь».

«Я буду ждать», – со вздохом ответил Уэр.

«Но потом ты пойдешь, Уэр, правда?» – просительно сказала Дея.

«Это я тоже обещаю, Дея». – Уэр мысленно улыбнулся ей.

«Грейт, я продолжаю», – мысли Дарака из-за большого расстояния прозвучали тихо.

«Очень хорошо, – ответил Грейт. – Бартел!»

«Да».

«И Кэррон, и Оберн, Тарнот, Барлмью, Тодд – все вы продолжаете выполнять свои обязанности без каких-либо изменений. Не давайте понять, что вам известно о моем исчезновении, пока в этом не будет необходимости. Тодд, ты отвечаешь за приемную; ты хорошо поработал, если знал, что меня, невидимого, несут в десяти футах от тебя. Оставляю тебя за главного. Держи девушек подальше от моего кабинета под любым предлогом, пока у меня не сложится какое-то представление о том, что нам делать дальше. Это понятно?»

«Вполне».

«Дея перестала посылать сообщения, – сказал Уэр. – Больше того, она не отвечает, она отключила свой телепатор».

«Мы до сих пор шли – а теперь остановились. – Разум Грейта лихорадочно работал. – Дея, Дея, ответь мне!» В его сознании воцарилась напряженная тишина; было слышно только тихое многоголосое бормотание тысяч умов рядом с ним, занятых своими мыслями.

«Оберн, где ты?» – резко спросил Уэр.

«Дома».

«Прогуляйся по улице; ты живешь в трех шагах от Деи. Грейт, споткнись – чувствуешь пыль под ногами?»

«Да». – Грейт, неловко споткнувшись о гигантскую стражницу-сарнку, поволок ногу по пыльной дорожке, все еще оставаясь невидимым.

«Пыль поднялась, – заметил Оберн. – Дея, ты можешь мне ответить?»

«Да. – В ее мыслях слышались и злость, и испуг. – Мы снова движемся, но – так как они заставили меня крутиться – я не знаю, в каком направлении».

– Перестань волочить ногу, – сдавленным голосом прошептала сарнка на ухо Грейту.

«Уэр, мне все это не нравится». – Мысли Грейта были очень беспокойны.

«Пока ты был один, – с горечью отозвалась Дея, – все было в порядке; теперь, как я понимаю, ты гораздо меньше заботишься о том, чтобы Уэр держался отсюда подальше. Уэр, оставайся там, где находишься. Если это было мудрым решением для Грейта, единственного из нас, кто может расшевелить своих сторонников, то для меня это в сто раз мудрее».

«Думаю, – раздраженно сказал Уэр, – что мне пора заняться устройством, которое сможет определить местоположение телепатора. Это не должно быть особенно сложно, и, если так и дальше пойдет, оно нам понадобится. Я присоединюсь к вам, как только узнаю, где вы находитесь. А пока мне нужно подготовиться. Пожалуйста, прекратите отдавать и брать назад ваши приказы. Вы оба нужны нам; Мать хочет изучить этот механизм, и она не перестанет брать людей в заложники, пока не получит возможность сделать это. Она ничего не сможет выяснить, так что мы предоставим ей эту возможность.

«Боюсь, ты прав, – согласился Грейт. – Уже должно было стемнеть».

«Так и есть. Луна всходит в 1:45, так что у нас еще много времени. Думаю… думаю, будет очень пасмурно», – неожиданно предсказал Уэр. В его голове внезапно пронеслось множество сумбурных мыслей, настолько мимолетных, что остальные не смогли их уловить.

Шум реактивного самолета, шорох идущей мимо толпы, голоса и негромкий смех. Поспешные отступания в сторону, чтобы избежать встречи с невидимыми прохожими, тихий звук шагов по пыльным дорожкам или заросшим травой переулкам. Затем исхоженная более чем сотней поколений людей грубая брусчатка у них под ногами и затихающий гул площади позади.

Неровная булыжная мостовая внезапно сменилась гладким, как стекло, сарнским шоссе. Они миновали низкую старинную стену, отмечавшую границу, где беспрепятственно могли ходить люди. Теперь слышны были только тихие, сонные крики птиц в близлежащих садах, огромных, как парки, и громкий стрекот сверчков и ночных насекомых.

Шаги стражниц-сарнок ускорились, из-за их длинных ног и странной манеры втягивать их при каждом шаге люди еле поспевали за ними. Грейт услышал, как участилось дыхание Деи, когда они почти рысцой поднимались по невысокому склону, ведущему к Сарнскому дворцу.

Затем у него под ногами оказались ступеньки, и сильные руки сарнки подтолкнули его вверх, помогая идти спотыкающимся ногам. Эхо коридоров откликалось на его шаги, и на мгновение он понял, где находится. Их движение перестало быть для него блужданием в неизвестности, и он попытался собраться с мыслями. Направо, несколько поворотов – и они оказались за пределами знакомой ему части огромного Сарнского дворца.

Чья-то рука придержала его; он неподвижно стоял в кромешной тьме. В это мгновение откуда-то раздалось жужжание, затем зашуршали раздвижные двери, он сделал два шага вперед, и створки негромко лязгнули за его спиной. Сердце чуть не выскочило у него из груди, когда они внезапно начали падать вниз в кабине скоростного лифта, в полной темноте, не имея представления о месте, времени и намерениях их похитителей. Грейт застыл и услышал судорожный вздох Деи, когда земля, казалось, ушла у них из-под ног. Затем полу вернулась устойчивость, и только мягкое жужжание гравитационных регуляторов говорило о том, что они продолжают опускаться. Они потеряли счет времени и не знали, с какой скоростью движутся, и все же Грейт был уверен, что они опустились на много тысяч футов; атмосферное давление росло, и ему пришлось сглатывать так много раз, что в конце концов он перестал обращать внимание на этот примитивный метод измерения.

Однако они преодолели уже не меньше пяти тысячи футов… Больше мили! Ни один человек еще не бывал в недрах Сарнского дворца. Лишь однажды людям было позволено побывать там, и то лишь в верхних подземельях, когда Драннел и его люди по приказу Матери получили какое-то слабое оружие. Оружие для победы над Грейтом и Уэром.

«Больше мили – мы снижаем скорость, Уэр. Воздух спертый; должно быть, это почти в двух милях под землей. Даже воздух в моих легких кажется более плотным. Если нас снова не поднимут наверх…»

«Я спущусь к вам, – спокойно ответил разум Уэра. – Вам хорошо меня слышно?»

«Прекрасно», – подтвердил Грейт.

«Есть две вещи, в которых я хотел удостовериться. Антигравитационные устройства лифта не мешают приему сигнала. Две мили твердой породы не являются для него препятствием. Частоты мыслительных волн ниже, чем у всех известных излучений, сильнее всех прочих. Плащ Эсира довершит остальное».

«Мы идем по широкому коридору с каменными полом и стенами и с низким потолком. Здесь есть колонны, – сказала Дея. – Впереди я слышу голоса сарнов».

Они остановились, и эхо их шагов, странное «дзынь-дзынь-дзынь», отраженное рядами колонн, медленно затихая, исчезло в неизвестной, невидимой дали.

– Мать Сарна! Декалон Топлар докладывает, что прибыла со своим десятком и двумя людьми, за которыми ее послали, – раздался переливчатый голос декалона.

– Сними плащ Матери, декалон. Положи все плащи и маски в этот футляр.

Гигантская сарнка сдернула с Грейта странно шелестящий плащ, и его внезапно ослепил поток невыносимо яркого света. Постепенно его глаза привыкли; свет был не более ярким, чем мог распространить десяток огромных атомных ламп, подвешенных к высокому сводчатому потолку. Черная сверкающая гранитная плита была с двух сторон украшена двумя двадцатифутовыми золотыми дисками. Первый из них изображал Землю, второй – Забытую планету. Из скрытой в высоком куполе атомной лампы два прожектора отбрасывали ослепительные лучи на золотые диски. На Земной – луч яркого желто-белого света; на другой – тусклый холодный голубой луч.

Мать восседала на троне, ее окружали восемь Матерей Городов и два десятка великанш-стражниц. Еще одиннадцать, и вместе с ними Дея, в этот момент появлялись по частям прямо из воздуха, в то время как сарнка в защитных очках бережно упаковывала что-то невидимое в футляр из твердой древесины с серебристыми застежками, который стоял на длинном столе. Декалон рядом с ней аккуратно заправляла невидимые складки в углы, забирала защитные очки и батарейки у стражниц и, скрепляя крошечными булавками, возвращала их на место.

– По закону ни одно лицо, будь то человек или сарн, не может быть обвинен дважды в одном и том же, – сказал Грейт. – Вчера в зале суда меня судили и оправдали. По закону ни одно лицо, будь то человек или сарн, не может быть привлечено к суду без возможности защищаться, за исключением случаев, когда оно отказывается от этого права. Ни я, ни эта женщина, Дея, ни совершили никакого преступления против какого-либо лица, человека или сарна. И, поскольку это наше право, мы просим нашего обвинителя предстать перед нами и объяснить нам причину нашего ареста.

Узкие глаза Матери медленно закрылись и лениво открылись вновь. Ее могучее тело было так же неподвижно, как плита в этом зале; Матери Городов тоже не двигались и, казалось, даже не дышали.

Мать заговорила на певучем языке сарнов:

– Данный вам закон – Закон Матери. я обещала соблюдать его, за исключением чрезвычайных ситуаций. Сейчас как раз такая, Грейт. Вы, эта женщина и, возможно, кто-то еще готовили заговор против сарнов и Матери Сарна. Это – обвинение; я – обвинитель. Что вы имеете ответить?

– Если некто предстает перед Судом Матери и своим обвинителем, у него есть двадцать четыре часа, чтобы обдумать свой ответ. Обвинение должно быть достаточно обоснованным, чтобы Мать сочла его достойным ответа, и достаточно полным, чтобы обвиняемый знал, почему ему предъявлено это обвинение. Мать является обвинителем, но я должен спросить – согласно закону – на каких фактах основано это обвинение?

Глаза Матери блеснули. Едва заметная улыбка тронула ее тонкие губы, когда она посмотрела в проницательные серые глаза Грейта. Сарны гордились тем, что ни разу за те тысячелетия, что люди были в рабстве, с ними никто не обращался жестоко или намеренно несправедливо. Там, где закон сарнов подходил людям, для обеих рас действовали одни и те же правила; там, где законы не могли одинаково применяться к тем и другим – что естественно для двух рас, – действовала справедливость.

Сарны были справедливы; ни один человек не мог бы утверждать обратное. За прожитые ею тысячелетия Мать Сарнов видела сто двадцать поколений людей, и в некотором роде ее бессмертие одинаково отдаляло ее и от них, и от сарнов. А потому ей, знавшей человечество в его лучшие годы, было легче оценить ум и силу, таившиеся в упрямом лице Грейта, и, зная цену человечеству, предвидеть упорство, с каким он будет бороться, используя любой закон или его темные места, чтобы вернуть свободу Дее. И она оценила быстроту, с которой Грейт снова вынудил ее занять оборонительную позицию. Ее доводы были правдивы и надежны, но основывались на тысяче мелочей, имевших или не имевших места в реальности. Тонкие, психологически верные наблюдения – и почти никаких достоверных фактов. Из тех немногих, которыми она владела, три исключались, поскольку они уже были рассмотрены на более раннем судебном процессе, в результате которого Грейт был освобожден.

Сейчас у нее не было времени спорить с человеком, обладавшим, как ей было известно, таким же острым умом, как и ее Матери Городов. Были и другие, более важные дела, о чем этот человек хорошо знал. И ему так же хорошо, как и ей, было известно, что ее обвинение нельзя изложить и в десяти предложениях. А также то, что это было совершенно справедливое, хотя и недоказуемое обвинение.

– Несмотря на исключительность этого случая, Грейт, – мягко сказала Мать, – я дам вам двадцать четыре часа, которые вы требуете. И вашей спутнице, Дее. Декалон, пусть этих двоих отведут в пятнадцатую камеру в Доме скал.

Декалон со своим отрядом двинулись к ним. Грейт повернулся к Дее и слегка улыбнулся ей, когда десятеро окружили их. Стражницы повели их обратно к огромному, уходящему в невидимую даль коридору с колоннами, освещенному угасающими атомными лампами.

«Дом скал. Значит, это и есть пресловутая сарнская тюрьма. Уэр… Уэр…» – мысленно позвал Грайт.

«Я иду, Грейт. Я буду у вас через час. Вам не нужно постоянно связываться со мной, я установил с вами контакт и могу следить за вашими обычными мыслями. Небо, как я и говорил, затягивают тучи, ночь будет очень темной».

«Мы не смогли бы обойтись без его помощи», – вздохнула Дея.

«Не думаю, что мы бы справились».

Грейт слабо рассмеялся.

Грейт беспокойно расхаживал по камере. Декалон и ее отряд скрылись в туннеле, по которому они пришли сюда. С ними остался лишь старый сарн огромного роста, который выполнял функции надзирателя, ключника и стража. Он установил тумблеры на стальной двери и вышел, мягко шаркая подушечками пальцев.

Грейт остановился посреди комнаты, высоко подняв голову и задумавшись. На лбу у него залегли глубокие морщины. Дея неподвижно сидела в своем кресле, взгляд ее темно-синих глаз затуманился от внезапной мысли. Она медленно поднялась, прекрасная наследница народа, забытого пять тысяч лет назад, дочь викингов, с золотистым загаром от южного солнца этой полосы, но златовласая и голубоглазая, высокая и сильная.

Постепенно ее взгляд прояснился, и в глазах Грейта блеснуло понимание.

– Где-то рядом сарны. По меньшей мере дюжина. И если эти сарны – здешние пленники, то в лабораториях Матери не осталось талантливых ученых, – тихо сказала она.