Что мы пожираем

«Уничтожь эти цветы, – взмолилась я своему грехотворцу, – и прими в жертву первое воспоминание Крика о том, как Карлоу принесла себя в жертву».

Мой грехотворец заскулил, и мою голову пронзила острая боль. Этого не хватало.

«Уничтожь то, что сможешь. Смертные части цветов».

Я крепко зажмурилась. Меня окутало тепло, похожее на весенний солнечный свет, струящийся сквозь листья, и влажный запах перевернутой земли, и мой грехотворец пронесся над Криком. Крик ахнул. Раздался звон, стекло ударилось о дерево, ящик захлопнулся. Я открыла глаза, и мой грехотворец залился трелью, как будто ждал меня. Цветы заколыхались, и их лепестки осыпались. Мои ноги подкосились, и я упала на пол. Крик поднял меня и усадил на свой табурет.

– А вот это любопытно, – сказал он.

От цветов остались только вены, красные и тонкие, вертикально стоящие в форме растения, которое они когда-то переплетали.

Бэзил подошел ко мне.

– Они все еще связаны с твоими венами?

– В самом деле, – сказал Крик, – есть ли разница между прожилками листа и венами под моей кожей?

– Оооо, есть и большая, – Карлоу наклонилась над странными остатками моей магии и коснулась вен. – Похоже, лепестки все еще есть, хотя я их не вижу. Как ты сформулировала контракт?

– Я заставила его уничтожить только смертные части, – сказала я. – А это, должно быть, бессмертные. Чтобы уничтожить их, принесенной жертвы не хватало.

– Вот оно как? – спросила она. Я кивнула, и она вздохнула. – Я знала, что мы с Криком не полностью смертны, но если грехотворец не может уничтожить то, что мы сотворили из наших тел, возможно, Дверь не сможет тоже.

– Но один из вас должен будет отдать мне бо́льшую жертву, – сказала я. – Я никогда не уничтожала ничего бессмертного.

Карлоу указала на свой нож в моих руках.

– Убей меня. Я все равно оживу, и это должно требовать жертвы большей, чем воспоминания Крика.

– Нет, – я уронила ее нож. – Я никогда никого не убивала. А что, если, чтобы воскреснуть, тебе понадобятся годы?

– Тогда я приду в себя более спокойной, чем была, – сказал Карлоу. – Твой грехотворец подчинится, если ты точно скажешь, сколько нужно уничтожить, чтобы я оставалось мертвой максимум несколько дней?

Мой грехотворец замурлыкал.

– Да, – дрожащим голосом сказала я.

– Если уничтожить половину лепестка, она должна прийти в себя завтра, – сказал Крик и протянул мне нож. – Это не убийство. Это жертва.

– Одно другому не мешает, – сказала я.

У меня на душе заскребли кошки. Даже если бы Карлоу и Крик смогли возродиться, исход у этой линии исследований только один – чтобы уничтожить Дверь, многим осененным пришлось бы умереть.

– Сегодня – мешает, – Карлоу позволила Крику поднять ее и усадить на стол передо мной. Она раскрыла пальто. Знак на ее груди сочился ярко-синими чернилами.

– Ты знаешь, как сформулировать контракт?

– Прими в жертву жизнь Франциски Карлоу, – сказала я, – и уничтожь половину лепестка розы.

Бэзил поднял руку.

– Это очень простой контракт, – сказал он, наморщив нос. – Может не сработать.

– Он поймет, что я имею в виду, – я почувствовала, как рука, в которой я сжимала нож, взмокла от пота. – Мне пришлось быстро научиться работать с ними. Когда я начинала, я едва умела говорить. Он поймет.

Мой грехотворец, от которого всегда исходили волны острой боли или низкий рык, тихо загудел.

– Это неважно, – Карлоу ткнула себя в грудь, прямо над сердцем, и нащупала щель между ребрами. – Когда мы сможем найти способ уничтожить что-то бессмертное, у нас будет шанс уничтожить и заменить Дверь. Представь себе, что лепесток – это Дверь. И не беспокойся из-за того, что тебе приходится меня убивать. Важно только то, что мы сможем найти новые способы воздействия на Дверь. Уничтожить ее. Запереть. Все, что угодно.

– Большинство людей мечтают об этом, – сказал Крик, – так что наслаждайся.

«Возьми в жертву жизнь Карлоу, – взмолилась я своему грехотворцу, – и уничтожь половину этого лепестка, включая бессмертные части».

Я воткнула нож между ребер Карлоу, и через несколько мгновений она замертво упала на стол.

Крик поднял руку. Бэзил проверил лепесток.

– Полностью уничтожен, – сказал он, двигая пальцами в том месте, где должен быть лепесток.

Крик закрыл глаза Карлоу.

– Многообещающе.

Глава восьмая

Я стояла над раковиной. Меня рвало. Бэзил держал мои волосы и протирал мои руки влажной тряпкой, смывая с кожи кровь Карлоу. Из-за знаков никто их них не мог запереть что-то бессмертное или уничтожить – это было слишком похоже на запирание или уничтожение творцев. Суверен никогда бы не допустила подобных экспериментов. Но я связана не была и могла заключать любые контракты, какие хотела. Мы повторяли подобные контракты до конца дня и узнали, что для уничтожения чего-то бессмертного лучше всего подходят физические жертвы.

В этом был смысл. Чтобы оставаться закрытой, Двери нужны были физические жертвы. С чего бы для уничтожения творений единственных оставшихся в мире бессмертных существ, творцев, не нужно было то же самое?

– Как бы мы ни поступили с Дверью, она потребует крови, – сказал Бэзил, переводя взгляд с трупа Карлоу на алое небо за окном.

– Почему именно крови?

– Потому что если Дверь откроют, крови уже не будет, – сказал Крик. Его тело было испещрено дырами, оставленными моим грехотворцем. – Карлоу пришлось умереть, чтобы ты смогла справиться хотя бы с этим. А представь, что потребуется, чтобы разрушить Дверь?

– Представь, что потребуется, чтобы создать Дверь, которая не будет требовать жертвоприношений, – возразил Бэзил.

– Можно, я подумаю об этом завтра? – спросила я. Каждый раз замечая боковым зрением неподвижное и безмолвное тело Карлоу, я вздрагивала. Мои творцы были вымотаны от объема работы. После всех выполненных контрактов у меня болела голова. – Сомневаюсь, что чего-нибудь когда-нибудь будет хватать, чтобы это сделать.

– Даже если жертвы принесем не только мы. – Бэзил выставил меня за дверь. – Отдохни. Продолжим завтра.

Я вернулась в свою комнату, но была слишком уставшей, чтобы заснуть. Беспокойная энергия струилась по моим рукам и ногам.

Я так и не услышала, как Карлоу вернулась к жизни. Вот до чего доводила нас Цинлира, вот до чего она довела мою мать и других жителей Болот. Она заставляла нас работать до седьмого пота, пока наши тела не падали от изнеможения, а мы не могли вспомнить, когда в последний раз были в постели. Она говорила нам, что если мы будем работать с достаточным усердием, то сможем разбогатеть.

Не сможем.

Пэры будут заставлять нас работать до самой смерти, будут богатеть за счет нашего труда, а затем передадут все заработанные нами деньги своим наследникам. Так поступили с моей матерью. Так поступал с Карлоу наследник. Так поступала со всеми нами суверен. Неважно, чего было слишком много – работы или принесенных жертв – люди были слишком измотаны, и переутомление не давало им сопротивляться положению дел.

Кто-то трижды постучал в мою дверь, и я заколебалась. Дверь может попытаться меня соблазнить, чтобы я ее открыла.

– Лорена? – раздался голос наследника.

Он был бы ужасной приманкой.

Я открыла дверь.

– Ваше величество?

– Боюсь, я не уделял тебе внимания, но последние несколько дней моя мать требовала моего присутствия, – сказал он, входя в комнату. – В следующий раз, прежде чем открывать дверь, убедись, что это я. Задай мне вопрос, ответ на который могу знать только я.

– Это было бы излишне, но если вы настаиваете.

– Настаиваю, – он поставил на мой стол маленькую стеклянную миску с красной грязью и сложил руки за спиной. Это была та самая чаша, что мне показала Карлоу, но после наших опытов она не считала, что я была готова приступить к работе с ней. – Бэзил рассказал мне о ваших сегодняшних экспериментах. Предлагаю тебе провести еще один – если ты считаешь, что сможешь его провести. Можешь уничтожить вот это?

В миске была очень однородная субстанция, все крошечные гранулы были одной формы и цвета. Я наклонила миску, и грязь, как вода, пролилась через край.

– Что это? – спросила я – и тут же почувствовала, как на моем языке появился маслянистый, горький вкус. Я не была готова экспериментировать, но хотела знать, что это. – Это не грязь.

– Ты знаешь, почему кровь красная? – спросил наследник.

– Из-за железа, – чтобы создавать или уничтожать кровь с помощью моих творцев, я должна знать, из чего все состоит. Благодаря своему ремеслу могильщицы я хорошо знала строение тела смертных. – Грязь не может быть такой идеальной консистенции из-за железа.

– Да, но, насколько я могу судить, это не совсем грязь, – сказал он. – Это часть Двери или, по крайней мере, ее физического воплощения. Нам потребовалось два года, чтобы понять, как забрать ее из пещеры, в которой находится Дверь.

– Что? – я отдернула руку. – Что вы имеете в виду под физическим воплощением? Дверь это дверь.

– Не всегда, – он поднял одно плечо и медленно опустил его. – Мы знаем, что это не настоящая грязь, но что это на самом деле, понять не можем. Понимание ускользает от нас, как ускользает настоящая форма Двери. Ты сможешь это уничтожить?

Он посмотрел на меня поверх очков. Я проследила за его взглядом до маленького пятнышка над моим плечом. Он кивнул на пустое место.

– Твой грехотворец… – он взмахнул ладонью. – Наклонился?

– Он устал, – сказала я.

– Если ты настаиваешь. Так ты сможешь это сделать?

То есть это вызов. Сможет ли двуосененная, которая угрожала ему в Лощине, вернуть свою уверенность?

– Конечно, я могу попытаться, но у меня есть вопросы. К ней можно прикасаться? – спросила я.

Когда он кивнул, я смахнула грязь обратно в миску. Гранулы издали звук, похожий на звон разбитого стекла. Несколько из них прилипли к моей коже. На ощупь они были влажными и маслянистыми. Я соскребла их в миску и понюхала руку. От нее ничем не пахло.

– Вы пробовали ее на вкус?

– У нее нет вкуса, – сказал он. – Ее пробовали несколько людей – и несколько осененных, включая меня. Похоже, точно воспринимать это вещество можно только через осязание.

Я вытерла пальцы о рукав рубашки. По ощущениям я как будто натерла пальцы салом.

– И скольким вы ее скормили, прежде чем пробовать ее самому? – спросила я.

– Я наследник престола Цинлиры. Я представляю слишком большую ценность, чтобы просто так взять и попробовать нечто подобное. Но да, в прошлом году я ел ее лично, – он склонил голову. Волосы упали ему на лицо, но ему не удалось скрыть улыбку. – Ты ведь это понимаешь, не так ли?

Потому что все жизни могут быть сведены к ценности. Пэры никогда не понимали всей тонкости этого высказывания.

Я стиснула зубы, и он посмотрел на меня.

Он вдохнул, выдохнул, снял очки и вытер их о рубашку.

– Это тебя расстроило?

– Да.

Разочарование в его вздохе было ощутимым, и я ясно вспомнила, как когда-то он сказал: «Ты должна меня понять».

Если я должна быть здесь, помочь Уиллу и остановить жертвоприношения, этот парень – мой шанс это сделать.

– Я понимаю почему, – я коснулась его руки. Я не позволила своему большому пальцу скользнуть чуть-чуть влево под его рукав. Я не обвила пальцами его запястье. Он замер. – Но это не значит, что я с этим согласна.

Прикосновения приносили ему такой же дискомфорт, как и мне. Он носил одежду, как доспехи, рукава всегда были плотно застегнуты на запястьях, а на шее завязан галстук. Я любила прикосновения – чувствовать их и касаться кого-то, – но очень часто от меня ждали, что после них будет что-то еще, и не знали, как остановиться, когда я прекращала контакт. Я использовала свое ремесло как щит: никто не хотел прикасаться к девушке, которая прикасалась к смерти. Это спасло меня от чужих ожиданий. Щитом наследника были страх и отлично сшитые костюмы.

Наследник сжал челюсти. Я убрала руку.

– А как бы ты поступила? – спросил он.

Не приближалась бы к тем, кто согласился бы на это, если бы им предложили достаточно денег. Это было слишком легко и влекло за собой много опасных вариантов развития событий.

Но отвечая ему, я солгала.

– Не знаю, – ответила я, пожав плечами.

– Ненавижу незнание, – пробормотал он. Наследник расстегнул пальто и сел за мой стол. – Я еще не говорил матери, что ты здесь. Я не знаю, как она отреагирует на нашу сделку о Уиллоуби Чейзе. Ты понимаешь, что если его не принесут в жертву, потребуется кто-то другой? Твоя совесть позволит занять его место кому-то другому?

Уилл протянул мне руку помощи, когда больше никто не стал этого делать. А теперь я наконец-то могла помочь ему.

– Моя совесть не может позволить умереть невинному человеку, – сказала я, прислонившись к стулу. – Это она решает, кто будет принесен в жертву?

Он кивнул.

– Несмотря на то что сейчас жертвоприношения делаются раз в месяц, она обсуждает это с судом. А если суд предаст ее, она будет принимать такие решения самостоятельно. Можно сказать, ей не нужно, чтобы они делали то, что она хочет. Но всем легче, когда она соглашается с мнением суда. Они могут убить ее, но тогда она убьет их – и все погибнут. Она может убить их, но тогда они убьют ее – и все погибнут. На данный момент между ними заключено шаткое перемирие, и все более-менее спокойно.

Для них. Большая часть Цинлиры не знала, что такое покой – из-за воюющих за земли пэров и опасностей, с которыми простому народу приходилось сталкиваться на работе.

– Если она принесет его в жертву, это нарушит наш контракт, – сказала я. – Как она воспримет смерть единственного из оставшихся в живых детей?

– Гораздо легче, чем ты думаешь, – он взглянул на меня, серые глаза бледнели на фоне темных теней под глазами, и поправил очки. – Как умер твой отец?

– В инциденте на шахтах.

У него оторвало руки, а в шахте не было благоосененного целителя – хотя должен был быть.

– Давайте покончим с этим, – сказала я. – Мне нужна жертва.

Наследник тихо рассмеялся. Он протянул руку, закатал рукав, пока сухожилия его предплечья не напряглись под моими пальцами, и предложил мне иглу. Я постучала по сгибу его локтя, пока под моими пальцами не налилась вена, и проколола его кожу. Он даже не поморщился.

«Прими в жертву его боль и кровь, но возьми мало, чтобы он не погиб, – взмолилась я своему грехотворцу, – и уничтожь эту часть Двери».

Если я что-то знала, это знали и мои творцы. Они были как какая-то отдаленная часть меня, доступ к которой я могла получить только тогда, когда платила за это. Я никогда не ограничивала своих творцев – я редко использовала их так, чтобы они могли кого-то убить, – но это была часть Двери, она была творением Грешных. Никто не знал, сколько крови понадобится, чтобы ее уничтожить.

Кровь, капавшая с руки наследника, дернулась и исчезла, как будто ее слизнул с его кожи чей-то маленький язычок. Из чаши повалил черный дым, и мой нос обжег запах обугленных волос. Мы с наследником склонились над чашей.

Три маленькие гранулы рассыпались и растворились в дыму. С горла наследника сорвался тихий гортанный звук. Мой грехотворец залился трелью.

Это не звук, а скорее ощущение, звенящее у меня в голове, как свистки, которые могли слышать только собаки. Я знала, что звук действительно есть, хоть и не могла его услышать.

– Подождите, – сказала я. – Что-то не так.

Три другие гранулы закрутились, что-то под ними пошло рябью. Каждая из гранул согнулась посередине и разделилась. В миске появились три новые гранулы.

Наследник хмыкнул.

– Только три. Любопытно.

– Вам не удастся меня искусить, – я стиснула зубы и перевела дыхание. У меня получилось, но я слишком устала, чтобы отвечать на его выпады. – У вас было то же самое?

– Каждый раз, – сказал он. – Дверь – не дверь, хотя на вид она похожа на дверь. Эта грязь, которая ее окружает, на самом деле не грязь. Область вокруг Двери также является частью Двери, но мы не до конца понимаем, где заканчивается эта граница. Мы с Карлоу считаем, что она расширяется.

– Кто с вами не согласен? – спросила я.

– Моя мать, – он сглотнул. – Расширение, по сравнению с почти экспоненциальным увеличением количества необходимых жертв, незначительно.

– Если бы мы знали механизм, который используется для восстановления, мы могли бы уничтожить его, а затем уничтожить Дверь, – сказала я. – Вы пытались это сделать?

– Конечно, – сказал наследник. – Мы даже попытались ее воссоздать, чтобы получить о ней некоторое представление.

– Вы не можете создавать. Кто же пытался это сделать?

– Мне прекрасно известно, что я могу только разрушать, – сказал он, отрывисто произнося слова и оскалив зубы. Они были не такими острыми, как о них ходили слухи. – Воссоздать ее попыталась Карлоу. Она воскресла только через месяц после нашей попытки.

Мой день был заполнен движениями Карлоу – она постукивала пальцами по столу, бросала в голову Крику скомканные листки бумаги, дергала себя за спутанные волосы, когда читала, – а затем неожиданно застыла, умерев у меня на руках.

– Моя мать узнала, что мы сделали, и предупредила суд и совет. Нам запретили повторять наши попытки. Суд пэров и народный совет часто расходятся во мнениях, но в одном они солидарны: мы не должны делать с Дверью ничего, что может повлечь за собой ее открытие, или разрушить ее, – он усмехнулся, и мой благотворец вздрогнул. – Оставь грязь у себя. Не делай ничего, что могло бы причинить тебе вред, но узнай, что ты можешь с ней сделать.

Я кивнула.

– Так вот какая у меня задача. Грязь.

– Грязь, – сказал он и поднялся с моего стула. Юноша остановился на пороге. – Я слышал, что завтра Уиллоуби Чейз приедет в город, чтобы начать подготовку к защите на суде. Он будет находиться под домашним арестом. Ты можешь его навещать. За тобой будут следить. Можешь сообщить ему, что мы будем следить и за ним. Не думай, что сможешь сбежать от моих стражников или избежать выполнения условий нашего контракта.

– У меня и в мыслях не было, – сказала я. – Вы расскажете мне, почему я должна удостовериться, что тот, кто стучится в мою дверь, – именно тот, за кого себя выдает?

Он покачал головой.

– Нет. Ты умная девочка. Ты все поймешь.

То есть он хотел посмотреть, как я именно я это пойму. Ведет себя так, как ведут все пэры – играет со мной в какие-то игры.

Я заперла дверь. Когда его шаги затихли в коридоре, я забралась в постель. В дверь постучали один раз. Я не ответила.

– Умная девочка, – послышалось мне, но когда я все-таки открыла дверь, в коридоре никого не было.

Глава девятая

Я покинула королевские владения на рассвете. Стражники уже патрулировали сады и здания, а Хана Уорт провожала меня взглядом с порога здания, побывать в котором мне еще не довелось. Она стояла, скрестив на груди забинтованные руки и расчесывая старые раны. Рука в зеленой перчатке целителя затянула ее обратно в комнату.

Было совершенно нормально – слишком нормально для такого места, как это, – видеть, как стражница наследника краснеет и исчезает в комнате целителя, как будто это место было такой же частью реального мира, как Лощина.

Я подняла воротник пальто Джулиана, наполовину скрыв свое лицо. Ястворец, в районе Колеса-везут-нас-к-богатствам, где новоиспеченные богачи терлись локтями с теми, кто надеялся разбогатеть, был огромной гостиницей. Прежде я тут не бывала. У Уилла Чейза была квартира на одном из верхних этажей, и он всегда останавливался там, когда приезжал в Устье. Колеса были самым модным из торговых районов, и здесь было полно людей из всех слоев общества, надеющихся, что они кажутся достаточно могущественными, чтобы получить то, что хотят. Никто на меня даже и не взглянул.

Я – неброская. Неинтересная. Невидимая.

Если бы я попыталась сунуться сюда в детстве, со мной бы непременно кто-то заговорил. На улице было слишком много стражников; они внимательно наблюдали за каждым прохожим. Люди ходили мимо них, как будто были декорациями. Один из стражников гнал жителей Болот по аллее, туда, где они бы не оскорбили взоры иногородних богатых купцов или не попались бы на глаза кому-то из разгуливающих по району пэров. Никто не обращал на это никакого внимания.

Городская стража состояла из солдат армии дома, управляющего городом. В Устье это были солдаты Уирслейнов, одетые в черные, с красной строчкой, мундиры. Болота были слишком маленьким и незначительным городом, и не могли позволить содержание стражи, даже несмотря на то что недавно на город были совершены набеги. Пока стражники не начинали задерживать советников и пэров, никто не придавал значения тому, что они грубо обращались с простыми людьми. Но от новеньких блестящих винтовок, висящих на спинах у солдат, у меня по коже побежали мурашки. Такое оружие было почти у каждого из них.

Чтобы добраться до Ястворца, мне понадобилось почти два часа, но я не стала сразу заходить внутрь. Перед большими парадными дверями остановилась карета, и из нее вышел мужчина. Он остановился на ступеньках кареты, помогая спуститься двум малышам, и семья без колебаний двинулась к дверям Ястворца. Двое слуг открыли для них двери.

В Устье людей оценивали по их обуви. И даже у этих детей обувь стоила больше, чем моя мать заработала за всю свою жизнь. С моей стороны, было несправедливо злиться на эту семью. Они казались очень милыми. Но было несправедливо, что деньги открывали те двери, к которым большинство жителей Цинлиры даже не могло приблизиться.

Уилл был так же богат, как этот человек, может быть, даже богаче, но все равно носил свои старые сапоги. Он не издевался над Джулианом из-за того, что мы состояли в отношениях. И за последние десятилетия он потратил на Лощину больше денег, чем пэр, который владел этими землями.

Я не могла позволить судьбе разрушить семью, которую я так долго искала.

Я покачала головой, вздохнула и направилась к Ястворцу. Для меня двери никто не открыл, и я потянула за ручку одной из них. Когда я уже хотела проскользнуть в здание, кто-то схватил меня за запястье.

– Лора? – прошептал знакомый голос.

Я резко обернулась. Джулиан стоял на краю тротуара, глядя в переулок, из которого я вышла, и ткнул меня в плечо. Я улыбнулась.

– С тобой все в порядке, – сказал он, обнимая меня. Я прижалась носом к его щеке, а он уткнулся мне в шею. – Я так сержусь на тебя.

– Что? – спросила я и попыталась отстраниться, но он сжал меня крепче и потащил к лифту, который охраняли два стражника Уирслейнов.

– Я понимаю, почему ты ничего не сказала и все такое, – пробормотал он, уткнувшись мне в волосы, – но когда ты заключила эту сделку и сбежала… Я не это имел в виду, когда просил тебя помочь, и ты это знаешь.

Я подавила свою неуверенность и откинула волосы с его лица. Я смогу справиться с гневом.

– Жители расстроились?

– Кто-то – да, но большая часть горожан заявила, что они могут переехать в другой город, – Джулиан не отпустил меня, и мы, спотыкаясь, вошли в комнаты Чейза. – Мак, она нашла нас!

Мак Саркло быстро вышел в прихожую. Полноватый и спокойный, он был настолько же серьезен, насколько Джулиан уверен в себе. Увидев меня, он улыбнулся так широко, что я чуть не заплакала. Он выхватил меня из рук Джулиана и расцеловал в щеки. Мы чуть разомкнули объятья и упали на мягкую скамью. Джул и Мак расположились по бокам от меня.

Здесь было не так много места, но уютнее, чем в маленькой комнатке, в которой я жила в Лощине.

– Приехали только мы. Отец разговаривает с друзьями, но он скоро придет. Он не знает, как тебя отблагодарить, – сказал Джулиан. – О чем ты только думала?

– Наследник все равно забрал бы меня, – я пожала плечами. – Я решила попробовать что-то из этого выиграть. Если бы вместо этого я попыталась начать драку, Лощину, скорее всего, сравняли бы с землей.

– У нас определенно были бы проблемы, – пробормотал Мак. – Айви пришла в ярость.

Я поморщилась.

Мак сжал мою руку.

– Не из-за тебя, – быстро сказал он. – Она разозлилась на Уилла. По-видимому, в последнее время в отношении нескольких советников проводилось расследование. Но у Уилла было железное алиби.

Я расслабилась и положила голову ему на плечо.

– Спасибо.

– Мы прожили бок о бок почти десять лет, – вздохнул Мак, перекидывая через плечо заплетенные в косички волосы. Раздался тихий звон стеклянных бусин и золотых колец, и я улыбнулась. Он заплетал свои черные кудри с самого нашего знакомства. – Так ты двуосененная?

– Поэтому я и ушла из Устья, – сказала я. – Лгать вам было просто невыносимо.

– Сделанного не воротишь. – Джулиан повернулся и положил ноги на нас с Маком. Когда я фыркнула, его бровь взлетела вверх. – Как еще я могу быть уверен, что ты снова не сбежишь?

Он сказал это легко, но его пальцы переплелись с моими. Он прижал наши руки к своей груди.