Иоланта – Принцесса Марса

Все командиры расселись вкруг стола. Молодой партизан, – Дмитрий выполнявший работу ординарца, разлил горилку по кружкам. – «Ну, давайте за знакомство и для сугрева летунов, чтоб не разболелись»! – поднял, свой первый тост атаман. Все выпили, – загремели кружки, застучали ложки. Мерцающий свет керосиновой лампы украсил нашу кампанию светотенями, превратив лётчиков и партизанских командиров в пиратский табор. Выпили и по третьей, под весёлые тосты атамана и начался, наконец, неспешный разговор – чем-то напоминающий допрос с пристрастием. Сергей под столом наступил мне на ногу, давая понять, что он будет отвечать на первые вопросы (друг друга мы понимали с полуслова), вероятно он придумал нашу «легенду». – «Откуда вы прилетели „ваше благородие“, и чего хорошего принесли нам на своих краснозвёздных крыльях» – сурово спросил атаман, задумчиво вперив тяжёлый взгляд. Сергей, аккуратно обтёр свой рот чистым платком, и откашлявшись начал свой странный рассказ. Я ошарашенно молчал, нахмурив лоб, и тупо разглядывал керамическую кружку. – «Его превосходительство, генерал-полковник царской службы – господин Туркулов, направил нас на разведку и установления связи с повстанческим движением, которое назревает в большевистской России. Мы полагаем, что спонтанные разрозненные крестьянские восстания против власти Советов, неизбежно перерастут в народно-освободительное движение по всей России и ближнего зарубежья» – важно, и с расстановкой декламировал Сергей.

Что он несёт, лихорадочно думал я, какой ещё генерал Туркул, что за нелепую игру затеял мой старшина? Это же разговоры «врагов народа»? За такие разговоры, в лучшем случае положена статья – 58, с литером Т (троцкистско-зиновьевский блок) и 15 лет лагерей на Колыме (без права выезда). Внезапно меня обожгла страшная мысль – Сергей враг народа! Мои щёки запылали, как во время боя. Эта страшная мысль не укладывалась в моей голове: – «Сергей, замаскированный враг народа»! Мои лихорадочные мысли прервал атаман: – «Так понятно, а документ по полной форме у вас имеется»? – тихо спросил он. Тишина в землянке воцарилась звенящая. Сергей ухмыльнулся и тут же, не задумываясь, ответил: – «А как же – имеется – вот наш документ»! Сергей медленно встал, снял с гвоздя свой лётный планшет и положил на стол полётной картой вверх, перед атаманом, левой рукой отодвинув миску с капустой. – «Наши карты и есть этот документ»! – сказал, как обрезал. Атаман уставился на подробную полётную карту района, обозначенную кодовыми значками и маршрутами наших полётов. Атаман хитро прищурился, хмыкнул и передал планшет своему соседу по столу. – «Ну-ка Петрович, посмотри что нам, – это ведь по твоей части»? Сергей между тем продолжил свою странную речь: – «Главное в нашей миссии – это разведка – боем, точнее, боестолкновение с действующими частями противника, и испытание нашего нового секретного оружия победы – „Летающего Танка“, на котором мы и прилетели».

– «Но главная наша задача, – установление связи с повстанческим движением, то есть с вашей армией, которая расквартирована в данном районе – в тамбовских лесах! Я ясно говорю, всем понятно. Далее следует задача – наладить воздушный мост с зарубежьем, с белой армией генерала Туркула. Мы и есть эти первые представители штаба Белого Движения, уполномоченные вести переговоры и оказывать помощь огнём и мечем! Знаем как вам здесь трудно, невыносимо трудно, оружие приходится доставать с боем»! – В голосе Сергея появились командные нотки. Он исходил красноречием, как замполит на полит-учении. Но, что он придумал? Какие переговоры, да и с кем, с какой-то бандой дезертиров или разбойников с большой дороги. А может он просто струсил? Что-то на него не похоже. – «Генерал Туркулов, он же в Харбине»? – неожиданно прервал речь Сергея худощавый партизан с изящными тонкими чертами лица, которому атаман передал карту полётов. – «Помолчи Петрович, это не культурно перебивать гостя, пусть говорит» – довольно резко остановил его атаман. – «Генерал Туркулов сейчас во Франции, в Париже и не просто там отсиживается. Там собрался весь цвет белого движения – почти 2 миллиона человек (с женщинами конечно)», слегка смутившись, ответил на вопрос партизана Сергей. После этих слов, казалось чёрные тучи, нависшие над нами, – вдруг разрядились невидимой молнией, и напряжённые лица мужиков как по команде размякли и заулыбались. Развеселился и сам атаман, его плечи зашевелились, он приподнялся, и самолично разлил по кружкам горилку. – «Одну минуточку, позвольте вас спросить», раздался вкрадчивый голос Петровича: – «Почему ваша карта издана в 1928 году, и что обозначают эти схемы размещения войсковых соединений, как это понимать, я вас спрашиваю»? За столом, снова нависла зловещая тишина, кружки с горилкой застыли в руках партизан. Сергей, молча поставил свою кружку, и опершись обеими руками твёрдо пояснил: – «Это генеральный план дислокации наших войсковых соединений – зарубежья, намеченный на 1928 год, что бы решительно и бесповоротно вернуть России то, что ей принадлежит по праву. Повторяю, это генеральный план. А пометки, и кодовые знаки обозначают локализацию наших частей их количество и рода войск, которыми „белая армия“ располагает и выдвигает на Восточный Фронт, в помощь народному ополчению именно в 1928 году». Не удержавшись от такой наглости Сергея – я дико, Гомерически захохотал, и никак не мог остановится (это же надо придумать, войска Вермахта, обозначенные на нашей карте, он охарактеризовал как войска белых армий). Сергей похлопал меня по плечу и снисходительно сказал, обращаясь к партизанам: – «Это просто нервный срыв у командира, мы столько натерпелись, пока к вам добирались, понимать надо»! – «Да всё понятно» – поднял руку с полной кружкой атаман, – «Всякое бывает. Значит, „Белая Косточка“ верит в нашу народную Армию, в нашу победу, так выпьем за победу, а там как Бог даст»! Все поднялись, зазвенели сдвинутые вместе кружки, все выпили стоя, за победу!

Закусили, с удовольствием. Атаман, пережёвывая лист капусты спросил Сергея: – «Значит, решили поддержать свой народ – Ваши-Благородия – огнём и мечом»? – «Так точно, наш штаб решил припугнуть большевиков нашим секретным оружием, бронированным самолётом – летающим танком ИЛ – 2. Наш самолёт – совершенно уникален, его нет в других армиях Мира, и надеюсь, никогда не будет. Это летающий танк, с бронёй выдерживающий любой пулемётный огонь и даже снаряды малого и среднего калибра»! – «Вот это чудо!» – загалдели мужики – «Танк и летает? Какое это диво, и кто это придумал, кто это придумал»? – «А ну цыц!» – оборвал галдёж атаман: – «Давно бы так, ведь умнейшие люди – господа хорошие, а драпали от голыдьбы как бараны. Красные с винтарями, а они в штыки – патронов им жалко, одним словом ба-ра-ны, ваше благородия» – и атаман в сердцах стукнул кулаком по столу так, что вся посуда задрожала. – «Вот и разорили Рассею басурманы. У мужиков ведь ума нет, всегда жили чужим умом – барин нас рассудит! Вот теперь и платите продразверсткой – кормите эту голь перекатную, да ихних комиссаров – мироедов». – Сокрушался атаман, качая головой. – «А вот кабы были в запасе летающие танки, да как жахнули бы картечью сверху и шабаш революционерам голоштанным. Что ума не хватило раньше сделать самолёт-танк? А то за Веру, Царя и Отечество – глупый лозунг выдумали. Вера у них на первом месте, а Отечество на последнем, вот и потеряли О-Т-Е-Ч-Е-С-Т-В-О». – Так сокрушался атаман. Мы все сидели тихо как мыши и слушали его затянувшийся тост. Кажется, он всерьёз поверил легенде Сергея – По-ве-рил! Мне стало стыдно перед ними, они поверили нам, а мы лживые иуды – сказочку придумали. Стоп, почему придумали – это старшина придумал – сказочник! Ну, старшина, – академик, расстреляю как собаку – самолично! – «Ну что господа офицеры, поднимем наши чарки, за вас, за ваше новое чудо оружие победы, за наше отечество»! Все как по команде дружно встали, загремели. Стукнулись, полные чарки, все выпили за тост атамана. Котелок с закуской стремительно пустел. Я сидел сам не свой, тяжёлые мысли раздирали мою изрядно хмельную голову. Представитель ставки Верховного Главнокомандующего, белого движения – едрёна мать! – «А какао Ваше мнение господин капитан о командире Тухачевском»? – задал мне свой вкрадчивый вопрос таинственный крестьянин (крестьянин ли?), – Петрович, в упор, глядящий мне прямо в глаза. Не задумываясь, как на политзанятиях я выпалил: – «Тухачевский враг народа»! – А вот это Любо! – загалдели мужики, и кажется «лёд тронулся», после моих слов окончательно. Все, как по команде стали доставать кисеты с махоркой, накручивать самокрутки. Мы с Сергеем закурили мои папиросы – «Казбек», прикурив от керосиновой лампы – пахнули ароматным табаком. – Петрович, расскажи как нам про злодеяния Тухачевского – попросил атаман. Худощавый, гладко выбритый, вероятно из бывших офицеров «царской школы», Петрович, начал свой неспешный рассказ: – «Большое число моряков крепости Кронштадт было на стороне Ленина. Они верили тогда, что борются за истинную свободу, за улучшение положения народа. Но моряки горько ошибались, ибо оказалось, что борются они не за народную власть, а за банду большевиков. Потому что, когда белая гвардия была сломлена, а с Польшей было подписано перемирие, моряки Балтийцы спохватились и подняли одни из первых восстаний против большевиков. Кронштадт поднялся первым против диктатуры! Как это началось? В Петрограде после гражданской войны начался страшный голод. Рабочие начали бастовать. Рабочие Путиловского и Обуховского заводов вышли демонстрацию с лозунгом – «Требуем хлеба», голодные работать не будем, пусть работают получающие комиссарские пайки! К демонстрантам присоединились студенты и рабочие других заводов. Так начался голодный 21-й год. Но Зиновьеву удалось сломать забастовки и тысячи рабочих попали в тюрьмы на растерзание чекистов». – И поделом им – этим рабочим! – прервал его рассказ атаман. – Как бастовать за буханку хлеба – это рабочие, а как защищать свою честь и семью с оружием в руках – так это крестьяне! Как хлеб сажать, – это опять крестьяне, а как в кабаках сидеть, да слушать большевистскую пропаганду про рай при ворах, и проходимцах – это рабочие! А своей головой подумать – кому выгодна эта пролетарская Ре-во-лю-ция – ума у рабочих не хватает! Вот и голодайте на здоровье! Петрович, выдержал паузу, не прерывая эмоции атамана, и снова продолжил: «Узнав о бесчинствах Ленина и Зиновьева, матросы Кронштадта первого марта собрались на якорной площади. Собралось пятнадцать тысяч человек. До этого экипажи линкоров «Петропавловск» и «Севастополь» приняли резолюцию требуя: 1. Перевыборов. 2. Освобождения арестованных. 3. Уравнение пайка для всех трудящихся. 4. Свободы действий крестьян. 5. Разрешения кустарного производства. Резолюцию подписали: Петриченко, Перепёлкин и генерал Козловский, возглавившие штаб моряков Кронштадта. Аналогичные резолюции были приняты на линкоре «Андрей Первозванный», и других кораблях Балтийского флота. Ленин узнал об этом и собрал свой совет: Троцкого, Ворошилова, Тухачевского, Каменева, Егорова. На совете Ленин, пылая от ярости пригрозил: – «Ни один предатель революции не должен избежать нашей кары». Сразу же в Петроград был направлен Тухачевский во главе 7-й армии. Кронштадт решил обороняться под лозунгом: – «Умрём или победим». Генерал Козловский (генерал – майор царской службы), внёс разумное предложение, пока залив скован льдами, надо овладеть Ораниенбаумом и потом выступить на Петроград, где всё население ждало освобождение от власти коммунаров. Так вот это дельное предложение Козловского штаб в лице Петриченко и Перепёлкина не поддержал. 7-я армия красных начала наступление на восставших моряков, в рядах которых было всего 20 тысяч человек. Тухачевский вначале обстрелял крепость артиллерией и затем начал наступление. Красная авиация бомбила Кронштадт. Но атака красных была отбита, хотя Тухачевский располагал силами 60 тысяч штыков.

Многие красноармейцы перешли на сторону восставших, многих взяли в плен, и красные, оставив на льду тысячи трупов – бежали. В советском тылу резервные части отказались идти в бой против моряков, и Тухачевский приказал расстреливать каждого десятого, – потомственный садист. Во время этой передышки генерал Козловский и капитан Соловьянов снова предложили пойти в контрнаступление на Ораниенбаум. Но «предатель» Петриченко это дельное предложение опять отклонил – собака! Тут Петрович впервые не сдержал свои эмоции, и ударил кулаком по столу так, что все тарелки разом подпрыгнули. Я достал пачку папирос «Казбек» и предложил папиросу Петровичу. Они кивнул, взял папиросу и прикурив жадно затянулся, выпустив изящное кольцо дыма. – Покорно благодарю, – хороший табак уважаю. Давно не курил «Герцеговину Флор»! Все партизаны тихо сидели и напряжённо ждали продолжение этого жуткого рассказа. – Так вот, дальше было самое интересное, – Петрович загасил папиросу, обвел всех присутствующих своим пристальным взглядом, и продолжил своё повествование: – «Красные готовили новое наступление под командованием: Федько, Дыбенко, Путны, и Фабрициуса. 16 марта начался штурм крепости. Сотни и сотни красноармейцев покрыли своими трупами улицы города. Матросские отряды бросались в штыковую атаку – кончились патроны. Почти полностью были уничтожены 32 и 72 бригады красных, но на их место прибывали все новые и новые части. Бежавших из этого ада красноармейцев остановил Дыбенко, подоспевший с 27-й конной армией, он и спас положение штурмующих. 18 марта весь Кронштадт был в руках Тухачевского и его войск. Около 8 тысяч матросов во главе с Петриченко, генералом Козловским и Соловьяновым пробились ночью по льду в Финляндию и там были интернированы. Несколько сотен захваченных повстанцев в первый же день, по приказу Тухачевского, были отведены на лёд и расстреляны. Эти расстрелы длились два дня. Вот таков есть этот командарм Тухачевский». – Петрович закончил свой рассказ – исповедь и закрыл лицо ладонями, плечи его судорожно вздрагивали. – А вот теперь настал наш черёд поквитаться с Тухачевским и его наёмниками, за пролитую крестьянскую кровь – вставил своё слово атаман. Он пристально посмотрел мне в глаза и сказал взвешивая каждое слово: – «Вот что дорогой лётчик, офицер! Помоги нам, сделай что сможешь, на своём летающем танке. Силу огромную выставил против нас Тухачевский, загнав нас в капкан тамбовских лесов. Приготовил артиллерию, заряженную не только фугасами, но и ядовитым „горчичным“ газом! Мы приняли боевую эстафету у восставших моряков Кронштадта, светлая им память»! Итак, мы замерли друг против друга, и зрачки наши соединились на одной прямой, на струнной линии, тронь – зазвенит. – Организуй чудо, спаси моих мужиков, которые поднялись за правое дело с оружием в руках. – Атаман с силой грохнул кулаком по столу.

Я реально не понимал, что происходит? Это был какой-то странный кошмарный сон и я никак не мог проснутся, а атаман явно ждал моего ответа, на свой вопрос я ответил, то, что всегда слышал от нашего полкового замполита, и пробормотал: – Тухачевский враг народа! Тут Сергей поднял вверх обе руки и с улыбкой произнёс: – Утро вечера мудренее, господа – хорошие, а сейчас давайте конкретно знакомимся – земляки. – Мой командир летающего танка – поручик Алексей Обручев, а я бортовой стрелок и штурман в одном флаконе – подпоручик Сергей Орлов! – Извините господин подпоручик, а где вы учились лётному ремеслу, в России или в эмиграции? – тихо спросил Петрович. – Я знавал в своё время Обручева – лейб-гвардии гусарский полк – это случайно не ваш родственник? – С этим вопросом он обращался явно ко мне. Странно, однако, два вопроса обращённых одновременно к нам обоим. – Увы, нет, – бодро ответил Сергей, мы с Алексеем учились в одной школе Императорского Всероссийского аэроклуба, что расположен на комендантском аэродроме в Санкт-Петербурге, а переучивались на ИЛ – 2, уже в Берлине. Я тупо молчал в каком-то странном оцепенении и не ответил на вопрос Петровича, а только кивал головой, как бы подтверждая объяснения Сергея. Был ли у меня родственник в гусарском полку, – следовательно, дворянского происхождения, в дореволюционной России, я совершенно не знал. Выручил меня сам атаман: – Ну что ты Петрович пристал к людям со своими «чекистскими» вопросами, это сейчас не важно, где кто учился, и кто есть кто. Вопрос стоит нынче так: либо они нас, либо мы их – третьего не дано! Помогут нам летуны одолеть полнокровную армию Тухачевского, с его карателями, артиллерий и газами, или нас всех покрошат, как балтийских матросов! – Завтра всё и обсудим во всех деталях, на трезвую голову. Атаман встал, оправил рубаху, приосанился, глаза его метали молнии и басом не сказал, а как лев, – прорычал: – «Я командарм народной – освободительной армии Антонов! Прошу любить господа и жаловать»! Мы встали с Сергеем, как по команде, и горячо пожали атаману руку. Поднялись все командиры и по очереди жали нам руки и представлялись, называя должности и имена. Что за бред, думал я, между тем, и когда же закончится этот тягучий странный сон? На дворе наступил 1943 год, а тут атаман Антонов, однофамилец ли братьев Антоновых, которые подняли «антоновский мятеж», против советской власти, кажется в 1922 году. И тут спасительная мысль всплыла в моём воспалённом мозге – «Да мы просто погибли и находимся уже на «том самом свете». И от этой мысли мне вдруг стало как-то легко и весело и я наконец рассмеялся. Да точно вспомнил! В 1921 году братья Антоновы в тамбовской губернии подняли крестьянское восстание, на разгром этого восстания потребовалось две красные армии. Да дела, в истории КПСС эти разделы кратко назывались, как: – «Кронштадский мятеж и Антоновский бунт», даже кинофильм был снят: «Мы из Кронштадта», правда в этом фильме действия происходили летом, да и воевали там моряки почему-то с белогвардейцами? И от этих мыслей я стал безудержно смеяться, а затем сел за стол и непроизвольно на глазах у всех зарыдал. Тяжёлая мужская рука Антонова опустилась на моё плечо: «Ничего, поплачь, это бывает, Россия нас не забудет». Надо ещё выпить – выкрикнул кто-то из командиров. Антонов встрепенулся, – а точно – «Давайте на посошок»! Больше я ничего не помню, и проснулся, когда кто-то энергично тряс меня за плечо. Этим кто-то, оказался Сергей. – Ты чего, дай поспать, – промычал я спросонья. – Ни чего, а почему, это тебя надо спросить, – жарко зашептал мне на ухо Сергей. – Во-первых, у меня план. Надо помочь мужикам разгромить Тухачевского. – Чего – чего, – встрепенулся я и окончательно проснулся. – Какой к чёрту Тухачевский, нас просто вербуют либо немцы, либо полицаи из армии генерала Власова – прошептал я, – «продирая» глаза, чтобы окончательно проснуться. – У меня есть свой план – Сергей (я сразу вспомнил вчерашнее застолье). План такой, взлетим, найдём свой аэродром, а не найдём, то выпрыгнем на парашютах и будем пробираться к своим! – Да нет уже ни наших, ни ваших, – командир, и вообще мы реально попали в прошлое в 21 год, понял ли ты это, или ещё нет – шептал Сергей мне на ухо! Я тут же сел на нарах, тараща глаза на тусклый свет идущий откуда-то сверху. – Ты что плетёшь старшина, ты, что из бывших? В полицаи метишь, к генералу Власову решил переметнуться? – Да ты пойми командир, мы реально попали в прошлое, под твоим чутким руководством, ты ведь пилотировал ИЛ? Наша жизнь теперь будет продолжаться не в 43, а в 21 году. А что касается Власова, то мы будем воевать не против Советской власти – против Сталина, а напротив, – против «Врагов Народа», против тех кого расстреливал Сталин! Так поможем Сталину уничтожить врагов народа и мужиков спасём от Тухачевского. Антонов – это же Спартак нашего времени! – Ладно, старшина, а с чего ты взял, что всё это не спектакль, и мы реально находимся в 21-м году, у тебя есть доказательства? – съязвил я, – полагаю, что ты предатель, товарищ старшина, – я был вне себя от ярости. – Тамбовский волк тебе товарищ, – холодно ответил старшина. – Вербуют нас говоришь, я предатель, а ты взгляни на фотографию своей фронтовой жены Тони, я уже всё изучил, пока ты здесь отсыпался после пьянки! Меня всего обожгло, а что Тоня – любовь моя? Я поднялся с нар, закурил папиросу и стал в потёмках искать в кармане моего кителя фотографию любимой. Шлёпая босиком по земляному полу, я зажёг керосиновую лампу и выкрутил фитиль повыше. Пламя коптилки осветило лицо любимой. Но что это? В тусклом, мерцающем свете с фотографии на меня смотрела маленькая девочка лет пяти, с огромным красным бантом на голове. Я отпрянул, и оцепенел, и тут мне стало по-настоящему плохо. – Это измена! – зашипел я, – Ты подменил фотографию, пока я спал? – Ну конечно я подменил, а ты прочти, что там написано, на обороте, может быть я и почерк подделал, и чернила где-то взял, с гусиным пером. Я перевернул фотографию. Девичьим Тониным почерком, так щемяще в сердце, было написано: «Любимому и единственному, смелому лётчику Алексею Обручеву на вечную память от Бони М».

– Почему от Бони, а не от Тони? – дрожащим голосом спросил я. – Ну я не знаю, может быть, её так в детстве звали родители: – Бонифация, или Боноапарте – почём мне знать, – холодно ответил Сергей. Я дико захохотал, и повалился на нары и начал истерично дёргать ногами, в белых подштанниках. Судорога истеричного смеха, смешалась с безудержными рыданиями: – «Ах Тоня, Тоня, где ты сейчас – любовь моя»? – Вот то-то и оно, – задумчиво произнёс Сергей, – у меня было тоже самое, когда ты заходил на посадку, – и он протянул мне фотографию своей невесты из Москвы. С пожелтевшей фотографии на меня смотрела миловидная девочка, лет трёх от рода, сидящая верхом на деревянной лошадке. На обороте фотографии было написано ровным девичьим почерком: «Милому Сергею Орлову на память от Наташи. Р». Я задумчиво вернул фотографию Сергею и сел на нары. – А с этим временем у меня старые счёты, – холодно произнёс Сергей. – Латышские стрелки, которых нанял Ленин с Троцким, расстреляли моих родителей, прямо в усадьбе, когда проводили продразверстку, а по-простому, – просто грабили крестьян с именем революции! За мешок посевного зерна, который нашли в погребе, – вывели во двор родителей и расстреляли. Я же сам тамбовский. А вообще, в красной армии Троцкий (враг народа), использовал наёмников – латышей и китайских «хунхузов» в виде заградительных-отрядов, как у нас, сейчас – НКВД. Я слушал Сергея краем уха. Действительно, я помнил постановления правительства в которых: Тухачевский, Троцкий, Дыбенко, Каменев, Бухарин, и прочие – были объявлены врагами народа и в 37-м расстреляны. Мои мысли путались, и я снова забылся тяжёлым, тревожным сном.

Утром, нас разбудил ординарец Димитрий, весёлой фразой: – «Кушать подано – господа лётчики»! На столе уже дымилась гречневая каша, в котелке, а на буржуйке запаривался травяной чай из листьев брусники, распространяя в землянке, чудесный лесной аромат. – Давайте быстрее к столу, скоро придут отцы командиры, будут штаб заседать! Действительно, только мы успели привести себя в порядок, и позавтракать, как в землянку, в облаке тумана, вошли командиры, во главе, с командармом народной армии Антоновым. Все стали раздеваться, сбрасывая свои полушубки на нары, в общую кучу. Чинно расселись за столом. Широким жестом Антонов пригласил и нас к столу. Петрович уже разложил на столе полевые карты с пометками огневых точек противника. Антонов начал объяснять ситуационный план: – «По данным разведки, Тухачевский окружил нашу армию, но при этом он растянул свои войска по всему фронту, но и этим снизил плотность огня на отдельных участках. Но самое главное он хочет „выкурить“ нас из леса применяя миномёты, в которых мины заряжены ядовитым газом фосгеном. Миномёты сосредоточены здесь и вот здесь, – он указал места сосредоточения этих дивизионов на карте. Это ваша основная цель летуны – отметьте их на своих полётных картах». Мы с Сергеем достали свои планшеты и отметили эти две цели. – А вот здесь в Осиновке у Тухачевского расположен штаб и склад с боеприпасами, – это тоже ваша цель летуны, – Антонов снова ткнул в карту свой указательный палец. – А нельзя ли подробнее отобразить Осиновку – начертить «кроки», – попросил я атамана Антонова. Петрович достал из своего планшета чистый лист бумаги и быстро набросал на нём «кроки» села Осиновки, с изображением целей для воздушной атаки и румбы. – Вся надежда на вас лётчики, справитесь с артиллерией и складами, всего то три цели, и тогда – будем жить – улыбнулся нам Петрович. Я кивнул головой и, оглядев командиров спросил: – Но, и от вас нам также потребуется помощь для расчистки взлётной полосы от снега и бурелома, – необходимо нам оказать помощь! Иначе никак не взлетим! – За этим дело не встанет, – ответил за всех атаман Антонов, – ваш вылет соколы должен состояться не позднее 12 часов по полудню, иначе, и он провел ладонь по горлу, – всем конец, Тухачевский применит – газ фосген и всем – конец! – Ну что ж, тогда по коням! – ответил я и обвел всех, взглядом. Сергей улыбнулся и хмыкнул: «Вперёд и с песней под облака»! Опять был пеший марш-бросок, через тамбовский лес, но уже по проторённой тропе! Где-то, через час, мы были с Сергеем, уже на нашем полевом аэродроме при полной форме, утеплённые в дарственные полушубки, с планшетами через плечо. Наш благородный Ил одиноко стоял в конце импровизированной взлётной полосы. По моей команде, бригада молодых парней, с окладистыми бородами, которые уже ждали нас, греясь у костра, приступили к работе по обустройству полевого аэродрома. Бригадиром у них был назначен Генка, которого мы заранее проинструктировали, что да как. Генка должен был лететь с нами в качестве «штурмана», что бы мы зря не жгли бензин? На этом настоял осторожный Петрович! Да и ладно, пусть покатается в кабине стрелка – перегрузка небольшая – но центровка может пострадать? Одна бригада аэродромной команды готовила полосу – волокушей утрамбовывая снег, и засыпая ямы отогретой кострами землёй. Другая команда рубила деревья в конце взлётной полосы, а третья готовила дрова и готовила жаркие угли для подогрева мотора нашего Ила. Работа кипела! Я зорко следил за температурой горячего воздуха, который поднимался вверх от тлеющих углей обильно собранных в круг, под двигателем с открытыми капотами. Солнце уже поднималось к полудню, а температура головок цилиндров оставалась катастрофически низкой. Легкий ветерок выдувал весь жар углей в сторону от мотора, часы показывали 10: 30 по местному времени. Что же делать – времени нет? Я провернул винт за лопасти, примеряясь к ветру. Винт был «тугой» – никак не запустить, а в 12: 15, начнётся обстрел ядовитым «фосгеном». Я велел поставить защитный экран от сдувающего жар углей – ветра. Быстро соорудили нечто напоминающее футбольные ворота, на которые партизаны развесили на просушку свои бушлаты и полушубки, а сами разгорячённые продолжали работать почти в исподнем. Процесс подогрева двигателя значительно ускорился, но до кондиции было ещё далеко. Резерва времени уже совсем не осталось, и я забрался в пилотскую кабину, примеряясь к запуску.