Жили – были в одном провинциальном городке два юных существа. И так сплелись их нити судьбы, что встретившись, полюбили друг друга. И появилась объединяющая фамилия, судьба и рождение нового пути. Попросту мама Ира и папа Слава, как они себя в шутку называли и не задумывались о том, что готовит им жизнь в качестве сюрприза. Но недолго шуткой были их прозвища и родились у них две замечательные девочки, которых они прозвали именами ласковыми Ладушкой и Любавушкой. Так появилась семья Дальних. Оба родителя работали преподавателями и отличались глубокой порядочностью и честностью. Но уже не те времена были, когда хорошие люди могли жить счастливо. И молодым специалистам выпало бремя остаться без работы. Кто-то очень грозный и злой решил, что страна должна быть глупой и пустой, потому и закрывались повсеместно и ВУЗы и училища, да и школы тоже. Остались без работы и мама и папа. Был собран семейный совет и постановили на нём, надо уезжать в поисках лучшей жизни куда-нибудь, где власть ещё не добралась до людей, не испортил их квартирный вопрос, да и где природа осталась не тронутой. Одним словом, решено было, собрав свой нехитрый скарб, запродав квартирку малую, отправиться, куда глаза глядят. Завершив все дела, поклонившись на последок родным могилкам, семья Дальних, водрузившись на грузовую машину, нанятую специально для переезда, отправились в путешествие. Дорога шла ровная, по краям стояли столбы, да щиты с указателями, кругом поля не ухоженные и грустная картина не заставляла биться сердце. Так закончился первый день путешествия. Остановившись на ночлег, водитель грузовика ушёл в гостевой придорожный домик, а семья, устроившись на ночлег, решила узнать, что кому приснилось поутру следующего дня. Пробежавшая ночь принесла новое испытание. Сквозняком из окна продуло дочек, и две прекрасные девочки, проснулись с кашлем и температурой. Мама огорчённо старалась спрятать слёзы, но они всё равно прорывались и катились по её красивому лицу, падая на макушки детей, когда она обнимала, прижимая их к себе. Папа был сумрачен, но дождавшись водителя грузовика, тем не менее, приказал продолжать путь. Машина, заведясь, покатилась дальше. И стоило проехать им три часа, как показался свёрток с дороги, уходящий куда-то в лес. Старшая дочь Ладушка, что сидела на коленях у отца, а старшей она была на целых три минуты, глядя на приближающийся лесок тихо, но отчётливо произнесла:

– Папа, а мне снился именно такой же лесок, и за ним поля, луга и даже целая деревня.

– А мне снилась речка, в которой так вились рыбки и дети что счастливо плескались в ней. – Так же тихо поведала младшая дочь Любаша, что сидела на коленях у мамы.

Водитель, вслушиваясь в голоса детей, вёл машину на лес, что приближаясь с каждой минутой всё ближе, мотнув головой, притормозил возле щита, где значилась надпись: «Ненарадовка».

– Никогда не слышал о такой деревне.

Сказал водитель, и тут произошли несколько событий, определивших весь дальнейший жизненный путь молодой семьи.

Машина, обиженно чихнув, заглохла. Мама, услышав название деревни, глядя на отца и мужа, проговорила, что и ей во сне пришло именно это название, но она не знала, что это и зачем, а теперь у неё заныло сердце, будто вернулась она в родной дом, да только не знает, что он ей родной. Глава семьи, оглядев всех своих родных, будто что-то принимая для себя, проговорил:

– Будет так. Значит судьба такая.

И стоило произнести ему эти слова, как машина, вздрогнув, завелась, и вновь покатилась по дороге, что вывела их к полям закинутым, лугам не кошеным, лескам березовым, да елочным. Вдали уже плескалась речка широкая, а на самом взгорке красовалась деревня, казалось заброшенная. Не было там ни движения, ни видимой жизни. Солнышко, припекая кабину грузовика, радовало и слепней, что бились о лобовое стекло и кузнечиков, что играли в высокой траве. Стоило проехать грузовику лесок, как асфальтовая дорога закончилась и началась грунтовая колейка, убегающая к самой деревне. Начало трясти и водитель, чертыхаясь, переведя передачу на пониженную, тихонько стал прокрадываться в сторону деревеньки. Первыми признаками жизни стало стадо коровёнок, пасшихся за березовой рощицей, казалось само по себе. Температура у девочек всё повышалась и они, впав в сонное состояние, уже не наблюдали за тем, как их ввезли в деревеньку. Папа и мама, рассчитавшись с водителем, стали сгружать свой нехитрый скарб, остановившись на околице деревни. Дети, аккуратно вытащенные из машины, были помещены на тюки с вещами и продолжали мирно спать. Жар температуры, повышаясь, заставлял их немного постанывать во сне. Родители, растерянно оглядывая место высадки, размышляли с чего же начать жизнь на новом месте.

Запылив, убежал грузовик, обратно в грязный и замазученный городок, а молодые родители очутились перед широкой улицей, на которой стояли два ряда домов. Причем ближе к задворкам практически все они были заколочены. Папа, приняв решение, устремился воплощать его в жизнь, оставив маму, пошёл искать живых людей. Его поиски оказались удачными. В одном из домов огороженных плетнями он набрёл на дымящего трубкой местного жителя. Подойдя и поздоровавшись, он, не таясь, рассказал всё о себе и своей семье, что в поисках лучшей жизни оказалась в этой милой деревне. Так познакомившись с местным стариком Михеем, он разузнал, что властей тут нет, регистрироваться не надо, а заходить можно в любой заколоченный дом. Хозяева тех домов либо уехали, либо умерли, так что заходи и живи на радость. Папа Слава был человеком честным и потому предложил заплатить деньги, как за постой, но дед Михей, отмахнувшись, посоветовал дойти до дома Фёклы Гавриловны, где и определится пока на постой. А уж потом, переночевав и выбирать себе дом по соседству. Намекнув, что старуха с характером, после непродолжительных уговоров, согласился пойти с приезжим, дабы обеспечить ночлег у вдовой Фёклы. Прихрамывая и блюдя неспешность, он пошёл за мужчиной, и оказавшись напротив узлов, оглядывая их с прищуром, стал осматривать, и всех приезжих пожаловавших к ним в деревеньку. Почесав курчавую бороду, и глядя на старшёго в семье, он, поманив его пальцем, ткнул в дом, что стоял немного обособленно от всех остальных. Папа, погладив проснувшихся дочек по голове, поспешил за направившимся дедом Михеем, и вскоре достигнув дома вдовы Фёклы, стал свидетелем, такого разговора:

– Здоровеньки булы Фёкла.

– И тебе не кашлять Михей. Чего надобно?

Бабка Фекла, одетая во всё чёрное, была похожа на ворону. На старую, взлохмаченную ворону. Голос каркающий, выдавал и соответствующий древний возраст, одежда, что ещё больше старила, была заношенной, но вот лицо не отличалось злобностью и одержимостью. Казалось, милая старуха просто ворчит для порядка, дабы ни кто не забыл, что она и только она может быть главной, а все остальные её дети. Причём дети непутёвые.

– Да вот людей определить к тебе на постой надобность возникла. Пришлые они. Пока обживутся, пока то, да сё. А у них вишь ты, и детевы заболели от сквозняка.

– А чего я то? Домов боле нет?

Тут вмешался папа:

– Уважаемая Фёкла Гавриловна, я понимаю, что создаю вам определённые неудобства. Но приняв нас на постой, вы своими мудрыми советами поможете нам влиться в жизнь вашей деревни, так сказать акклиматизироваться. Ведь мы решили, что здесь лучше всего начать новую жизнь, после душного города. Мы недолго вас потревожим. У нас есть деньги, и мы заплатим за постой.

– А нашто они мене?

Обратила внимание на него бабка Фёкла?

– Ты здесь видел чего нить, где их потратить можно? У нас и пенсия то приходит когда, мы стараемся её отдать выездным, кто по приезду сюда, привозит, чего кому требуется. А Люська поштальонша ужесь была. Да и Никитична вродясь тока чрез месяц обещалась материи завести. Так шо не надоть мене твоих бумажек. Живите, кто ж пришлого прогонит, еслив он с добром. Да с семьёй. Чай не от сладкой жизни-то убёг из города?

Папа сконфуженный замолчал, понимая, что здесь другие ценности и ему воспитанному в городе, нельзя лесть сейчас на рожон. Мотнув головой в согласии со словами старухи о сладости жизни в городе, папа расположил её к своему семейству, не строптивостью, но вежеством.

Дед Михей, хитро улыбнувшись, продолжал умасливать бабу Фёклу:

– Скока знаю тебя Фёкла, ты ж доброй была? Кудысь подевалась твоя доброта? Вишь дитятки малые на узлах лежат, кашлют, а ты здесь политесы разводишь?

– Кудысь не надысь. Ты меня добротой не попрекай. Это мы сами определимся. Если двое вас мужиков. Так и чевойт камандыть нами вас никто не ставил. Иди по добру по-здорову. Сами определимся, чего и как.

Подергав вдовий платок за концы, бабка Фёкла, устремилась к узлам, что скиданы были посреди улицы, и на которых лежали прихворнувшие дети, а возле них расстроившись, бродила мать, которая ума не могла приложить, что делать, тем самым поставив точку в разговоре со своим оппонентом.

Папа, поклонившись деду Михею, устремился вслед за Феклой Гавриловной, и под её чутким руководством стал складывать вещи, в указанных местах. Взяв на руки детей, он аккуратно перенёс их на лавки, устланные уже к тому случаю овчиной самой Фёклой, и с усталостью вытерев пот со лба, оглянулся на жену, что оставшись возле дочерей, всё так же тихо плакала. Не решившись, приблизится до нее, ибо там уже возникла неутомимая старуха, он остановился рядом готовый на всё лишь бы обеспечить достойную остановку для всей своей семьи.

Присев рядом с лавкой на старый табурет, баба Фёкла, задушевно спросила маму девочек:

– Ну чего голуба убиваешься? Деток в три четыре дня справим, дом вам найдём. Бабы подмогнут. С хозяйством будете. Чего, али не русские мы? Утри дочка слёзы, а то по мокрой дороге, беда чаще приходит.

Мама Ира, послушно вытерев слёзы, улыбнулась старушке и с благодарностью в глазах, проговорила:

– Спасибо вам.

– Та не за што. Муж то у тебя рукастый? Али мне старухе, надоть топор в руки брать, чтоб значится к баньке дров приготовить?

Заметив кивок женщины, бабка Фёкла повернувшись к мужчине, проговорила:

– Так значится, вот вёдра, вон речка. Воды натаскаешь, в бак деревянный зальёшь. Дров наколешь, во дворе и топор есть и чурок много. Веники токо навязаны, скоро ведь Перунов день. Самое оно от хвори. В баньке да с парком. А мы с твоей хозяюшкой похлопочем насчёт поесть, да выпить. А там как справишься, так и мы поспеем с картошечкой да молочком. И деток лечить будем банькою, да и вам с дороги обмыться не помешает. Ну, давай двигай. А нам своим делом женским заняться треба есть.

До вечера папа выполнял всё порученное, иногда поглядывая в сторону дома, где затопившаяся печь говорила, что дела женские стали воплощаться в реальность. Баба Фёкла, одобрительно наблюдая за справными движениями мужчины, только и сказала:

– Мой-то Сёмён Алексеевич, тож горазд был до хозяйствования. Наш род Черноскутовых всегда был хозяйственным.

Истопив на несколько раз баньку, распарив венички березовые да дубовые, перво-наперво выпарив деток, а уж потом и сами, смывши пыль да неурядицу молодые родители, с удовольствием пили чай в огромной горнице дома бабки Фёклы. Дети, завёрнутые в чистые простыни, лежали на теплой протопленной печи и слушали неспешный разговор взрослых. Молоко и картошка, совместно с деревенским хлебом, сытно и уютно наполнили их пятилетние животики, заставив на время отступить простуду. Но кашель всё равно время от времени пронзал их хрупкие тельца, не давая спать. Хотя солнышко уже и пошло на покой, но взрослые всё ещё разговоры говорили с доброй и простой хозяйкой приютившей их в своём доме, а потому дети измаявшиеся развлекались тем, что слушали беседу взрослых.

– Определю я вас касатики в другу комнату, а сама уж здесь останусь, и за детьми пригляд нужон, и вам отдохнуть надоть. Завтра трудный, хлопотной день. Идите детки почивать, а мне тут прибрать надоть. Уставшие родители отправились почивать в постеленной кровати, и стоило коснуться им перины на кровати, сон, сморив их, отправил в страну сновидений, а в это время…

Бабка Фёкла хозяйничая по дому, заметила, что девочки ещё не спят, обратилась к ним:

– Чегой-то мои касатики, горлицы мои сизокрылые не спити? Али колыбельную вам спеть? Али сказку рассказать?

Самая храбрая дочка Ладушка, спросила, свесившись с печки:

– Бабушка, а вы, почему такая страшная? Во всём чёрном, вы Баба Яга?

– Нет, внученька. Та богиней была, а я простая старуха. Вдовий вид такой, во всём чёрном ходить, людям весть подавать, что горе у меня всех родных отняло. Но вот помощник у меня волшебный есть. Да и внучки у меня появились. Ваши родители добрые люди, вот значит и вы мне теперь как родные. Потерпите котятки, сейчас закончу и вас познакомлю с ним.

Отхлопотав по делам домашним, принялась она, глядя на угасающие огоньки в печи, что перепрыгивая с полена на полено, забирали у них жизнь, неся тепло в дом, перематывать клубочек с ниткой шерстяной. Стоило ей закончить, и вкрутив кончик положить клубок на лавку, как полилась из её губ нежная колыбельная. Слова, слетающие с её губ, кружили голову девочкам, и уносили их воображение в сладкую страну:

Баю, бай, баю бай,Баю бай, баю байРучки белые сложи,Глазки закрывай, спать давай.В избу Дрема пришлаИ по зыбочке брела,К внучкам в зыбочки легла,Внучек ручкой обняла.Спи-ка, деточки, усни,Крепкий сон скорей приди.Ручки белые прижми,Глазки милые сомкни.

Чувствуя, что глаза уже смыкаются, Любавушка не смело глядя из-за спины Ладушки, скромно так спросила:

– Бабушка, но вы ведь обещали показать волшебного помощника?

– Ой, забыла старая, совсем памяти нет – наигранно запричитала старуха. И тут совсем тихим голосом проговорила:

– Ласковый котик, мягкий животик, появись, поиграй. Наших деток удивляй.

Стоило ей проговорить приговорку, как чёрный сгусток с блестящими и горящими глазами, появился возле лавки. Зажав от внезапности рот рукой, девочки смотрели, как в последних проблесках огня из печи, странный живой клубок шерсти, вцепившись в клубок шерстяной лежащий на лавке, стал выполнять кульбиты и прыжки. Но вот в отблесках огня, уже не кот играл с клубком, а маленький мужичонка, хитро кося блестящим глазом, то на огонь, то на девочек. Расположился на конце лавки. Лапоточки и сермяга делали гостя пришлым из другого времени и одновременно каким-то родным и близким. Внушающим покой и умиротворение. Тихим приятным голосом он проговорил:

– Зачем звала ведающая мать? Давно люди не беспокоили меня.

– Здравствуй батюшка Бай. Появились у меня две внучки, хотят тебя послушать. Не серчай да сказку скажи, а уж мы тебя и молоком попоим, и словом ласковым попотчуем.

Бог вглядевшись в обстановку дома, в огонь печи, переведя взгляд на больных ещё девочек, смилостивившись начал говорить, рассказывая древнейшую сказку:

– Ну, так слушайте детки. В дремучем лесу жил поживал Косолапый. Звался он Михайлом Потапычем.

– Это медведь что ли? Нам о нём мама читала сказку…

Уже засыпая, Ладушка, сквозь сон, произнесла имя лесного хозяина.

Бай, не прерываясь всё так же продолжал говорить, и слова его лёгким туманом обволакивали двух девочек, погружая в сон, что несёт выздоровление:

– Был то зверь священный, с именем тайным. Жил он в логовище, что звалось берлога, и вот какая с ним случилась история…

Шёл медведь по броду. Упал медведь в воду. Уж он там кис, кис. Уж он там мок, мок. Выкис. Вымок. Вылез.

А теперь спать детки завтра встретимся.

Но не ответили ему девочки, сладко спали они. И снились им лужайки залитые светом солнца и бабочки разноцветные, и цветы невиданной красоты, и медведь что совсем нестрашным зверем лакомился сочной малиной, да ласково поглядывал на них.

– Благодарю тебя бог Бай, что смилостившись над нами, явился. Силу свою показал, наследниц мудрости определил.

– До встречи ведающая. Кошака накорми, натерпелся ведь посланник, да и бога в себе подержал, чай тоже не сахар, с первого то разу. Это он потом привыкнет, а сейчас потрудился ой как на славу. А мнесь уж пора, звёзды зовут.

Вспышкой неяркой, славянский бог вновь перекинулся чёрным котом, в которого он вселился, пройдя по нити связывающей различное время и пространство. Вся деревня Ненарадовка крепко спала.

Сказка вторая, в которой происходит выкрикивание дома…

Утро в деревне начинается с того, что встающее солнышко будит петухов, а уж они рады стараться и своим криком будят людей. И это утро в своей последовательности не стало исключением. Птицы солнца всё также приветствовали светило, люди всё так же стряхивали с себя остатки сна.

Фекла Гавриловна, спозаранку вставшая с лавки, растопила печь из угольев, что так и не прогорели за всю ночь, благодаря хитрым заслонкам которыми была оборудована красавица печь в её доме. Поставила чугунок с картошкой, подоила корову и выгнав её за ограду, стала ожидать когда другие хозяйки погонят своих кормилиц, к задворкам деревни, где уже переминаясь с ноги на ногу ждал деревенский пастух Иван Силантьевич, а попросту Ванька Хромой. Показавшиеся кормилицы со своими хозяюшками, обычным неспешным ходом отправлялись на пастбище, а хозяюшки, остановленные на задворках бабой Фёклой, говорили о вчерашних пришлых людях. Баба Фекла собрав возле себя всех женщин деревни, начала собрание деревенского совета, заставив говорливых не в меру, замолчать, под тяжёлым вдовьим взглядом:

– Ну чего сказать хочу бабаньки. Люди оне новые, но не испорченные. Жить им ясно негде. Избу хозяин один не поставит, не прошлые времена, когда в одно лето ставился дом, да семья корнями прирастала. Мужиков наших нет, кто за длинным рублём в город уехал, кто потерялся, а кто и на Северах зажился. Одно слово, городским нужно дом выбрать. Потому смекается мне, что один из брошенных домов пригодится для них. Говаривала мне прабабка, как делаться то, потому останутся здесь токмо те кто имеют дитёв. Бобылки, вдовы, старухи, не пригодятся. И того восемь женщин хозяек. Одевайтесь в бабкины платья, да ждите меня через час возле дома мово, будем дом кликать.

– Бабка Фёкла, а как же ты? Ты ж вроде вдова?

Рябая баба, прищурившись, смотрела с вызовом на чёрную фигуру Фёклы.

– Ты говори, Клавка, да не заговаривайся. Я может и вдова, да ведающая, может ты, сможешь обряд провести? Думаю я так, стой – не шатайся, говори – не зарекайся, а ходи – не спотыкайся. И ваши силы понадобятся, хозяйка семьи хоть и молода, да квёлая к нашей жизни деревенской, так что помощь общества ей всяко не помещает. Кто с хозяйством определится, поможет, кто с уборкой в доме выбранном, а кто и с остальным подсобит. Согласны бабыньки? Ежлив мы не подмогнём, то кто останется на земле этой?

Дружный согласный гомон подтвердил правильность произнесённой речи. Баба Фёкла уходила победительницей, она не просто уговорила принять пришлых в деревню, но и убедила всех что они осядут здесь, став одними из местных, а значит, деревня не просто пополнится новыми людьми, но новой кровью, что дарует возможность выжить и не растворится в небытии.

Подойдя к своему дому, она принялась входить в свою ограду, когда заметила молодуху, что, уже поднявшись, собиралась пойти по воду, и даже отыскав коромысло, пыталась приладить его на плечо. Усмехнувшись, бабка Фёкла подошла, и таинственно поманив, подальше от дверей, стала говорить с мамой Ирой, на интересующую её тему:

– Ириш, дочка, ты как спала, как почивала?

– Да нормально Фёкла Гавриловна, а чего случилось то?

Фекла, ещё хитрее улыбнувшись, продолжила со словами:

– Я тут с обществом говорила, ну вот и порешили, вам дом аукнуть. Не смотри на меня так. Раньше то, как бывало, приезжает новая семья, коровушку кормилицу покупает, да и пускает вдоль домов, где значится место пустое да доброе, там она и ложится, там значится и дом ставить. А так как нету теперь в деревне мужиков, кто твому споможет? Он хоть и хозяин видать, да одному не скоро построится, будет. Домов брошенных много, да вот немного в которых жизнь аукнется. Вот значится женщины и помогут мне такой дом для вас сыскать, чтобы значится вас к землице матушке привязать. Али не согласна? Вродясь вчера говорила, что не на время приехала, вроде не на пересидку времени лихого, а навсегда. Иль старуха, что по глупости попутала?

Мама Ира, вздохнув и зардевшись, только и проговорила:

– Благодарю вас Фёкла Гавриловна за участие к моей семье. Уж и не знаю, как вас благодарить. Нет, не передумали мы, остаёмся на этой земле. Страна хоть и огромная, а нам к сердцу этот уголок приглянулся. Так и муж мой Слава считает. Только моя- то какая в этом роль? Я ж ваших обрядов не знаю, да и сама не крещенная.

– Это нечего дочка, всё поймёшь сама. Пойдём в дом пора семью кормить, а там как боги на душу положат.

Взобравшись на крыльцо и оглянувшись на топчущуюся Ирину, поправив чёрный платок, и пробормотала:

– Пошли дочка много дел сегодня. Оставь вёдра, будет, кому воды принести.

Войдя в избу она перво-наперво взяла в руки кувшин с парным молоком и добавив в него кусочек масла с кончика нового ножа, зашептала постукивая при этом по столу лезвием стальным:

– Ты, булатный нож, в огне закаленный, водой окроплённый. Чтобы внучки дети Божии были здоровы, чтобы легкие ихнии расправлялись, чтобы все болести миновались, пресеки их, разруби их, отчеркни их, отрежь от внучек детей Божих, их. Как с гуся вода, так с ребенков маих худоба.

Отложив в сторону нож, стальной, она не скрывая голоса встав посреди комнаты, стала говорить на всё туже крынку с молоком:

– Аз, внучки Сварожьи да Макоши матери, хочу просить за них, быть им похожею на сестриц Радуниц. От первой сестрицы беру люботу! От второй – красоту! От третьей – густой волос, от четвертой – звонкий голос, от пятой – руки нежные, от шестой – зубы белоснежные, от седьмой – ресницы черные, от восьмой – брови тонки, от девятой – очи жгучие, от десятой – нос востер, от одиннадцатой – алые уста, а как двенадцатая, станут сами! Гой!

Девочки что уже проснулись, смотрели с восторгом на действия бабки Фёклы, и с воплями слезая с печки, подскочили к ней с расспросами:

– А чего это ты баба Фёкла делала?

На правах старшей спросила Лада, её перебив и не дождавшись ответа от старухи, скороговоркой спросила и Любаша:

– А чего мама стоит в дверях и не проходит?

Фёкла Гавриловна протягивая девчонкам крынку с парным и наговорённым молоком, только и сказала:

– Пейте внучки, молоко оно полезное. Надобно бы было конечно на водицу проточную наговорить, да дюже кашель бьёт вас. А мама ваша просто учится у меня, потому и замерла.

И потом, уже обращаясь к маме Ире, сказала:

– Не пугайся дочка, это к добру да для поправки детишек. Иди, буди мужа, чай по нему работа соскучилась, а я пока на стол соберу. Времени мало, ещё надо обрядиться в наряд бабок наших.

Ира, пройдя в комнату и разбудив сладко спавшего мужа, отправила его умываться на улицу, а сама, прибрав постель, поспешила в горницу, помогать накрывать на стол нехитрый завтрак, состоящий из той же картошки, да молока с зеленью. Вернувшийся папа Слава, покряхтывая от прохладной воды. Прогнавшей остатки ночного сна, с удовольствием потирая руки, набросился на еду, что стояла на столе, но потом остановившись, и глядя на бабу Фёклу, как бы признавая её старшинство, замер с кусочком луковичной стрелки уже надкусанной, но не доеденной. Всё поняв, старуха, проворчала:

– Ешь работник, ешь. Работа она хозяина любит. Ты пока чрево картошкой уминать будешь, я тебе вот что скажу. Сегодня у тебя урок таков будет. Сейчас наперво натаскаешь воды, потом в сарайке возьмёшь литовочку востру косу, да и отправишься к Михею. Попросишь его дать подводу с лошадёнкой, и показать дорогу к лугам заливным. Он, не удержится и увяжется с тобой. Так на двоих и накосите лужок, и привезёте сюды. Неча заречным парням платить, когда свой хозяин рукастый появился. Точилово для косы, возьмешь там же в сарайке. А мы пока тебе узелок с краюхой, да с солью и лучком соберём. Жбанчик с кваском тоже будет к месту. Так что набирайся сил сынок. У тебя восемь работ впереди. Не спрашивай, что и почём, просто поверь мне старухе так надоть и всё. Ежлив где убудет, туда надо восполнить. А тебе мужчине много знать не положено.

Девчонки, опорожнив кувшин с молоком, взяв по ломтю чёрного хлеба, уселись возле печки, весело болтая ногами. Ирина ела молча, боясь поднять глаза, в которых плескалось недоумение, но им она не хотела оскорблять хозяйку, понимая, что если не понимаешь, то это ещё не повод сомневаться в правильности происходящего. Слава, поев, вышел во двор, и подхватив вёдра устремился к речке, за водой проточной, а уж потом натаскав в кадушки воды, удалился в сарайку, где и найдя всё перечисленной, приготовился к трудовым свершениям. Баба Фёкла, сделав обещанное, выставила всё на крыльцо, и уже не показавшись, заперла за собой дверь.

1 2 3 >

На страницу:

Перейти

1 из 3

Другие книги автора

Сказки Руси-Даждьбожьей Стороны

Алексей Терентьев